В тихом омуте...ну вы сами знаете

13 января

Этим утром я выскочила из квартиры, как ужаленная: очередной трудный разговор с мамой меня не на шутку выбесил. Она вновь твердила о том, что я должна в этой жизни сделать и кем я должна быть. Имея уже опыт в подобных диалогах, я знала, что лучший способ не разругаться в пух и прах — уйти из дома на некоторое время. Честно признаться, такие её манипуляции каждый раз наводят на меня дикое негодование. Мне невыразимо сложно принимать отчаянное желание матери контролировать каждое действие. К тому моменту, когда я смогла выкинуть разговор с матерью из головы, трамвай уже остановился на моей остановке. Быстро закинув сборник стихов Бродского в рюкзак, я выскочила на улицу. Морозный воздух ударил в лицо, и я сразу почувствовала, как снежинка приземлилась мне прямо на нос. Нацепив свою серую вязаную шапку на голову, я поспешила в школу. Кстати, первым уроком моя любимая литература, преподавательница которой – Елена Михайловна — пообещала мне обсудить эволюцию отношений Евгения Онегина и Татьяны Лариной, чему я была несказанно рада. Литература — моя главная страсть. С самых малых лет я была погружена в различные вымышленные миры и жадно собирала в своих руках десятки книг. В детстве мною читались в большинстве своём отечественные детские писатели, но некоторое время спустя был познан мир зарубежного литературного искусства. Тогда это захватило меня ещё больше: я читала сутки напролёт где бы ни находилась. Я бесконечно могу говорить о литературе. Чувство, когда каждая строка произведения твоего любимого автора вызывает у тебя дрожь в коленях, судорожное биение сердца и глубокие волнения в груди — сопровождало меня постоянно. Задумавшись, я не заметила, как из-за угла появился серебряный BMW. Оглушающей сиреной провыла машина. Я закрыла глаза, почувствовав удар. Одна секунда. Две. Три. Ничего. Я открыла сначала один глаз, затем другой, и увидела лишь серое небо, которое было заболочено темными густыми облаками. Мой затылок трещал от боли. — Агх, — проворчала я, вновь прикрывая глаза. — И долго ещё лежать будем? — Послышался насмешливый мужской баритон, — здесь как бы дорога. Она для автомобилей, а не для сна. Я открыла глаза и увидела склонившегося надо мной симпатичного молодого человека, имевшего светло-голубые глаза. Я кое-как поднялась на ноги и с возмущением посмотрела на нарушителя дорожных правил: — Вы меня сбили и ещё смеете так говорить? — Девочка, где ты видишь здесь знак пешеходного перехода? — Издал смешок парень. Я вспыхнула из-за его неприличной наглости: — Во-первых, мы с вами на "ты" не переходили, — я начала оглядываться, ища знак пешеходного перехода, — а, во-вторых, Вы меня все равно сбили, это не отменяется, даже если нет пешеходного перехода. — Конечно, нет, — усмехнулся наглец, — я понимаю, что ты пытаешься сказать. Я принимаю твои извинения и… — Ох, уж извольте, — рассмеялась я, перебивая молодого человека, — я не извинялась. Вы меня сбили — вы извиняйтесь! — Я была полностью уверена в своей правоте. — Мне надоело с тобой разговаривать, дорогуша, — на этот раз он говорил серьезно, улыбка спала с его лица, — я опаздываю. Уйди с дороги по-хорошему… — Или что? — Прыснула я, — да больно надо мне разговаривать с дураком! — Я развернулась на цыпочках и пошагала прочь, — петух! Именно так мне испортили настроение. Сбили и даже не побеспокоились о моем состоянии. Спасибо, очаровательный незнакомец, моё испорченное настроение тебе ещё вернётся бумерангом. Через энное число минут я подбежала к школе вся запыхавшаяся: звонок уже прозвенел. Опаздывать вообще не в моей привычке. Я наоборот всегда прихожу раньше, чтобы дополнительно перечитать домашнее задание. Быстро забежав в здание, помчалась в раздевалку. Я скинула своё чёрное пальто и мельком оглядела себя в зеркале: растрепанные светлые волосы торчали во все стороны, а щеки сильно раскраснелись. Остановившись перед дверью в нужный класс, я набрала в лёгкие побольше воздуха. Постучала. Взгляды всех моих одноклассников были направлены на доску (что удивительно, ведь обычно они лоботрясничают). Я отвела взгляд от пускавшей слюни Прокофьевой, главной раскрасавицы нашего класса, и посмотрела на молодого человека, сидящего в кресле: пронзительный взгляд его голубых глаз был направлен прямо на меня. — Вы? — Обескураженно произнесла я. — А-а-а... — Грин, прекрати разговаривать с Евгением Александровичем и падай за парту, — послышалось от Машки, моей подруги, с которой я дружу вот уже третий год. — А ты, как я понимаю, Гриневская, — и он ухмыльнулся, — приятно познакомиться, я теперь твой новый учитель литературы и русского языка, Соколовский Евгений Александрович. Он держался гораздо уверенней меня, словно и не помнил стычки. Я оглядела своего нового учителя, вальяжно раскинувшегося в кресле: длинная чёлка едва позволяла видеть его ледяные глаза, розоватые губы были растянуты в хитрой улыбке, а алые от мороза щеки в солнечных лучах блестели. Не беспричинно практически все девчонки класса так смотрят на Евгения Александровича — он красив. Мои одноклассницы прямо сгорали от нетерпения. — Она самая, — кто-то из класса ответил за меня. Кажется, это была та самая Прокофьева, которая минуту назад откровенно пялилась на новоиспечённого учителя и пускала слюни на парту. — Спасибо, милая, — произнёс учитель, и я окончательно потеряла дар речи: «милая». Это прикол какой-то? Он только что нарушил одно из строгих школьных правил — сугубо деловые отношения между учеником и учителем — и это устраивало всех. — Так, Гриневская, — протянул Евгений Александрович и ухмыльнулся, явно наслаждаясь моим ступором, — ты собираешься извиняться за своё опоздание? Наверное, сейчас я выглядела, как переспелый помидор. Да как ему наглости хватает такое говорить? Я же из-за него опоздала! — Я попала в очень неприятную ситуацию и задержалась, — мне едва хватило сил на то, чтобы не нагрубить мужчине. — И какая же ситуация? Господи! Ну он же прекрасно знает! — Меня сбил мужчина, — начала я, сложив руки у груди, — ну Вы представляете? Сбил и даже не извинился, ну не козел, а? — Через секунду до меня дошёл смысл моих слов. Я обозвала своего нового учителя козлом. Мысленно я хлопнула себя рукой по лбу. Озорная улыбка коснулась губ Соколовского, а затем он как будто бы опомнился и прохрипел: — Сегодня мы будем говорить об одном очень интересном конфликте, — он оглядел класс, и, даже не посмотрев на меня, договорил, — Гриневская, садись за парту. Я кивнула и поплелась за парту. Маша тут же улыбнулась мне и подтолкнула локтем: — Лёль, ты в порядке? Я наблюдала за учителем, закинувшим ноги на стол, и за его скучающим взглядом, бродящим по классу. — Если бы этот индюк вёл себя приличнее, может, и было бы все в порядке. Весь класс воззрился на меня. И учитель тоже. Упс...кажется я произнесла это вслух. Я чувствовала, как медленно сгораю от стыда. Ладони моментально вспотели, а сердце забилось ещё сильнее. Кажется, что Евгению Александровичу даже понравилось моё смущение и чувство вины в глазах. Он лишь вновь озорно улыбнулся (от чего наверняка обалдели несколько девочек нашего класса) и произнёс: — У меня внезапно пропало желание вас учить. Достаньте двойные листочки и пишите тему контрольного сочинения: «Эволюция отношений Евгения Онегина и Татьяны Лариной». — Евгений Александрович, но мы же ещё не дочитали! — Воскликнул кто-то из класса, — давайте сегодня обсудим, а на следующем уроке напишем? — Вообще-то Елена Михайловна задала прочесть «Онегина» на каникулах, — на автомате пробурчала я и вновь мысленно хлопнула себя по лбу. — Вы слышали Гриневскую, — проговорил учитель, поднимаясь с кресла, — у вас остаётся двадцать минут на сочинение. Тик-так. Под гневные и испепеляющие взгляды одноклассников, я вырвала из специальной тетради чистый листочек в клетку. Нет, я могла бы написать сочинение, но не за двадцать минут же! Может, попросить время от перемены? — А можно задержаться на перемену? — Словно прочитав мои мысли, спросила сидящая рядом Маша. — Это ты своего парня будешь просить задержаться, а не меня, — безэмоционально ответил Евгений Александрович. Весь класс разразился громким лошадиным, как мне показалось, хохотом. Я закипала от гнева, и сейчас, скорее всего, из моих ушей пойдёт горячий пар. Как он может?! Бессовестный учитель. Так общаться с учениками, словно с приятелями во дворе. Да он не имеет права! Я буду жаловаться! — Можешь не напрягаться, дорогуша, — услышала я около себя. Оторвав внимание от сочинения, я посмотрела на учителя, а затем гордо вскинула подбородок. Безразлично хмыкнув, учитель пошел дальше по ряду. Двадцать минут пролетели незаметно. Я не успела дописать. Ненавижу обрывать сочинение, ведь я ещё не высказала свою главную мысль. Но Прокофьева, нацепившая чеширскую улыбку, попросту вырвала из моих рук листок. — Все написали? — Спросил Евгений Александрович, — а теперь бы я хотел послушать вас, а не прочитать то, что вы успели списать. Я задумалась о том, как новоявленный учитель может так свободно и распущенно вести со своими учениками. Разве все это деловой и профессиональный подход? Да ни капельки! Гриневская. Гриневская. Гриневская. Меня вырвали из раздумий. Весь класс хохотал. — Конечно, мне приятно, что я так тебя впечатлил, Гриневская, но подумай об учебе, умоляю, — насмешливо произнёс учитель, — так ты ответишь на вопрос? — Какой вопрос? — Прикусила губу я. — Извините, я прослушала. — Извиняю, — победно хмыкнул он, — отношения Онегина и Татьяны. Что ты можешь сказать по этому поводу? — Я… — Понятно-о-о, — быстро протянул учитель и перевёл взгляд на моего бывшего парня — Ваню, — ответишь за неё? — Конечно, — ухмыльнулся парень, а я закатила глаза, — Онегин и Татьяна очень похожи. Они родственные души, я считаю. Татьяна любила Онегина всем сердцем, и он её тоже, с самого первого взгляда и… — Да чушь это все! — Воскликнула я. — Может Татьяна и полюбила Онегина с первого взгляда, но он, как я думаю, не любил её вовсе. Когда, ближе к концу произведения, которое никто, как получается, не читал, Онегин возвращается, то видит роскошную женщину. И в нем играет азарт! Ведь, сами посудите, когда Татьяна была обычной свободной девушкой не имевшей ровным счетом ничего, она его не интересовала, а как только она оказалась замужней, то вот тут-то и разгорелось в Онегине желание быть с Татьяной. Он лишь хотел преодолеть преграду, ведь все мы знаем, что запретный плод всегда более сладок. На мое удивление, весь класс слушал меня, включая учителя, хотя выражение лица у него было скучающее. — Произведение закончено, Гриневская. Их история тоже. — Сказала Прокофьева, разглядывая свои длинные ногти. — На досуге, когда, наконец, отвлечешься от своего маникюра, прочитай «Онегина». Роман закончен, это так, но Пушкин одновременно с этим дает своим читателям додумать историю героев, — пожимаю плечами я. — По-твоему, что произошло дальше? — неожиданно спросил Евгений Александрович, с неподдельным интересом ожидая моего ответа. — Я думаю, что Татьяна поступила правильно. Может быть она все-таки сможет жить счастливо со своим мужем. Хорошо, что она не предала его и осталась верна принципам. Мне не кажется, что Онегин — сильный герой, и поэтому предполагаю, что он просто уедет заграницу и останется жить там. Займется писательством, может быть. Возможно, что Евгений Онегин найдет свою любовь, но я сомневаюсь в этом. — Облегченно выдохнула. Мне внезапно стало так легко, что я почувствовала, как тепло разливается по моему телу приятной волной. — Честно признаюсь, Гриневская, впечатлён, — сказал Евгений Александрович, улыбаясь, — молодец, тему знаешь. Я победно ухмыльнулась. — Ещё бы на уроки мои не опаздывала, было б вообще шикарно. Моя улыбка спала, и раздражение вновь завладело мной. Я вспомнила наглое лицо своего учителя, насмехавшегося надо мной на дороге, и мои губы задрожали. — Ну, если меня снова машиной не собьют, — прошептала я. Следующие двадцать минут Евгений Александрович рассказывал нам о своей жизни так, словно мы пятнадцатилетние подростки, которых может интересовать тема отношений, курения, татуировок и подобная чепуха. Девочки особенно жаждали узнать побольше о его потасовках с друзьями в школьные годы (как же они повздыхали, когда учитель показал татуировку неизвестного мне цветка на правой руке). Я много закатывала глаза и скучающе вздыхала, ведь было неприятно, что учитель вел себя так распущенно, нагло и чересчур самоуверенно. Соколовский много шутил про декольте девушек нашего класса или их внешность, но меня ни разу не задел. Когда он завел речь о длине юбок девушек нашей школы, я в конец возмущенно раскраснелась и воскликнула: — Можно уже прекратить обсуждать такие вещи? Мы на уроке литературы, между прочим. — Молодец, Гриневская, правильно прочла название предмета с доски, — ухмыльнулся учитель, впервые за двадцать минут посмотрев в мою сторону. Но не на меня. Может, у него проснулась совесть за утреннее происшествие? Что-то слабо верится. — «Пять» я тебе за это не поставлю, ведь мы не в первом классе, но хвалю. — Я говорю, что мне неинтересны Вы. Мне интересен предмет. Вы — учитель и должны нас учить. Мы не в цирке. — А похоже, что это так? — Очень даже, — съязвила я, — особенно Вы — на клоуна. — И в третий раз за одно утро я мысленно хлопнула себя по лбу. Как можно было столько раз обозвать учителя? Интересно, он сильно хочет дать мне по губам за неподобающее отношение ко взрослым? Мама бы давно это сделала. — Заткнись, Гриневская, — послышалось с последних парт, — дай человеку рассказать. Я мысленно прокляла весь мир и сложила руки у груди, уставившись на настенные часы. Как по магии, в этот момент прозвенел звонок, и я начала быстро собираться. Никогда за всю свою жизнь я не хотела так сильно свалить с урока. Девчонки нашего класса столпились около учителя и пытались что-то выяснить, а я пыталась незаметно ускользнуть из класса. Не получилось. — Гриневская, задержись немного, — произнес Евгений Александрович, предупредив девчонок, что у них ещё будет время поболтать. Он направился прямо ко мне. Я просто развернулась и, сжав губы в тонкую полоску, громко произнесла: — Свою девушку будете слушать, когда она попросит задержаться, Евгений Александрович. И я побежала со всех ног. Только сделав глоток холодной воды в столовке, я смогла понять, что сморозила, пожалуй, самую мою ужасную глупость за всю жизнь. Нет, это выходит за рамки. Почему я чувствую себя виноватой? — Алёнка, ты куда побежала-то? Там новоиспеченный-красавчик-учитель рассказывает, как набивал первую татушку, — протараторила Машка. Я уставилась на рыжеволосую подругу так, словно она произнесла самые непристойные слова. Она тоже запала на учителя? — Да что же в нем такого особенного, а? — Проворчала я, разводя руки в стороны. — Он красивый, умный, смешной и очень сексуальный. Даже не думай спросить. Нет, ну ты видела эти глаза? А эту щетину? Я, не стесняясь, признаюсь: уроки литературы отныне мои самые любимые. — Супер, я же теперь их ненавижу.