Ментол и мята

Погруженная во мрак комната, вокруг ни души. Ты стоишь перед картиной, подсвеченной единственным источником света, будто шепчущей тебе: «смотри, смотри внимательней». Но сколько ни вглядываешься в изображение, не можешь понять, откуда возникло такое чувство, словно ты видишь его не в первый раз. Прокручивая мысль за мыслью, взад-вперед, подобно пленке на кассете, пытаешься восстановить в памяти утраченный кусок, но ничего не выходит. Минута… Вторая… И изображение на картине уже не кажется тебе столь привлекательным, наоборот, оно отталкивает. Третья… Четвертая… По полотну начинают бежать трещины. Пятая… Шестая… Разрезанный на сотни, даже тысячи частей холст стекает к твоим ногам, превращаясь в непонятную кашу, кучку засохшей листвы под ногами. Седьмая… Еще минуту назад ты ясно помнила изображение с картины. Восьмая… Сейчас же под ногами валялись разбросанные пазлы, картинку на коробке которых ты никогда в жизни не видела. Селкет разлепила сонные веки. Тихое и размеренное дыхание резонировало на фоне шумящей в ушах крови, будто организм пытался обмануть сам себя — незнакомые больничные стены намекнули об обратном. Журналистка попыталась привстать, но правая рука, придавленная чем-то теплым, отказалась слушаться. Девушка перевела прояснившийся взгляд на преграду. Ею оказался Джеймс. Мужчина мирно спал в кресле для посетителей и крепко сжимал обеими руками запястье бывшей супруги на своей груди. «Как будто припаял к себе», — хмыкнула Селкет, предприняв попытку освободиться как можно осторожней, чтобы не разбудить Риса, но быстро сдалась и просто выдернула руку — мужчина не проснулся. Селкет прошлепала босыми ногами в ванную, находившуюся непосредственно в ее палате, и молча уставилась в зеркало, внимательно разглядывая себя. Под глазами залегли тени как из-за двух-трехдневной бессонницы. Губы будто обветрились и потрескались на морозе. Волосы… Создавалось впечатление, словно Селкет вернулась в свои тринадцать, в тот самый день, когда она в первый и последний раз подралась с одноклассницами. Девочки всегда более жестоки друг к другу, чем мальчики. Они не знают меры. Не знают границ. Они не контролируют свою ярость. «Ободрали так, словно, находясь в толпе фанаток на концерте, я поймала поношенные трусы зазвездившегося певца», — усмехнулась журналистка, трогая пальцами светлые коротенькие сосульки, когда-то бывшие ее волосами. Отойдя чуть подальше от зеркала, она задрала больничную рубашку до ключиц и продолжила осмотр. Кроме следов на запястьях и щиколотках, не было больше ни синяков, ни царапин на теле. «Ни единого волоска, — хмыкнула Селкет, — сэкономлю в этом месяце на лазерной эпиляции». — Я же просил тебя сменить работу, — в дверях появился Джеймс, — видишь, к чему это привело. Селкет не спеша опустила сорочку, понимая, что в этом случае ей удивлять мужчину было нечем. — Появился повод сменить прическу. — Появился повод всерьез задуматься о твоей безопасности, — не согласился Рис. — Я всегда осторожна. И никогда не забываю о своей безопасности, именно поэтому я здесь, а не… «А не где?» — запнулась Селкет, уверенная в том, что она должна это знать и она знает, просто не может вспомнить из-за пережитого стресса. — Ты слишком беспечна, — Рис подошел ближе к девушке, намереваясь положить ей руку на плечо, но так и не осмелился до нее дотронуться и просто остался рядом. — За тебя волнуются другие люди, но только не ты сама… — А не следовало бы… Люди сами виноваты, что излишне нагружают свою нервную систему. Эмоциональность хороша в меру, — улыбнулась девушка. — О, кстати, совсем забыла. Ты привез мою одежду? — когда Селкет уснула, Джеймса в палате уже не было. — А, по-твоему, почему я здесь? — Наверное, потому что все еще любишь меня, — подмигнула журналистка. — Ага. Конечно! Вот уж нет, спасибо, меня уже угораздило однажды на тебе жениться, — Рис замахал руками. — До сих пор расплачиваюсь. Они познакомились, когда Селкет было семнадцать. Один универ, разные потоки, но несколько совместных лекций по предметам «для общего развития». Студенческие тусовки на чьей-то родительской хате свели их в одной компании, а там и закрутилось: узнали друг друга ближе, нашли общий язык и интересы. Через год после выпуска расписались, через два разошлись — неизменная классика… Друзья, спутавшие свои чувства с чем-то большим, чем просто дружба, но вовремя все расставившие на свои места. — Зато у тебя есть тот, кто вытирает тебе сопли, когда ты в очередной раз разбегаешься со своей подружкой или страдаешь от свалившейся на тебя ответственности, — Селкет вышла обратно в комнату и начала рыться в сумке, которую собрал для нее Джеймс. — Химера! — Задрот, — фыркнула журналистка, натягивая трусы и тут же вползая в узкие джинсы. — И куда ты собралась? — Разгребать дела, которые за меня никто не разгребет, и начну я, пожалуй, с похода к Рамиру, пусть придумает что-нибудь с моей головой, — девушка накинула глубокий капюшон толстовки, запихала остаток вещей в рюкзак, подмечая, что чуткий Джеймс притащил даже ее планшет, и поспешно направилась к выходу. — Я обязательно отблагодарю тебя, только чуть позже, следует привести в порядок мысли, но сперва — убраться из этого места. *** Так как ни Мэт, ни Брайан, ни Геральд, ни Томас прошлую ночь не сомкнули глаз, получая кто-то массу положительных, а кто-то и гору отрицательных эмоций, после освобождения Каролли мужчины, не сговариваясь, решили отчалить каждый в свою постель. Режиссер, конечно, пробубнил что-то под нос про поджимающие сроки и чертово невезение, из-за которого слово «спать» вообще необходимо вычеркнуть из лексикона каждого, кто хоть как-то относился к съёмкам «Серебряной крови», но бубня все это, он то и дело зевал, давая понять даже себе самому, что организму катастрофически необходим отдых. Брайан и Мэт предпочли вписаться в первом попавшемся отеле неподалеку от полицейского участка, так как у актеров не оставалось сил для новой уловки, которая позволила бы им проникнуть в собственный номер. Каролли бросил что-то невнятное и почему-то поплелся в противоположную от своего места жительства сторону, но трогать его никто не решился: у мужчины действительно день оказался выдающимся. Геральд же, проводив друга взглядом, направился прямиком домой, радуясь тому, что он не актер, за которым ведут охоту все журналисты города, и даже не режиссер, над которым навис ужас постоянного дэдлайна, а вперемешку с этим еще и ревность к женщине, которую еще неделю назад он не переваривал, что само по себе являлось тем еще стрессом. Охранник спокойно доехал до одного из жилых массивов города, которые торчали то здесь, то там изолированными от рекламы и вечной городской суеты пучками, припарковался на числящимся за ним месте, спокойно поднялся на десятый этаж, с облегчением открыл дверь в свою квартиру и замер, тут же растеряв нахлынувшую было беспечность. Замок входной двери был не тронут, но по квартире ходили сквозняки, что могло значить только одно — открытое окно. Но Геральд всегда по несколько раз проверял все замки в доме, прежде чем уходить. Значит окно открыл кто-то другой. Мужчина тихо, как кошка, скользнул в коридор и очень медленно запер за собой дверь, стараясь производить как можно меньше звуков. Ответом ему стал приглушенный звон со стороны кухни. Тот, кто вломился к нему, либо не услышал, как Геральд пришел, либо и не скрывал своего присутствия. — Хватит красться. Твой замок гремит так, что своим клацаньем и бомжа разбудит, который поселился в вашем подвале. А после этого изображать из себя ниндзя совершенно бессмысленно! — донесся голос из глубины квартиры. Очень знакомый голос. Охранник, больше не пытаясь скрыть своего присутствия, скинул ботинки и прошел прямиком на кухню, где обнаружился Микки в обнимку уже с третьей бутылкой молока. Первые две, опустошенные до самого дна, стояли рядом на столе. — Какого ху… — Молоко — отличный антидот от той дряни, что в меня вкололи, — отмахнулся Микки, чувствуя себя на чужой кухне, как у себя дома. Кроме уничтоженного молока, на столе расположилась порезанная и еще недоеденная колбаса, крошки от хлеба, которого уже не осталось, и ломтик заплесневевшего сыра, который мужчина есть, видимо, не решился, но и в холодильник возвращать не рискнул. — Берлога настоящего холостяка, — продолжал Киборг, будто бы игнорируя вытянутое лицо охранника. — Тебе бы бабу. — Ты что в моей квартире делаешь? — наконец-то к Геральду вернулся дар речи. Он не привык к нежданным гостям. Жил себе тише воды, ниже травы и бед не знал. И на тебе сюрприз на постном масле! — Говорю же, спасаюсь! — с этими словами Микки вручил хозяину квартиры дротик, а затем вкратце, но весьма красочно расписал, что с ним приключилось и кто всему виной. Охранник молча выслушал до самого конца, прежде чем решился вставить свои пять копеек: — То есть все это произошло из-за того, что к тебе обратился Томас, Брайан и Мэт, верно? — Верно. — ТАК КАКОГО ХЕРА ТЫ ПРИПЕРСЯ В МОЮ КВАРТИРУ?! Я САМ НАЕМНЫЙ РАБОТНИК, ВООБЩЕ-ТО! — Вся эта троица под пристальным надзором. А ты нахер никому не сдался, у тебя безопаснее! — пояснил Микки, проходя с недопитой бутылкой молока в небольшую спальню-гостиную, усаживаясь на диван и по привычке складывая протезированные ноги на журнальный столик. — Ноги убери, — тут же рыкнул Геральд, который терпеть не мог бардак, а потому каждые выходные устраивал генеральную уборку и драил всю квартиру. Микки с этими вот не выброшенными пустыми бутылками, с крошками и недоеденной колбасой, и с жутко дорогим сыром, который на самом деле и должен быть плесневелым, моментально выбил мужчину из равновесия. — Ой, да ладно тебе, — протянул Микки, делая очередной глоток и часть молока проливая себе на футболку. — Я только вчера протер! Немедленно убери! И футболка… Мать твою, она теперь грязная! СНИМАЙ! — Вот так сразу и снимать? — хихикнул Микки. Его поведение отличалось от того, как он вел себя раньше. Но сейчас это волновало Геральда куда меньше, чем чертово молоко, въедающееся в ткань, ошметки грязи, сыпавшиеся на журнальный столик и общее олицетворение грязи, коим ему предстал чертов Киборг. — Я сказал: снимай. *** «И что я здесь делаю?» — терзался в сомнениях Каролли, стоя неподалеку от дома Селкет в тени раскидистой кроны дерева. Подпирая массивный ствол всем телом, мужчина усиленно старался слиться с окружением и не привлекать к себе ненужное внимание. И признаться, у него это неплохо получалось. Поначалу никакой шпионаж в планы режиссера не входил. Когда утомленный долгим и выматывающим днем бравый отряд Мстителей разъехался по своим делам, Томас понял, что, даже если прямо сейчас окажется в своей постели, все равно не сможет уснуть, пока не увидит Селкет и не убедится, что с ней все в порядке. Ее стеклянный взгляд до сих пор стоял у него перед глазами… Однако рвущуюся изнутри добродетель режиссер оправдывал тем, что именно он изначально свел журналистку и актеров, которые впоследствии и втянули ее в еще более жуткую заваруху. Однако в больничной палате девушки не оказалось. В результате расспроса медсестер на этаже выяснилось, что Селкет выписали под ответственность Джеймса Риса (по-видимому, именно его в своем рассказе по телефону упоминал Геральд), и они вместе покинули больницу. Казалось, после этой «замечательной» новости Каролли должен был успокоиться, сесть в машину и отправиться в Раунтвест. Он так и сделал. Но залетевшая в голову шальная мысль «я только проверю, если и там ее не окажется, сразу домой», вынудила свернуть с намеченного пути… Сама цель ПРОВЕРКИ подразумевала под собой, что режиссер явится на порог и хотя бы раз нажмет сенсорный дверной звонок, но он почему-то упорно игнорировал этот разумный метод… И выбрав удачное положение, просто стоял невдалеке и пытался разглядеть в незашторенных окнах первого и второго этажей хоть какое-то движение. «Никогда не думал, что я такое очко», — признался сам себе Каролли после минувшего получаса безрезультатного ожидания. Он нашарил в кармане безвозмездно отданную Брайаном пачку сигарет, вытащил одну, но подкурить так и не успел: на территорию дома въехала серебристая отполированная до глянцевого блеска машина, и режиссер все свое внимание устремил на того, кто сидел за рулем. — Угостите сигареткой? — в поле зрения мелькнула черная макушка, но Томас не удостоил Попрошайку даже взглядом, молча протянул ей раскрытую пачку, дождался, когда из нее исчезнет пара сигарет, и так же без слов убрал ее в карман. — Благодарю, а огоньком не поделитесь? Мотор заглох, из машины вышел высокий стройный блондин и направился к дому Селкет — Томас, не скрывая нервозности, сунул зажигалку с щедрым «забирай и проваливай». — Вот это да, спасибо, — удивилась Попрошайка, искренне обрадовавшись тому, что хозяин зажигалки так увлеченно за кем-то наблюдал. Блондин подошел к двери и сделал то, на что так и не решился режиссер — нажал на звонок. Короткая трель раздалась в доме и затихла. А Томас почувствовал запах сигаретного дыма: «За щедрость всегда надо платить», — подумал он, не решаясь вступать с Попрошайкой в спор о том, что стоять и дымить в благодарность рядом с ним не обязательно. Блондин тем временем повторно приложил палец к звонку, но, так и не получив ответной реакции, решил вернуться к машине. — Да, тачка улет, — проследив за взглядом Каролли, присвистнула Попрошайка. — Угу, — задумчиво буркнул Томас, внимательно изучая сосредоточенное и, как пить дать, явно что красивое лицо незнакомца. — Тебе на такую пахать и пахать, — хихикнула та. — Это ж сколько говна снять придется ради такой зверюги. — Угу, — протянул режиссер, провожая взглядом удаляющуюся машину, и тут же отвис — до него, наконец, дошли чужие слова. — Чего снять? ГОВНА? — он резко развернулся и ошарашенно уставился на Попрошайку, собравшись высказать все, что думает о ее словах. Но запнулся и стих. Присмотревшись внимательнее, Томас недоверчиво спросил: — Ты? Рядом стояла высокая — лишь благодаря убойной платформе на ботильонах — девушка, ее прямые волосы до пояса цвета нефти, изначально отвлекшие все внимание на себя, теперь, казалось, не меняли свою хозяйку до неузнаваемости: все тот же дерзкий взгляд сквозь голубые стекла круглых очков не смогла спрятать даже срезанная по прямой челка. — А кто ж еще? — усмехнулась Селкет, сладко затягиваясь и еще больше пачкая белый фильтр в темно-фиолетовой помаде. — Ну, а теперь колись, что ты тут делаешь? — Просто стою. — Просто стоишь у МОЕГО дома и пялишься в МОИ окна. Ты что, вуайерист? Или я тебе денег должна? — журналистка бросила окурок на асфальт и припечатала носком высоченных ботильонов. Как девушка на таких передвигалась, для режиссера оставалось загадкой. — Я не пялюсь, я смотрю, — поспешил оправдаться Каролли. — А, ну это сразу все меняет! — хмыкнула Селкет, подцепила сползающий с плеча рюкзак и двинулась в направлении дома, на полпути она обернулась и спросила: — Ты идешь или как? *** — Вообще-то я не напрашивался в гости, просто хотел узнать, все ли в порядке. Каролли за всю историю знакомства с Селкет впервые получил приглашение в ее дом. Они сидели на кухне, баюкая в ладонях кружки со свежесваренным кофе с густой молочной пенкой, и пытались разрядить неловкое молчание. Девушка впервые столкнулась с чувством, что в ее горле будто застряли слова. Слова благодарности. — Вот и славно, пока ты будешь это узнавать, я как раз успею поесть, не хотелось бы делать это одной, — писк микроволновки привлек внимание, журналистка поставила на стол две тарелки с обжаренным вместе с овощами рисом и большими сочными кусками мяса сверху. — Жаль только, что пришлось из-за кое-кого греть повторно. — Стоило выдать раньше свое присутствие. — С чего бы? А вдруг ты хотел какую-нибудь гадость под моими окнами написать. Хотя, впрочем, проехали… Жуй давай, — Селкет взяла вилку и принялась уплетать принесенную из забегаловки неподалеку еду. Аппетитный запах напомнил Томасу о том, что последний прием пищи был давненько и организм работал вхолостую, он решил последовать примеру журналистки. — Почему столь кардинальная смена имиджа? — спросил Каролли, когда еда в тарелке поубавилась. — Не знаю… — журналистка пожала плечами, худые ключицы, не скрываемые майкой, заходили под кожей. — Захотелось. Она, так до конца и не поняв собственные чувства, решила не упоминать о том, что, увидев приготовленные для нее Рамиром белые волнистые пряди взамен дредам, испытала некий приступ отвращения. С того момента, как она проснулась, в ее сознании то и дело вспыхивали разрозненные картинки — светлые накрученные как пружины локоны являлись одной из них. — Тебе идет, — Каролли утопил взгляд в тарелке, но Селкет это не остановило. — Томми, а ты, оказывается, умеешь делать комплименты. — А с чего бы мне не уметь? Их глаза встретились. — Ого, вот это напор. Я тебя задела? — Ты часто меня задеваешь, но твоим стилем общения с людьми меня не удивишь. — Вот и славно! — прыснула Селкет, отпивая некрепкий кофе. — И это вся медицинская помощь? — недовольно спросил Томас, взглянув на запястье девушки. — Налепили пластырь и готово? — Ну… он вроде обработан раствором, ускоряющим заживление ран, да и внимание особо из-за цвета к себе не привлекает, не ходить же с бинтами как с табличкой. Помолчали. Поели. — Что думаешь насчет дома, разве разумно и дальше продолжать оставаться здесь одной? Селкет вопросу не удивилась, но отвечать столь же дерзко как до этого Рису она не решилась. — А что, уже готов предложить переехать к себе? — Томаса аж перекосило. — Да ладно, расслабься, я шучу. Просто не вижу смысла менять одну ненадежную крепость на другую. Да и вряд ли кому-то в ближайшее время опять понадобиться ко мне вламываться. Все, что им было нужно, они передали, вот только я ни черта не помню. Режиссер спорить не стал, прекрасно понимая, что истина в словах Селкет была. — Что ж… — он лихорадочно размышлял, как перевести разговор в менее мрачное русло. По-хорошему, ему вообще следовало подняться из-за стола, поблагодарить за щедрый ужин и уйти в закат к кровати в своем номере. Но покидать квартиру не хотелось, несмотря на то, что организм после приема пищи дичайше требовал отдыха. И это было связано даже не с внезапно нахлынувшей симпатией Каролли к противной журналистке. Скорее он боялся, проснувшись поутру, узнать, что она вновь исчезла. И на этот раз навсегда. — Как там твой бывший муженек? — брякнул он то, что вертелось на языке весь день, но о чем говорить ему на самом деле хотелось меньше всего. Селкет на мгновение замерла, а затем взглянула на Томаса таким насмешливым взглядом, что он тут же пожалел, что задал этот вопрос. — Уже доложили? Как интересно, — протянула она, откидываясь на спинку стула и накручивая на палец прядь черных нарощенных волос. — Я случайно услышал, — продолжил бредить Томас и лишь затем поразился своей тупости. Мозг плыл, слова вязались в какую-то несуразную чушь. — И как же можно было услышать об этом СЛУЧАЙНО, находясь за тридевять земель от больницы. — У меня суперспособность, — раздраженно фыркнул Каролли, вперив взгляд в тарелку с недоеденным угощением. Если еще мгновение назад он хотел остаться, то теперь желал лишь одного — провалиться сквозь землю. — У Риса все отлично, как обычно: красив как Бог, богат как сволочь, честолюбив, галантен, умен, а как он был хорош в постели! Впрочем, сейчас, думаю, еще лучше! Хотя куда уж еще… — Селкет даже руками всплеснула, явно наслаждаясь тем, как лицо Каролли сереет все сильнее с каждым сказанным ею словом. — Че ж развелись, раз он такой идеальный? — рыкнул он, даже не попытавшись скрыть досады. — Да потому что идеалу надо соответствовать. Но, насколько он идеален, настолько неидеальна я, — наигранно вздохнула девушка, в качестве доказательства беря кусок мяса из тарелки руками и вгрызаясь в него, будто дикий зверь. — Так инициатором развода был он? — охнул Томас. — Еще чего! — возмутилась журналистка с набитым ртом, из-за чего куски непрожеванного мяса полетели во все стороны, включая тарелку Томаса и его лицо. — Такое великолепие и бросить — шутишь, что ли?! — Действительно, великолепие, — хмыкнул режиссер, снимая очки и счищая с них налипшие ошметки. — Просто однажды мы решили, что мы друг другу больше друзья, чем любовники. В его богатенькой семейке слишком много ограничений и правил, которым и он подчиняется беспрекословно. И моя безбашенность выводила его из себя. Меня же выводило из себя его фанатичное желание всегда и все контролировать. Ни единого риска. Ни единого лишнего слова или бездумного шага. Короче говоря, мы были слишком хороши друг для друга, — развела девушка руками. — Но хрен бы с ним, с Рисом, странно, что мы вообще говорим о нем, когда нам пора бы поговорить о нас, — томно протянула Селкет, наклоняясь в сторону Томаса, из-за чего благодаря глубокому декольте ее майки Каролли не то чтобы специально, но все же краем глаза разглядел украшающие бюстгальтер рюшки. Странно, он-то думал, что такие, как она, носят нижнее белье спортивного типа. А тут, посмотрите-ка, чисто девчачьи атрибуты одежды. Миленько, кстати, смотрится. И грудь роскошная. Каролли резко отвел глаза, запоздало соображая, что произнесла Селкет. — О нас? — проговорил он неожиданно высоким голосом. — Да что о нас говорить-то, господи боже, — кинул он, невольно вжимаясь в спинку стула. — О, котик, о многом, — начинала напирать теперь уже брюнетка, одно колено поставив на стол и буквально нависнув над бедным режиссером. — Ты мой должник. — С чего бы это? — всполошился Каролли. — Ты меня спас… Но, во все это дерьмо я залезла благодаря тебе и твоим дружкам. Как собираешься расплачиваться? — на лице Селкет появилась нехорошая ухмылка. — А…а что тебе надо? — выдохнул Каролли, чувствуя, что его трясет. — А разве это не очевидно? — Я… я не знаю. — Мне много не надо, — продолжала мурлыкать Селкет, приближаясь к Томасу все ближе. — Просьба совсем малюсенькая, — ее лицо оказалось настолько близко от лица мужчины, что кончики их носов почти соприкоснулись, а дыхание журналистки Каролли ощутил на своих губах. — Всего лишь ничего не значащая подпись, — прошептала она, смотря режиссеру прямо в глаза. — Чего? — встрепенулся мужчина, тут же очухавшись от чар девушки. — Какая еще нахер подпись? — почувствовал он неладное. — Твоя. Вот здесь! — с этими словами журналистка, отодвинувшись от Томаса, выудила из кармана сложенный вдвое лист бумаги и положила его прямо перед мужчиной. — Подпиши, что ты согласен с тем, что весь эксклюзив касаемо «Серебряной крови» будет принадлежать мне, только мне и никому, кроме меня! — Да ты же… — выдохнул Каролли, чувствуя, как внутри него закипает ярость. — Да ты, мать твою, совсем охренела! *** Глупо было ожидать, что такой насыщенный на события и эмоции день пройдет без следа для нервной системы и организма. Стоило актерам добраться до ближайшего отеля и рухнуть без сил на кровать, накопившийся стресс не заставил себя долго ждать… Брайан лежал в постели, усиленно играя роль провалившегося в глубокий сон человека, и слушал, как из ванной комнаты уже больше двадцати минут сквозь шум воды доносятся недвусмысленные звуки — Дэстера тошнило с таким убойным энтузиазмом, будто бы он полдня провел, не вставая из-за стола. И теперь весь десяток опробованных блюд просился наружу. Осознано подавляя свое желание помочь Мэту рациональным «я сделаю только хуже», Ри, гипнотизируя темные шторы, сквозь которые едва заметным сиянием пробивалось вечернее солнце, смиренно ждал, когда Дэстера наконец отпустит. Проторчав под прохладным душем какое-то время, даже не вытираясь, актер все же выполз из ванной и, бесшумно ступая босыми ногами, оставляя на полу мокрые разводы, вернулся в постель. Брайан, даже находившись на самом краю, ощутил через чувствительные пружины матраса, как все тело актера потряхивало в жутком ознобе, но так и не решился повернуться. Мэт же, лежа поверх покрывала в одном полотенце, ждал только одного: когда обезболивающее подействует должным образом. *** Не сказать, что Геральд ожидал, но все же легкое удивление имело место быть, когда охранник получил в пять утра сообщение от Томаса: «Подъезжай за мной к дому Селкет». Быть может, он отреагировал бы куда более эмоционально, не высоси из него все эмоции неожиданный гость, что за три часа своего присутствия в доме, до того момента как мужчина плюнул на все и отправился спать, буквально вытрахал его мозг по самый мозжечок. Геральда начало преследовать странное ощущение: ему казалось, будто Микки сканирует каждое его действие и анализирует каждую брошенную даже невзначай фразу. Конечно, он бы мог взять на заметку те качества, о которых упоминал Томас в своем рассказе о Киборге — странный, замкнутый, не от мира сего и слегка поехавший тип — но даже знание этого не было способно как-то помочь ситуации… — Ну что, я могу тебя поздравить и выкинуть подарочный купон в тату-салон «девственникам скидка 50%»? — сияя как начищенный таз, тут же обрушился Геральд на Каролли, стоило тому только сесть в машину. — Как остроумно с твоей стороны, — Томас выглядел весьма потрепанно и не напоминал человека, что успел отдохнуть, и охранник решил акцентировать внимание и на этом. — Всю ночь развлекались, что ли? Вот это у дамочки аппетит! — И аппетит, и амбиции — кого хочешь без штанов оставит, — не стал спорить Каролли, вспоминая, как собственной рукой подписал злосчастную бумажку, подсунутую Селкет. Журналистка все-таки добилась от него того, что хотела. — Только не говори, что она по части ЭТИХ… — Каких еще «ЭТИХ»? — Тех, кто любит латекс, каблуки не меньше пятнадцати сантиметров и пробку в чужой заднице. Геральд вел машину в направлении кладбища, где все еще размещалась съемочная площадка «Серебряной крови». — Какая безвкусица эта ваша имитация доминирования и подчинения, прям как отработка на симуляторе спасательной операции или боевых действий. Скучно. И фальшиво, — отозвался голос с заднего сидения. Томас резко развернулся и, увидев Микки, не поверил своим глазам: когда он в последний раз видел парня вне стен своей квартиры? Наверное, никогда. — А ты как здесь оказался? — Решил составить вам компанию и посмотреть, как создаются ШЕДЕВРЫ кинематографии. — Еще один критик на мою голову, — фыркнул Томас и отвернулся к окну, однако не прерывая разговор. — И стоит так рисковать и выходить в неизведанный и жестокий мир? А вдруг радиация? Отравление токсинами? Бешенство? Волчанка? — Ну у меня есть тот, кто обо мне позаботится, — загадочно улыбнулся Микки, издевательски насмешливым взглядом смотря на Геральда в зеркало заднего вида. — Ты успел что-то натворить, о чем я не знаю? — удивился Каролли, вперивая взгляд на водителя. — Чего он на тебя так косится? — Скорее не натворить… Вовремя не поджёг свою квартиру, сразу как понял, что в нее кто-то залез… И расплачиваюсь за это, — буркнул под нос Геральд. *** — Провал. Цель ушла, — послышался из трубки телефона безэмоциональный голос. — Искали всю ночь, но, видимо, у него был запасной план отхода. — Профессиональный отряд наемников не смог схватить одного вшивого недохакера? — выдохнула Роуз, стараясь сохранять самообладание. Но даже сквозь наигранное спокойствие очень четко прослеживалось раздражение. — Вшивый недохакер — бывший военный, — парировал ее вопрос голос. — Навыки попахивают спецподразделением. — Насколько я знаю, в спецподразделениях БЫВШИХ солдат не бывает, — прорычала женщина. — Возможно, его списали, ссылаясь на нестабильность психики и предполагая, что он загнется сам. — Предполагая? Не знала, что в таких структурах кому-то разрешено предполагать. — Возможно, были нюансы. — «Возможно», «предполагали», с каких пор в твоих отчетах, Ноц, присутствуют подобные слова? Выясни все необходимое. Сегодня же. Чтобы вечером у меня на столе лежал отчет. Мне надо знать, с кем связались эти проходимцы. Я действовала слишком открыто и поплатилась за это. Но второй раз на те же грабли я не наступлю. — Так точно. Отчет к вечеру, — отчеканил собеседник и положил трубку. *** — Я понимаю, что после нападения домой тебе возвращаться нельзя, но… — как бы невзначай бросил Геральд, — не думаешь, что сейчас самое время подыскать себе временное жилье? — Не, — лишь отмахнулся Микки. — Мне и у тебя более чем удобно. «Мне неудобно!» — мысленно воскликнул мужчина, но дабы не разводить очередную перепалку, коих у них с Киборгом за последние пару часов насчитывалось не меньше десятка, решил действовать осторожно. Каролли убежал на съёмочную площадку, со стороны которой теперь то и дело раздавались его предсмертные вопли. Видимо, Селкет окончательно измучила его не физически, так эмоционально, и теперь мужчина старательно срывал свою злость на окружающих. Благо охранник успел предупредить пару гримеров о том, что Томас может бесноваться из-за разбитого сердечка. И он не сомневался, дамочки быстренько растрепали об этом всей площадке. Именно поэтому на вопли Томаса следовали лишь тихие смешки, а то и жалостливые взгляды. Один костюмер в ответ на беснования режиссера даже принес ему стаканчик с кофе, сообщив, что тот должен держаться и бороться за свое счастье. Конечно, ответом ему стала двадцатиминутная исключительно матерная ода о том, как все вокруг безобразно работают, но кофе Каролли все же выпил, и на том спасибо. Геральду, не являвшемуся членом киногруппы, оставалось, как обычно, сидеть в самом темном уголке съемочной площадки и наблюдать за общим ходом работы, подмечая возможные опасные моменты. Он это и раньше делал, но впервые его работа мужчине показалась настоящим адом. Возможно, виной всему являлся неожиданно навязчивый Киборг, который ходил за Геральдом по пятам, не оставляя в покое даже в туалете. — Мне рассказывали, что ты замкнутый человек, — продолжил он разговор с Микки. — Очень замкнутый. — И никому не доверяешь. — Вообще никому! — Так с какого хера ты ко мне прицепился? — не смог долго держать себя в руках охранник. — Не знаю, — пожал Киборг плечами как-то… по-женски. Геральд уже не в первый раз подмечал за ним определенные повадки, которые скорее ассоциировались с женским полом, чем с мужским. Его движения были будто бы… изящнее, чем должны были быть для подобного типа. — Что, блин, значит «не знаю»?! Долго ты еще собираешься за мной ходить? — Пока смерть не разлучит нас! — пропел красноволосый, подарив Геральду очаровательную улыбку и сверкнув передними вставными серебряными зубами. — Я на такую херню не подписывался, — буркнул он, продолжая сканировать всю площадку. — Жизнь такова, что с тобой зачастую происходит именно то, на что ты не подписывался. Иначе было бы не интересно! — О, до появления тебя в моей квартире, мне было более чем интересно! — Разве? Одинокий мужик в маленькой хате без семьи и даже домашнего животного. Ходит с полок пыль собирает в свободное время. Это что же за жизнь такая?! — А по-твоему, чем я должен заниматься?! — фыркнул Геральд. — Да господи, много чем! Хоть трахаться! Знаешь, некоторые люди любят этот вид развлечения. Говорят, неплохая штука! — Я достаточно трахаюсь! — в раздражении бросил охранник эту фразу громче, чем того хотел. Несколько проходивших мимо работников вздрогнули и бросили на него недоуменные взгляды. — Да? — тем временем сузил глаза Микки. — Это с кем же? Геральд на эту колкую попытку принизить его мужскую состоятельность с невозмутимым видом достал телефон и открыл на нем приложение. «Найди свою судьбу» громогласно кричало название сайта для знакомств, к которому за глаза можно было приписать с десяток продолжений по типу «на одну ночь». Судьбу на таких сайтах, может, и находили, но в исключительных случаях и зачастую вряд ли желанную. В основном мужики, стараясь презентовать себя во всей красе, трясли своим состоянием, привлекая одних лишь золотоискательниц в поисках беззаботной жизни или матерей-одиночек с тремя отпрысками от разных мужей, грезивших лишь о том, чтобы обеспечить своим детям стандартный социальный пакет. Такие дамочки обычно в попытке ухватить все и сразу окучивали с десяток предполагаемых спутников жизни, бегая на вечерние рауты едва ли не как на работу. И тем не менее «Найди свою судьбу» являлся всего лишь обычным сайтом для встреч-однодневок, а также рассадником половых бонусов вроде хламидиоза, трихомониаза и, в самых запущенных случаях, сифилиса, и в целом служил лишь для обеспечения приятного вечера с собеседником, который обычно заканчивался, а иногда и начинался, в постели. — Воу, четыре звезды, — присвистнул Микки, глазея на демонстрировавшийся в профиле Геральда рейтинг. — Из пяти возможных. Да ты просто «первоклассный ебырь»! И как ещё не лопнул от гордости. — Нет предела совершенству, — пожал Геральд плечами, убрал телефон и продолжил наблюдение за Томасом, кажется, достигнувшим вершины своего контроля: мужчина забрался на высоченную декорацию и теперь командовал в рупор с высоты седьмого этажа. Удивительным оставалось то, как режиссер без монитора или других увеличительных средств мог разглядеть малейшие неугодные ему изменения в мимике ведущих актеров. «Это то, что нам нужно!» — мысленно добавила Викки, переполненная возбуждением от увиденного на профиле охранника. «Нам? Уверена?» — ответил Микки, явно не разделяя чувства сестры. Сейчас он начинал по-настоящему жалеть о том, что позволил ей встать у руля и подписался быть невидимым соучастником этой до жути странной беседы. — А как же романтика и стабильность? — Микки интересовали детали. — Смеёшься? С моей-то работой? — Не выеживайся. Если подразумеваешь ненормированный график и повышенную опасность, то ты этим сейчас вряд ли кого-то удивишь… Но люди как-то живут, строят семьи, развиваются. — Вот именно что «как-то». Да и какая мне разница? Это личное дело каждого, пусть живут как им удобно или неудобно. Я свою зону комфорта определил давно и покидать ее не намерен. — Вот и славно, — играясь колечком септума, неожиданно бодрым голосом для Геральда отозвался Микки, охранник уже готовился было выслушивать многочасовую поучительную тираду с инструкцией, как и что нужно делать, но ее не последовало. «Прекрасно! Такого, как он, будет проще склонить к желаемому. Быть может, его даже не смутит то, что мы — мужик!» «Но это смутит меня», — запротестовал Микки. «Закроешь глаза и… Просто переживешь этот разок-другой». «Да ты совсем оборзела?» «Всего лишь забочусь о нашем здоровье, не хочу, чтобы по нам раньше времени шарахнул климакс». «Я мужик, у меня нет климакса!» «А я баба, и у меня он есть!» *** — И ты ничего не хочешь мне рассказать? Лео сидел в машине один на один с человеком, в присутствии которого он начинал изрядно нервничать, мечтая только о том, чтобы этот разговор быстрее закончился. От мужчины вновь пахло любимым парфюмом Харви, заставляя парнишку в очередной раз удивиться, как же сильно может видоизменяться запах при попадании на кожу. Особенно НЕ НА ТУ КОЖУ. — Что именно? — А у тебя много вариантов? Лео сделал вид, что заинтересовался происходящим в окне и плотнее придвинулся к двери. — В отеле ничего такого не произошло. Зарвавшийся актеришка перебрал с алкоголем и решил построить из себя альфа-самца. Я лишь подыграл ему. — Подыграл и очень кстати, — с очевидным сарказмом в голосе заключил мужчина. Лео повернулся к нему, в его взгляде читалось легкое замешательство. Он не мог разобрать, серьезен ли его собеседник или это лишь очередная попытка поиграть на его нервах. — О чем Вы? — Ты своей недальновидностью дал им шанс уязвить твою мать и выиграть драгоценное время. Водитель включил на встроенном в салоне экране видео, которое днем ранее привело Роуз Харви в состояние, граничащее с сумасшествием. — Не стоит делать такое лицо, мой мальчик, — обманчиво ласково обратился мужчина к Лео. — Она уже обо всем знает, и теперь остается только вопрос времени, когда в глазах, прежде переполненных любовью, появится отвращение. Будь уверен, она не простит тебе твоей оплошности. *** Большой особняк, размещавшийся в элитном квартале города, возвышался над зданиями по соседству, своим видом как бы говоря, что он избранный даже среди избранных. Выстроенный в готическом стиле дом, больше походивший на замок, сверкал расписными витражами, на которых при внимательном рассмотрении можно было углядеть не самые приятные картины из прошлого: люди, корчившиеся в языках пламени, палачи, державшие в руках отрубленные головы, мертвецы, глаза которых выклевали вороны. Но проходивший сквозь эти картины солнечный свет придавал необъяснимый дикий шарм комнатам внутри. Многочисленные башенки, устремленные в небеса, выглядели угрожающе. Они будто бы желали вспороть собой само небо. Особняк заслуженно считался одним из самых красивых построек города. Но был столь же красив, сколько и холоден. Лео ненавидел этот дом. Припарковав машину в гараже, парень вышел на главную дорогу, засыпанную приятно шуршащим под ногами черно-красным гравием, и направился к главному входу. Внутренности его сводило судорогой. Все тело потряхивало. То, что сказал ему «коллега» матери в машине, настроило его на худшее. Но даже при таком раскладе и, прекрасно зная характер матери, парнишка все равно надеялся, что, быть может, все закончится тихо. Но лишь он открыл тяжелую входную дверь и заглянул в главный холл, украшенный лепниной и сверкающий красными и золотыми узорами, сразу понял, что надеялся он напрасно. В середине холла на мраморном полу лежал черный кожаный хлыст.