ПЖЗ. Палач. Жертва. Зритель.

Боль. В последнее время она стала моим постоянным спутником. Единственным доказательством того, что я ещё существую, не свихнулся, осознаю себя и свое тело, могу реально оценивать мое положение и прочее-прочее и многое подобное, что позволяет держать свой разум в относительной безопасности, чего не скажешь о моем теле. Не так уж много, но и не так уж мало, учитывая мой образ жизни, который от меня ни коем образом не зависит. Хотя, нет. Зависит. Но такого исхода я не хочу, ибо неподчинение крайне жёстко карается в этом «мире». Однажды зародившаяся у меня мысль о побеге, совпавшая с чьей-то попыткой, была беспощадно уничтожена без возможности на восстановление… Даже шанса на ещё одно внезапное возникновение и в помине не могло быть… За мизерную секунду успела решиться судьба «беглеца». Хлопок и того больше нет. Теплое тело, маленькая струйка дыма, исходящая от дула, а меня в тот же миг, как тело мешком рухнуло на пол, грубо подпихнули вперед, заставляя переступить через того, кто всего пару секунд назад был столь энергичен. Кровь, ещё теплая, но уже становящаяся липкой, коснулась моих босых ног, когда, не глядя, я всё же сделал шаг. Холод пронзил моё тело, но сам я не дрогнул. Уже успела выработаться привычка — не реагировать на некоторый вид раздражителей или воздействий. Продолжая идти по коридору, на стенах которого были допотопные светильники, я уже слышал шорох убираемого тела. «Прости, чувак. Но своя рубашка ближе к телу. Знаешь, совсем не факт, что и я к тебе не присоединюсь сегодня, завтра, послезавтра или через мгновение. Здесь не существует никаких гарантий, которые могли бы сказать, сколько мне ещё жить, но есть некоторые «бонусы», что могут продлить существование. И один из них — послушание. И за это я поборюсь. Чем черт не шутит? Может, даже я еще смогу увидеть солнце?» — размышляя о свете и тепле, я шел на очередное еженедельное «заклание», на «работу». Каждые выходные, как я для себя решил, я «работаю». Правда, это мог быть, и понедельник, и вторник, и даже среда, но в отличии от многих других, больше всего я ненавидел именно выходные. Выходные, когда я оставался совершенно один. Жил один и сдохну один. Замечательно, блять. Вот и приурочил «работу» к моему воображаемому концу недели… Календаря у меня не было, часов и подавно. Было лишь сегодня. Было лишь сейчас. Всегда. Поэтому… пусть будет так… Пусть будет так… Каждую неделю меня выводили из каморки, что на самом деле была моей… Эмм… как бы правильно назвать? Комнатой, камерой, конурой? Да чёрт его знает. Пусть будет комната. Маленькое напоминание о том времени, когда я был на свободе. А ведь я даже тех времен и не помню почти. Иронично, не правда ли? Кхм, простите, возможно я ввёл вас в заблуждение, относительно места, где нахожусь. Это не тюрьма или что-то подобное. Хотя, по правде говоря, я бы предпочёл всё же оказаться в местах не столь отдалённых, нежели здесь. «Здесь» — это моя комната, в которой из мебели были лишь кровать, стол и стул, крайне прочно привинченные к полу; длинный коридор, пропахший сыростью и пропитанный стонами людей, что томились за многочисленными дверьми; запутанный лабиринт из ответвлений и переходов, а в конце… «Она». Комната, где для многих всё и заканчивается в первый же день прибытия. Если тебе удалось хоть раз покинуть её с бьющимся сердцем, то можно считать, что тебе уже жутко повезло. Ты либо «на разок» и покинешь данное место, возвращаясь в реальный мир с побитой гордостью, но живой. ЖИВОЙ! Чёрт бы тебя побрал, грёбаный счастливчик… Либо ты «постоянный расходный материал». К таким уже отношусь я, но подробнее расскажу чуть позже, если мне еще хватит времени. А в дополнение есть ещё третий тип. Вы вошли в эту комнату, а назад вас уже выносят ногами вперёд. И всё. Больше вас нет. Не существует. Вы мертвы. Ох, что-то я опять отвлёкся. Находясь здесь, забываешь, как мыслить рационально, последовательно, логично. А сейчас мне намного тяжелее, чем обычно. Мысли начинают метаться из крайности в крайность или буксовать на одном месте, но раз уж я завёл этот разговор, надо довести это дело до конца, потому что чувствую я, что даже для меня когда-нибудь, но наступит «последняя смена». Вот только кому я это все говорю? Себе? Чтобы сохранить рассудок? Чтобы создать иллюзию общения с некими индивидами, что нашли приют в моей голове? Что ж. Пусть будет так. Раз в неделю меня выводили из комнаты и сопровождали до Камеры пыток. Назвать её как-то по-другому, просто язык не поворачивался, да и надо ли? Это отражало всю суть. Этого было вполне достаточно. За закрытой дверью, в вечном полумраке, посередине комнаты стоит стул с заготовленными верёвками, цепями, ремнями… В общем, со всем, что может пригодиться, чтобы зафиксировать меня или любую другую жертву в зависимости от ситуации или пристрастий моего Палача. По стенам развешаны различные приспособления, применение части которых на мне самом, никогда не забыть. Иногда откуда-то звучит голос, что даёт указания мучающему меня человеку, и всё это под пристальным взглядом объектива работающей камеры, беспощадный красный огонек которой, иногда снился в самых отвратительных снах, намешанных на моих страхах и самых жутких кошмарах. А после того, как со мной наиграются, повеселятся вдоволь… кхм… наиздеваются над моим телом, что к моему невезению, быстро восстанавливается практически без последствий в виде шрамов и прочих следов, меня оттаскивают обратно в мою комнату, где я и зализываю свои раны в течение недели, а потом всё начинается сначала. Чего только со мной не делали… Топили головой в какой-то кадке, били током, прижигали, выжигали замысловатые узоры на спине, кажется, даже паяльником написали что-то на пояснице, избивали, резали, заталкивали в глотку то, что обычно и близко ко рту не поднесешь… Брр, но это только цветочки. Тела мне своего не жалко. Точнее, уже стало не жалко после раза третьего… Или пятого?.. Эм. Седьмого?.. Не могу вспомнить. Да и имеет ли смысл вспоминать что-то подобное? Но я точно никогда не забуду того, что я считаю самой худшей из пыток, которым я только подвергался… Возбуждённый препаратами, с мешком на голове, прикованный руками к столу, у которого меня поставили… Я трахал кого-то, слыша лишь приглушенные всхлипы и стоны боли. Но когда был снят с меня тот мешок под гогот ходящего вокруг Палача с камерой наперевес, пытаясь запечатлеть все в мельчайших подробностях… Никогда мне не забыть лицо парнишки лет шестнадцати, что открылось моему взору, и его глаза, наполненные слезами, болью и страхом, смотрели на меня в немой мольбе, но сделать я ничего не мог и лишь продолжал совершать поступательные движения, закусив губу, с возникающими в голове извинениями. Но как он не мог сказать ни слова из-за кляпа, так и я не мог ни слова вымолвить под угрозой собственной жизни. Не знаю, что стало с ним в итоге. Меня увели раньше, оставив его прикованным и совершенно обездвиженным на столе. Я до сих пор вижу его иногда во сне. Это лицо, его взгляд, щуплое тело, покрытое синяками… Не думаю, что смогу забыть это когда-нибудь… Прости меня, парень, прости… Вот и сейчас его лицо стоит передо мной. Как самое последнее напоминание о моем самом страшном грехе. Но о чем я ещё хотел рассказать? Не помню, мои мысли постепенно утекают. Сознание мутнеет… Что-то о себе? Имя? Я забыл его уже давно. Внешность? Её я успел забыть ещё раньше. Я даже не уверен, что точно помню количество лет, что прожил в этом мире. Семья? Ну, хоть тут я в себе уверен. Я всегда был один. Сирота. Да и друзей у меня было не так много. Вероятно, даже никто и не заметит, что меня не стало. Меня некому искать… Никто не спросит о причине моего отсутствия… Хах, разве что, налоговая? Электрики? Газовики? Те, кому я должен был денег? Грустно, тоскливо, холодно, и я сейчас не только о душевных терзаниях говорю. Холод начинает сковывать мое тело… Вероятно, это всё же мой конец. Так что давайте, я расскажу о сегодняшнем дне, о моём последнем дне. Он мало чем отличался от множества предыдущих, но отчего-то, видимо, интуиция заработала на максимуме в предчувствии конца… Не знаю, как это объяснить, но я знаю, что сегодня все закончится. Сегодня всё ощущалось как в самый первый раз и это чувствовалось с самого начала, с самого моего пробуждения в этом чертовом месте, когда холод подбирался к босым стопам… *** Бешено бьющееся сердце в очередной раз пожелало мне «доброго» утра. Очередной кошмар. Тьма, что окутывает меня, слабый свет, пробивающийся из-под двери. Отголоски стонов и криков, доносящиеся из смежных комнат. Обычное утро. Да и утро ли вообще? Хрен его знает. Это вообще не имеет никакого значения. Порция еды, оставленная у задвижки внизу двери, антисептики, обезболивающие, мази для поддержания «товарного вида». Первые дни после «смены», обычно, меня здешние «медсестрички со злобными рожами» лечат. Проверяют, чтобы заражения не было, чтобы раны заживали аккуратно. Потом всю эту лабуду с лечением спихивают на меня, когда остаются лишь «косметические работы». Забота. Как мило. Кажется, я сейчас разрыдаюсь. Сажусь на кровати, потягиваюсь, разминая руки, ноги, спину. Остаточная лёгкая ломота в мышцах напоминает о прошлой недели, когда на мне, развлечения ради, испробовали что-то вроде машины для пыток из средневековья. Кажется, дыбы, но от осознания того, что я вспомнил как они называются, легче мне не стало. Спасибо, что хоть дело до конца не довели. Могли бы и что-нибудь сломать, порвать… Убить, в конце-то концов, хотя… как будто бы они об этом потом хоть на секунду пожалели. Разумеется нет. Однако, может быть в этом, в смерти, могло бы быть моё спасение? Избавление? Освобождение? Дело прошлое. Нечего сожалеть… Бросаю взгляд на тарелку с похлёбкой. Со вздохом встаю, мышцы начало ломить с новой силой, но явно много легче, чем в утро после проведения пытки. Не скажу, что тело у меня было нетренированное, но попробуйте-ка на себе дыбы. Посмотрим, что будет происходить с вами. Скудный завтрак сидя на полу. Не хочется таскать одну единственную тарелку к столу и обратно. Да и смысла в этом, как и практически во всем, чем я тут занимаюсь — нет. А после еды потянулись длительные часы размышлений, ожиданий, хождений по комнате, которую я успел выучить вплоть до последней выбоины в полу. Ежедневная полуденная дрёма, а потом опять ожидание, размышления, разговоры с самим собой, попытки вспомнить прошлую жизнь и наматывание кругов по комнате. «Почти курорт» — с сарказмом в который раз подумалось мне. Спустя время, ощущая беспокойство в груди, я понимал, что скоро за мной придут. Спасибо вам, Товарищ Павлов. Рефлексы выработались отменные. Словно собака в ожидании хозяина, я всё чаще смотрю в сторону двери. Отвратительное чувство, но навряд ли я далёк от истины. Той истины, что ко мне относятся как к самой обычной твари, над которой можно издеваться в своё удовольствие, не боясь никакого возмездия. «Мерзко» — меня передёрнуло. Осознание того, что меня ещё что-то может привести в подобное состояние, повеселило. Я уж думал, что совсем очерствел тут за все время, что нахожусь здесь, но, видимо, ещё не всё успело закостенеть. «Есть ещё порох в пороховницах!» — слова из прошлого, словно из другого мира, возникли в моей голове. Кто их говорил, когда, при каких обстоятельствах… Ничего не могу вспомнить. Сердце в какой-то эйфории от прикосновения с делами давно минувших дней ускорило бег, заглушая своим стуком любые мысли. Но именно ради такого я, наверно, ещё живу. Этот звук в ушах, тепло, разливающееся по телу… Я жив… Пока, но жив. Вокруг меня никогда не было ничего, что могло бы сказать о состоянии моего лица. Лишь тело, да и то в пределах поля зрения, но мне хватало и этого. Руки, ноги — целы. Могу себя чувствовать, и уже хватает и этого. Идиот. Какой же я идиот. Всё ещё пребывая в неком подобии приподнятого настроения от мысленного «недоэкскурса в прошлое», я услышал, как в замке поворачивается ключ. Тело рефлекторно сработало раньше, чем я успел что-либо осознать. Машинально вытянувшись по струнке и повернувшись спиной к двери, я ждал. Раздались шаги тяжёлых сапог позади. Твёрдая рука непреклонно опустилась на плечо, и вот, меня уже ведут. Пока-пока, моя комната, или прощай? Отчего-то больше захотелось сказать второе. Видимо, интуиция опять заработала… Крайне нехорошее предчувствие. Через несколько минут я был уже у до боли знакомой двери. Я жду, пока мне откроют. Захожу в маленькую комнатку, что выполняет роль разграничителя между «Ею» и коридором, а затем, прохожу через едва заметный проход, и вот, я снова здесь. Здесь, где ничего не меняется. Всё тот же спёртый воздух, словно пропитанный запахом крови, металла, безысходности, отчаяния и страха. Такой уже привычный, что даже и глазом не моргнув, я вдыхаю его. Но что-то сегодня не так. Я вдыхаю ещё, снова и снова, глубже, но мне всё мало. Я словно начинаю задыхаться. Такого со мной не было уже очень давно… Да и было ли вообще? Что же происходит?! На секунду замешкавшись у порога комнаты, я снова получил удар по спине. Вернувшись в реальность, я прошел к стулу и сел. Только сейчас я заметил, что он совершенно другой: высокая спинка, выше моей головы, и подлокотники с массивными железными кандалами. Мне это жесть как не нравилось, я бы даже сказал пиздец как не нравилось. Внутренности сотрясало в лихорадке, но я сидел. Сидел и не шевелился, потому что понимал, что выхода у меня нет. А даже если и был? Бежать? Я же говорил, такие мысли из меня выбила пуля, что была пущена не в меня… Палач закрыл проход, поправил маску, что сегодня не скрывала рта, и свои форменные перчатки. Послышался легкий хруст кожи, а затем и костяшек. «Извращенцы чёкнутые. На что только надеются, светя своими телами в подобных нарядах? Хрен знает, но лично для меня тут эротикой и не пахнет… Вот будь это симпатичная девчонка… Господи, о чем я только думаю? Девчонка? Серьезно?!» — и горький тихий панический смешок против моей воли сорвался с губ. Палач отреагировал мгновенно. Пощечина, как приказ тишины, огласила комнату звонким ударом. Мой рот был тут же заклеен скотчем, кандалы на подлокотниках применены по назначению. А дальше началось то, чего я бы никогда и предположить не смог. Сжав мою голову меж своих ладоней и заставив меня смотреть на него, Палач склонился ко мне, оставив между нами лишь пару свободных сантиметров, вглядываясь в мои глаза, которыми я максимально выразительно старался говорить о непонимании смысла происходящего. — Сколько же я ждал, чтобы это оказался именно ты… — начал он тихо, совершая лёгкие асимметричные движения большими пальцами. — Но мне всё отвечали, что ты такой удобный, что тебя можно ещё не раз и не два использовать… Благодарили, что смог найти и предоставить такой чудесный материал, с которым можно работать и работать… Но как же я просил, чтобы наконец тебя дали МНЕ… Тебя, того, кто по моей же воле оказался в этом прекрасном для меня месте… Я смотрел на него во все глаза… Недоумение, удивление, неверие, страх… «Что он несет? Как это может быть? Да нет же… Это бред. БРЕД!» — дыхание снова участилось. — О, ты мне не веришь, — констатировал он, — но мне всё равно, Безымянный под номером восемьдесят девять. Этот номер, что именно я дал тебе, это… Напоминание о том дне, когда я увидел ТВОЮ вещь в ЕГО доме… Знаешь, — голос его снизился до шёпота, — ты сам в этом виноват. Я смотрел прямо в его глаза, но все, что я видел — безумие. Расширенные зрачки, прерывистое дыхание, мелкая дрожь в руках на моей голове… Чёрт, а вот теперь мне стало не просто страшно, а страшно до усрачки! Не ожидал, что мне придётся столкнуться с чем-то подобным. Блять! — Ты виноват, что был с ним слишком близок. Для сироты у тебя была слишком легкая жизнь. И работа неплохая, и учёба как по маслу. Да что за хрень, а? Ты можешь мне это объяснить?! — вместо лёгких движений, я почувствовал, как мою голову сдавливают с двух сторон, впиваясь кончиками пальцев, словно желая содрать кожу. — И он. ОН что обычно общается с тобой так мило на ваши замечательные «общие темы». Со мной он так себя не вёл… Никогда… Да какого черта?! — последняя фраза сопроводилась оглушительным ударом по левой стороне лица. Голова мотнулась в сторону, ударившись еще и об спинку стула, прежде чем вернуться в прежнее положение. В глазах на секунду потемнело. Удар был такой силы, что я бы улетел на пол вместе со стулом, не будь он прикреплен к полу, но даже так, он как-то жалостливо заскрипел. Я по-прежнему ни хрена не понимал. С кем я общался? Когда это было? Кому я мешал? Общие темы? С кем? Когда такое было вообще? В прошлой жизни? Хотел бы я вызвать в своей памяти хоть какой-нибудь отклик, но как назло, не мог вспомнить ничего. А время не терпело отлагательств. После удара Палач отошёл от меня, водя рукой по голове в маске, словно ероша волосы. Ходил по комнате, что-то бубнил, периодически стискивая своё собственное запястье в нечеловеческой хватке — это было заметно по красным отметинам, что оставались на коже. Внезапно кольнуло в груди. Что-то до боли знакомое промелькнуло в сознании. Кто-то делал также, когда сердился. Нееет… Не просто сердился. Когда был в бешенстве, но кто? Когда? При каких обстоятельствах? Я не мог вспомнить ничего. Страх мешал, скручивая мои внутренности в тугой узел, и вместо столь необходимых воспоминаний всплыла лишь единственная мысль: от «того» человека из прошлого ничего хорошего в таком состоянии ждать не стоило. Пока я лихорадочно обо всём думал, Палач на периферии обзора продолжал ходить из стороны в сторону. Но именно в тот момент, когда ассоциация начала давать мне подсказки на пробуждение воспоминаний, он остановился. Времени на раздумья почти не оставалось. Я поднял голову, облокачиваясь на спинку стула и продолжая наблюдать за его действиями, пытаясь заставить память снова заработать. После минутной задержки, когда он просто стоял и продолжал сжимать свою руку, Палач резко выдохнул, опуская руки. Несколько глубоких шумных вдохов с его стороны, и я уже словно чувствую, как от него веет ледяным спокойствием. Я поёжился. Дискомфорт достигал своего пика. Чего от него ждать? Что происходит у него в голове? Что ждёт в этой ситуации лично меня? Судя по силе пульсации моей скулы… Достанется мне так, что мало не покажется. А может, будет как раз и достаточно, чтобы отдать концы. — Эй! — Палач вырвал меня из размышлений. — С чего хочешь начать, «отход»? Не дождавшись ответа, видимо, довольный своей шуткой, издав грубый смешок, он отвернулся и стал ходить по комнате, водя руками по тем или иным предметам, выбирая орудие пытки. Но я уже не следил за ним. «Отход»? Значит, ты так относишься ко мне? Это даже ещё унизительнее, чем просто скотина. Меня и за живое существо не считают. Хаа… Между прочим биологические отходы не относятся к общей классификации отхо…» — Внезапное озарение, пришедшее из воспоминаний и вызванное грустью, яркой вспышкой вытащило ряд воспоминаний, что по кусочкам начинали собираться в единую картину. — «Отходы? Номер восемьдесят девять? Общие темы? Интерес? Разговоры? Универ? Стоп-стоп-стоп… СТОП! Нееет, этого не может быть!!! Вы издеваетесь?» — в нежелании признавать то, что сейчас вертелось на языке, я сжал подлокотники. Я, полный бессилия, невозможности к сопротивлению и ужаса понимания. Не имеющий даже слабой воли к борьбе за собственную жизнь, словно со стороны смотрел на картинки в своей голове, совершенно забыв про то, где и с кем я нахожусь… Внезапно вонзившийся в правую ладонь нож вернул меня в реальность. Секунда замешательства в то время, как мои мысли из прошлого возвращаются в настоящее, и боль уже достигла разума. Медленно разжав пальцы на повреждённой руке, я с новой силой сжал подлокотник. Приступ боли наконец своевременно смог достичь голосовых связок, из-за чего я издал сдавленный стон, склоняясь головой к собственным коленям, глядя на капающую на пол кровь. Боль в левой руке заставила меня снова выпрямиться. Тяжело задышав после ещё одного сдавленного вскрика, я посмотрел на источник боли. Второй нож воткнулся едва ли не идеально симметрично по отношению к первому. — Красиво, не правда ли? — задал он вопрос скорее себе, чем мне. — Я долго тренировался, чтобы ножи вот так красиво вставали. Сколько рук было потрачено на некрасивые порезы. Ты должен оценить эту красоту и мои усилия. Я скептично посмотрел на свои руки, а затем поднял глаза на Палача. Он стоял передо мной, скрестив руки на груди. Говорил он о ножах с нежностью в голосе и каким-то слепым обожанием, но его ледяные глаза были направлены на моё лицо. Прямо глаза в глаза. — Не смей игнорировать меня, уходя в себя, понял? — тихо добавил он, упираясь ладонями в рукояти ножей. «Так это была месть за то, что забыл про него, уйдя в воспоминания? Слишком сурово, чертов псих» — успел я подумать, прежде, чем новая лёгкая волна боли начала растекаться от моих рук, вызывая легкую дрожь по телу, как от лихорадки. Металл не мог пройти сквозь дерево подлокотника, лишь слегка входя в него, но именно это и создавало неприятные ощущения в поврежденной части, прижимая и раздражая рассечённые мышцы. Скривившись от боли, я смотрел на него сквозь полусомкнутые веки, склонив голову к плечу, а он, в свою очередь, продолжал смотреть в мои глаза. «Да что ты там высмотреть хочешь?» — устало подумал я. — Ааа, — медленно протянул он, проводя рукой по моей щеке. — Вижу, ты вспомнил что-то связанное со мной, не так ли? Боль отошла на второй план. Я во все глаза смотрел на него, выпрямившись так, будто в спину вставили металлический штырь, невольно увернувшись от его ладони. К счастью, на это он не обратил никакого внимания. «Как ты? Да кто ты, черт тебя дери, такой?!». — Прекрати удивляться, а то глаза выскочат из орбит. — насмешливо сказал он, ткнув меня пальцем в глаз. Пока я пытался проморгаться, чертыхаясь и проклиная его, Палач продолжил: — Да даже если и не вспомнил, ты близок к этому. Это я видеть умею. А твоя реакция просто бесподобна. Эти глаза, ужас в них, дрожь твоего тела и волны пульсации, расходящиеся от заходящегося в беге сердца. Восхитительно, — последняя фраза была произнесена зловеще опустившимся голосом. «Да чё ты как злодей в фильмах? Хватит базарить. Убей уже меня, если я тебе настолько не нравился». — Но все же, лучше, чтобы ты все осознал. Иначе это потеряет всякий смысл. — крепко сжав рукоять ножа в моей левой руке, он резко опустил его вниз рубящим движением. Хруст хрящей, ощущение прорезаемой кожи… Крик боли и ужаса рвётся наружу, когда я вижу, как линия между указательным и средним пальцами становится ещё длиннее, наполняясь кровью из насквозь прорезанной ладони. — Нравится? Нравится? — его лицо мельтешило перед моими глазами, подернутыми легкой дымкой. — Эй! — на этот раз пощёчина пришлась на другую сторону. — Это ещё далеко не всё. Не смей отключаться. — Его слова, полные недовольства, сопровождались повторением такой же манипуляции с ножом и с другой стороны. Очередной приступ боли, холодный и липкий пот раздражает мою кожу на спине, когда соприкасаюсь со спинкой стула… Речи нет о том, чтобы попытаться хоть что-то сделать при помощи рук. Пальцами и пошевелить невозможно. Получаются лишь нервные подёргивания, но это максимум, что я могу сделать. Жгучая пульсация волнами распространяется от ладоней, но боль становится еще сильнее, когда Палач, после того, как вынул ножи, бросив их на пол, нарочно надавливает на кисти рук, «выжимая» на пол как можно бОльшее количество крови. — Как же жаль, что я не могу услышать твои сладостные стоны. — жаркий шёпот раздаётся над ухом. — Я бы так хотел этого, но увы. Таковы правила. И я слышу, как хрустит ухо. Этот ублюдок по-настоящему укусил меня за ухо! Капли крови начинают украшать область плеча. Маленькие капельки, стекающие вниз, неприятно покрывают кожу полосками липкой крови, что смешивается с потом, насквозь пропитанным страхом. Сдавлено дыша, пытаюсь дернуться, чтобы избавиться от него, но Палач лишь рыкнул, удерживая во рту мое ухо и слегка пожевывая его. Тепло дыхания этого человека неприятно щекотало кожу. «М-да, давненько не славливал я такого адреналина» — промелькнуло в каше моих мыслей, когда я почувствовал, что по шее от его губ начала стекать слюна, заставляя меня слегка вздрогнуть от мерзкого ощущения влаги на коже. Наконец, он отрывается от уха и рук, выпрямляясь передо мной с видом человека, что наслаждается своим творением. Я вижу это в самодовольной ухмылке, что появилась на его лице. Небрежным движением он стирает со своих губ остатки моей крови, но на его перчатках ее еще больше. Боль в руках, когда он перестал давить, слегка притупилась. Кровь стала застывать, покрывая ладонь тонкой корочкой, создавая неприятное ощущение ссохшейся кожи. Теперь даже легкое шевеление пальцами кажется нереальной задачей, да и стоит ли? Что из этого может получиться? Жалкие трепыхания, подобные рыбе на суше? Хорошо, если я хоть на это буду способен после сегодняшнего дня. Вернув ножи в дырки в руках, поставив в вертикальное положение и посильнее воткнув их в подлокотники, Палач отходит к небольшому столу в углу комнаты, а затем возвращается со стеклянной бутылкой в руке. «Бить бутылкой по голове? Как неоригинально. Подобное со мной проделывали уже не раз. При правильном наклоне в момент удара, после этого можно жить да не тужить, оставшись лишь с легкой головной болью. Так что мне это, как слону дробина! Понял, чувак?! Ха-ха-ха» — хотел бы я утешить или успокоить себя, когда тело не переставая била мелкая дрожь, да вот понимал. Слишком отчетливо понимал, что этот человек не из тех, кто идут настолько простыми путями. И я оказался прав. Он открыл бутылку и приблизил ее к моему лицу. В нос ударил запах крепкого спиртного. В ужасе вжимаюсь в спинку стула, смотря на него, конвульсивно подергивая головой из стороны в сторону, начиная понимать, что именно он собирается сейчас сделать. Видя мое состояние, он лишь сильнее растягивается в улыбке. И медленно-медленно кивает головой несколько раз, не сводя с меня широко распахнутых полных сумасшествия безжалостных глаз. «Нет… Нет! Да ты бредишь! Не посмеешь! Не станешь! Или..?» Но мне не дали даже до конца сформулировать мысль в голове или выразись ее в своих глазах. С легким звуком нарушаемого вакуума, бутылка была открыта. Медленно наклоняемая тара сверкнула в свете тусклой лампы, и прозрачная жидкость под тихий смех моего мучителя полилась на поврежденную руку. Оголенные участки мяса и срезы сосудов опалило огнем. Блеснули внезапно оказавшиеся видными маленькие кусочки костей, когда с них была смыта кровь. Нервы в ладонях словно срослись обратно, непрерывно посылая молниеносные сигналы дичайшей боли в опаленный ужасом осознания мозг. Неестественно двигаясь, кисть пыталась шевелиться слажено, но разве это возможно для разрезанной части руки? Лишь конвульсии были ответом от многострадальной ладони на бесконечные команды мозга: «Убрать руку. Избежать этого. Сдвинуться. Прекратить. Остановить. Избежать» Сердце бешено застучало, пытаясь воззвать к состраданию Палача, выбивая дикий ритм, замешанный на мольбе о пощаде, но ответом мне было лишь мрачное торжество в его глазах, пока все не поплыло перед уже моими глазами. Смытые засохшие сгустки крови открыли путь для новых потоков крови, что сызнова прокладывали себе дорогу по «протертой спиртом» коже. Крик, зародившийся где-то в глубине, не находил выхода. Вибрация, создаваемая им, отозвалась головной болью. Глаза защипало, а картинка окончательно начала терять очертания. Поглощающий меня мрак мог бы полностью завладеть мной, если бы в ушах внезапно не зазвенело. Но виной этому была уже не боль, виной которой был спирт, а удар, только что полученный по уху и заставивший меня содрогнуться всем телом. Руки молили об остановке садистских пыток, желая быть просто оторванными к чертям собачьим. После удара, что частично привел меня в чувство, глаза, наконец, смогли сфокусироваться. Палач сидел передо мной, заглядывая в мои глаза снизу вверх, опираясь локтями на мои колени. — Не смей отключаться. Я еще не закончил. — словно было мало прошлого удара, он сопроводил свои слова легкими пощечинами. — Слушай, а тебе интересно, почему я столько внимания уделяю именно твоим рукам? — прикоснувшись к рукоятям ножей, он стал их слегка раскачивать из стороны в сторону. После «алкогольного душа», запах которого туманил голову появившимися парами, эти легкие движения металла, казалось, и вовсе не причиняют боли. Лишь легкий дискомфорт. Но и этого было больше чем просто достаточно. Испарина, стекая по лбу и ненадолго задерживаясь в уголках глаз, пощипывая, продолжала свой путь вниз. Словно ожидая, что я могу потребовать от него ответа на его же собственный вопрос, Палач молчал, не сводя глаза с неторопливых движений пальцами. — Такие красивые кисти. Мне даже жаль их немного, — продолжил он, — они те, которыми при встрече вы пожимали друг другу руку так крепко. Которыми ты посмел трогать Его. — голос скатился до шепота. — Со мной он позволял себе лишь быстрое мимолетное движение, а тебя еще и по плечу похлопывал. По этому самому плечу. Что же у вас были за отношения? Что было между вами, ЧЕРТ ВАС ДЕРИ?! Крик, наполненный несдержанным безумием и чуть ли не жаждой убийства стал хуже любого другого удара, что я испытывал когда-либо. В этот момент я окончательно убедился, что сегодня я отсюда не выйду. Я уловил безумный блеск в его глазах, когда он перевел взгляд на мое плечо, проведя по нему рукой. Прикосновение, подобное легкому дуновению ветерка, идущее вразрез с его голосом и взглядом, совершаемое маньяком, вызвало лишь ужас. Липкое чувство, леденящее душу. — Твой стул прекрасно закреплен, а значит, я могу сделать это. — Тихий голос сопровожденный сжатием моей руки. Я не знаю, чего от него ожидать, а он, тем временем, вскакивает, уходит куда-то за мою спину. Не могу повернуться. Не могу вообще двинуться. Страшно даже посмотреть в сторону. До ушей доносится гулкий звук металла, ударившегося об каменный пол помещения. «Железка?» Не успеваю сообразить, как оказавшись слева, Палач с размаху втыкает в плечо заостренную с одного конца трубу, наваливаясь на нее всем своим весом. Кожа разрывается под давлением, когда металл прорывает себе дорогу. Слышу хруст костей. И спустя несколько секунд моего беззвучного крика и совершенно напрасных подергиваний тела в такт закатывающимся глазам, что подернулись слезной пленкой, труба уже проходит большую длину, чем занимает мое тело. Новые потоки крови полились из свежей раны спереди и сзади, пропитывая резинку моих штанов, но нескольким каплям удается просочиться и под них, добавляя чувство дискомфорта. Хотя, что может быть хуже, чем чертов кусок арматурины, торчащий из моего плеча, я не знал. Голова шла кругом. Начинало сказываться неидеальное питание и регулярные издевательства над моим телом. Потеря крови в данном случае была «приятным» бонусом к этому. Просто прекрасно. Левая рука окончательно потеряла возможность связываться с мозгом, и теперь, даже малейшие трепыхания стали невозможны в списке функций конечностей. Сарказмическое отношение к ситуации и совершенное смирение добили сознание окончательно, когда в голове всплыли слова шизофренической наклонности: «Прощай, моя левая рука. Скоро я к тебе присоединюсь». Честно говоря, хотелось присоединиться уже сейчас, прямо в этот момент, но все еще что-то не давало совершенно потерять связь с реальностью, заставляя меня оставаться в сознании, но уже с некоего отдаления. Собственное тело стало ощущаться как нечто чужое и эфимерное. Чувство боли притуплялось, замещаясь эйфорией и предчувствием долгожданной свободы: "Неужели это все скоро закончится?.." — Эй! Посмотри на меня, — донеслось словно издали сквозь пелену заволакивающего тумана. Глаза отказывались фокусироваться на человеке передо мной, замещая его образ лишь расплывчатым пятном. Не дождавшись от меня ответа или хоть какой-то реакции, цокнув, он снова встал и исчез из моего поля зрения. Его раздающиеся шаги эхом отдавались не только в комнате, но и в моей голове, доставляя неприятные ощущения моему многострадальному сознанию. Чертова какофония звуков, к которой снова примешивалось что-то металлическое совершенно раздражала барабанные перепонки. «Труба? Еще одна? Никакой фантазии» — на рефлексах мозг продолжает бороться, замещая реальность на слишком затянувшуюся шутку. «Сохранить оптимистический настрой даже в самой жопе мира»? Кто бы ты ни был, человек из моего прошлого, чьи слова я помнил все то время, что находился в этой еженедельной пыточной, спасибо. До сегодняшнего дня это действительно мне помогало. Спасало от мыслей, от необдуманных поступков, рождая даже порой чрезмерную надежду. Эта фраза работала на чем-то непонятном: на интуиции, на ощущениях, на уровне чутья, но помогало. Правда, уже не сейчас. Не в самый последний раз, но спасибо за то, что это помогало мне жить еще эти несколько месяцев… Теряя связь с реальностью, не сразу осознал, что жидкости на моем теле стало слишком много. С волос капало, ноги стояли в грязной луже, Штаны капитально промокли. Раны, все до единой, и старые, что еще иногда саднило, не говоря уже о наисвежайших, снова напомнили о себе тупой пульсацией, что казалось, должна была разноситься и по всей комнате. Постепенно сквозь липкое помутнение разума до меня начало доходить, что тело покрылось гусиной кожей, а меня самого бьет легкая дрожь. Пустое ведро, что перевернул передо мной Палач, пристроив на его дно свой зад, красноречиво намекало, что это самое ведро недавно было полным холодной водой, что продолжала стекать с моего тела вместе с остатками крови. «И ведь не подвела меня моя интуиция» — я сопровождал глазами расходящиеся от капель круги на воде, смотря вниз. Из лужи между ног совершенно безрадостно моргнула лампочка, синхронизируясь с моим теряющимся сознанием. Медленно я поднял голову на человека, что стоял передо мной, сжимая в тисках собственное запястье. — Почему меня не радуют твои страдания? «Как будто у меня есть ответ на этот вопрос». — Это потому что твое тело ослабло за те полгода, что ты подвергаешься пыткам здесь? «Полгода? Так мне уже двадцать исполнилось? Умереть в таком красивом возрасте. Неплохо. А вообще… мне точно девятнадцать было?». — Потому что моя ненависть к тебе ослабла? Не было стимуляции столько месяцев? «На этот вопрос я тоже не знаю ответа». Боль отходила на задний план. После того, как меня окатили, стало немного легче. Зрение восстановилось, и теперь я внимательно наблюдал за каждым движением Палача. Правда, в глазах продолжали кружиться черные точки, но ведь это ничего? Все обойдется? — А может, стоит навестить моего «драгоценного друга»? «О ком это он?». Видимо, немой вопрос все же отобразился в моих глазах, но я никогда бы не подумал, что он соизволит на него довольно спокойно ответить, всего лишь полоснув ножом по другому плечу. «После того, что со мной сегодня было, это вообще не больно». — Это тот человек, с которым у тебя были настолько охерительные отношения, что меня это бесило до жути. И все эти ваши общие темы, разговоры. А как его глаза горели… Может, ты мне все же расскажешь, что у вас были за отношения?! «Незачем так орать. Голова и так чугунная. Хочу спать». — Ааа! Да к черту правила! — одновременно с этим он одним резким движением сдирает с моих губ скотч. Резкий поток воздуха, который я хватаю, смешивается с тяжелым кашлем и стонами, что до этого не могли найти выхода. Это еще сильнее заставило вернуться к реальности. Предметы, которые еще можно было видеть сквозь подступающую черноту в глазах, стали видеться еще четче. — Как ощущения? — ласковость его тона была запредельной, но лед, ни на йоту не покинувший его голоса, не давал обмануться. — Кха… Лучше всех. — никогда бы не подумал, что с заклеенным ртом можно сорвать голос. — Так тебе понравилось? Слава богу, а я-то распереживался. — Больной ублю… АААА! — Палач с каменным выражением лица воткнул нож чуть выше колена. — Я. кха. даже не заметил. — А теперь перейдем к тому, что меня на самом деле интересовало. Что у вас были за отношения? — Я… ничего. ммм. не п-помню. — Даже так? — одним движением он поднял свою маску наверх, открывая лицо. Дверь в камеру резко распахнулась, оглашая помещение криком вошедшего человека: — Какого хрена ты творишь?! — Даже так ты скажешь, что ничего не помнишь? — совершенно не обратив внимания на людей, что стояли в тени, он повторил свой вопрос, проговаривая каждое слово с нажимом. — Игнорировать меня..? — Да. Даже так. — честно говоря, мне было уже глубоко посрать на все, что здесь происходило. -… вздумал?! — голос приближался, решительно вышагивая набойками по каменному полу. «Как же шумно». — Лжец. Лезвие ножа мелькнуло где-то в районе шеи, одновременно с этим Палача дернули за руку, а я уже проваливался в темноту. «Тихо и спокойно… Как же хор…»