***
Накупавшись вдоволь, они лежат на полотенце, и капли морской воды, ещё не успевшие высохнуть на утреннем солнце, блестят на их коже. - Митя, - Шанель тянется к его губам. Дмитрий не находит в себе былого желания, но Шанель так добра к нему, и он чувствует, что не в праве ей отказать. Дмитрий плотнее зажмуривает глаза, целуя ее, проводит рукой по ее коротко подстриженными на затылке волосам, настолько коротко, что их можно было бы принять за мужские, и позволяет себе вспомнить то, о чем не вспоминал уже очень давно... Обнаженный Феликс, бесстыдно растянувшийся на его кровати, даже не пытаясь прикрыть свою наготу. Как же молоды они были... Феликс шепчет: - Митя, я хочу в коронных украшениях. - Что? - запыхавшийся Дмитрий непонимающе смотрит на него. - Я хочу диадему. - Зачем, любовь моя? - Дмитрий лениво проводит пальцем вокруг его соска. - Чтобы ты взял меня в диадеме. Какой же ты недогадливый. Мне ведь пойдет, правда? - Феликс кивает на лежащие на полу чулки и платье, которые Дмитрий сорвал с него полчаса назад. - Феликс, ты с ума сошел! А если тетя* вернётся из церкви? - Но мне так хочется, - Феликс закатывает глаза и хлопает ресницами. Дмитрий, на ходу надевая рубашку, бежит в комнату тети. Нет, он не может, он не должен этого делать... Но он все равно выдвигает ящик туалетного столика, хватает первые попавшиеся диадему и колье и бежит обратно. Феликс, уже в платье, восхищённо смотрит на великого князя и надевает диадему. Дмитрий застегивает колье на его шее, одновременно толкая его к комоду. Феликс упирается в столешницу руками, довольно разглядывая в зеркале свое отражение. Дмитрий задирает на нем юбку, судорожно вздыхает, глядя на кружевные чулки, и пристраивается сзади... Затвердевший член Дмитрия касается бедра Шанель. Оторвавшись от его губ, она шепчет: - Вы всегда готовы, Дмитрий. Как настоящий военный. - Для вас я готов всегда и на все, - произносит он, открывая глаза. Лазурно-голубое небо проглядывает сквозь переплетающиеся над ними ветви олив, и Шанель улыбается, оседлав Дмитрия. Он протягивает руки, чтобы придержать ее груди, и она начинает мягко покачиваться. Дмитрий вновь прикрывает глаза, Шанель дышит все громче и громче, вскрикивает и стонет, вцепившись ему в плечи. Феликс в его воспоминаниях тоже стонет, в изнеможении падая на комод, и диадема, в которой венчались императрицы, соскальзывает с его головы... Дмитрий целует Шанель, медленно поднимается, садится, обхватив колени руками, и смотрит на море. Шанель приподнимается на локте: — А та женщина, которую вы любили, и я сейчас не про вашу невесту, она тоже умерла? — Он… Она… Можно сказать и так. — Мне очень жаль.***
На следующее утро Дмитрий просыпается поздно и видит, как Шанель курит, придирчиво рассматривая висящие на стульях мужские костюмы. Она оборачивается: — Это для вас. — Я в восхищении. Вы прекрасно разбираетесь в мужской одежде, — Дмитрий поднимается с кровати и оглядывает десятки коробок из лучших парижских ателье. — Только мой камердинер так хорошо в ней разбирался. — Потому, что ношу ее сама, — она усмехается. — А у вас был камердинер? Прямо с детства? — Ну да, — Дмитрий пожимает плечами, заглядывая в одну из коробок. — У меня вот нет. А я думала, у вас это называется, как же, мне говорил один русский офицер. Денш… Денше… — Денщик. Тоже был. — Вы жили такой интересной жизнью, — Шанель качает головой, поджимая губы. — Может быть. Но сейчас я могу только молить Бога, чтобы все эти люди были живы. Он накидывает халат, лежащий на стуле, и подходит к Шанель, стараясь удержать улыбку на своем лице. — Прошу меня извинить, Коко, я хотел бы немного прогуляться перед завтраком, — он подносит к губам ее руку. — Благодарю вас за столь щедрый подарок. Дмитрий выходит на террасу виллы и долго стоит, положив руки на перила. Сверкающие на солнце бирюзовые волны так сильно отличаются от стальных вод Невы. Но все же, глядя на них, Дмитрий невольно вспоминает, как, выходя из полкового манежа, он всегда бросал на реку рассеянный взгляд. Шанель вырывает его из воспоминаний, подойдя сзади и положив руки ему на плечи: — Это похоже на русские узоры? — она показывает Дмитрию эскиз блузки с каким-то орнаментом на воротнике. — Наверное. Не забываете, Коко, я военный, а не художник. — Но все же вы так вдохновляете меня. Я бы могла посвятить нашим отношениям целый парфюм. Дмитрий улыбается: — Я знаю одного парфюмера. Если угодно, могу вас с ним познакомить. — Шшш! — Шанель машет на него рукой, выхватывает из кармана карандаш и, положив свой эскиз на перила террасы, принимается что-то на нем дорисовывать. Дмитрий вновь смотрит на море. Парфюм… Женщина ещё никогда не говорила ему подобных слов, и это было приятно. Но, может быть, это ему стоило бы ещё тогда, в Петрограде, посвятить Феликсу какой-нибудь одеколон. Или что-то ещё посвятить… А он только портсигары и запонки дарил. На большее фантазии не хватало. Может быть, тогда бы Феликс был благосклоннее к нему. — О чем вы думаете, Дмитрий? — О Неве. — Мне кажется, я вижу ее отражение в ваших глазах, — Шанель обвивает руками его шею. Дмитрий крепче прижимает ее к себе, надеясь, что она не увидит, как заблестели его глаза. Неужели с годами он стал так же сентиментален, как тетушка Элла? Шанель отстраняется и серьезно смотрит на него: — Дмитрий, я хотела сказать вам. Я должна переехать поближе к своему магазину, хотя бы в Бель Респиро*. Но меня беспокоит, что там Стравинский. Он безответно влюблен в меня, и я боюсь, что он может вызвать вас на дуэль. — Кто это? — удивлённо спрашивает Дмитрий. — Как же, Стравинский, ваш знаменитый композитор. Из Русских сезонов. Неужели вы не знаете его? — А, где-то я уже слышал эту фамилию. Не беспокойтесь, он не посмеет вызвать меня, — Дмитрий запрокидывает голову и громко смеётся. Шанель в замешательстве смотрит на него. — А если бы даже посмел, у него не было бы никаких шансов.