Земля любви и море чарований

      Яков Петрович Гуро, несмотря на специфику своей деятельности, неизбежно ведущую к частому столкновению с нелицеприятными вещами, всегда считал себя ценителем всего прекрасного. Он любил вкусные, изысканные блюда, дорогой алкоголь, стильную одежду и элегантные интерьеры. Он был большим поклонником искусства и красивых женщин. Впрочем, не только женщин. Только вот по-настоящему красивых мужчин ему доводилось встречать нечасто, и ещё реже среди них находились те, кто был способен ответить взаимностью на его чувства. А так как Яков Петрович более всего на свете дорожил своей репутацией, он встречался лишь с женщинами, либо с мужчинами, которые первыми проявили свой интерес. Однако, в случае с Гоголем дела обстояли совершенно по-другому.       Изначально Гуро ничего такого не планировал. Гоголь был для него всего лишь способным мальчишкой, так кстати обладающим необходимой для расследования характеристикой. К тому же, он безгранично уважал Якова Петровича и внимал каждому его слову. По приезду в Диканьку тому даже стало немного неудобно от того, что он подвергает ни в чём неповинного писаря такому риску. Вот тогда-то Гуро и должен был насторожиться - не в его натуре было сожалеть о сделанном. Но Яков Петрович был слишком увлечён занятным расследованием, что пропустил момент, когда Гоголь начал забираться к нему в душу, а к тому времени, когда спохватился, было слишком поздно - они уже вернулись в Петербург, Николай Васильевич его ненавидел, а сам он был по уши влюблён.       Естественно, понял он это не сразу. Гуро сдал Марию товарищам из общества, поучаствовал в дознании, которое, кстати, ни к чему в итоге не привело, вернулся к следственным делам Третьего Отделения, возобновил светскую жизнь и целый месяц прожил, не вспоминая о Гоголе. Пока не заметил, что ему как будто чего-то не хватает. Он стал плохо спать, просыпался утром разбитым и ничего не помнил о своих сновидениях, в которых ему виделись смоляные пряди, белая кожа и прозрачные глаза. Гуро был измучен и не мог понять, что с ним происходит, пока случай вновь не столкнул его с Гоголем. Одного пойманного взгляда хватило, чтобы Гуро пронзило осознание - он влюблён в этого бледного юношу, что сейчас жмурится, видимо, пытаясь убедить себя, что никакого Гуро рядом с ним не наблюдается.       Гоголь распахнул свои невероятно пронзительные голубые глаза, и сердце Гуро пропустило удар из-за завораживающе беззащитной хрупкости его взгляда. О, Николай Васильевич был воистину восхитительным созданием. Чувствительный поэт с прекрасной внешностью и ранимой душой и сам не знал, каким бриллиантом являлся, но Яков Петрович разглядел его ценность. Этот прелестный неискушённый цветок чах среди дикости и слепоты общества, не способного оценить его по достоинству. Чтож, теперь было кому воздать ему должное - Гуро уж точно не удержится от того, чтобы забрать его себе и холить и лелеять, как величайшую драгоценность, которой он и был. Ну, а если у Якова Петровича не выйдет сделать Гоголя своим, то он с огромным удовольствием его сломает.       Яков Петрович стал буквально преследовать Николая Васильевича. Он появлялся на тех же приёмах, ходил в те же рестораны, частенько захаживал в контору писаря и много раз предлагал юноше перевестить к нему на службу или хотя бы разделить с ним трапезу. Гоголь отказывал и не брал от Гуро ни маленькие презенты, наподобие занятных книг или изысканных перьев, ни бутылки вина, ни дорогие гостинцы. Более того, он неоднократно спрашивал Гуро, зачем тот за ним ходит. Гоголь совсем не понимал намёков. Даже удивительно, как он при всей своей уникальной восприимчивости ко всему, что происходило вокруг него, умудрялся не замечать или же не понимать знаков внимания со стороны Якова Петровича.       Понятно, что он разозлился на Гуро за Диканьку, но разве справедливо злиться на него до сих пор, тем более, из-за дела, связанного со службой? Яков Петрович подозревал, что Гоголь обижен не столько из-за использования его в качестве живца, сколько из-за того, что Гуро скрывал от него правду. Но, право, он ведь извинился уже несколько раз, чего за ним ранее не замечалось, объяснил причины своего поступка и уверил, что такого больше не повторится. Чего Гоголю ещё надо? Впрочем, вполне могло статься, что Николай Васильевич и вправду не понимал, чего добивается Яков Петрович. Так что в следующую встречу, у писаря в его каморке на службе, Гуро на прощание целует изящные пальцы и любуется на ошарашенный взгляд и зардевшиеся щёки. Игра началась.