14 января
Благодаря тому, что вчера я нечаянно заснула лицом на очередном томике стихотворений Есенина, сейчас на моей щеке красовались старые чернила. Поднявшись со стула в четвёртом часу утра, я медленными шагами добралась до жесткой кровати и быстро задремала. — Лёля, вставай! — В семь утра за дверью послышался голос моей сестры, и в комнату заглянула растрепанная Рита. — Что тебе надо? — Проворчала я, кидая подушку в дверной проем. Не попала. Черт, если у неё ничего серьёзного, то я её прикончу. Серьезно. Осталось всего десять минут до будильника. — Ты мне расскажешь что происходит у вас в классе? — Марго присела рядом и скинула с меня тёплое одеяло. — А что у нас происходит? — Я посмотрела на сестру и в который раз призналась в том, что немного ей завидую — у неё были темные кудрявые волосы, забавно торчащие во все стороны, а я была блондинкой с обычными, чуть волнистыми волосами и небрежной чёлкой, Маргарита имела пухлые щечки и мягкие черты лица, у меня же лицо было более худое и строгое. Между нашими внешностями было всего два сходства — это карие глаза, доставшиеся от отца, и еле заметные веснушки на носу. — У вас новый учитель, — протянула она, — мне сказали у тебя была с ним перепалка вчера. — Не было никакой перепалки, — фыркнула я. — Конечно, с твоим-то характером такого просто быть не может, — рассмеялась Рита, но тут же поникла под моим серьезным взглядом. — Кто рассказал обо всем этом? — Я приняла сидячее положение, качаясь из стороны в сторону. Спать хотелось ужасно. Зря я вчера взялась за прочтение углублённой программы одиннадцатого класса, когда сама только в десятом. — Надежный источник, — хмыкнула сестра, — брось, это Вовка из вашего класса. — Который Морозов? И что это ты с ним общаешься? — Мы просто дружим, — пожала плечами сестра и моментально залилась краской, — это не важно, сестрица. Тебе вставать. Ты ведь пойдёшь извиняться? — Иди давай, малявка. — Каждый раз не перестаю удивляться насколько сестра хорошо меня знает. Рита быстро смылась из моей комнаты, и я сразу же плюхнулась головой на подушку, в надежде доспать пару минут, но тут предательски прозвенел будильник. Я не ожидала увидеть в восемь утра свет под дверью кабинета литературы, ведь это означало бы, что Евгений Александрович уже на рабочем месте. Честно сказать, я со вчерашнего вечера представляла, как он заявится в школу к полудню, рассказывая ученикам о бурно проведённой ночи. Я подошла к кабинету и занесла кулачок над дверью, чтобы постучаться, но что-то не позволяло мне этого сделать. Может это было достоинство? — Что ты делаешь тут так рано, Алёна? — Послышалось за спиной. Я повернулась и увидела Ваню: его тёмно-каштановые волосы были неряшливо взлохмачены, а серые глаза смотрели с негодованием. — Доброе утро, Ваня. Я хочу извиниться перед учителем за свои слова, не вижу в этом ничего удивительного. — С каких это пор ты извиняешься? Когда мы были вместе, ты и больше гадостей мне говорила. — Грубо ответил парень. Я вздрогнула от этих слов и от того тона, каким они были произнесены. Похоже, что Царёв реально на меня сильно обижен. Но почему он? Я должна быть смертельно зла на него, а не он! Мне не без огромного труда удалось сдержать поток оскорблений, которыми безумно хотелось окатить парнишку. — Я думала, мы все решили. Не я тебя бросила, а ты переспал с той девчонкой, — шумно выдохнула, — неважно. Просто перестань так себя вести, я не заслужила такого отношения к себе. Я старалась оставаться максимально спокойной, хотя и осознавала, что испытываю и буду продолжать испытывать ненависть к нему за то, что он сделал. — Значит так ты заговорила? Я же тебе объяснял... — Похоже, ты хочешь, чтобы я тебя простила, Вань? — Мой голос сорвался на его имени. — Мы можем об этом поговорить, — пожал плечами парень, прикусив губу. А ведь он и правда верит в то, что я смогу простить такое. — Поговорить? Ты совсем из ума выжил, Царёв. — Выплюнула я и, развернувшись, хотела уйти, но Ваня больно ухватил меня за запястье, — отпусти! — Послушай, — он притянул меня к себе, — я просто хочу быть с тобой. Вернись ко мне, умоляю. Я хотела сказать бывшему парню, насколько он глуп и наивен, если считает возможным возобновление наших отношений после измены, но была перебита внезапным появлением Евгения Александровича. — Молодые люди, что здесь происходит? — Я и Ваня синхронно повернули головы на голос третьего лица. — Вы не имеете прав вот так вмешиваться в наш разговор, — процедил Ваня, крепче сжав моё запястье, — это наше личное дело. — Личные дела будут у тебя дома, — уверенно проговорил учитель, — а в школе ты ученик, подчиняющийся учителям и школьным правилам. Отпусти её. Я перевела взгляд с озлобленного Вани на учителя литературы: сейчас он выглядит строгим и более взрослым, нежели вчера. Черты лица обострились, а глаза потемнели. Ваня ослабил хватку, и я быстро выбралась. Наверняка останется синяк. — Больше не подходи ко мне. — Напоследок бросила я и покинула рекреацию. Отлично! И с Ваней окончательно поругалась, и перед Евгением Александровичем осталась виноватой. — Гриневская, ау, — Маша махала рукой у меня перед лицом, — третий час от тебя ни звука, все нормально? — Она уставилась на меня. Маша была выше меня примерно на голову и мне постоянно приходилось смотреть на неё снизу вверх: — Все прекрасно. Мы зашли в класс литературы и расселись по своим местам. Учитель отсутствовал, и поэтому мои одноклассники могли спокойно разговаривать о своих вещах. Раскрасавицы собрались у парты Прокофьевой, а парни около Морозова Вовы. Того самого, с которым якобы дружит моя младшая сестра. — Ваньку нашего отстранили до конца месяца, — послышалось позади. Я развернулась к парте Морозова и посмотрела на кучку парней: — Ваню отстранили? — Это ведь ты поспособствовала, не так ли? — Усмехнулся Вова, скрещивая руки на груди. — Глупо с твоей стороны предполагать, что я сподоблюсь на такое. — Я вам не мешаю? — Сзади раздался знакомый баритон. Я резко подскочила и уставилась на вошедшего учителя. Утром я не заметила его внешнего вида, но сейчас могла разглядеть: выглаженная белая рубашка сидела на нем очень даже выигрышно, черные джинсы обтягивали длинные ноги, волосы находились в бунтарском беспорядке. — Садитесь, — поговорил он, усаживаясь в скрипучее кресло. Я по-прежнему стояла. Потому что до меня дошло, что именно из-за учителя Ваню хотят исключить из школы. Он видел нашу перепалку утром и сообщил директору. — Гриневская, ты что, не слышала? Садись на место. Я резко села на место и уставилась на учителя. Сегодня он был совершенно другим человеком. Более грубым что ли? Моих одноклассниц, судя по всему, это завело ещё больше. — Я хочу его, — прошептала Машка, прикусывая губу. Её щеки налились красным, а тяжёлое дыхание было слышно, наверное, всему классу. — С ума сошла? Он старше тебя лет на семь! — Шикнула я, пытаясь вернуть подругу в чувство. — Да мне плевать, — фыркнула Маша, продолжая глазеть на учителя. — Вчера вы писали сочинение, — начал говорить Евгений Александрович, — я все проверил и был приятно удивлён — более трети работ были написаны на четверки. И он начал оглашать оценки, говоря какие-либо слова похвалы ученикам. Когда он сказал Прокофьевой о её пятерке, я закатила глаза. Он знает, что она списала, и делает свою работу спустя рукава. — Гриневская, тройбан, — он даже не посмотрел на меня, но я заметила ухмылку на его губах. Как такое вообще возможно? Чего он добивается? Мстит за вчерашнее? Пребывая вне себя от злости, я чувствовала, как горят мои щёки. Весь класс смотрел на меня так, словно я явилась из космоса (ну да, я же впервые за одиннадцать чертовых лет получила тройку). — Не кипятись, — прошептала Маша. — Да отстань ты, — пробубнила я, уставившись в классную тетрадь. Я была готова взорваться от возмущения: новоявленный учитель бессовестно нарушает все правила дисциплины, нарочно не замечает списываний учеников и несправедливо выставляет оценки. Маша обиженно всхлипнула и отвернулась. А через пару минут вновь уставилась на учителя-сердцееда. Все сорок пять минут урока Соколовский что-то болтал, но я не слушала. Он то и дело поглядывал на меня, а я делала вид, что не замечаю этого. Какую игру он ведёт? Хочет, чтобы я вновь оскорбила его? Нет уж, не дождётся. Я буду выше всего этого. Когда закончится урок, я просто попрошу у Евгения Александровича шанс переписать работу. Наконец, раздался звонок, и я напряжённо выдохнула. Сейчас предстоит сложный разговор. Когда все одноклассники вышли из класса, я подошла к учительскому столу. — Что тебе, Гриневская? — Спросил Соколовский, облокачиваясь на спинку кресла. Он смотрел на меня со скучающим видом, словно бы я была надоедливой мухой. — Можно переписать эту работу? — Я даже не могла себе представить какой разговор с матерью меня ждёт, если она узнает о такой оценке. — Хорошо. — Быстро ответил он. И это все, Евгений Александрович? И в чем же состоял ваш план? — И... — Садись за первую парту и переписывай, — сказал преподаватель, протягивая мне листочек, — у тебя полчаса. Я, благодарно кивнув, взяла листочек и села за первую парту. Как назло в голову не пришло вообще ни одной мысли по нужной теме. Вместо этого я начала разглядывать учителя, который в данный момент читал какую-то книгу. Я не смогла увидеть её названия, но поняла, что она была интересной. Лицо Евгения Александровича сначала выражало беспокойство, и его губы дрожали, а затем он улыбался и прикусывал губу. Эти ощущения мне были знакомы. Моя злость улетучилась, как будто её никогда и не было. — Алёна, ты долго ещё будешь на меня пялиться? У тебя осталось десять минут. Я смущенно поморщилась от того, что он назвал меня по имени, а затем вновь уткнула взгляд в пустой листочек. Мои мысли вернулись к сочинению спустя пару минут, и я смогла его кое-как написать. Я подошла к учителю и протянула ему работу: — Спасибо за то, что дали мне второй шанс. — Будем считать, что теперь мы в расчете, — быстро проговорил мужчина, устало потерев переносицу. — Это же по Вашей заслуге Ваню Царева отправили домой? — Нахмурилась я. — Твой парень. — Раздраженно начал учитель. — Причинил тебе вред, а ты все равно готова его защищать? — Он поднялся с кресла и, сложив руки у груди, посмотрел на меня сверху вниз. — Мои отношения с Царевым, без разницы какие именно, уж точно не Вашего ума дело. Не в моих приоритетах портить ему жизнь. — А что же тогда в них? — Рассмеялся учитель, — хочешь окончить школу с золотой медалью, поступить в шикарный институт, а затем устроиться на приличную работу и успешно выйти замуж за богатого мужчину? В этом твои приоритеты? Зачем он спрашивает об этом? Какая ему разница до моих целей? — Знаете, Евгений Александрович, — я сложила руки у груди и посмотрела на него так, словно была готова его испепелить, — это не Ваше дело. Просто знайте, что Вы зря начали войну с Царёвым. Его родители большие люди в этом городе. — Да мне плевать, — перебил мужчина, приближаясь, — когда дело касается подонков, я не буду молчать. Или ты хотела, чтобы в следующий раз он подловил тебя за углом и насильно заставил быть с ним? Эти его слова были для меня словно удар под дых. Вот тут я уже не смогла держать себя в руках. Я сморгнула подступившие слезы и прошептала: — Только явились, а уже знаете все и всех? Это бред, Ваня не такой. — Ошибаешься, милая, — процедил он, усаживаясь обратно в кресло, — Гриневская, иди домой, я устал. Поджав губы, я выбежала из кабинета литературы. Как вообще можно быть таким жестоким? Почему в его голову пришли такие ужасные мысли? Зачем он вообще вмешался в наш с Ваней разговор? Я быстро начала искать пальто в раздевалке и нашла: оно было порвано и испачкано клеем. Видимо это из-за моей «причастности» к отстранению Вани. Порча чужого имущества, между прочим, статья. — Отлично, — фыркнула я, выбегая из школы в одной тоненькой кофточке и короткой вельветовой юбке. Январский мороз тут же заставал меня дрожать. Я обняла себя руками и быстро пошагала домой. К счастью, жила я недалёко. В каких-то двадцати минутах. Люди, проходящие мимо, смотрели на меня, как на сумасшедшую. Ну конечно! Кто в мороз выпялится в таком виде? Мои волосы покрылись снежными хлопьями, а глаза слипались из-за слез и холода. Да, видок ужасный. Мама точно убьет меня, ведь я наверняка заболею. Я не заметила, как сзади раздался сигнал машины. Я отошла в сторону, пропуская автомобиль. В следующую секунду на мои плечи легло чьё-то тяжёлое пальто, а затем меня усадили в тёплый салон. — Ты сдурела, — произнёс Евгений Александрович, — заболеешь же. Кто будет срывать мне уроки? — Вы и сами неплохо справляетесь, — недовольно фыркнула я. Издав смешок, он включил тёплую печку и подогрев сидения. Я сильнее вжалась в тёплое пальто и положила голову на окно: — Моё пальто кто-то испортил и в нем вообще выйти нельзя было. Я почувствовала, как проваливаюсь в сон. Тепло приятно окутало меня, будто крепко-крепко обнимая, и я совсем расслабилась, позабыв о проблемах. Проснулась от прикосновений тёплых рук на своей щеке. Поморщившись, я уставилась на мужчину: — Куда Вы меня привезли? — Ты же не будешь против, если я напою тебя горячим чаем у себя дома, а потом отвезу домой? Не думаю, что твои родители будут рады видеть тебя в таком состоянии. — Он улыбнулся. Я кивнула и попыталась снять пальто, но мужские руки быстро меня остановили: — Успокойся, Гриневская. Когда учитель открыл дверь в свою квартиру, я немного насупилась, не решаясь пройти. Евгений Александрович слегка подтолкнул меня, усмехаясь. Он помог мне снять пальто и, сказав что-то вроде «чувствуй себя как дома», удалился куда-то в глубины квартиры. Я почувствовала, как начинаю нервничать. Пару часов назад я бы и не смогла представить, что буду находиться в квартире учителя. Кстати о квартире. Она была обставлена довольно просто, но со вкусом. Второй раз за пару суток задаюсь вопросом: откуда у учителя дорогой автомобиль и хорошая квартира? Родители помогают? — Долго ещё будешь там стоять? — Голос Евгения Александровича вывел меня из раздумий. Я была готова лопнуть от возмущения из-за его внешнего вида: на нем были лишь серые спортивные штаны. Голый торс притягивал моё внимание, и я старательно пыталась не опускать взгляд. Это не укрылось от внимания моего учителя, и он усмехнулся. Спустя секунду он уже надел на себя серое поло. — Проходи в гостиную. Мне пришлось последовать туда, куда он указал жестом. В этой комнате располагался бежевый кожаный диван, два небольших кресла и аккуратные книжные стеллажи, забитые множеством книг. Уютно, однако. Я села на диван, подобрав под себя ноги. Ох, дурацкая привычка. — Ты вправе сидеть так, как захочешь, — проговорил внезапно вошедший Евгений Александрович. Он что, мои мысли читает? — Спасибо, — смущенно улыбнулась я, принимая кружку с горячим чаем. С мятой. Как я люблю. Евгений Александрович обошёл диван, взял из комода полосатый плед, и накрыл им мои плечи. Я почувствовала, как начинаю согреваться. — Слушай, Алён, — начал он, усмехаясь, наверняка, моим покрасневшим щекам, — прости за мои слова. Я не хотел обидеть тебя. — О, неужто Евгений Александрович извинился, — рассмеялась я, убрав выправившуюся прядь волос за ухо, — я принимаю Ваши извинения. Если он и перешёл на "ты", то я определённо нет. Мне это ни к чему. Он только лишь учитель, а час назад был вообще самым главным врагом на планете. — Откуда Вы знаете, что моим родителям не понравилось бы то, как я пришла? — задала глупый вопрос. — Любым родителям не понравлюсь бы подобное, разве нет? — Спокойно ответил учитель, облокачиваясь на спинку дивана. Наступила минута тишины, слышалось только тиканье часов, висевших на стене неподалеку от стеллажа. — А ведь сегодня я пришла рано утром в школу, чтобы перед вами извиниться, — прикусила губу и сделала глоток горячего напитка. — Знаю, — ответил он, рассматривая меня. Я вновь зарделась и мысленно прокляла себя за излишнюю скромность и стеснительность. — Так в чем причина Вашего разрыва с Царёвым? Моё дыхание сбилось, когда я вспомнила о Ване. Ох, как же он меня раздражает. Какой же он глупый, раз смеет надеяться на мое прощение. — Он нарушил обещание, — кратко ответила я. Было бы странно посвящать учителя в подробности. — Людям свойственно нарушать обещания, — обреченно выдохнул учитель, громко поставив кружку на стеклянный столик. Он словно почувствовал моё нежелание рассказывать правду. — Это так, — подтвердила я. Мой взгляд наткнулся на настенные часы. 18:30. Мама меня точно убьет. У меня же сегодня первые дополнительные занятия с преподавателем из института экономики! Я пропала. — Мне срочно нужно позвонить, — вскакиваю с дивана и бегу в прихожую. Найдя в сумке телефон, с ужасом понимаю, что он разрядился. — Все нормально? — Спросил внезапно появившийся учитель. — Нет, все ужасно, — изрекла я, закрыв лицо руками, — моя мать меня убьет. Я почувствовала прикосновение тёплых рук на плечах и резко подняла голову. Евгений Александрович стоял слишком близко. Катастрофически близко. Я чувствовала его дыхание на своем лице, которое мигом заставило мурашек пройтись по всему моему телу. Я уловила его парфюм и поняла, что у него хороший вкус. Его взгляд был направлен прямо на мои губы. — Мне нужно идти, — испуганно пробормотала я, отстраняясь. — Я тебя подвезу, — кивнул мужчина. Что, черт возьми, это было? Он так смотрел на мои губы, будто хотел поцеловать! Но это же неправильно! Такие желания нужно подавлять или вообще ставить на них строгое табу. Через полчаса машина остановилась около моего подъезда. Я, как, впрочем, и все остальное время, проведённое в автомобиле, не смотрела на учителя. — Спасибо за все, Евгений Александрович, — я затаила дыхание. Алёна, что ты говоришь? Спасибо за то, что чуть не поцеловали? — До завтра, Гриневская, — спокойно ответил он, словно ничего не было. Словно. Я неуклюже вылезла из салона автомобиля и поплелась домой, где меня уже ждала покрасневшая от злости мать. Интересно, я покраснела, когда он хотел меня поцеловать? — Юная леди, вы вообще в курсе который час? — В дверях меня уже ждала разгневанная мама. — Семь часов, — я сбросила портфель и разулась, — ты и сама знаешь. — Я сложила руки у груди и посмотрела на мать. — С каких пор ты грубишь матери, Алёна Матвеевна? — Она уставила руки в бока, уверенная в том, что я испугаюсь этой грозной позы. Так и вышло. — Извини, мам, — я нервно сглотнула, — задержалась в школе. Переписывала сочинение. — С каких пор моя дочь остаётся переписывать работы? Елена Михайловна стала хуже преподавать? — С чего ты взяла, что если у ученика плохая оценка, то виновен учитель? — Я прошла в свою комнату и присела на край кровати. Мама проделала то же самое, чему я нисколько не удивилась, — Елену Михайловну заменил новый преподаватель. — А говоришь нет проблем, — рассмеялась мама, — как зовут вашу новую учительницу? — Учителя. Соколовский Евгений Александрович, — неохотно ответила я. — Все понятно. — С чего это ты так печёшься о моих оценках по литературе? Ты же её презираешь. — Поморщилась я. — Милая моя, ложись-ка ты спать. Завтра отец с тобой поговорит, — покачала головой мама, после чего вышла из комнаты. Я быстро сполоснулась в душе, после чего сразу же принялась делать уроки на завтра. Каждые пару минут я возвращалась в квартиру учителя литературы и в тот момент, когда он хотел меня поцеловать. Может быть это было секундным помутнением, и мне показалось?20 января
Сегодняшнее утро совсем не отличалось от сотен других. Я была погружена в свои мысли, а именно построением теорий о том, кто мог изуродовать моё пальто. Из-за того, что по моей вине выгоняют самого завидного парня школы, это могла сделать любая девушка. Помню, когда мы встречались, Людка Коновалова из 8 "б" взяла мой дневник из учительской (да, признаюсь, я тогда забыла сменную обувь), и разрисовала все страницы черным фломастером, потому что она была влюблена в Ваню. — Алёна. — Отец смотрел на меня пустыми глазами. — Твоя мать сказала, что ты пришла вчера без пальто и тебя подвез какой-то незнакомый мужчина. Ты пропустила занятия с педагогом из института и спорила с матерью. Я грузно вздохнула, прикусив щеку, и села на стул около папы: — Моё пальто кто-то испортил. Оно сейчас в мусорном баке около школы. — Ничего, мы купим тебе новое, — быстро ответил отец, вновь уставившись в экран своего ноутбука, — и? Он работал, как и всегда. А ведь иногда мне так хотелось с ним поговорить! Всегда думала, что именно папа сможет меня понять. — То есть тебя не волнует, что у твоей дочери появились недоброжелатели? — Я опустила взгляд на свои сжатые кулаки. — С моим бизнесом у нашей семьи всегда были и будут недоброжелатели, — лишь сказал он, сделав глоток черного кофе. — Ты так просто об этом говоришь, — горько усмехнулась я. Обидно, однако, услышать такие слова от родного отца. А я думала, что он хоть немного бережёт меня. Хотя бы потому что я одна в семье беспрекословно выполняю любые его указания. — Алёна, — внезапно ласково произнёс он, оторвав своё внимание от ноутбука, — ты не рассказала самого главного. — Это был наш новый учитель литературы, — я сложила руки у груди, опёрлась на спинку стула и уставилась на отца, — он мне очень помог. — Тогда просто хорошо, — кивнул он и снова уставился в дурацкий девайс. Так, да, папочка? Тебя даже не волнует почему твоя ещё несовершеннолетняя дочь разъезжает по вечерам с учителем на машине? Совсем беспокойство не дергает, да? — Ты опаздываешь, — послышалось от него. Я слегка подняла губы в мягкой улыбке и с неприятным скрипом отъехала на стуле от стола: — Прибыльного дня, папочка. К 08:30 я подошла к кабинету обществознания и уставилась на табличку с именем преподавателя «Васильева Марина Дмитриевна». Это, пожалуй, был мой самый нелюбимый предмет. В особенности из-за того, что именно его мне необходимо сдавать в институте, куда я (а точнее мои родители) хотят, чтобы я поступала. Ох, уж эта Марина Дмитриевна — выведет из себя любого человека, просто сказав ему пару слов. Мало того, что она много разговаривала не по теме, так ещё и совсем не учила предмету. Именно поэтому в субботние вечера я должна заниматься с репетитором. — Маш, привет, — улыбнулась я, когда заметила подходящую подругу. — Пока. — Шикнула она, проходя мимо, а затем устремляясь прямо в женскую уборную. Неужели она ещё злится на меня за вчерашнее? Я же не виновата, что меня взбесил Евгений Александрович. Я последовала за ней. — Хватит дуться, — я встала рядом и посмотрела на девушку, — извини за то, что вчера была резка. Но ты же знаешь, что я слишком бурно реагирую на четверки и... — Теперь тройки, — перебила она, — ладно, забей. Я все понимаю. — Да? — Улыбнулась я. — У меня просто столько проблем навалилось, ты не представляешь. Я подумала, а рассказать ли ей об инциденте с пальто. — Проблемы с родителями? — Нахмурилась Маша, и на мой кивок притянула меня к себе, крепко обнимая. Она успокаивает меня, как всегда. Прозвенел звонок, и мы дружно отправились выслушивать от учительницы то, что это мы якобы виноваты в плохой погоде.20 января
Прошла уже неделя преподавания Евгения Александровича, и я смогла удостовериться, что Соколовский безупречно знает литературу и русский язык. Когда он читал стихотворения, весь класс затихал, вслушиваясь в умеренный тембр мужского голоса с хрипотцой. Иногда он действительно показывал себя хорошим учителем. И вот, сейчас, он влетает в кабинет спустя десять минут со звонка и плюхается в кресло: — Здрасте. Прокофьева, запахнись. По всему классу пронёсся гусиный гогот, а сама Прокофьева обиженно надула пухлые губки и застегнула одну пуговицу кофты. Евгений Александрович, ну это же не корректно и не педагогично так разговаривать с ученицей. И крайне безответственно пытаться её поцеловать. Да, я не забыла о том инциденте — иначе это и не назовёшь. Больше не подпущу Вас ни на шаг. — Лёлька, пошли уже, — Машка схватила меня за руку и потащила из класса. Оказывается, уже прозвенел звонок. Я расслышала смешок учителя и закатила глаза. — Да куда ты меня тащишь? — Воскликнула я, но вырваться не пыталась. Губы подруги растянулись в ухмылке, и я её узнала. — Нет, Маш, только не туда. — Туда, моя сладкая. Курилка. Именно здесь обитает весь сброд нашей якобы "приличной" школы. Терпкая дымовая завеса тут же ударила мне в лицо, и я недовольно поморщилась. Тепло сигарет неприятно согревало, и я поежилась. «Пожалуйста, Алёна, не наделай глупостей с горяча». Ох, черт. Что я вообще здесь делаю? Тут ведь реально один сброд... Людка Коновалова, Прокофьева, Морозов Вовка, незнакомые мне лица из параллелей, и я с подругой. — Монахиня пришла, — пробубнила Прокофьева, стрельнув в меня испепеляющим взглядом. — Будешь, как всегда, правильной девочкой? — Тебе бы поучиться, — тихо сказала я, чтобы никто не услышал. — Интересно, насколько она вообще невинна? С Царёвым, наверняка, ночами зажигали, — бросила Люда. Та самая, которая разрисовала мой дневник. — Лампочки на ёлке зажигают, — фыркнула я, сложив руки у груди, — хотя с тобой тоже только и зажигать. — Гриневская, а в самом деле, чего ты боишься? Тут все свои. — Улыбнулся Морозов, взлохмачивая волосы пятерней. — Ничего я не боюсь, — бросила я, выхватывая зажженную сигарету из рук парня, — я курю. — Что ты творишь? — Прошипела Маша, дергая меня за рукав куртки, — ты же не куришь! — Успокойся, — прошептала я и затянулась. Это было неприятное ощущение, словно твои лёгкие обволакивает какая-то тонкая никотиновая пленка, а затем она резко исчезает. Дышать становиться неприятно, и в горле першит. К глазам подступают непрошеные слезы. Я раскашлялась, и все рассмеялись. — Блять, — внезапно обреченно изрекла вся наша компания. К нашему "дружному" коллективу присоединился Евгений Александрович. Все успели побросать сигареты на снег и затоптать. Я, как всегда, оказалась слишком медлительна и, когда подошёл учитель, у меня в руках была сигарета. Все мои так называемые приятели в удивлении выпучили глаза, смотря на то, как Соколовский преспокойно достал из кармана джинс пачку каких-то дорогих сигарет, а затем закурил. Для меня же это не было удивительным. Ещё при нашей первой встрече я уловила табачный запах, а вот это представление так и вовсе было частью его образа. Хотя, признаюсь, это зрелище невероятно возбуждающе. «Гриневская, все, тайм-аут». — Зимой лучше уходить чуть дальше от школы. На снегу окурки более заметны и учителя, проходящие мимо, сразу все поймут, — спокойно проговорил Евгений Александрович, — но ведь вы и сами все прекрасно знаете. Серьезно? Просто он говорит о таких вещах таким беззаботным тоном, что можно было бы подумать, он говорит о рецепте кексика. Но мне ли возмущаться? Я, черт возьми, стою с сигаретой. Вся наша компания уставилась на меня. Не знаю что на меня нашло, но я вновь подняла сигарету ко рту и затянулась. Алёна, что ты творишь? Снова обволакивающее действие никотина на мои лёгкие, но в этот раз я не закашлялась. Лишь смотрела прямо в голубые глаза учителя, пылающие толи от гнева, толи от интереса. — Вы даже нас не накажете? — Тонко пропищала Прокофьева, приближаясь к учителю. Я закатила глаза. — За что же, милая? — Он нежно улыбнулся, на что я смутилась лишь сильнее.— Вас не в чем обвинять. Сигарет в ваших руках я не видел, да и к тому же, — он поморщился, заметив пылкое желание Прокофьевой, — я уверен, что у тебя есть тот, кто тебя накажет. Карма постигнет каждого, детишки. — И последнюю фразу он произнёс настолько угрожающе, что я аж вздрогнула. Хотя, может, это было оттого, что он пристально смотрел на меня. — Гриневская, быстро в кабинет, — он бросил сигарету в снег и быстро направился к школе. Я, нервно сглотнув, направилась за ним. Какой разговор меня ждёт? А если он расскажет родителям? По правде, мне уже плевать. — Если вы хотели поговорить, то начинайте, — я уселась за первую парту и смотрела на учителя, подняв подбородок. Евгений Александрович сел на край моей парты и уставился на меня своими голубыми глазами: — Зачем тебе что-то доказывать? — Я Вас не понимаю. — Ты ведь курила сегодня первый раз. Зачем тебе доказывать Прокофьевой, что ты тоже можешь совершать плохие поступки? — Он облокотился ладонью о парту и наши руки едва не касались друг друга. Я резко убрала руку, шумно втянув воздух: — Я никому ничего не доказывала. — Ну да, — издал смешок учитель, наклонившись ко мне, — маленькая лгунишка. Я почувствовала аромат его одеколона вперемешку с никотином и мятной жвачкой. Боже. Он снова смотрит на мои губы. Неужели он хочет меня поцеловать? Тогда чего ждёт? И он отстраняется. Я уже прокляла себя за то, что издала разочарованный выдох. Он услышал, усмехнулся, после чего просто сел в скрипучее кожаное кресло и уставился на меня. А я с минуту думала над тем, каким образом он может угадывать мои действия и слова. — Я не вру, — уверенно сказала я, поднимаясь со стула. Обойдя учительский стол, я встала прямо перед учителем и сложила руки у груди, — да и с чего Вы думаете, что знаете меня? — Прирожденная проницательность, — пожал плечами мужчина, взъерошив пальцами непослушную челку. Я изогнула бровь и спросила: — В чем логика? Нельзя угадывать каждую мою мысль только потому, что Вы проницательный человек. — Ты ведь пыталась привлечь моё внимание? — Его губы исказились в широкой хищной улыбке. Он поднялся с кресла и приблизился ко мне так, что я могла слышать его дыхание и чувствовать тепло его тела. — С чего бы это? — Хмыкнула я, нервно сглотнув. Неужели ли он думает, что я что-то чувствую к нему? С чего бы это? Я не дала никакого повода! Он вообще мой учитель! Возмущение захлестнуло меня, и я почувствовала, что мои щёки щиплет. — Ты ведь влюблена в меня, разве нет? — Он произнёс то, от чего по моему телу пронеслись мурашки. Я поднесла пальцы ко рту, еле сдерживая нервный смех: — Не выдавайте желаемое за действительное, Евгений Александрович. Вы — мой учитель, и между нами чисто деловые отношения. Он приблизился ко мне ещё ближе, пропуская прядь моих волос через пальцы. Взгляд его голубых глаз следил за мной непрерывно. Как хищник следит за своей жертвой. Что за игра? Я слышала собственное тяжелое дыхание где-то в висках. Он стал приближаться ещё ближе и, когда его губы практически коснулись моих, я прикрыла глаза. Секунда, две. И ничего. — Гриневская, не лги мне больше, — я открыла глаза и увидела, как он преспокойно усаживается в своё кресло. Гребанное скрипучее кресло. — О сигаретах родителям расскажете? — Нахмурилась я, отгоняя дурное чувство. Я что, расстроилась из-за того, что он меня не поцеловал? Да что же нашло на меня в ту секунду? Сейчас я готова сгореть со стыда и возмущения. Как же меня достало это его отношение к серьёзным вещам. Ей-Богу! Он, взрослый мужчина, не может вести себя как полагается и сдерживать свои чертовы гормоны? — Нет, — холодно ответил он, отворачиваясь к монитору ноутбука, — это твоё дело. — Отлично, — ответила я, сжимая кулаки. Пару секунд я так и стояла перед ним с покрасневшими от злости щеками, а затем быстро вышла из кабинета. Как же он меня бесит. На работу я пришла в разбитом состоянии, и пару раз мои коллеги даже пытались меня подбодрить. Я разве не рассказывала, что работаю? Каждый вечер среды и пятницы, а также утром в субботу, я подрабатываю в кофейне подруги моей мамы. Галина — тридцатилетняя женщина с черными, как смоль волосами, голубыми глазами, всегда смотрящими на меня с любовью, и заразительным смехом. Я начала работать в кафе около двух лет назад, и каждый день для меня словно отдушина. Особенно приятно смотреть на дружные и счастливые семьи, на молодую пару, держащуюся за руки или задумчивую писательницу, приходящую сюда каждую пятницу. Она приходит ровно в шесть часов вечера, заказывает карамельный раф и начинает быстро печатать свой рассказ. Я смотрю на её лицо, теряющееся в различных эмоциях, и думаю: наверное, вот оно — счастье.