Наказание для Ричи

— У нас вроде как маленькая традиция, — Эдди слабо улыбнулся. — Мы всегда вместе смотрим вечерний выпуск новостей. И сегодня, среди всего прочего, там был сюжет, про… В общем, про ежегодный парад представителей… — парень замялся. — Нетрадиционной ориентации. В Лондоне. Там показывали всех этих людей с плакатами, радужные флаги и все в таком духе. Ты понимаешь. Так вот, когда об этом говорили, моя мама, она… — Каспбрак моргнул, и по его щеке прокатилась слезинка. — Она говорила такие ужасные вещи. Про то, что все эти люди больны, что нельзя показывать по телевизору подобные извращения, что это отвратительно. И, знаешь, мне стало так больно, — еще несколько слез, пробежав по бледному лицу шатена, упали на пол, разбиваясь о паркет. — Она говорила все это про тех людей, про людей с экрана телевизора, а я просто сидел рядом и понимал, что я — один из них. Один из тех, кого моя мать считает ненормальным. Мерзким. Понимаешь, Ричи? — подросток посмотрел на Тозиера, заглянул в глаза, и его голос сломался, когда он прошептал: — Она меня ненавидит. Ричи не знал, что делать. Не знал, что говорить и как себя вести. Он знал лишь, что ему хочется — ему нужно — утешить сидящего рядом парня, успокоить, как-то убедить в том, что все будет хорошо. Что все наладится. Но брюнет не находил нужных слов. Поэтому он просто подался вперед, притягивая Эдди к себе и обвивая руками чужие дрожащие плечи. А Каспбрак, уткнувшись носом в шею одноклассника, продолжил рассказывать: — Я не выдержал. Черт знает зачем начал возражать, черт знает зачем попытался ее переубедить. Но она и слушать не хотела, продолжая твердить свое. И тогда я… Я просто сказал это. Сказал, что мне нравятся парни. — А она? — осторожно спросил Тозиер. — Сначала восприняла это как шутку. Потом забеспокоилась. Но все еще не верила в то, что я говорю серьезно. А когда наконец поверила, начала нести еще большую чушь. Про то, что мы можем обратиться к психологу, что мне обязательно помогут. Я разозлился и… Просто ушел. Сказал, что переночую у друга и ушел из дома, хлопнув дверью, — шатен слегка отстранился и, глядя куда-то в пространство за спиной Ричи, тихим, почти полностью осипшим голосом произнес: — Я не знаю, как мне теперь быть. Не знаю, как смогу завтра вернуться домой. Не знаю, как смогу находиться там, зная, что собственная мать считает меня каким-то больным человеком, нуждающимся в лечении. — Брось, — Тозиер покачал головой, мягко поглаживая острые плечи одноклассника. — Ты же знаешь, что на самом деле она так не думает. — Ты просто не слышал её слов, — Эдди горько усмехнулся. — Она никогда не сможет меня принять. — Сможет, — голос Ричи излучал неподдельную уверенность. — Сможет, Эдс. Ей понадобится время, но она примет тебя. А до тех пор знай, — парень заключил подбородок Каспбрака в чашу своих ладоней, заставляя приподнять голову. — Что ты всегда можешь рассчитывать на меня. Что бы ни случилось, я буду поддерживать тебя, слышишь? — подросток слабо кивнул в ответ, и Тозиер, желая окончательно развеять чужие сомнения, с улыбкой добавил: — В конце-то концов, Принцесса, мы столько дерьма пережили, что ты просто не можешь после всего этого взять и сдаться. — А если я хочу сдаться? — Мечтай, — брюнет усмехнулся и вновь прижал одноклассника к себе, устраивая его голову на своем плече. — Я тебе не позволю. Минуты три они так и сидели в обнимку, молчали и думали о сложившейся ситуации. Эдди все еще слегка подрагивал, но уже не плакал, а лишь изредка всхлипывал, сминая пальцами футболку Ричи. Тот не жаловался. Близость Каспбрака, как и осознание того, что он понемногу успокаивается, приносили умиротворение и самому Тозиеру. — Спасибо, — вдруг сказал шатен, шмыгнув покрасневшим носом. — Правда, Ричи, спасибо тебе. Если бы не ты, я… — Все-все, я понял, — парень улыбнулся, заранее останавливая грозящийся вылиться на него поток слов благодарности. — Только не вздумай опять распускать сопли, я здесь совсем еще недавно кренделя со шваброй выписывал, имей совесть. — Дурак, — буркнул Эдди, но все же улыбнулся, кулачком утирая слезы. — Я тоже тебя люблю. Каспбрак с тихим смешком отстранился и, внимательно посмотрев на брюнета, неожиданно бодрым голосом поинтересовался: — Ты, кажется, днем что-то говорил про пиво? Поначалу Тозиер сориентировался не сразу, но уже спустя мгновение закивал головой как китайский болванчик, подскакивая на ноги: — Сейчас принесу! — и с феноменальной скоростью метнулся в сторону кухни. Оставшийся сидеть на своем месте Эдди невольно рассмеялся, и, откинувшись на спинку дивана, продолжил с улыбкой наблюдать за воодушевившимся одноклассником, роющимся в недрах холодильника. Вечер проходил в размеренно-непринужденной атмосфере. Подростки, развалившись на диване в гостиной, смотрели всякую бессмыслицу по телевизору, лениво потягивая пиво. Ричи внутренне ликовал, наслаждаясь возможностью вот так просто лежать рядом со своим парнем, ощущая его тепло, его запах, его самые мельчайшие движения. Каспбрак просто потягивался, а брюнет чувствовал, как двигаются его лопатки, как выступают позвонки, причем все это с учетом того, что между ними было несколько слоев одежды. Тозиер не позволял себе думать о том, как все это ощущалось бы, если бы всей этой мешающей ткани не было вовсе. Он понимал, что Эдди все еще расстроен и подавлен, а потому не хотел лишний раз выводить его из состояния равновесия, приставая с поцелуями или чем-то подобным. Брюнет ощущал напряжение и некоторую нервозность одноклассника, которого явно не покидали мысли об инциденте с матерью. Хотелось сделать что-то такое, чтобы Каспбрак перестал переживать, сказать что-то, чтобы… — Лив позвала нас с тобой в Нью-Йорк, — выпалил Ричи на одном дыхании. Эдди напрягся пуще прежнего. Плечи одеревенели, спина — тоже. Даже язык перестал слушать. Шатен с трудом выпрямился и принял сидячее положение, поворачиваясь к Тозиеру лицом: — Что, прости? — Ты слышал, — пожал плечами подросток, решив, что раз уж начал — нужно договаривать. Секунд десять Каспбрак сидел без движения, и лишь после он выдал растерянное: — Я не понимаю. — А что тут непонятного? Лив зовет нас к себе. Жильем она обеспечит, пропитанием тоже, нам нужно будет оплатить только билеты туда-обратно, и дело сделано. Эдди просто…опешил. В течение всего этого дня, с того самого момента, как они с Ричи вышли со двора больницы, окончательно разобравшись во всей этой ситуации с Генри, парень находился словно во сне. Он не мог до конца поверить в то, что им с Тозиером больше ничего не угрожает, что проблемы позади, а впереди — почти целое лето, лишенное всяких забот. И лишь только теперь, когда его одноклассник вдруг заговорил о — с ума сойти! — поездке в Нью-Йорк, Каспбрак будто бы стряхнул с себя эту мутную дымку, вернувшись в реальность. В ту самую, в которой он сидит у брюнета дома, держит в руке початую бутылку пива и глупо хлопает глазами, слушая торопливые разглагольствования Ричи: — Знаю, для поездки нужно будет разрешение родителей, а у тебя сейчас в отношениях с матерью все не слишком гладко, но у нас есть время. Вы с ней обязательно помиритесь, а потом мы вместе придумаем, как ее уговорить. У тебя ведь День Рождения в конце июня, так? Скажешь, что тебе не нужно никаких подарков, пусть только она разрешит поехать. Если что, я уболтаю своих предков, они тоже замолвят словечко, и тогда… Тозиер не договорил. Но не из-за того, что у него закончились аргументы, вовсе нет. Просто Каспбрак вдруг подался вперед и совершенно неожиданно его поцеловал, зарываясь пальцами в спутанные кудри. Брюнет ошеломленно замер. Сердце в грудной клетке сделало кульбит, а Эдди так же внезапно оторвался от губ парня и порывисто выдохнул, со смесью не прошедшего еще шока и какого-то радостного возбуждения глядя Ричи в глаза. — И что это было? — спросил Тозиер, облизнув невесть от чего онемевшие губы. — Не знаю, — честно признался шатен, неловко улыбнувшись. — Думаю, если ты, приглашая меня в Нью-Йорк, хотел знать мой ответ, то, наверное, это он и был. Парень в ответ заторможенно кивнул: — Вот как, — он невольно опустил взгляд на губы Каспбрака, да так и завис, таращась на них. Эдди, который не мог этого не заметить, коротко, но неожиданно счастливо рассмеялся и вновь накрыл губы Ричи своими. Вообще-то, выпил шатен немного, да и слишком пьяным себя не чувствовал. По крайней мере, отчет в действиях он себе отдавал, вот только контролировать их получалось с трудом. Виной тому был не столько алкоголь в крови, сколько бушующий внутри коктейль гормонов и эмоций. Радостное предвкушение, чувство благодарности, ощущение счастья — все это накрывало с головой, заставляя совершать то, на что в любой другой ситуации Каспбрак наверняка бы не решился. Не решился бы проявить инициативу, первым начав поцелуй, потому что всегда считал себя слишком неумелым. Не решился бы, запустив пальцы в чужие волосы, оттянуть их немного сильнее, чем обычно, опасаясь причинить боль. Слишком много было страхов и комплексов, не позволяющих вести себя свободно, раскованно, делать то, что хочется. В крайнем случае, так было раньше. Теперь же чувство страха отошло на второй план. Его просто вытеснили другие эмоции, куда более сильные, и на секунду — на одно короткое мгновение — подросток позволил себе этим эмоциям поддаться, прижимаясь к Ричи всем телом. Тогда-то Тозиер и пришел в себя, с готовностью перехватывая инициативу. Честно? Брюнет был готов признаться самому себе в том, что он в некотором роде пользуется ситуацией. Пользуется, и, на самом деле, не испытывает из-за этого угрызений совести. Видит Бог, парень никогда не позволял себе переходить границы, никогда не пытался принуждать Эдди к чему-то или как-то на него давить. Сейчас же одноклассник начал первым, а Ричи, он… Ричи был не железным. Серьезно, он был живым человеком. Он был подростком. Он, черт возьми, был здоровым парнем, и это, как ни крути, предполагало наличие определенных потребностей. Эти потребности, конечно, существовали и раньше — до встречи с Каспбраком — но теперь, когда вполне реальный и осязаемый объект сексуального интереса постоянно маячит перед глазами, нужда в удовлетворении этих потребностей стала ощущаться намного острее. Настолько остро, что мозоли на правой руке перестали заживать, так же как перестал облегчать ситуацию процесс, в ходе которого они появлялись. Да, яростная мастурбация за закрытыми дверями ванной комнаты уже не помогала. — И это при живом-то бойфренде, — хохотала Лив, которая пусть и поверхностно, но все же была осведомлена о некоторых деталях в отношениях своего приятеля. Так что да, на этот раз Тозиер совершенно точно не планировал упускать представившуюся возможность урвать свое. Смена положения произошла внезапно: Эдди просто обхватили за талию, и уронили на матрас разложенного для удобства дивана, нависая сверху. Подросток даже возмутиться не успел — брюнет сразу же втянул его в очередной поцелуй, не давая отдышаться. Кожа покрылась мурашками, затылок свело, а способность ясно мыслить канула в Лету, и не сразу, но довольно скоро Каспбрак понял, что все это заходит куда-то…не туда. Хотя бы потому, что поцелуй, пусть и практически неуловимо, но все же отличался от всех прочих. Отличался тем, что если раньше Ричи всегда действовал несколько порывисто, напирал так, будто боялся, что Эдди его вот-вот оттолкнет, то на этот раз он не спешил. Поцелуй был глубоким, каким-то непривычно — нестерпимо — медлительным, и, что самое главное, определенно затягивался. Шатен чувствовал, как и без того слабое чувство контроля ускользает из его рук, а тело начинает предательски отзываться на проделываемые манипуляции. Неожиданно возникшее щекочущее ощущение внизу живота показалось подозрительно приятным. — Ричи, — Каспбрак надавил пальцами на чужие плечи, вынуждая разорвать поцелуй. — Ричи, стой, притормози. Тозиер выглядел так, словно у него, как минимум, простуда и температура под сорок: щеки горели, дыхание сбилось, а глаза были будто бы пленкой подернуты. — Ричи? — А… А? — подросток казался настолько сбитым с толку, словно его растормошили среди ночи, велев перечислить все элементы таблицы Менделеева. — Я говорю, ты не… Не хочешь притормозить? Брюнет хрипло усмехнулся: — Тебе честно сказать, чего я хочу? Эдди посчитал вопрос риторическим, а потому не торопился с ответом. Вся твердость чужих намерений упиралась ему в бедро, что мужества не прибавляло от слова «совсем». «Может, он носит в кармане телефон. Или, скажем, пульт», — подумал Каспбрак и истерично хихикнул. Ричи приподнял бровь, интересуясь: — Веселишься? — и ненавязчиво скользнул пальцами под рубашку шатена. Тот запаниковал сразу же: — Нет-нет, стой! Слушай, я не могу, я… — Боишься? — Что?! — оскорбленную невинность Каспбрак изобразил совершенно ненатурально. — Я не боюсь, я просто… Я… — на этом и закончил. Тозиер не сдержал ухмылки: — Так что же, Принцесса? Давай, скажи, что ты не хочешь, и я отстану. Только уж будь поубедительнее — врать у тебя всегда получалось паршиво. Эдди обиженно засопел и поджал губы, явно борясь с желанием зарядить однокласснику между ног. Раз уж на то пошло, провернуть этот трюк он мог без проблем — положение позволяло, да и задеть чужое достоинство — во всех смыслах этого слова — хотелось аж до дрожи в коленях. Но делать он этого не стал, продолжая все так же разгневанно сопеть и с вызовом смотреть на Ричи снизу-вверх. — Так я и думал, — ухмыльнулся Тозиер и вновь вжал шатена в матрас, ставя тем самым жирную точку в их с Каспбраком маленьком споре. Последний пришел к неутешительному выводу о том, что отвертеться уже не получится. «Поезд ушел, Малыш Эдди», — поддакнул внутренний голос, но подросток с готовностью послал его куда подальше, не без садистского удовольствия впиваясь ногтями в спину брюнета. Тот охнул. Зона между лопатками у него, судя по всему, обладала какой-то повышенной чувствительностью. Вдоль позвоночника прострелило, а низ живота налился жаром, который тут же распространился по всему телу. Напряжение в паху стало почти болезненным. — Мы ведь… — шатен снова первым прервал процесс, а Ричи с трудом подавил желание связать его и заклеить рот скотчем. — Мы ведь не будем делать это на диване, на котором твои родители смотрят телевизор по вечерам, правда? Тозиер был вынужден признать резонность прозвучавшего замечания. Резво подхватив вскрикнувшего от неожиданности Эдди на руки, он стремительно двинулся в сторону собственной комнаты. Каспбрак ударил одноклассника острым кулачком по спине, но все же обхватил ногами его талию, повиснув на Ричи, как обезьянка на ветке. Брюнет довольно улыбнулся. После смены дислокации события начали разворачиваться стремительнее. Эдди был снова вдавлен в матрас и руками, удерживающими его за талию, крепко зафиксирован в таком положении. Внимание с губ Каспбрака переключилось на его шею, и парень пискнул, когда Тозиер не сильно, но ощутимо прикусил ставшую особенно чувствительной кожу. Температура в комнате определенно возросла на добрых пару градусов. Дышать было нечем. Казалось, количество кислорода в воздухе резко сократилось, и Эдди чувствовал, как у него начинает кружиться голова. По телу разливалась лава, но кожа, что странно, покрывалась мурашками, а тонкие, едва заметные волоски вставали дыбом. — Ты мне доверяешь? — неожиданно спросил брюнет, выпрямляя руки и заглядывая однокласснику в глаза. — Самое подходящее время для подобных вопросов, Ричи, — несдержанно фыркнул Каспбрак. — Думаешь, я бы стал тут под тобой разлеживаться, если бы чувствовал недоверие? Тозиер улыбнулся: — Ты всегда огрызаешься, когда возбужден? — А ты всегда такой кретин? Если что, можешь не отвечать — вопрос риторический. Брюнет хрипло рассмеялся и, все еще улыбаясь, попытался прижаться губами к губам Эдди, но тот, состроив сердитую моську, упрямо отвернулся. Ричи, впрочем, не сильно расстроился и вновь переключил свое внимание, теперь уже на мочку чужого уха. Сначала невесомо коснулся ее губами, затем слегка куснул, а после, совсем осмелев, поднялся выше, кончиком языка обводя ушную раковину. Каспбрак всхлипнул и, залившись краской, зажмурился, совершенно точно не собираясь смотреть на того, чей язык продолжал увлеченно исследовать покрасневший от таких манипуляций слуховой орган. — Что, Принцесса, теперь и в глаза мне не взглянешь? — поинтересовался Ричи, на секунду отрываясь от своего занятия. — А ты так и будешь обхаживать меня как девчонку или приступишь наконец к делу? — прошипел Эдди, шумно выдыхая после каждого произнесенного слова. — Какой нетерпеливый, — с ухмылкой промурлыкал брюнет. — Тозиер, еще одно слово, и я… Угроза осталась незавершенной — Ричи буквально впился в губы Каспбрака, заглушая протестующий стон. Пальцы подростка скользнули к пуговицам чужой идеально выглаженной рубашки, судорожно их расстегивая. Руки предательски тряслись, а мысли путались. Вышеупомянутый предмет одежды хотелось разорвать к чертовой матери, потому что, серьезно, лимит терпения стремительно подходил к концу, да и вызывающе-упрямое поведение одноклассника не способствовало сохранению выдержки. Рубашка Эдди была небрежно отброшена куда-то в сторону, и Тозиер, не скрывая своего восторга, переключился на грудь шатена, поцелуями прокладывая дорожку к животу. Каспбрак шумно выдохнул и запрокинул голову, впиваясь пальцами в простынь. Из-за чужих прикосновений мышцы живота сводило, а в паху что-то нещадно сжималось, скручивалось, отдавалось болезненной пульсацией в члене. Шатен, не сдержавшись, глухо застонал и прогнулся в пояснице, чем, сам того не понимая, окончательно сорвал Ричи тормоза. От остатков одежды — и одежды одноклассника, и своей собственной — Тозиер избавился, наверное, за минуту. Сердце бешено колотилось в груди, дыхание сбивалось, а чаша терпения, наполнившись до краев, покачнулась и, рухнув вниз, разбилась вдребезги. — Ты ведь… — шатен облизал пересохшие губы, нервно следя за действиями парня, потянувшегося к верхнему ящику тумбочки. — Ты ведь знаешь, что делаешь? — Не бойся, Принцесса, мимо нужного места не промахнусь, — Ричи усмехнулся, отыскав наконец незатейливый, но, тем не менее, необходимый набор предметов. На упаковку презервативов и маленькую пластиковую баночку — о ее содержимом гадать не приходилось — Эдди воззрился с таким священным ужасом, с каким приговорённый к казни смотрит на электрический стул. Заметив это, брюнет хмыкнул: — Господи, только не делай такие глаза. Я, вроде бы, не насиловать тут тебя собираюсь. — Это что, должно было меня как-то подбодрить? — как выяснилось, Каспбрака страх делал просто до невозможности раздражительным. — Спасибо тебе большое, мне очень помогло. Твое умение успокоить достойно восхищения. — Мне даже интересно, — Тозиер улыбнулся. — Ты и в дальнейшем будешь хамить мне, когда мы снова окажемся в постели, или это только в первый раз так? — А ты и в дальнейшем будешь больше трепать языком, чем делать то, что нужно? — не остался в долгу Эдди. — Или это только в первый раз так? Ричи недобро прищурился и, отложив презервативы в сторону, взял в руки баночку со смазкой. Шатен сглотнул. Зажмурившись, попытался максимально отвернуться и, сгорая от стыда, позволил рукам одноклассника мягко, но уверенно надавить на его колени, разводя их в стороны. Ощущать чьи-то прикосновения ТАМ было странно. Эдди невольно сжался, но в конце концов все же постарался расслабиться, чувствуя, как фаланга чужого пальца массирует кольцо тугих мышц, а после проникает чуть глубже. Приятная тянущая боль внизу живота, которая на мгновение отступила, появилась вновь, начав при этом стремительно усиливаться. Жалобный всхлип, сорвавшийся с губ Каспбрака, прозвучал совершенно не солидно. Парень практически вжался лицом в матрас, не имея никакого желания видеть наверняка донельзя довольную физиономию Тозиера. Последний же, прикрыв глаза на секунду, шумно выдохнул, прикладывая огромные усилия для того, чтобы держать себя в руках. Ни поскуливания Эдди, ни собственный стоящий колом член в этом никак не помогали. Как бы то ни было, обоюдно изматывающий процесс подготовки длился ровно до тех пор, пока Каспбрак, окончательно привыкнув к ощущениям, не начал чисто рефлекторно подаваться бедрами вперед, насаживаясь на чужие пальцы. Брюнета, моментально уловившего такие компрометирующие движения, не нужно было просить дважды. Зашуршала фольга, после чего — спустя несколько долгих секунд — последовал первый болезненно-тягучий толчок. Мышцы, яро сопротивляющиеся проникновению внутрь чужеродного предмета, обожгло. Эдди вымученно простонал и выгнулся на матрасе, судорожно втягивая носом загустевший воздух. Шею обдало жаром, а все нервные окончания, казалось, сосредоточились там — в паху — скрутившись в тугой комок. Следующий толчок вновь отозвался болью, но уже не той, жгучей, а другой: ноющей, горячей, мучительно-приятной. Каспбрак впился ногтями в спину Ричи, до крови расцарапывая кожу. Тозиер зашипел сквозь зубы и, сменив угол вхождения, стал совершать первые полноценные фрикции, вбиваясь практически до упора. Мир вокруг начал плавиться. Эдди чувствовал, как по телу одна за другой расходятся волны дрожи, а внизу живота все пульсирует. Мочку уха обдавало чужим дыханием: неровным, шумным, то и дело срывающимся на глухие, но все равно прекрасно слышимые стоны. Шатен упустил тот момент, когда он и сам невольно начал постанывать, все еще царапая ногтями спину Ричи, которая была напряжена до такой степени, что Каспбрак чувствовал, как под его пальцами перекатываются мускулы. Тозиер сбился с заданного ритма. Когда он внезапно сорвался на частые, резкие, особенно глубокие толчки, Эдди едва ли не вскрикнул, судорожно цепляясь одной рукой за шею брюнета, а другой — за его поясницу, взмокшую от выступившего пота. Внутри все горело, практически разрывалось от накатившего жара, и Ричи, предчувствуя скорую развязку, слепо скользнул ладонью по внутренней стороне бедра одноклассника, поднимаясь выше и обхватывая пальцами самое очевидное доказательство чужого возбуждения. Каспбрак кончил первым. Издав высокий стон, которому, наверное, позавидовал бы самый талантливый оперный певец, он выгнулся дугой, оставляя на многострадальной спине Тозиера еще парочку широких багровых полос. Ощущение нещадного жжения между лопаток сыграло роль спускового механизма, и сам Ричи, рвано выдыхая сквозь сжатые зубы, сорвался следом, стискивая пальцами простынь так, что несчастная ткань затрещала, замохрившись белыми нитками. Штиль. Именно это слово идеально описывало то состояние, в котором пребывали подростки. Туман в голове, шум в ушах — все это медленно, но верно угасало, растворялось, таяло в окружающей тишине, которую нарушали только частые вдохи и выдохи запыхавшихся парней. Брюнет с трудом выпрямился на не слушающихся руках и, прислонившись своим лбом ко лбу Эдди, заглянул ему в глаза. Зрачки Каспбрака, расширившись до предела, почти полностью заполнили радужку, светло-кофейный оттенок которой сменился насыщенным цветом горького шоколада. — Видишь, в нужные моменты я могу быть совершенно не болтливым, — хрипло усмехнулся Ричи, с чувством щемящей нежности наблюдая за тем, как дрожат чужие ресницы. — Почаще бы так, — в тон ему отозвался шатен, облизывая пересохшие губы. Тозиер усмехнулся: — Это вызов? — Я не об этом, придурок, — подросток беззлобно фыркнул. — Ты меня уже достаточно вымотал. — Справедливости ради, — Ричи мягко обвел подушечкой большого пальца скулу одноклассника, стирая капельки пота. — Ты выматывал меня на протяжении нескольких месяцев. Поэтому даже не надейся, что у тебя получится легко отделаться. — Я и не рассчитывал, — хмыкнул Эдди. — А теперь слезь с меня, мне нужно в душ. Через полминуты, избавившись от использованного презерватива и упав на матрас рядом с Каспбраком, брюнет уткнулся лицом в его шею, сонно пробормотав: — Забей. Завтра сходишь. — Я не смогу уснуть, пока на мне… это. Тозиер закатил глаза и с тяжким вздохом перекатился на другой бок, подхватывая с пола свою собственную футболку. Вернувшись в прежнее положение, с помощью вышеупомянутого предмета он стер с живота одноклассника белесые потеки, после чего вновь отбросил футболку куда-то в сторону. — Ну ты и свинтус, — не преминул высказаться Эдди, брезгливо морщась. — Всегда пожалуйста, — ухмыльнулся Ричи и, обвив руками талию вяло сопротивляющегося подростка, вновь уткнулся ему в шею, буркнув: — Спи. Поворчав еще немного исключительно для проформы, через пять минут Каспбрак все же провалился в сон, Тозиер — и того раньше. А потом — вместе с первыми скользнувшими в комнату лучами солнца — наступило утро. Несмотря на довольно изматывающие события прошедшей ночи, оба подростка проснулись рано, причем практически одновременно. И если Ричи явно намеревался проваляться в кровати подольше, то Эдди придерживался иного мнения. Выпутавшись из объятий одноклассника и завернувшись в отобранный у брюнета пододеяльник, Каспбрак повязал его на манер тоги и принялся собирать с пола разбросанную одежду. Весьма ощутимую боль в стратегическом месте он мужественно игнорировал. — И что ты так закутался в этот пододеяльник? — хмыкнул Тозиер, который, вальяжно развалившись на кровати, внимательно наблюдал за действиями подростка. — Между прочим, Принцесса, я уже видел тебя без одежды. Неужели после того, что было, ты все еще стесняешься? — Зато ты не стесняешься, — фыркнул Эдди, бросив на парня короткий, но весьма многозначительный взгляд. Ричи, у которого шатен собственноручно отобрал «прикрытие», так и лежал полностью голый, очевидно, совсем не смущаясь наготы. — А чего мне стесняться? — притворно изумился он. — Мне стесняться нечего. Да и ты зря пытаешься что-то там от меня скрыть. Все, что можно было, я уже видел. И, раз уж на то пошло, увижу еще не раз. — Я бы на твоем месте не был так уверен. Если будешь и дальше острить, вообще больше ничего не увидишь. — Угрожаешь так, будто бы тебе самому не понравилось то, что вчера было, — Тозиер ухмыльнулся. — Тебе ведь было так же хорошо, как и мне, Малыш Эдди. Не отнекивайся. Каспбрак и не стал отнекиваться — просто швырнул в Ричи подобранной с пола футболкой, на которой после вчерашнего остались засохшие белесые разводы. — Именно! — брюнет победно потряс пойманной футболкой в воздухе. — Это и есть доказательство того, что тебе понравилось. Мой личный кубок победителя! — Ага. Храни его на полке вместе с наградой за скромность и медалью за идиотизм. Это утро было одним из самых счастливых в жизни обоих парней. Эдди, несмотря на деланную сварливость, пребывал в замечательном настроении. Приняв душ, он отправился готовить завтрак, тогда как сам хозяин дома, соизволив наконец вылезти из постели, закинул грязную одежду в стиральную машину, попутно избавляясь от других следов их с Каспбраком занимательного времяпровождения. Придав своей комнате приличный вид, Тозиер натянул чистые боксеры и футболку, после чего двинулся на кухню, ведомый запахом кофе и желанием обнять одного очень хозяйственного паренька. А спустя две недели, за время которых Эдди успел максимально открыто поговорить и вновь наладить отношения с раскаявшейся матерью, смириться с возникшей у своего бойфренда привычкой влезать ночью в его окно и научиться сдерживать стоны, которые во время таких визитов, как правило, сдерживать было довольно проблематично, случилось то, о чем еще полгода назад Каспбрак не мог и мечтать. На его столе — идеально убранном и обставленном в лучших традициях минимализма — лежало подписанное Соней Каспбрак разрешение на перелет. А еще через несколько дней, в, казалось бы, ничем не примечательное солнечное июньское утро двое подростков сидели в одной из пресловутых кофеен, которые — Лив не обманула — в Нью-Йорке и правда располагались на каждом углу. — Поверить не могу, — Эдди покачал головой, глядя в окно, за которым жил своей жизнью громадный многомиллионный город. — Мы вместе. И мы здесь, — глаза парня светились счастьем. — Мы в Нью-Йорке. Тозиер улыбнулся: — Мы в Нью-Йорке, — эхом отозвался он и слегка сжал ладонь шатена. Каспбрак тоже улыбнулся. И сжал пальцы Ричи в ответ.

***

Мир никогда не удавалось ни исправить, ни устрашить наказанием.

Карл Генрих Маркс