***
День в школе сегодня проходил оживлённо, потому что все одноклассники с умными лицами приготовились прямо с первого урока заявлять о своих грандиозных планах на будущее. Я не была так амбициозна, а ещё я не сделала английский. Поэтому в тот момент, когда Клара принялась зачитывать свою будущую биографию на три страницы, я в своей скудоумной скромности попыталась нацарапать ещё хотя бы несколько строчек. Всё, что я написала вчера, касалось того, как важен сегодняшний день для определения своего будущего пути. Каждый день приближает нас маленькими шагами к большой цели. Ещё бы была у меня эта цель. Как я вообще могу стремиться к чему-то, если все эти желания, мечты настолько бессмысленны, что существуют только для того, чтобы потешить своё эго «крутым» будущим. Краем уха я слышу, как Клара планирует завершение модельной карьеры и переходит к собственному бизнесу. Думай же, думай. Чего я хочу? Может, стать выдающейся писательницей? Или обучиться на психолога, чтобы раскалывать людей как орешки? А, может, не замахиваться так далеко и стать флористикой в ближайшем цветочном? - Альберт, - я в отчаянии взываю к соседу по парте, - что ты написал? - Что хочу быть врачом, - одноклассник смущённо улыбнулся. - Врачом? - я поражённо уставилась на него. - А зачем тебе тогда сдавать географию? Альберт ещё более смущённо посмотрел куда-то сквозь меня и пробормотал что-то про нерешённость этого вопроса. Вот так новости. Живёшь и даже не знаешь. Если уж весь жизненный путь Альберта пока никак не сходился с этим заявлением, почему бы мне не описать что-то, в чём я до этого себя никогда не проявляла. Под конец урока мне удалось настрочить довольно неплохой текст на полторы страницы о том, что я планирую в будущем стать веб-дизайнером, потому что мне комфортно будет работать из дома, а ещё у меня крутое чувство стиля. И пусть это неправда, но такую приписку я сделала уже после того, как поняла, что урок завершится и без моего чтения. Миссис Лоренцо любила амбициозные заявления, поэтому пусть почитает и порадуется. География проходила для меня ненапряжно, но Альберт чувствовал себя как-то неуютно. Возможно, это было связано с тем, что я подняла болезненную для него тему. Я смотрела на его нервные руки, рассеянное лицо и взлохмаченные золотистые волосы. Альберт был красив даже в своей потерянной напряжённости, в отличие от многих парней, которые становились похожи на придурков вроде Закуро, готовых выместить раздражение на ком-нибудь. Тем не менее я никогда не слышала о том, что кто-то из девушек ему нравится, или он хотел бы встречаться с кем-то. У меня мелькнула забавная мысль, не асексуален ли Альберт, но я решила отложить эту шутку до лучших времён. Про переводные экзамены нам пока ничего не говорили, и класс как-то расслабился. Остаток дня прошёл довольно мирно, а перед последним уроком физкультуры мы с Альбертом засобирались домой. - Ты так и не сказал, почему не ходишь вместе со всеми радостно носиться на улицу, - заметила я, передавая однокласснику свой рюкзак. - Да у меня освобождение на месяц, - Альберт как-то странно замялся. Я вопросительно вскинула бровь, и ему пришлось продолжить. - Я летом занимался боксом и сломал руку, - он сказал это со странным выражением лица, не глядя на меня. - А почему..почему я только сейчас об этом узнала? Я почувствовала странную пустоту, смешанную с каким-то гулким раздражением. Почему я узнаю обо всём, что у него происходит, самой последней. И этот человек ещё постоянно подчёркивает нашу дружескую связь. Альберт не успел ничего ответить, потому что мимо прошла Клара и ехидно заметила: - Все самые здоровые сваливают, да? - А самые больные остаются, - я вперилась взглядом в её большие холодные глаза. У неё дрогнули губы, но Клара больше ничего не сказала и, скривив лицо в презрительной усмешке, прошла мимо. Кажется, это её фирменная. Мы наконец оказались на воздухе, и я предложила Альберту подождать Сариту на стоянке. Не хотелось, чтобы на нас пялилась половина класса, которая только плелась из раздевалки, ещё не успев подобрать шнурки и бутылки для воды. Дорогой мы молчали, но я была уверена, что одноклассник не забыл о моём вопросе. На парковке Сариты ещё не было, и её вечные опоздания я расценила как ещё одну возможность поговорить о своей социальной отсталости. - Эй, - я привлекаю внимание Альберта нетерпеливым дёрганьем за рукав. Он переводит на меня глаза, яркие, растерянные, но такие тёплые, что я почти оттаяла. - Расскажи мне, - я говорю это уже гораздо мягче. - Да просто был первый тренировочный бой, который я начал с такого неудачного спарринга. Мне из-за этого как-то стыдно, что ли. Пошёл, чтобы научиться драться, а в итоге в первом же бою сломал руку, - Альберт опустил глаза. - Не хотел, чтобы ты знала, что я такой, - он замялся, и я доброжелательно подсказала: - Неуклюжий. - Неудачник, - Альберт сокрушённо мотнул головой. Мы замолчали, а потом я осторожно коснулась его правой руки. - А как же гипс? - Сняли перед началом учёбы, - он отмахнулся так, словно это было что-то неважное. - Всё нормально, - я продолжала мягко сжимать его руку. - Со всеми бывает. Один раз после занятий в бассейне я поскользнулась и так сильно упала, что ушибла копчик. Потом не занималась какое-то время, - я тихо хмыкнула, припомнив своё поражение. Альберт перевёл на меня глаза. - Сочувствую. - Принимаю тебя в свой клуб неудачников, - я слегка улыбнулась. - О, кажется, это за мной. На парковке показался знакомый автомобиль. Альберт помог мне оказаться в салоне, и мы тепло попрощались. Перед самым отъездом я заметила выходящего из школы Закуро и непроизвольно отшатнулась от окна. Почему его присутствие всегда производит эффект «здравствуйте-я ненормальная, злобная девчонка-до свидания». Мы выехали с территории школы, и я сползла вниз по сидению, чувствуя как позвоночник отказывается меня держать. Я поймала взгляд Сариты и почувствовала, как обнажается душевный надлом.***
- Вижу у тебя некоторые изменения, - Бьякуран сверлит взглядом мою ссадину на лице. Я опускаю глаза и непроизвольно сжимаю руку. Порез выглядел гораздо лучше, но тонкая полоска разорванных тканей всё ещё пересекала ладонь сверху вниз. И почему я вечно влипаю в дурацкие истории. - Расскажи мне, Блюбелл, какие люди составляют круг твоего общения? Я удивляюсь, что Бьякуран начинает с этого вопроса и чувствую, как сам собой расслабляется напряжённый кулак. Странно, мне казалось, что мы будем играть в «угадай, что случилось» с первых секунд. - Ну, у меня есть родители, сиделка, если вы об этом. Но с ними я общаюсь не очень часто, они слишком заняты своей работой, - я слегка отворачиваюсь от изучающего взгляда. - Сарита находится со мной больше всех, наверное. С утра до вечера, за исключением времени, когда я в школе. - Как ты относишься к своему учебному заведению? - Считаю, что это та ещё дыра, - я тихо фыркаю. Однако мой голос звучит не так уверенно, как бывало раньше. - Но иногда там бывают неплохие дни, - я добавляю это спустя какое-то время. - А какой день был сегодня? - Неплохой. - Твоё самоощущение дома отличается от того, которое ты испытываешь в школе? Мне требуется значительное время, чтобы ответить на вопрос. С одной стороны, дома у меня чаще случаются депрессивные приступы, с другой, там не так страшно налажать, как в школе. Всё, на что меня хватает, это выдавить слабое «отличается». Бьякуран загадочно хмыкает и предлагает мне продолжить рассказ о людях вокруг. - Ну, ещё у меня есть одноклассник, Альберт. Он везде таскается за мной, считая меня больной и несчастной, но, - я на секунду запнулась, - бывает и неплохим. Помогает, заступается, иногда мы вместе прогуливаем, - я говорю последнее не слишком уверенно, не представляя, можно ли доверять Бьякурану такое. Его, похоже, фигура Альберта крайне заинтересовала. - От чего он тебя защищает? - Ну, - я выразительностей посмотрела на свою руку. - От всяких ненормальных, которые на меня бросаются, - я помолчала, ожидая новых расспросов, но психотерапевт, похоже, никуда не торопился. - Ещё от моей классной руководительницы, - я говорю это чуть более смело. - Прикрывает перед Саритой и, знаете, всякими неприятными мужиками. Даёт списывать, если я чего-то не понимаю, помогает мне куда-то добраться, носит еду и мои вещи. - В общем, Альберт парень что надо, а? - Бьякуран ехидно улыбается, а я чувствую, как краснею от смущения и злости. - Он не «парень». То есть, конечно, парень, но не мой, если вы об этом. - Я этого не говорил, - Бьякуран смотрит на меня с обезоруживающей улыбкой, и я в защитном жесте складываю руки на груди, понимая, что сама прокололась. - Что ты чувствуешь, когда он делает это всё для тебя? Я открыла рот, чтобы что-то ответить и тут же замолчала, потому что перед глазами возник Альберт. Добрый, смущённый, но самоотверженный со своими золотыми волосами и глубокими, умными глазами. Я растеряно покачала головой. - Чувствую..разное. И раздражение, и злость, смущение, а когда-то признательность. - Как ты думаешь, почему Альберт помогает тебе? Я тихо фыркаю. - Может, у него прогрессирующий комплекс вины. - Считаешь, он чем-то виноват перед тобой? - Бьякуран активно ухватился за предложенную тему. - Не то чтобы он один.. Люди вокруг часто жалеют меня, просто потому что мои ноги не могут ходить, и они видят меня неполноценной из-за этого. И с высоты своего положения подкидывают мне эту дурацкую жалость. - Ты не хотела бы, что бы твои отношения с окружающими строились на манипуляции чувством вины? - Конечно, нет, - я раздражённо отворачиваюсь. И тут до меня доходит. Доходит, что так и есть. Бьякуран одобрительно смотрит на моё постепенно вытягивающееся выражение лица, после чего важно кивает. Чёртов манипулятор. Я сокрушенно смотрю куда-то на гладкую поверхность белого стеклянного стола, отражающего мои несчастные глаза. Родители, Сарита, Альберт, учителя.. С каждым из них я любила показывать себя несчастной страдалицей, которую вечно нужно оберегать от неприятностей, а потом сама злилась на это. Я прикладываю руки к лицу, надеясь спрятаться от настойчиво свербящих в голове мыслей. - В этом нет ничего плохого, Блюбелл, - голос Бьякурана участливо проскальзывает сквозь мои трясущиеся пальцы. - Этот способ был твоим единственным вариантом, который должен был обеспечивать заботу и любовь. Единственным, который ты знала, - он смотрит на меня без всяких обвинений, и на душе становится чуть легче. Остаток занятия мы учимся распознавать моменты подобных проявлений, чтобы я смогла изменить стратегию со скрытой, манипулятивной, до открытой, доступной для понимания окружающих. Не сказать, что бы это было так уж просто, но я пытаюсь. - У меня есть к тебе одно предложение, - Бьякуран говорит это уже в конце нашего занятия, когда я устало откидываюсь в кресле. - В этом году я собираю новую терапевтическую группу, где будут проводиться уроки групповой психотерапии. Люди с разными проблемами, но все по своему интересны. Не захочешь ли ты присоединиться? Я мысленно застонала. Та самая группа психов, вступления в которую я опасалась с момента, когда только услышала о Бьякуране. Кажется, одним недовольным видом я с головой выдала свои намерения. - Мы можем по-прежнему заниматься индивидуально, но это хороший метод, который поможет тебе раскрыть внутренние проблемы с иной стороны. Иногда бывает очень полезно получить обратную связь, чтобы адекватно оценивать происходящее. - А насколько вообще корректно складывать группу из людей с разными..ситуациями? - я ухватилась за последнюю соломинку. - В психотерапии есть описанные примеры довольно успешных терапевтических сессий, проведённых с неоднородной группой. Но, скажу тебе по секрету, для меня такой опыт будет являться первым в своём роде. Все группы, которые я вёл до этого, складывались из пациентов со схожими проблемами. Откровение Бьякурана не добавило мне уверенности. Я пробормотала что-то о том, что непременно подумаю, после чего мы распрощались.***
Вечером я лениво готовила уроки на завтра, опасаясь повторения вчерашней трагедии. Вроде бы, насильно есть никто не заставлял, и желудок не просился наружу. Значит, заблевать тетрадь сегодняшним завтраком шансы минимальные. Сарита то и дело осторожно уточняет, не нужно ли мне чего-нибудь, а я нетерпеливо отмахиваюсь. Потом, впрочем, понимаю, что опять веду себя не слишком доброжелательно и психически здорово, но у меня уже нет сил, чтобы пытаться это изменить. Усилия по контролю поведения я стратегически важным указом перенесла на завтра. Вот что я называю заботой о себе. За ужином родители странно косятся на меня, и когда я, вяло поковыряв рыбу, прошу разрешения уйти в комнату, не возражают. Сарита переодевает меня в домашнее, и мы прощаемся до завтра. Когда количество сделанных заданий постепенно перевешивает не сделанные, я устало перебираюсь на кровать, чтобы поваляться с книгой. За чтением быстро проходят несколько часов, и я с удивлением понимаю, что вечерние новости уже отгремели, а родители собираются ко сну. Только я размышляю, не последовать ли их примеру, как телефон тонко вибрирует, напоминая о вчерашнем разговоре с Закуро, который начисто вылетел у меня из головы. На экране лаконичное сообщение от него. Видел тебя сегодня Размышляю, что можно ответить на такое глубокое замечание. Неужели это повод, чтобы мне написать? Естественно, я же учусь в этой школе. Отправляю и возвращаюсь глазами к книге. Там события происходят всё же поинтереснее. Я не про школу А вот это уже странно. Припоминаю, где он мог меня увидеть. У Бьякурана на приёме. В продуктовом магазине. Где-то на перекрёстке, подглядев из своей машины? У него вообще есть машина? Ловлю себя на том, что непроизвольно набираю этот вопрос и тут же стираю написанное. Такое лучше не спрашивать. И где ты мог меня видеть? Ограничиваюсь лаконичным вопросом. Если подумать, то он почти не выдаёт заинтересованности. В центре Очень определённо. И что ты хочешь, медаль за внимательность? Он что, думает, что действительно может доставать меня всякими идиотскими замечаниями? Больше сообщений не поступает, и я впадаю в усталую полудрёму. Вчерашняя почти бессонная ночь даёт о себе знать. Поэтому когда мне приходит ещё одно личное сообщение, я уже забываюсь глубоким, долгим сном.