***
Серёжа звонит Арсу, как всегда, не вовремя, а именно в тот момент, когда он напяливает на себя брюки, до сих пор ощущая неприятную слабость во всём теле. Оборачиваясь на звук, Арсений путается в штанине и, не удержав равновесие, с грохотом летит на жёсткий пол. Арс думает, что это утро просто прекрасно, со злостью потирая ушибленный локоть. Он серьёзно не хочет сейчас ни с кем разговаривать, даже с лучшим другом, который, к слову, пропал куда-то без вести вчера вечером. Арсений звонил ему, искал по всему клубу, но в, конечном итоге, плюнул на это дело и поехал домой. — Алё, — Арс всё же отвечает на звонок, но слышит в трубке лишь какие-то помехи, сливающиеся с шумом воды на заднем плане. — Эй, ты утонул там что ли? — Арс, это пиздец… — доносится до ушей Арсения подавленный шёпот, а затем голос Серёжи снова замолкает. Арс невольно напрягается, прикусив обратную сторону щеки и вслушиваясь в неровное дыхание друга, который, кажется, находится на грани истерики. — Ну? — не выдерживает Арсений. — Что случилось? — его голос, наверное, звучит излишне резко. После этого снова следует недолгая пауза, которая раскаляет и без того натянутые нервы Арса. Что у него, блять, такое случилось, что он даже рассказать об этом нормально не может? Мысленно Арсений готовится к самому страшному и выдыхает с облегчением, когда Серёжа, наконец, выдавливает тихое: — Я, кажется, Диме изменил, — и тяжело, так словно на его душе лежит непомерный груз, вздыхает. — О… — всё, что может ответить на это Арс, озадаченно почесав взъерошенный затылок. — Он знает об этом? — Нет, но догадывается, — голос Серёжи приобретает тревожный тон, и ожидаемо гаснет, растворяясь в помехах. — Блять, что же я натворил? — Ой, да ничего особенного, — Арсений честно не может в полной мере посочувствовать другу. Ему знакома тема измены; он изменял Алёне и много раз, но совесть его из-за этого не мучила. Даже не пыталась. Когда Арс расстался с ней, то и вовсе начал трахать всех без разбора, и в этой ситуации Серёжу ему не понять. Арсений никогда не чувствовал того, что чувствует он, ведь измена для него — это просто слово. Слово, не значащее в его жизни ровным счётом ничего. Он никому не изменяет, потому что ни с кем и не встречается. Но Серёже сейчас действительно паршиво, и Арсу придётся выдавливать из себя эмоции, которых нет. — Ты можешь за мной заехать? — спрашивает Матвиенко, выводя Арсения из состояния задумчивости. — Поговорить надо. Арс бросает беглый взгляд на настенные часы и вздыхает. Ему определённо нужно ускориться. — Ладно, жди.***
Утро Антона начинается с Арсения. Точнее, с его фотографий в инстаграм. В последние несколько дней их рассматривание стало для Антона неким ритуалом. Он листает их, смотрит, думая о том, какой Арс всё-таки самовлюблённый мудак, пальцы аж зудят — настолько им хочется написать в комментариях что-нибудь язвительное, но в итоге Шастун трусит и сворачивает ленту. Антону бы хотелось проснуться в каком-нибудь другом месте. Проклятая раскладушка, от которой Шастун уже успел отвыкнуть, скрипит и мучает его спину, а и из кухни то и дело раздаются холодные пререкания. Ну хотя бы не истошные крики, как вчера ночью, когда Серёжа припёрся домой в почти бессознательном состоянии. Дима орал про какой-то засос на груди и про оторванные пуговицы на рубашке, а Матвиенко что-то бессвязно мямлил в своё оправдание. Антон не хотел слышать этого, он отчаянно затыкал уши подушкой и старательно игнорировал тревожно бьющееся сердце в груди. Он так чертовски не любит, когда люди ссорятся. В эти моменты Шастун подсознательно начинает вспоминать своё детство, когда родители ругались так сильно, что ему порой казалось, что они убьют друг друга в порыве гнева. Антон еле сдерживал слёзы, молясь о том, чтобы это поскорее закончилось и, похоже, после этого на душе остался неприятный осадок. Что-то вроде психологической травмы, связанной с плохими воспоминаниями из детства. Шастун решается зайти на кухню только тогда, когда из неё выходит Серёжа. Он выглядит нервным, раздражённым и подавленным, распахивая шкаф и неаккуратно вываливая из него деловой костюм. Антон не может точно определить, что в большей мере чувствует к Матвиенко. Злость, непонимание или жалость. Должен, наверное, злость, ведь он изменил Диме, хоть это и не точно: сам Серёжа в измене не признаётся, считая, что засос на груди и порванная рубашка — это не весомое доказательство. Серьёзно? А что для него тогда весомое? Но, с другой стороны, пока Антон жил с Арсением, понятие «измена» для него стало каким-то расплывчатым, потеряв свою истинную важность. Арс трахает так много парней, не испытывая к ним даже обыкновенной симпатии, а Серёжа оступился всего один раз и по нему видно, что он безумно раскаивается в содеянном. Да, измена — это ужасно, и Шастун ни в коем случае не оправдывает Матвиенко, но невольно думает, что если бы он оказался на месте Димы, то смог бы простить его за это. Антону даже жаль, что он — не Дима. Нет, не в том смысле, что он хочет встречаться с Серёжей, просто… У них с Арсом всё так странно… точнее, было; было странно: они жили вместе, занимались сексом, но в то же время Арсений мог уехать в клуб и спокойно трахнуть кого-нибудь другого. Шастун не имел права высказывать своё недовольство на этот счёт, ведь они, видите ли, не встречались. И никому не важно, что ему больно, что он собственноручно загнал себя в клетку, из которой не может найти выход. Ведь они — не пара. Вся причина его боли в одной грёбаной фразе. Это может показаться диким, но Антон завидует Диме, ведь у них с Серёжей всё по-настоящему. Позов — не безвольная кукла, он имеет право злиться, показывать свои чувства, и Серёжа не скажет ему, что так делать нельзя. Он будет чувствовать себя виноватым, корить себя за ошибку, пытаться извлечь из неё что-то… а что бы сделал Арс на его месте? Ни-че-го. Но Антон, блять, хочет нормальных отношений. И Арса. Только что делать, если Арсений и нормальные отношения — это два несовместимых понятия? Придётся выбирать что-нибудь одно, ну или слепо верить, что когда-нибудь эти два понятие сольются воедино.***
Заходя на кухню, Шастун видит Диму, который убирает тарелку со стола. И он выглядит ничем не лучше Серёжи, даже наоборот: лицо бледное, как мел, под глазами огромные мешки, которые заметно даже через толстые стёкла очков, а во взгляде — пугающая безнадёжность. — Завтракать будешь? — спрашивает Позов с такой усталостью в голосе, и Антон сразу понимает, что ему сейчас совсем не до него. — Нет, я просто кофе себе налью и всё, — тихо бормочет Шастун, нажимая кнопку «вкл» на электрическом чайнике. — Как хочешь, — вздыхает Дима и, присев за стол, утыкается в свой смартфон. Антон садится рядом, и сделать это пытается как можно бесшумнее, словно боясь нарушить покой брата своим присутствием. Он больно прикусывает обратную сторону щеки и начинает молча ждать, пока закипит чайник. Шастун пытается не бросать на Диму тревожных взглядов, но просто не может игнорировать его подавленное состояние. Он прекрасно видит, как Позов неотрывно пялится в экран смартфона, но думает совсем не о том, что в нём написано. Антон догадывается, о чём он, на самом деле, думает. Точнее, о ком. О человеке, который находится в соседней комнате. О человеке, которому он больше не доверяет. Шастун слышит, как начинает закипать чайник и чувствует, как кипит обида внутри Димы, но он старается не показывать Антону своей боли. Позов привык быть сильным в глазах младшего брата, но, на этот раз, помощь нужна вовсе не Шастуну. Это так странно… Антон так привык жаловаться Диме на свои проблемы, и теперь не знает, с чего следует начать разговор. С чего его обычно начинают, когда хотят утешить близкого человека? С дежурного «не переживай, всё наладится?» Нет, так дело точно не пойдёт. Тем временем, чайник уже кипит во всю. Шастун смотрит на него с такой безнадёжной злостью, словно это он виноват в том, что Антон не знает, как подступиться к брату. — Будешь кофе? — наконец, выдаёт Шастун, выключив чайник. — Нет, спасибо, — даже не обернувшись в его сторону, отвечает Дима. От всей этой ситуации в глазах Антона начинает щипать. Ну почему? Почему он такая тряпка? — А чай? — Нет, — отрезает Позов, ненамеренно повышая голос. — Я же, блять, сказал, что не хочу! — он швыряет смартфон на стол, и Шастун даже подпрыгивает от неожиданности, чуть не облив свою ногу кипячёной водой. — Эм… ладно, — Антон явно не рассчитывал на то, что нервы Димы сдадут так скоро, и чувствует, как по скованному телу прокатывается волна облегчения. — Прости, — спешит исправиться Позов, поворачиваясь лицом к брату, который даже не думает обижаться, доставая из кухонного шкафа свою любимую кружку. — Если тебе плохо, то не нужно сдерживать себя, — говорит Шастун со вздохом. Он ставит кружку на стол и бросает на Диму беспокойный взгляд. — Можешь наорать на меня — вдруг полегчает, — благородно предлагает он первое, что приходит ему в голову. — Я не хочу на тебя орать, — усмехается Позов. В его глазах, наконец, мелькает что-то тёплое, но Антону, как всегда, нужно всё испортить: — А на Серёжу хочешь? Дима тяжело вздыхает, и вся теплота в его взгляде мгновенно растворяется, заменяясь холодной тоской. — На Серёжу орать уже просто нет смысла, — выносит вердикт Позов, снова поворачиваясь к Антону спиной. Однако Шастун больше не намерен молчать. По-быстрому растворив в кружке порошкообразный кофе, он садится напротив Димы и сразу же обращается к нему с вопросом: — И… — Антон слегка запинается, думая стоит ли вообще говорить это, — вы теперь расстанетесь? — всё же выдавливает он робко и начинает неосознанно грызть ноготь на большом пальце, прожигая двоюродного брата нервным взглядом из-под опущенных ресниц. — Я не могу ответить на этот вопрос… — произносит Позов после недолгой паузы, — даже самому себе, — он вздыхает и вымученно проводит ладонями по лицу. — То, как поступил со мной Серёжа, это… сравнимо с предательством. Он мне изменил. — Но… ты ведь не можешь знать точно, была измена или нет, — слабым голосом возражает Антон, и Дима мрачно усмехается. — Серёжа же говорил, что… — Да мне плевать, что он говорил, — коротко и прямо; очень в стиле Позова. Его усталый взгляд вмиг становится суровым, и Шастун непроизвольно съёживается под ним. — Я ему не верю… а ещё — прекрасно знаю, что измена была: вижу по его лживым глазам. — Да даже если и была… — мямлит Антон, пусть и неуверенно, но всё же продолжая настаивать на своём. — Серёжа ведь не хотел этого, он же раскаивается… — И что с того? Мне сразу его простить? — однако, Дима тоже остаётся непреклонен, и Шастун еле слышно вздыхает, понимая, что спорить с братом, в данном случае, просто бесполезно. — К тому же, я не знаю, была ли эта измена единичным случаем или… — Нет, Дим, если и было, то точно только один раз, — спешно перебивает Позова Антон, боясь, что тот начнёт серьёзно перегибать палку. Впрочем, он уже делает это. — А откуда ты можешь знать это? — вопрос Димы заводит Шастуна в тупик; Антон бросает на брата растерянный взгляд, а через секунду и вовсе опускает его, с досадой разглядываю кружку со всё ещё нетронутым кофе. — Вот именно… — Шастун не видит лица Позова, но может поклясться, что на его губах в этот момент застывает горькая усмешка, — я доверял ему раньше, а теперь… — Дима выдерживает недолгую паузу, вздыхая, — я понимаю, что даже если и прощу его, наши отношения всё равно не станут прежними. Я всё время буду думать о том, что если он изменил мне один раз, то сможет изменить и второй, — голос Позова кажется каким-то надломленным, пропитанным даже не обидой, а самой настоящей болью. — Серёжа не поступит так ещё раз, — бубнит себе под нос Антон, грея прохладные ладони о горячие стенки кружки, кофейный напиток в которой ещё не успел остыть. — Нет, Антон, ты просто не понимаешь, — полушепчет Дима снисходительным тоном, и Шастун поднимает на брата вопросительный взгляд. — У тебя ещё не было отношений, и ты не знаешь, как это больно — узнать, что человек, которому ты доверял, предал тебя. Антон сам до конца не понимает, почему последняя фраза задевает его в самую душу, точно пуля, случайным образом попавшая в мишень. Снова появляется эта странная, почти удушающая зависть к Диме, смешанная с осознанием того, что с Арсом у них всё по-другому. Что их, так называемые, отношения даже с натяжкой не назовёшь нормальными, поэтому правильнее считать, что их вообще нет. Да их и нет, в принципе. — Я встречался с Арсом, и он постоянно мне изменял, — говорит Антон, сам не зная, зачем. На несколько секунд ему даже кажется, что он сам верит в собственную ложь, но Дима быстро спускает его с небес на землю: — Ты сам то веришь в то, что говоришь? — спрашивает он, словно читая мысли Шастуна. — Вы не встречались. Он просто использовал тебя, а ты терпел. Позов говорит правду. Очевидную, но от того не менее жестокую. — Да… я знаю, — Антон чувствует, как в уголках глаз начинает неприятно щипать. — Просто захотелось так сказать, — «да, я просто влюблённый идиот», — думает он про себя и усмехается. — Я пойду, — так и не притронувшись к кофе, Шастун выходит из-за стола. Антону кажется, что если он сделает хоть один глоток, его стошнит, поэтому решает не рисковать. — Антон, если мои слова тебя обидели, то… — начинает Дима, но Шастун тут же его перебивает (ему кажется, что если Позов скажет ещё хоть слова, этот день будет испорчен окончательно). И да — конечно, он обижен, но лишь на самого себя; Дима здесь абсолютно не при чём. — Да нет, всё хорошо, — Антон выдавливает из себя вялую улыбку. — На правду не обижаются.***
Антон выходит из квартиры сразу после Серёжи. Спускается по влажным (видимо, уборщица помыла их совсем недавно) ступенькам, смотря себе под ноги и думая о каких-то глупостях, доходящих до абсурда. Открывая железную дверь, Антон выходит на улицу и сразу же чувствует, как в нос ударяет свежий, сухой воздух, а ветер начинает неприятно жечь лицо, вынуждая Шастуна зарыться носом в тёплый шарф. Хорошо, что он послушал Диму и всё-таки напялил его. Накинув на голову капюшон, Антон думает об этом ровно до того момента, пока не замечает совсем неподалёку знакомую фигуру, опирающуюся спиной о тёмно-синий автомобиль. Шастун сразу же узнаёт этого человека, который накрывает губами фильтр сигареты и, прикрыв глаза, делает глубокую затяжку. Арс. Вот к нему, понуро опустив голову, подходит Серёжа, и лучшие друзья обмениваются крепким рукопожатием. Арсений ехидно улыбается, что-то говорит Матвиенко и хлопает его по плечу. Тот от него раздражённо отмахивается, мол, отвали, не хочу сейчас об этом разговаривать. Арс растягивает губы в своей фирменной усмешке, по которой Антон уже успел соскучиться (хоть он её и по-прежнему ненавидит), и снова подносит сигарету к губам. Антон, кажется, даже перестаёт дышать, когда их взгляды случайно сталкиваются друг с другом и одновременно застывают. Впрочем, как и сам Шастун, чувствующий, что ноги внезапно становятся ватными, а, ускорившее своё движение, сердце бухается куда-то в зону желудка. Сделав затяжку, Арс тоже замирает на несколько долгих секунд, впиваясь в Антона взглядом своих небесно-голубых глаз. Шастун почему-то чувствует себя несуществующим под этим пристальным взглядом, невольно съёживаясь и заворожённо пялясь на то, как из приоткрытого рта Арсения вылетают прозрачные струи дыма и сразу же растворяются в воздухе. Шастун сглатывает, думая о том, как ему чертовски хочется курить, а ещё лучше страстно поцеловать Арса в губы, принимая у него изо рта едкий дым. Нет, ему определённо не стоит думать об этом прямо сейчас. Внезапно Антон осознаёт, как же, скорее всего, нелепо выглядит со стороны, неподвижно стоя на месте, как истукан, и пялясь на курящего мужика, чуть ли не пуская на него слюни. И даже непонятно, чего в данный момент Шастуну хочется больше — отобрать у Арса сигарету или у сигарет отобрать Арса, как бы глупо это не звучало. Всё также пристально смотря на Антона, Арсений выдыхает очередную порцию дыма, и Шастун непроизвольно облизывает сухие, потрескавшиеся губы, поспешно отводя глаз. Маленькая, но упрямая крупица гордости не позволяет Антону подойти к Арсу, настойчиво твердя о том, что ему всё равно будут не рады. Шастун на ватных ногах движется вперёд, желая просто пройти мимо. И пусть Арсений хоть дыру в его спине прожжёт своим взглядом, он всё равно не обернётся, хотя бы на какую-то жалкую минуту почувствовав себя гордым и не идущим на поводу у своих чувств. И Антон почти совершает то, что задумал. Почти. Он оказывается совсем близко к Арсу, который просто не сводит с него глаз, но ничего не говорит, словно ожидая, что Шастун вот-вот обернётся и скажет всё сам. Антону кажется, что каждый его шаг проходит, словно в замедленной съёмке, и чувствует, как ноги всё сильнее деревенеют, а сердце и вовсе отказывается подавать хоть какие-то признаки жизни. И вот Шастун, наконец, проходит мимо, даже ни разу не взглянув на Арсения, хотя сделать это хочется жутко. Антон чувствует, как Арс провожает его взглядом и мысленно уже радуется своей победе, но случается непредвиденное. Он падает. Да, он падает в самый неподходящий для падения момент, и в этом нет ничего удивительного, ведь на дорогах сегодня ужасно скользко из-за самого настоящего гололёда, а у Шастуна всегда было плохо с координацией. А ещё он хронический неувязок, и с этим уже ничего не поделать. Поэтому он поскальзывается и с истошным «блять» распластывается посреди дороги худым, раненым тюленем. Удар приходится прямо на задницу, и Антон болезненно стонет сквозь зубы. Ну как всегда: хотел красиво уйти в закат, а в итоге опозорился по полной. Шастун даже не пытается подняться, слыша позади себя приглушённые смешки. Антон мечтает о том, чтобы его задавила машина, но его мечте, как обычно, не суждено сбыться, ведь уже через несколько секунд его взору предстают знакомые ноги, скрытые за тканью тёмно-синих, зауженных брюк. Шастун поднимает взгляд на по-доброму (?) усмехающегося Арсения, который, как истинный джентльмен (?) протягивает ему свою руку. Казалось бы, одна простая фраза, а сколько вопросов… Антон недоверчиво косится на протянутую ладонь, но всё же цепляется за неё своими ледяными пальцами, чувствуя, как от такого, на первый взгляд, абсолютно невинного прикосновения всё его тело словно прошибает разряд тока, а лицо начинает гореть. И уже явно не от холода. Арс резко тянет Шастуна на себя, от чего тот несколько неуклюже поднимается на ноги и, в который раз не удержав равновесие, угождает прямо в объятия Арсения. Арс сразу же ориентируется в ситуации и приобнимает Антона за талию, пока тот, по нелепой случайности уткнувшись Арсению в шею, укутанную тёплым шарфом, непроизвольно вдыхает запах знакомого парфюма, от которого подкашиваются и без того ослабевшие ноги. — Всё нормально? — спрашивает Арс, мягко отстраняя Шастуна за плечи и заглядывая ему в глаза. — Ничего себе не повредил, надеюсь? Антон в ответ лишь отрицательно мотает головой, не в силах выдавить из себя и слова. Это так странно: всего каких-то четыре дня назад он уходил от Арса отнюдь не на дружеской ноте. Арсений смотрел на него, как на врага, а теперь ведёт себя так, словно ничего этого не было. Смотрит Антону в глаза, тепло улыбается и спрашивает, всё ли у него в порядке. Нет, у Шастуна ничего не в порядке. Его сердце круглые сутки ноет от одиночества и тоски, одновременно любя и презирая человека, который сейчас стоит рядом и спокойно на него смотрит. И, похоже, этого человека совсем не грызёт совесть. Впрочем, ничего удивительного. — Ты в школу? Может, тебя подвезти? Антон удивлённо вскидывает брови, думая, а не ударился ли он случайно головой, когда падал. Может быть, этот заботливый, доброжелательный Арсений всего лишь его глюк? Скорее всего. — Н-нет, я сам, — растерянно моргнув несколько раз, произносит Шастун и, обойдя Арса, медленно идёт вперёд, опасаясь снова где-нибудь навернуться. Антон находится в лёгком шоке от произошедшего, невидящим взглядом смотря перед собой и чувствуя, как ошарашенное вместе с ним сердце гулко бьётся в грудной клетке. Окольцованные пальцы приятно покалывает: они до сих пор чувствуют прикосновения тёплой, чуть шершавой ладони. Он скучает. Очень. Сильно. Антон не хочет быть зависимым от кого-либо, но он зависит от Арсения даже сильнее, чем от грёбаных сигарет. И эта зависимость медленно уничтожает его, превращая в безвольное тело на подобии марионетки.***
Всю дорогу до работы мысли Арса занимает лишь Антон. К счастью, Серёжа не мешает ему думать о нём, развалившись на пассажирском сидении и со страдальческим видом пялясь в окно, попутно опустошая бутылку минералки. Он вроде хотел поговорить, но на это ещё будет время. Губы Арсения невольно трогает улыбка, когда он вспоминает, как, пытаясь пройти мимо него с гордым видом, Шастун в итоге неуклюже распластался на дороге, вызывая у Арса ехидный смешок. Это так типично для Антона, ведь он — это одно сплошное недоразумение. Только почему это самое «недоразумение» вызывает внутри Арса такие странные и неоднозначные чувства? Словно его сердце покалывают миллиарды маленьких, горячих иголок, постепенно растапливая ту толстую корку льда, которая образовалась на нём за всё то время, что Арсений проводил в гордом одиночестве. Когда он протягивал Антону руку помощи, то почувствовал к этому неуклюжему мальчишке что-то вроде… нежности? Арс правда не знает, что на него нашло, когда он растворялся в чистых, зелёных глазах, по которым, откровенно говоря, уже успел соскучиться. Но Арсений по-прежнему в него не влюблён. Это просто привязанность, не более. Всё-таки Антон жил в его доме целых две недели, и всё это время от него исходило то тепло, на которое Арс вряд ли способен. И, может быть, этого самого тепла Арсению чуточку не хватает, ведь все парни, с которыми он спит, такие же холодные, как и он сам. Когда машина Арса останавливается возле огромного, высокого здания с множеством ярких вывесок и окон, Серёжа сразу же тянется к двери, но Арсений останавливает друга, накрывая своей ладонью его плечо. — Подожди. Я сейчас покурю по-быстрому и пойдём. Матвиенко в ответ недовольно закатывает глаза, косясь на Арса, который достаёт из бардачка пачку сигарет и зажигалку и, подождав несколько секунд, выдаёт: — Дай мне тоже. Арсений переводит на друга несколько удивлённый взгляд, зная, что тот курит только в действительно редких случаях. — Всё настолько плохо? — невесело усмехается Арс, доставая из пачки две сигареты и протягивая одну Серёже. Матвиенко сразу же кладёт её в рот и отмахивается от Арсения, словно от надоедливой мухи. — Ты вроде хотел поговорить со мной, а теперь отмахиваешься, — Арсений обхватывает фильтр сигареты губами и закуривает, думая о том, что он и сам не особо желает слушать нытьё Серёжи. Говорил же Арс ему, что отношения — это клетка, а он в ней — всего лишь несчастная птица, которая мечется по этому тесному пространству, судорожно ища выход. Около минуты лучшие друзья курят молча, думая каждый о своём. Но вскоре Арсений не выдерживает и нарушить молчание, задавая Матвиенко вопрос, который сам от себя не ожидает: — Ну… и как там Антон? — произносит Арс тихо и нерешительно, в совершенно не свойственной ему манере. Он изо всех сил старается придать своему лицу равнодушный вид, когда Серёжа окидывает его долгим, подозрительным взглядом. — Нормально, — пожимая плечами, отвечает Матвиенко и, поднося уже наполовину выкуренную сигарету к губам, делает затяжку. Не очень глубокую. Он никогда не делает глубоких затяжек. — Что с ним станется? — буквально через секунду Серёжу словно осеняет: в его глазах загораются хитрые огоньки, а губы трогает насмешливая улыбка. — Ах да, по-прежнему в тебя влюблён. — Пф, — фыркает Арс, раздражаясь, — меня это не волнует. — Да? А чё тогда спрашиваешь? — лукавства во взгляде Матвиенко явно не занимать. Да и в голосе тоже. — Просто так, — заявляет на это Арсений с каменным лицом. — «Просто так», — передразнивает его Серёжа. — Просто так ты никогда ничего не спрашиваешь. — Ой всё, отъебись, — отмахивается от друга Арс и, потушив окурок о пепельницу, которая находится в бардачке, бросает его из окна в урну, стоящую неподалёку. Матвиенко на его агрессивный выпад лишь приглушённо смеётся, переводя на друга внимательный взгляд. — Смотри не влюбись, — ехидничает он, и Арсений демонстративно закатывает глаза. — Можешь не волноваться по этому поводу, — говорит он, усмехаясь. — Я не влюбчивый. — Ну-ну, — бубнит себе под нос Серёжа, и Арс бросает на него недовольный взгляд. — Слушай, ты вроде как поговорить хотел, — спешно переводит тему Арсений и замечает, как на этих словах лицо Матвиенко мрачнеет, а густые брови соединяются на переносице, — так говори. Серёжа отвечает не сразу. Неспешно, словно специально оттягивая время, докуривает и тяжело вздыхает, проводя ладонями по лицу. — Я Диме изменил, — произносит он тихо. Его тело потряхивает от собственных слов, а взгляд смотрит на Арса со странной, холодящей душу мольбой. Только чем Арсений может ему помочь? — Это я уже слышал, — отвечает Арс, задумчиво почесав затылок. — А если поподробнее? Как это вообще произошло? — Да не ебу я, как это произошло, — заводится на пустом месте Серёжа, хватаясь за голову. Он сжимает её ладонями и прикрывает глаза. Арсений слышит его учащённое дыхание и понимает, что для Матвиенко — это действительно серьёзно. Арсу его искренне жаль, но понять он его, как бы не старался, всё равно не может. — Помню только, как ты ушёл в вип-комнату с каким-то парнем, а я, посравшись с Димой по телефону, начал бухать… а дальше какая-то дыра… — Серёжа хмурится, пытаясь соединить воедино неясные обрывки воспоминаний. Матвиенко тихо мычит, с трудом разлепляя тяжёлые, точно свинец, веки. Его голова раскалывается от боли, а тела он и вовсе не чувствует; оно как будто одеревенело. В глазах всё какое-то расплывчатое, туманное, и Серёжа понимает, что алкоголь ещё не успел выветриться из его организма. Больше он не понимает ни черта. Страдальчески поморщившись, Матвиенко чувствует, что рядом с ним лежит кто-то ещё. И он наивно полагает, что это — Дима, однако, повернув голову, приходит в полный шок. Потому что это нихуя не Позов, а какой-то левый парень и, видимо, он в глубокой отключке. Грудь Серёжи сдавливает необъяснимая паника, заставляя его с испугом заглянуть под одеяло и понять, что он, чёрт возьми, абсолютно голый. Матвиенко начинает часто дышать, словно загнанный в ловушку, зверь и резко вскакивает с кровати, не рассчитывая своих сил и тут же падая на пол, потому что собственные ноги напрочь отказываются его держать. Да что за дерьмо? Такое ощущение, что его кто-то напичкал наркотой. На полу Серёжа обнаруживает свои трусы и джинсы и, схватив их, судорожно трясёт, вываливая из карманов смартфон вместе с ключами от дома и мелочью. С бешено колотящимся в груди сердцем Матвиенко проверяет пропущенные вызовы. Их оказывается тринадцать. И ещё пять сообщений. — Твою же мать, — выругивается Серёжа и уже собирается позвонить Диме, но, в самый последний момент, когда в трубке смартфона уже раздаются гудки, бросает эту затею. Ему кажется, что Позов поймёт всё по его голосу и, разозлившись, не пустит его домой. И искать себе оправдания будет уже слишком поздно. Поэтому Матвиенко быстро напяливает на себя сначала трусы, а затем джинсы, с трудом попадая ногами в штанины, и озирается по сторонам в поиске своей рубашки. Её Серёжа находит, висящей на люстре и, может быть, он даже посмеялся бы с этого, если бы не находился сейчас в таком отчаянье и не хотел бы выть и царапать ногтями стены. Матвиенко чувствует себя каким-то преступником, наспех одевшись и на еле движущихся ногах выползая (именно выползая) из чужой квартиры, цепляясь руками за всё, что только можно. Он скатывается спиной по поверхности железной двери и, оказавшись на грязном полу подъезда, хватается за голову, больно оттягивая свои волосы пальцами. «Что же я натворил?» — стучит набатом в его мозгу единственная связная мысль. Серёжа трясёт головой, выгоняя из неё, режущие душу, воспоминания. Он не хочет снова думать об этом, не хочет, чтобы совесть грызла его изнутри. — Что мне делать? — задаёт Матвиенко вопрос, но спрашивает, в большей степени, не Арса, а именно себя. — Не знаю, — пожимает плечами Арсений, а через несколько секунд выдаёт фразу, которая очень в его стиле: — Отрицай всё до последнего и, в конечном итоге, Позову будет проще поверить тебе, чем доказать обратное. Серёжа окидывает друга скептическим взглядом. — Ну и как мне, по твоему, объяснить Диме засос, оставленный на груди тем парнем? — обращается он к Арсу, и тот изумлённо выгибает левую бровь. — Засос? — переспрашивает он, и выражение его лица приобретает максимально озадаченный вид. — А вот это уже серьёзно, но… — Арсений выдерживает секундную паузу, — не безнадёжно, — выносит он вердикт, задумчиво поглаживая подбородок двумя пальцами. — Всё равно можно как-нибудь выкрутиться. — Как, интересно? — Серёжа делает вид, что внимательно слушает Арса, хотя и прекрасно понимает, что ничего путного друг ему всё равно не посоветует. — Да мне откуда знать? — вместо совета Арсений лишь разводит руками. — Я не профессионал в подобных делах, — последнюю фразу он произносит, слегка вздёрнув подбородок, мол, я выше этого и таких проблем у меня не было никогда. Матвиенко на это невесело усмехается и переводит взгляд вперёд. — Лучше просто скажу Диме правду, — говорит он со вздохом. — Потому что если моё враньё вдруг раскроется, будет только хуже. — Ну… или так, — без энтузиазма соглашается с ним Арс.