***
Дорожки с кеглями, которые, в скором времени, предстоит сбить, кажутся Антону пугающими. Он нервно сглатывает, подступивший к горлу, ком и потирает друг от друга вспотевшие ладони, боясь, что шар просто-напросто слетит с его влажных пальцев в самый ответственный момент. Арсений заказывает три бутылки пива и одну колу, которая уже ожидает Шастуна на столе. Антон открывает бутылку с шипящим звуком и опустошает залпом сразу половину, ловя на себе ехидный взгляд голубых глаз. Он чуть не давится газированным напитком из-за него, ощущая, как из носа выходят пузырьки. — Так сильно боишься опозориться? — с ухмылкой интересуется Арсений, и Антону хочется врезать кулаком по его самодовольному лицу, оставив на нём огромный, уродливый синяк. — С чего ты взял? — Шастун шумно ставит полупустую бутылку на стол и упирает руки в бока, с каждой секундой желая наброситься на Арса всё сильнее. О, как же он его бесит! Его эта вечная ухмылка на губах, идеальное, без единого прыщика лицо и самомнение, которого, наверное, хватит на целый город. Вряд ли этот человек когда-нибудь изменится. Нужно почаще напоминать себе об этом. — По тебе заметно, что ты волнуешься, — Арсений, тем временем, продолжает изводить Антона: медленно и ненавязчиво — как умеет делать только он. — А по тебя заметно, что ты — мудак, и что с того? — язвит Антон, намеренно переходя на оскорбления. Он пытается выискать во взгляде Арса хотя бы слабую искру раздражения, но, к разочарованию Шастуна, её нет и в помине. Глаза Арсения горят всё тем же ехидством, но Антону нужно совсем не это. Ему нужно выплеснуть свой гнев, наорать на Арса, сделать так, чтобы с его лица пропала вся эта показная спесь, но ничего из этого, конечно же, не происходит. Ведь это же, блин, Арсений — любитель растаптывать чужие надежды. Особенно надежды Антона. Арсений ухмыляется и делает несколько шагов навстречу Шастуну, тем самым практически касаясь своей грудью — его. Антон недовольно хмурит брови, но от Арса не отстраняется, со странным нетерпением в душе ожидая, что он будет делать дальше. Ещё, как назло, в нос резко ударяет знакомый, будоражащий всё тело запах парфюма, и Шастун еле сдерживает себя от того, чтобы не вдохнуть его так глубоко, что он отдастся горечью на языке. Антон, затаив дыхание, наблюдает за тем, как Арс слегка наклоняется вперёд (так, что Шастун может разглядеть каждую чёрточку его лица) и щекочет его ухо своим влажным, горячим дыханием. — Дерзишь? — шепчет он, и по спине Антона бегут предательские мурашки; в горле пересыхает от, внезапно подступившей к животу, паники. — Я тебе припомню это, — дразняще проведя ладонью по щеке Шастуна, Арсений медленно отстраняется. Антон чувствует, как до этого принявший твёрдое состояние воздух, снова начинает касаться его кожи, залетает в нос и перебивает стойкий запах парфюма. — Когда начнём играть, — Арс обворожительно улыбается и, наконец, оставляет Антона наедине. Бутылка с колой теперь опустошена полностью, но Шастуну всё равно мало. Арсений словно отобрал у него всю влагу своим присутствием, и кожа Антона до сих пор горит то ли от злости, то ли от желания, которое затягивается мучительно-сладким узлом внизу живота. — Ну что? По пробной попытке? — предлагает Арс, с любовью оглаживая ладонью красный шар для боулинга, словно пытаясь заколдовать его на свою победу. Вот бы он так живых людей любил, как любит неодушевлённый предмет. Дима и Серёжа, которые всё это время проводили порознь, каждые несколько секунд косясь друг на друга краем глаза, одобрительно кивают. Антону ничего не остаётся, кроме того, как тоже ответить согласием, хотя в глубине души он желает оттянуть этот момент как можно сильнее, словно тягучую жевательную резинку. Шастун чувствует себя так, будто прямо сейчас находится на уроке физкультуры, и ему предстоит сдать очередной дурацкий норматив. Да, с ними у него постоянные проблемы, но зато футбольный мяч по полю он гоняет лучше всех. Первыми, к двум расположенным рядом, дорожкам подходят Серёжа и Дима. Они смеряют друг друга уничтожающими взглядами, по которым сразу становится ясно, что и Матвиенко, и Позов настроены только на победу. Пусть они сейчас и состоят в отношениях (которые, к слову, стремительно расходятся по швам), уступать друг другу, понятное дело, не собираются. Ведь это игра, а на кону стоит такой приз, как желание. Любое, даже самое абсурдное желание, которое победитель придумает лузеру, и тот будет вынужден его исполнить. Первым бросок совершает Серёжа, делая это быстро, грациозно и с разбега в несколько шагов. Антон с приоткрытым ртом пялится на то, как шар катится по дорожке, точно по маслу, и в итоге сбивает сразу все кегли. — Еее, страйк, — Арсений одобрительно хлопает Матвиенко по плечу, на что тот самодовольно улыбается, не сводя внимательных глаз со своего бойфренда. Тот уже во всю готовится к броску, разминая правую руку. — Давай, Дим, не подведи! — подбадривает его Антон, и Позов делает всё в точности, как нужно. Со свойственными ему спокойствием и расчётливостью. Удар выходит ничем не хуже, чем у Серёжи, а даже наоборот: он получается более зрелищным, ведь самая крайняя кегля, которая, уже казалось, точно останется стоять на месте, падает в след за другими каким-то чудом, словно подчиняясь умоляющему взгляду, который бросил на неё Шастун — уж очень сильно он переживал за брата. С губ Матвиенко сразу же спадает улыбка, а вот лицо Димы, напротив, принимает торжествующее выражение. Что ж, пробная попытка показала, что силы первых игроков равны, но ведь настоящая игра ещё не началась. Только она сможет расставить всё по своим местам. К тому же, свои навыки игры в боулинг показали ещё не все. Остались Арс и Антон. Арс будет играть в команде вместе с Серёжей, Антон, соответственно, с Димой. У какой из команд шансов больше — выяснится прямо сейчас. Однако один из игроков ещё совсем не готов к игре. Да, именно тот худощавый, светловолосый пацан с испуганными глазами, который стоит в стороне и подрагивает от волнения, обтирая влажные ладони о ткань серой футболки. Антон до усрачки боится ударить в грязь лицом, всё ещё, блять, не понимая принципа этой дурацкой игры. Он, конечно, мог бы бегло прочитать технику игры в википедии, но вряд ли это принесёт какую-нибудь пользу: сухая теория никогда ему не давалась, в отличие от практики. А практики у Шастуна не было, поэтому он в безнадёжном дерьме. Наверное, ему следовало бы думать головой, прежде чем соглашаться на провокационное предложение Арса, но, увы, мозг в черепной коробке Антона включается только в критических случаях. И, похоже, этот случай сейчас наступил. Ну и что же советует Шастуну включившийся мозг? Правильно: бежать. Сматываться от неизбежного позора, сославшись на что угодно: на резкие головные боли, внезапное головокружение, да хоть на диарею, чёрт возьми, главное, чтобы… — Наша очередь, — вкрадчиво произносит на ушко Антону Арс, незаметно подкравшийся к нему сзади походкой хитрого лиса. И без того на грани нервного обморока Шастун подпрыгивает от неожиданности, срывая с уст Арсения издевательский смешок. — Не дёргайся ты так, — улыбается Арс и подходит к одной из дорожек с кеглями, жестом подзывая Антона к себе. Шастуну больше ничего не остаётся, кроме того, как, обречённо опустив голову, плестись за ним на негнущихся ногах. Отступать уже слишком поздно, поэтому придётся сражаться. Ну ничего, может быть, Антону и повезёт. Ну или не повезёт Арсу, и тогда они облажаются оба. Второй вариант Шастуну нравится даже больше, честно говоря. Однако Арсений настроен решительно. Он суёт пальцы в специальные отверстия в шаре как самый настоящий профессионал (благо опыта в этом деле у него предостаточно), а Шастун в это время неотрывно прожигает его взглядом, мысленно проклиная. Хоть бы облажался, хоть бы облажался, хоть бы облажался… Антон, практически не дыша, наблюдает за тем, как Арс, погладив ладонью шар (он даже Шастуна так нежно никогда не гладил), отходит на несколько шагов назад, а затем, сделав глубокий вдох, в несколько прыжков достигает линии, так называемого, фола, принимает необходимое положение и с грациозностью хищной кошки совершает бросок. Кегли падают одна за другой, словно домино, но две крайние всё же выдерживают давление остальных и, опасно покачиваясь, в конечном итоге остаются на месте. Антон даже не пытается проглотить язвительный смешок, вырывающийся из его горла. Он с достоинством выдерживает уничтожающий взгляд Арсения, но всё же, чисто рефлекторно, прикрывает рот ладонью. В любом случае, у Арса есть ещё одна, на этот раз, последняя попытка, и он пользуется ей сполна, с лёгкостью выбивая эти несчастные две кегли, которые слегка подпортили до этого безупречную репутацию Арсения, как игрока в боулинг. Похоже, проклятья Антона пусть и не в полную мощь, но всё же сработали, однако сейчас Шастуну от этого факта не легче. Ведь Арс сбил кегли, и неважно, что он сделал это лишь со второго раза; Антон очень сомневается, что способен повторить даже этот скромный успех. Поэтому, когда Арсений обращается к Шастуну, тому кажется, что он вот-вот грохнется в обморок: — Теперь твоя очередь показать, на что ты способен, — ухмыляется Арс, складывая руки на груди. Антон чувствует, как собственное сердце тычется ему куда-то в рёбра и на несколько секунд прикрывает глаза. Ну надо же было ему вляпаться в это дерьмо, боже! Шастун вздыхает и берёт в потные ладони шар. Осматривает его со всех сторон, словно пытаясь разглядеть в нём что-то особенное. Шар как шар. Твёрдый, гладкий, неодушевлённый. И почему только Арс смотрит на него с таким восхищением во взгляде? Совсем, наверное, умом тронулся. Антон знает, что в отверстия, находящиеся в шаре, нужно засовывать пальцы, но в душе не ебёт какие именно и каким образом, поэтому суёт наугад, думая, что прокатит и так. Если шар соскользнёт, просто возьмёт его в руки и бросит, авось никто и не заметит, что он нагло нарушает правила. Ага, как же… не заметит… вон Арс как пристально на него смотрит, наверняка догадался уже, что Шастун в этой бестолковой игре полный профан. Видно по лукавой ухмылке и насмешке в глазах. Да и пусть, блять, насмехается в своё удовольствие. Пошёл он к чёрту, индюк самовлюблённый. — Ну и? Ты бросать то собираешься? — ну и, конечно же, «индюку» просто необходимо вмешаться. — Чего уставился на этот шар, словно видишь его впервые в жизни? Антон окидывает его гневным взглядом и, демонстративно фыркнув, отходит на несколько шагов назад. Шастун не знает, на черта это вообще нужно? Какой смысл разгоняться, без этого никак что ли? И Шастун, затаив дыхание, бросает. Даже не принимая никакой позы, не разгоняясь правильно, не прицеливаясь… просто, блять, бросает. Точнее, грёбаный шар просто-напросто соскальзывает с его пальцев (чего, впрочем, Антон и боялся) и, с грохотом упав на дорожку, катится по ней. Ну как катится… просто с неё слетает, не сбив ни одной кегли. Шастун думает, что с этим «гениальным» во всех смыслах броском не сравнится даже недавний бросок Димы. Он, блять, фееричен. Арсений, видимо, тоже так думает: его громкий, почти истеричный смех, наверное, слышно за два квартала. Сгорая со стыда, Антон смотрит на Арса и неожиданно ловит себя на мысли, что первый раз видит, как тот смеётся. Искренне, звонко и совершенно не контролируя свои эмоции. И да — у него красивый смех. В глубине души Шастун даже рад, что именно он стал его причиной. — О, да ты, как я погляжу, профессионал, — стирая подушечками пальцев скопившееся слёзы в уголках глаз, выдавливает из себя Арсений, так до конца и не успокоившись. Антон обиженно поджимает губы, оборачиваясь. Он пытается найти поддержку в глазах Димы, но читает в них лишь красноречивое: «блять, Шастун!» Ну да, теперь их команда, скорее всего, проиграет, но это ведь не повод, чтобы его ненавидеть. К тому же, это всего лишь пробная попытка; от неё ничего не зависит. — У меня просто пальцы скользкие! — спешит оправдаться Шастун, бросив на всё ещё посмеивающегося в кулак Арса испепеляющий взгляд — Но у тебя есть ещё вторая попытка, так что, — при словосочетании «вторая попытка» очко Антона снова нервно сжимается. Ну нет, ему вполне хватило и одной, — покажи класс, — Арс произносит это с явной издёвкой в голосе, но Шастуну как-то плевать. Ему уже почти не стыдно. Ну не умеет он, на самом деле, играть в боулинг и что с того? Подумаешь… с ним происходили случаи гораздо позорнее. Со второй попыткой Шастун даже не парится. Просто бросает, даже не разбегаясь. И, как ни странно, умудряется сбить две кегли посередине. Уже прогресс. И неважно, что он заступил за линию фола, тем самым нарушая правила. Кому-нибудь до этого есть дело? Точно не ему. И не Арсу, который даже не обращает внимания на эту мелочь. Антон облажался, и Арсению этого более, чем достаточно. — Ну… что и требовалось доказать, — усмехается Арс, и выражение его лица кажется настолько высокомерным, что Шастун просто отворачивается и идёт в сторону Димы. — Готовься выполнять моё желание! — слышит он вслед и раздражённо закатывает глаза. Угораздило же его влюбиться в этого придурка. — Какого чёрта ты соврал, что умеешь играть? - сразу же начинает возмущаться Дима. - Теперь мы точно просрём. — Ой, да всё будет о`кей, - отмахивается от него Шастун, точно от надоедливой мухи. - Новичкам везёт. Антон, конечно же, не верит в собственные слова. И правильно делает.***
Арсений впервые не знает, как найти подход к Антону. Они уже около пяти минут сидят в машине в полном молчании, и у Арса начинают зудеть подушечки пальцев: так сильно он хочет прикоснуться к Шастуну, который неотрывно пялится в окно, без интереса всматриваясь в вечерний сумрак. Арсений внимательно изучает знакомые, тонкие черты лица и пытается понять, что изменилось в этом парне. Вроде бы всё тот же нескладный подросток с доверчивыми глазами и ершистым характером. Его движения по-прежнему неловки, а улыбка сравнима с согревающими, солнечными лучами, от которой невольно теплеет в груди. Жаль только, что Арсу Антон сегодня не улыбнулся ни разу. Да и сейчас он выглядит не очень-то дружелюбно, и Арсений не знает, что нужно сделать для того, чтобы его глаза хоть немного потеплели. Он мог бы взять его за руку или ласково провести ладонью по щеке, но Арс не привык делать первый шаг, к тому же ему непонятна причина столь холодного поведения Шастуна. Антон его отталкивает, и это просто не может не задевать, но Арсений думает, что справится с этим. Он ещё не готов расстаться со своей гордостью, поэтому молчит, невидящим взглядом смотря перед собой. — Ну и? — Арс еле ощутимо вздрагивает и поворачивает голову в сторону Антона. Зелёные глаза застывают на его лице в нетерпеливом ожидании. — Ты уже придумал желание? «А, ну, конечно. Вот почему ты до сих пор сидишь здесь. Я уже было подумал, что ты хочешь поговорить, но…» — Нет пока, — Арсений возвращает на своё лицо привычную усмешку и замечает, как взгляд Шастуна вспыхивает раздражением. — Думай быстрее, — ворчит Антон и снова отворачивается к окну. Он наблюдает за тем, как белые снежинки, подгоняемые косым порывом ветра, летят в лобовое стекло и тут же растворяются, оставляя за собой прозрачные следы. — Я не собираюсь торчать здесь вечно. Арс ничего не говорит в ответ, неосознанно вцепившись в руль автомбиля и оглаживая кожаную поверхность подушечками больших пальцев. Он даже не может думать об этом дурацком желании, потому что в голову лезут совершенно другие мысли и вопросы, предназначенные человеку, сидящему рядом. И снова эта тишина. Тяжёлая, неприятно сдавливающая виски. Арсений вслушивается в зловещий вой ветра снаружи и нервно ёрзает на месте, ощущая во всём теле раздражающую скованность. — Блять, ну чего ты хочешь? — первым не выдерживает Антон, и, изумлённо выгнув левую бровь, Арс окидывает его внимательным взглядом. — Хочешь, чтобы я тебе отсосал или помыл твою машину? — ярко-голубые глаза блуждают по бледному, искажённому гримасой раздражения лицу, на котором отчётливо проступают очертания скул, по напряжённой линии челюсти и плотно сжатым, обветренным губам. Арсений ловит себя на мысли, что не прочь почувствовать их сейчас. С помощью поцелуя (они наверняка тёплые и немного шершавые) или же проведя по ним чувствительной подушечкой пальца, ощущая, как они покорно приоткрываются под его напором и, окончательно сдавшись, впускают к себе внутрь: в жаркий, влажный рот. Арс неосозанно скользит кончиком языка по верхней губе и вкрадчиво произносит с лукавой, томной ухмылкой: — Нет уж, так легко ты не отделаешься, — его глаза загадочно блестят в мягком полумраке машины, и Антон еле слышно выдыхает, нервно теребя кольца на длинных, подрагивающих пальцах. — Ладно… — тихо произносит он, сглатывая. Около минуты смотрит на свои острые, худые колени и выпаливает на одном дыхании: — Если через пять минут ты не говоришь мне своё желание, я ухожу. Лицо Арсения мгновенно мрачнеет, а пальцы беспомощно впиваются в обивку кресла, всего лишь в каких-то жалких нескольких сантиметрах от, обтянутой джинсовой тканью, ноги. До которой хочется дотронуться; которую хочется накрыть своей ладонью, но он не станет делать этого сейчас. Собираясь с мыслями, Арс со вздохом проводит ладонями по лицу. Он не может позволить Антону уйти, но и держать его здесь насильно тоже не получится. — Почему ты так странно вёл себя в магазине в тот вечер? — тихий голос звучит ровно и почти безразлично, словно Арсений задаёт вопрос не из-за того, что его волнует ответ, а просто так, от банальной скуки. — Да и сейчас… — Это твоё желание? — нетерпеливо перебивает его Антон, устремляя на Арса свой усталый взгляд. Арсений замечает в сухих, зелёных глазах беспомощную мольбу, но запрещает себе поддаваться им. Только не сегодня, не сейчас. — Ты хочешь, чтобы я объяснил тебе причину? — Хочу, — сухо произносит Арс и, задумавшись на пару секунд, спешит продолжить незаконченную реплику: — но это не желание, а просьба. Арсений со странной, сдавливающей грудь тоской наблюдает за тем, как Шастун фыркает и разочарованно надувает губы. Словно обиженный, непослушный ребёнок, которого невольно хочется обнять и, наконец, пригладить этот невыносимое гнездо из светлых волос на его упрямой голове. — Тогда я не буду отвечать, — ворчит Антон, опуская взгляд. Арс уже начинает впадать в отчаянье, массируя пальцами болезненно пульсирующие виски. Он думает, что никакого разговора не выйдет, сравнивая Шастуна с сердитым ёжиком, выпускающим свои острые иголки. Арсений не хочет обколоть себя ими до крови, поэтому решает, наконец, выпустить Антона. Пусть проваливает, чёрт с ним. Арс уже было собирается разблокировать дверь, но слышит тихий, дрожащий голос и замирает: — В тот вечер я приехал к тебе, — Арсений усмехается, думая о том, что не нужно было верить Антону тогда, но тот казался более, чем убедителен, поэтому смог внушить ему свою правдивую ложь. А, тем временем, Шастун хоть и с трудом, но продолжает: — Я тебя ждал. Долго… — Арс прищуривается, уже догадываясь, что Антон скажет дальше. И не ошибается в своём предположении, потому что Шастун, смаргивая непрошеные слёзы, почти обессиленно выдавливает: — А потом увидел, как ты выходишь из машины с каким-то парнем, — дыхание Антона становится прерывистым, а ладони беспомощно закрывают, скованное обидой, лицо. — И я… убежал. Потому что не смог смотреть на то, как ты его целуешь. Арсению хочется раздражённо закатить глаза. Нет, ну это смешно: он-то думал, что причина, по которой Шастун смотрит на него сердитым волком, гораздо весомей, чем эта: например, он понял, что остыл к Арсу или завёл себе нового бойфренда, но Антон, как обычно, раздувает из мухи слона. — И это всё? — озвучивает Арсений вслух свои мысли, и Антон, оторвав ладони от лица, хмурится и бросает на него колючий, полный презрения взгляд. В застывших глазах стоят слёзы, и Арс издаёт тихий, вымученный вздох. — Мы по-моему уже сто раз говорили об этом, но до тебя всё никак не доходит. Услышав это, и без того нервный Шастун резко вспыхивает, подпрыгивает на месте, словно загнанный в клетку зверёк, и начинает со всей дури дёргать ручку заблокированной двери. — Разблокируй дверь, — рычит Антон, однако Арсений не спешит выполнить его приказ. — Нет, — заявляет он на это с каменным выражением лица. Оно остаётся таким даже, когда Шастун оборачивается и начинает старательно буравить его своим гневным взглядом. — Я ещё не сказал тебе своего желания. Антон фыркает. — Либо говори прямо сейчас, либо выпусти меня, — с каждой новой секундой злость в его взгляде начинает разгораться всё сильнее, но Арс уже знает, как её потушить и вернуть себе прежнего Шастуна. — Ладно… — Арсений обворажительно улыбается, замечая, как в ответ на его улыбку глаза Антона сужаются в недоверчивом прищуре. — Я хочу, чтобы ты снова переехал жить ко мне. Это предложение вводит Антона в замешательство. Он вскидывает брови и бросает на Арса скептический взгляд, внимательно вглядываясь в его лицо, словно пытаясь прочесть на нём какой-то подвох, злую насмешку. — Ты же сейчас шутишь, да? — оторопело спрашивает Антон, и когда Арсений, ухмыляясь, отрицательно мотает головой, тяжело сглатывает. — Зачем тебе это нужно? Арс не без удовольствия замечает, как с Шастуна мгновенно спадает вся эта напускная злость, презрительность, дерзость. Да, он всё ещё кажется обиженным и колючим, но от него больше не исходит холод, обжигающий душу своим ледяным пламенем. Теперь Антон похож на испуганного, пойманного в ловушку кролика, который отчаянно пытается защищаться. — Ну… я не справляюсь с Чернышём, — говорит Арсений первое, что приходит в голову, и вынужденно отводит взгляд. Он не может сейчас смотреть на Антона — его влажные, лихорадочные глаза заставляют чувствовать себя уязвимо. — Забываю его кормить и всё такое… наверное, я отвратительный хозяин. — Серьёзно? — орёт ему прямо на ухо Шастун. — Ты предлагаешь переехать к тебе из-за кота? Арс издаёт какой-то нервный, неестественный смешок. Да, он понимает, что эта фраза, особенно из его уст, прозвучала ужасно глупо, но ему как-то плевать, если честно. Он отстукивает по рулю размеренный ритм кончиками пальцев и кусает губы, пытаясь скрыть улыбку психопата. Вряд ли Шастун обрадуется, если поймёт, что его забавляет эта ситуация, ведь сам сейчас едва не плачет. — Я думал, ты любишь его, — пожимает плечами Арсений и переводит на насупленного Антона безмятежный взгляд с застывшими в зрачках смешинками. — Да причём здесь это? — в голосе Шастуна уже слышны истерические нотки. Кажется, ещё немного, и он просто взорвётся от возмущения. Арс ещё никогда не видел его таким: ощетинившимся, раскрасневшимся в кой-то веки не от стыда, а от, сбивающей дыхание, злости. Только эта злость, по сути, сейчас такая же беззащитная, как и он сам. — Просто твоя причина — эта полная хуйня, — «ага, так же, как и твоя», — думает Арсений, мысленно возращаясь к их недавнему конфликту около магазина. Теперь этот случай кажется ему верхом нелепости, и это подтверждает тот факт, что они с Антоном мыслят и чувствуют абсолютно по-разному. Они как два несовместимых пазла, которые пытаются собраться воедино. — А теперь попытайся назвать мне адекватную и, может быть (хотя навряд ли), я подумаю, — Шастун гордо вздёргивает подбородок, оставаясь полностью доволен своим ответом. В отличие от Арса, который пристально смотрит на Антона и, блять, серьёзно не понимает, зачем ему это надо? Зачем ему нужен этот сопливый мальчишка: упрямый, проблемный и психующий по каждому поводу? Возможно, для ещё не до конца устоявшейся психики Шастуна эти поводы более, чем весомы, но он то, блять, живёт уже третий десяток и не понимает, как его угораздило вляпаться в это дерьмо. Он — циник до мозга костей, презирающий отношения, сейчас сидит и чуть ли не намазывает сопли на руль, мечась между двумя огнями: разумом и сердцем, которое, как думал Арс, в его груди уже давно одичало и превратилось в камень. Но стоит ему только посмотреть на Антона и там, где-то не так глубоко внутри всё сжимается, бурлит, ноет и причиняет острую, почти невыносимую боль. Арсений борется с этим чувством как только может, упрямо вслушиваясь в голос разума, который твердит о том, что Антона нужно отпустить раз и навсегда. Но с каждым новым днём этот голос становится тише, и чем тише он становится, тем труднее Арсу подчиняться ему. И сейчас он не делает этого, сжимая руль до побеления пальцев и ощущая, как какое-то отвратительное, грязное чувство густой, липкой массой расползается по всему его телу, сковывая его, заставляя напрячься почти до каменного состояния. — Я не собираюсь называть тебе никаких причин, — цедит Арсений сквозь зубы, сам удивляясь тому, как жестоко сейчас звучит. — Это моё желание и точка, — отрезает он, и слышит, как Антон делает глубокий, протестующий вдох. — В таком случае, — произносит он на выдохе, — я говорю «нет», — последнее слово, подобно булыжнику, бьёт Арса куда-то в область рёбер, и из-за этого дышать становится значительно сложнее. — И мне насрать на твоё грёбаное желание. Добавленная к уверенному «нет» фраза становится не главной, но добивающей. Заставляющая Арсений издать приглушённый рык и, грубо схватив Антона за капюшон куртки, насильно приблизить его беззащитное, напуганное лицо к своему. — Кого ты, чёрт возьми, из себя строишь? — шипит Арс, перебираясь пальцами на, выглядывающую из-под растёгнутой куртки, шею Шастуна и ощущая ими учащённый пульс под мягкой, обнажённой кожей. — А ты? — застывшие, зелёные глаза смотрят прямо в душу, прорываясь сквозь защитную бронь, которую Арсений создавал для себя годами. — Я, конечно, всегда знал, что ты эгоист, но не настолько же… — Не понимаю, о чём ты, — губы Арса кривятся в привычной ухмылке, которую он надевает на своё лицо в любой невыгодной для него ситуации. Черепахи, когда защищаются, прячутся в панцырь, кошки — выпускают когти, а он строит из себя чёртову непоколебимость. — О том, что ты играешь со мной, — произносит Антон на грани слышимости, смотря на Арса своими большими, грустными глазами. Арсений так хочет отвести взгляд, но всё же не делает этого, крепко стискивая зубы, чтобы ненароком не ляпнуть чего-нибудь лишнего. — Ты считаешь, что просто так можешь выставить меня за дверь, а потом заставить вернуться обратно, даже не извинившись… — Шастун замолкает на несколько секунд, судорожно выдыхая, — относишься ко мне, как к какой-то вещи: только требуешь, указываешь, но ничего не даёшь взамен, — тихий голос дрожит, находясь на грани слёз, но Антон изо всех сил пытается контролировать свои эмоции, — а я так не могу. Терпеливо выслушав Антона до самого конца, Арс делает глубокий вдох и, наконец, позволяет себе перевести взгляд вперёд. Он всё ещё не считает себя виноватым — Шастун не смог убедить его в этом, но видеть его, перекошенное от обиды, лицо сейчас просто невыносимо. Около минуты в салоне автомобиля стоит удушающее молчание. Арсений расфокусированным взглядом наблюдает за тем, как хлопья снега хаотично кружатся в воздухе, очень сильно выделяясь своей белизной на тёмном полотне, опускающегося на город, вечера. Зимой всегда темнеет рано, и хоть сейчас ещё всего лишь около семи, создаётся такое впечатление, что уже глубокая ночь. Смотря на этот падающий снег, Арс невольно думает о контрасте. О чёрном и белом. О себе и Антоне. Проводит аллегорию между собой (тёмным полотном, которое таит в себе много греха и грязи) и Антоном (белым, девственно-чистым снегом, который хоть как-то пытается разбавить собой эту черноту). Но, в конце концов, снег тает, а грязь как была, так и остаётся. Арсений в очередной раз вздыхает и поворачивает голову в сторону Антона, который подозрительно притих. Он больше не кричит, не требует Арса, чтобы тот его выпустил — просто неподвижно сидит к нему лицом с опущенными глазами и по привычке мучает кольца на своих пальцах, то снимая их, то надевая обратно. Арсений ловит себя на мысли, что любуется им: его слегка покрасневшими щеками, подрагивающими ресницами, обиженно-поджатыми губами и мягкими, почти идеальными чертами лица. Такого Антона хочется прижать к себе, как котёнка, и успокоить, но для начала с ним нужно серьёзно поговорить, наконец, расставив все точки над «и». — Да… может быть, в чём-то ты и прав, — говорит Арс, вздыхая. Шастун еле заметно вздрагивает и поднимает на него свои большие, внимательные глаза, от взгляда на которые у Арсения в горле так невовремя пересыхает. В глубине души он боится задеть Антона своими словами, но молча терпеть едва ли заслуженные обвинения в свой адрес не будет никогда. — Я играю с тобой, но ведь ты сам позволяешь мне это. — Я не позволяю, — фыркает Антон, недовольно морща лицо. В этот момент он очень похож на рассерженного ежа. И это бы даже могло показаться Арсу милым, но всё портит тот факт, что Шастун отрицает очевидные вещи. — Ну да, конечно, — хмыкает он, прищуриваясь. — Может быть, тогда вспомним, кто первый затеял эту, так называемую, игру? Разве я бегал за тобой по пятам, устраивал истерики, просил дать мне шанс? — Арсений замечает, как на этих словах Антон понуро опускает голову, избегая смотреть Арсу в глаза. Арсений доволен эффектом, произведённом на него, но смотрит на пристыжённого Шастуна с толикой жалости во взгляде. — Ответь мне, это был я? — как и ожидает Арс, ответа на этот вопрос не следует, поэтому спешит продолжить: — Нет, это был не я. Более того, я отталкивал тебя как только мог, но ты победил. Ты сам согласился на мои условия, а теперь обвиняешь во всём меня, хоть я тебя и предупреждал, что ничего хорошего из этого не выйдет. Высказав всё то, что тяжёлым грузом лежало на душе, Арсений чувствует волну облегчения, однако она перестаёт быть ощутимой сразу после того, как Антон открывает рот: — Допустим… — пожимает плечами Шастун и находит в себе силы, что посмотреть своему обидчику прямо в глаза. Арс ощущает, как всё его тело окутывает нервная, липкая дрожь — укоризненный взгляд Антона проникает ему глубоко в душу, читая её точно раскрытую книгу, — тогда какого чёрта ты сейчас пытаешься вернуть меня обратно? Если знаешь, что это — плохая идея, — Арсений неосознанно сглатывает после этой фразы. — Ты бы мог поступить правильно и дать мне шанс забыть тебя, но в итоге всё равно думаешь лишь о себе, — тут Шастун выдерживает недолгую паузу, а следующую реплику буквально выплёвывает Арсу в лицо: — О своих эгоистичных чувствах. Арс в ответ недоумённо вскидывает брови. — Ты действительно хочешь этого? — спрашивает он с еле заметной дрожью в голосе, ощущая, как сердце в груди замирает на несколько долгих секунд. — Чтобы я исчез из твоей жизни? Антон отрицательно мотает головой и обречённо вздыхает, снова принимаясь перебирать многострадальные кольца на своих пальцах. — Не хочу, но ты ве… — он прерывает себя на полуслове, делает глубокий вдох и выпаливает на одном дыхании: — ты ведь никогда не сможешь признаться, что я дорог тебе, — после этой фразы Шастун нерешительно заглядывает Арсу в глаза, пытаясь прочитать в них его реакцию, но взгляд Арсения кажется каким-то неживым, застывшим. Он ничего не выражает и по нему ничего невозможно понять. — Так какой смысл продолжать всё это? Арс думает, что смысла в этом нет никакого, но он и не привык искать его в своей априори бессмысленной жизни. Так что он может вообще не париться на этот счёт, а вот по поводу его чувств к Антону… Тут можно поспорить. Неужели Шастун настолько слепой, что не видит очевидного? — То есть, то, что я тут сижу и распинаюсь перед тобой — не показатель, да? — кровь Арсения, точно бурлящая вода в котле, начинает закипать от раздражения. То, что он до сих пор терпит капризное поведение Антона — уже поступок для него, но маленькому засранцу видите ли и этого уже недостаточно. Арс уже хочет вернуть обратно те времена, когда Шастун был счастлив лишь от одного его взгляда или беглого поцелуя в губы. Теперь всё иначе, и это просто не может не выводить из привычной колеи. — Не показатель чего? — Антон складывает руки на груди и по-лисьи щурит глаза, от чего Арсению нестерпимо хочется схватить его за шиворот и просто-напросто вышвырнуть из своей машины. Чего он от него добивается? Чтобы Арсений Попов — человек, от котрого ласкового слова вовек не дождаться, произнёс это вслух? Маленький, сопливый провокатор. Зачем он вообще появился на свет со своими печальными глазами, которые пробуждают внутри Арса те чувства, которые он уже давно в себе похоронил? Антон просто его мучительное, персональное проклятье. Арсений смотрит на Антона достаточно долго, почти не моргая. Достаточно долго для того, чтобы понять, что его глаза слезятся и то, что человек, который сидит напротив, за эти несчастные полчаса выпотрошил из него всю душу. Арс морально вымотан. Таких, треплющих нервы, разговоров в его жизни не было уже очень давно. Арс делает глубокий вдох. Мысленно считает до десяти и пытается не смотреть на Антона, который неотрывно пялится на него в ожидании заветных слов. Арсений боится, что эти слова, словно кость, застрянут в его горле и закончатся для него летальным исходом. Хотя сейчас смерть ему не кажется такой уж плохой идеей. — Того, что ты… — начинает Арсений и тут же запинается, до боли прикусив язык, словно боясь, что он что-нибудь ляпнет без его разрешения. Но глаза Антона смотрят ему в рот с такой надеждой и, сделав новый вдох, Арс пытается продолжить: — ты мне… — Арсений снова замолкает, мысленно уже посылая всё к чёрту. Он, блять, правда хочет сказать это, но в его горле словно копошатся мерзкие, ядовитые пауки, которых просто необходимо выблевать наружу. Какие уж там признания… — блять, короче, ты понял, — рычит Арсений, срываясь, — не надо заставлять меня говорить это, — он судорожно проводит ладонями по горящему лицу, чувствуя, как собственное сердце тычется ему куда-то в рёбра. Антон, кажется, раздражён не меньше его. И это вполне естественно. Кому понравится, когда мужчина, в которого ты влюблён, не может выдавить из себя и слова, если дело касается чувств? — Арс, в чём твоя проблема? — спрашивает Шастун, не в силах сдержать разочарованного вздоха. Он пристально смотрит на профиль Арса, из его носа которого чуть ли не идёт пар, а ладони мёртвой хваткой сжаты на руле. — Почему я могу выразить свои чувства словами, а ты — нет? — Потому что это, блять, я! — вскрикивает Арсений, со всей силы ударяя кулаком по рулю. Антон дёргается от неожиданности и смотрит на Арса, как на психопата. — Я не такой как ты, понимаешь? Шастун криво усмехается. — Или ты ещё просто не готов признать свои чувства ко мне, — предполагает он и тут же ловит на себе гневный взгляд Арсения. Арс уже правда на грани нервного срыва. Его бесит эта ситуация, бесит Антон, бесит собственное неумение выражать свои чувства. Он уже готов придушить Шастуна, честное слово, поэтому, возненавидя в эту секунду его всем сердцем, выдаёт: — У меня нет к тебе никаких чувств, не обольщайся, — и тут же жалеет о своих словах. Он хочет со всей дури приложиться лбом о руль, когда лицо Антона начинает стремительно краснеть от злости. — Тогда какого чёрта ты до сих пор держишь меня здесь? — орёт Шастун, и Арс морщится, чувствуя, что, кажется, оглох на левое ухо. — Разблокируй дверь и дай мне, наконец, уйти. С тобой невозможно нормально разговаривать! — Антон начинает с сумашедшей, не пойми откуда взявшейся силой дёргать бедную дверь, и Арсений практически ощущает всю ту боль, которую он причиняет его любимой машине. — Что ты, блять, делаешь? — возмущается Арс и, приблизившись к Шастуну, силой заламывает его руки назад. — Сейчас дверь мне сломаешь. — Сука, отпусти! — начинает вырываться Шастун, извиваясь, словно глиста. Как-то изловчившись и повернувшись лицом к Арсу, он ударяет его коленом в живот, однако удар оказывается не таким сильным, как на то рассчитывал Антон. И в этот самый момент в мозгу Арсения словно что-то щёлкает. Он резко прижимает сопротивляющееся тело Шастуна к себе, ладонью свободной руки обхватывая его за подбородок. Антон конечно же, больно кусает его за палец, но Арс думает, что как-нибудь справится с этим. — Блять, да успокойся! — рычит Арсений. — Посмотри мне в глаза, — Шастун упорно игнорирует его просьбу, поэтому приходится снова применять силу. — Я сказал, посмотри мне в глаза! — он держит лицо Антона уже двумя ладонями, и их безумные взгляды, наконец, встречаются. Шастун сразу же замирает, словно предчувствуя, что Арс сейчас скажет что-то важное. В первую очередь, для него самого. Его зелёные глаза предательски слезятся, и Арсений, выдержав недолгую паузу, вкрадчивым шёпотом произносит: — Ты. Мне. Дорог, — Антон на это шумно выдыхает, неверяще моргая, смотря на Арса так, словно видит его впервые и вообще не понимает, что здесь, чёрт возьми, происходит. — Доволен? Теперь ты счастлив? Шастун не находит, что ответить на это, но выглядит вполне довольным, хоть на его губах и не играет радостной улыбки. Улыбку видно в глазах, и эта улыбка гораздо важнее, чем та, которую можно выдавить из себя, когда в ней будет надобность. — Ты мне тоже очень сильно дорог, — шепчет в ответ Антон, и из его глаз вырываются несколько слезинок, скользя вниз по щекам и разбиваясь о ладонь Арса. Арсений улыбается. Просто так. Ему сейчас хочется улыбаться. Ласково гладя Антона по лицу, он стирает с него влагу подушечками пальцев и целует в губы. Нежно, не так как обычно. Поцелуй выходит неглубоким и с привкусом слёз, но сейчас он действительно необходим им обоим. В нём заключается принятие. Принятие того, что друг без друга они уже не могут. Оторвавшись от податливых, чуть шершавых губ, Арсений прикасается своим лбом ко лбу Антона и тихо, словно боясь нарушить эту сказочную тишину, произносит: — Переезжай обратно ко мне. — То есть, ты предлагаешь мне встречаться? — этот вопрос ударяет по голове Арса пыльным, тяжёлым мешком, а второй и вовсе отправляет в нокаут: — Мы теперь будем как самая настоящая пара? Шастун смотрит на него глазами, полными надежды, а в груди Арсения мгновенно холодеет. Он резко отстраняется от Антона, старательно избегая его пристального взгляда, и издаёт нервный смешок. — Эм… ты палку-то не перегибай, — бормочет Арс, не узнавая собственного голоса. Какая, к чёрту, пара? Одно это слово вызывает внутри Арсения приступ тошноты. Хватит с него потрясений на сегодня; к такой ответственности он ещё явно не готов. Это получается, что ему нельзя будет трахаться ни с кем, кроме Антона? И он должен будет вести себя, как примерный бойфренд, приходя с работы сразу же домой и проводя весь вечер в обнимку со своим парнем? Нет, ему, конечно, нравится Антон, но не настолько же… Не настолько, чтобы ради него отказываться от своей привычной жизни, превращая её в однообразие и скуку. — Ну, а как тогда? — уже было успокоившийся Шастун снова начинает возмущаться. — Опять свободные отношения? — А чем они плохи? — Арсений бросает на Антона деланно-непонимающий взгляд, хотя и прекрасно знает, что тот ему ответит. — Ну хотя бы тем, что я снова не буду иметь на тебя никаких прав, а ты будешь, как обычно, трахать всех без разбора, — надувается Шастун, словно мыльный пузырь, обиженно складывая руки на груди. — Я не буду трахать всех без разбора, — спешит успокоить его Арс и мысленно просит себя остановиться на этом, однако тешить Антона ложными надеждами тоже не вариант: себе же выйдет дороже. — Ну если только иногда, — добавляет он, и Шастун окидывает его сердитым, насупленным взглядом, — когда захочется разнообразия, — губы Арсения растягиваются в глуповатой улыбке. — Ну это же коренным образом меняет дело, — ворчит Антон, и Арс тяжело вздыхает. — Послушай, — уверенно начинает он, но тут же замолкает. Снова эта проклятая фраза, о которую всё время спотыкается его язык, но сейчас её вставить просто необходимо. Поэтому Арсений набирает в лёгкие побольше воздуха и, наконец, выдаёт: — ты мне дорог, — фух, неужели он смог произнести это с первого раза? — Правда, — дальше говорить гораздо легче, и мысленно Арс вздыхает с облегчением. — Но я ещё не готов к отношениям, понимаешь? — Арсений замечает, как выражение лица Антона постепенно смягчается от его слов, и решается на ещё один важный шаг: — Я не говорю, что не буду готов к ним никогда, но… не сейчас. Прошу, не надо всё усложнять, — последнюю фразу Арс практически шепчет, чувствуя себя выжитым, словно лимон. Арсений будет смеяться смехом, убитого горем, психопата, если после его откровений, которые он смог выдавить из себя с таким трудом, Антон пошлёт его куда подальше. Но Шастун молчит. Молчит минуту, две… Он задумчиво смотрит на свои колени, водя пальцем по джинсовой ткани, и Арс не хочет мешать ему, правда. Однако нервы у Арсения всё же не железные, как может показаться на первый взгляд, и он уже было открывает рот, чтобы спросить у Шастуна, что тот решил, но он его опережает: — Дима взбесится, когда узнает, что я снова переехал к тебе. Арсений молча надеется, что это означает «да».