Бывает редко нам даровано судьбой Благое совершать с безгрешную душой. — Корнель, «Гораций»
Когда ты революционер, к сожалению, о медовом месяце не может быть и речи. Но Дантон, как хороший друг, настоял, чтобы Арно взял себе отпуск от дел республики до августа. — Где Корде? — спросил Сен-Жюст на собрании Комитета общественного спасения 6 июля. — Нежится в постели с молодой супругой, — ответил Дантон с улыбкой. — Пускай отдохнёт коли заслужил. Так оно и было. Так оно и было 6 июля. И 7, и 8, и 9, и 10, и 11. Дантон обязался его не беспокоить ни по какому поводу, разве что в случае вражеской атаки на Париж, но этого, к счастью, не предвиделось, так что, валяясь в постели сегодня, Арно не знал даже о планах федералистов — Жардин тоже молчала. Все эти дни новобрачные спали дольше обычного, потому что свои ночи проводили в безумных ласках, а проснувшись, предавались мечтаниям о жизни, которая могла теперь у них быть. 11 июля в десять утра из-за закрытой двери комнаты доносились довольные голоса, шёпот и счастливый смех. Жардин чувствовала себя ужасно неловко, подслушивая, поэтому поспешила исполнить то, зачем пришла. Демонстративно прочистила горло, постучала в дверь и, не открывая ее, тихо сказала: — Мсье, пришла какая-то девушка. Спрашивала Вас. Я сказала, что Вы заняты, но она сказала, что ей во всяком случае необходимо Вас увидеть. Я ее впустила. Она ждёт внизу. Смех в комнате тут же затих. У Арно сердце забилось чаще. Он испугался, как бы это не оказалась Изабелла, которая пришла забрать его счастье. — Не надо было ее впускать? — виновато спросила Жардин, озадаченная тем, что хозяин ей не ответил. Через пару секунд из комнаты последовал ответ: — Скажи ей, что я сейчас спущусь. — Слушаюсь, мсье, — проговорила Жардин. Она по привычке кивнула, хоть Арно не мог ее видеть, и, едва удалившись, почувствовала облегчение. — Что ещё за девушка? — в негодовании насупила брови Марселетт и села на постели, закутавшись одеялом. — Как раз это я и собираюсь выяснить, — сказал Арно и быстро поднялся с кровати. Он наскоро оделся, убрал волосы в хвост и вышел за дверь, по пути застегивая пуговицы желета. Ещё спускаясь по лестнице, он слышал стук своего сердца, но, увидев знакомый силуэт у стола, Арно открыл рот от изумления. «Она?! Не может быть!» Но девушка обернулась как раз тогда, когда он достиг последней ступеньки, и подтвердила его догадки. Высокая темноволосая молодая красавица, каких мало. Глаза большие, карие, умные, задумчивые; взгляд усталый; ресницы чёрные и толстые; нос прямой, как у гречанки; розовые губы скромны, как и весь ее вид; поперёк груди — белое канзу, полностью прикрывающее вырез платья; на голове — прелестная шляпка-баволетка. Мечтательница. Выдумщица. Идеалистка. Шарлотта. Его Шарлотта. Увидев брата, она улыбнулась, но была сдержанной и поэтому не бросилась его обнимать. Сказывалось монастырское воспитание. — Шарлотта! Мы не виделись столько лет! — воскликнул Корде, обыкновенно скупой на эмоции. — Как же… Что ты здесь делаешь? Что случилось? Почему не написала мне? — Тише, Арно, всё хорошо, — заверила она его и сжала в ладони запястье брата, как часто это делала до разлуки. — Я приехала по одному очень важному делу и только тебе я могу его доверить. Но Арно чувствовал, что что-то здесь было не так. Он отнял руку и выставил указательный палец вперёд, насторожившись: — Отец писал, что ты отбываешь в Англию. Я прямо сейчас могу пойти наверх и показать тебе это письмо. Шарлотта не изменилась в лице. — Я же сказала, что могу довериться только тебе, — напомнила она. — А в Англию я отбываю совсем скоро. Как только выполню поручение, сяду в дилижанс до Кале, а оттуда уже в Дувр. С лестницы до них донёсся голос спускавшейся Марселетт: — Не представишь нас? Она уже успела одеться, — не без помощи, конечно же, Жардин — но медные волосы ее по-прежнему оставались распущенными. — Конечно. — Передернул плечами Арно. — Марселетт, это Шарлотта, моя сестра. Шарлотта, это Марселетт, моя жена. — Ах, Шарлотта! — воскликнула Марселетт и поспешила к ней. — Арно рассказывал мне о Вас. — И мне о Вас, что неудивительно. Правда разделался он со мной общими фразами, что тоже неудивительно и очень для него типично, — пошутила Шарлотта и улыбнулась ей. — Но мы же теперь семья, правда? Обращайтесь ко мне на «ты». Отныне мы сестры. Марселетт и не ждала, что будет так тепло принята семьёй мужа, и уж тем более она не рассчитывала, что знакомство с одним из ее членов предстоит уже утром 11 июля, когда и недели ещё не прошло со дня свадьбы. — А что же, Арно всегда был таким немногословным? А я думала, старость, годы не щадят… — сказала она, по-заговорщически коснувшись руки Шарлотты, и обе девушки прыснули. Арно закатил глаза на это, но всё же его губы тронула лёгкая улыбка. — Посмеёмся потом, — резюмировал он. — Вечером, когда соберёмся за чашкой чая в уютном семейном кругу, а сейчас я хочу знать, Шарлотта, причину твоего прибытия. Шарлотта проглотила смешинку и кивнула брату. — Вряд ли я найду ещё время, чтобы к вам зайти. Марселетт, ты не возражаешь, если я поговорю с братом наедине? — Мне как раз нужно привести свои волосы в человеческий вид, а то с такой причёской даже непристойно появляться на людях, — улыбнулась та и удалилась. Как только наверху дверь за ней захлопнулась, Шарлотта со вздохом начала свой рассказ. При этом она теребила кончик канзу, выдавая своё беспокойство: — Не осуди меня, Арно, когда я расскажу тебе обо всем. Много лет прошло с тех пор, как мы с тобой в последний раз говорили с глазу на глаз, и я очень боюсь, что ты изменился так же сильно, как изменилась я, но… На Небо уповая, я говорю тебе правду: я приехала в Париж с поручением от изгнанных жирондистов. Арно отшатнулся. — Они прибыли в Кан в июне, — продолжила Шарлотта, как ни в чем не бывало. — Как раз тогда, когда мою подругу по монастырю, канониссу Александрин де Форбен, лишили пенсии. Я отправилась в особняк Интендантства на улице Карм, где разместились жирондисты, чтобы поговорить по поводу Александрин, и встретила Барбару. Я попросила рекомендацию. Мне ее дали. Взамен я пообещала передать в Париж от них некоторые письма. Три дня назад Барбару отдал мне рекомендательное письмо депутату Конвента Дюперре и несколько брошюр, которые Дюперре должен будет передать сторонникам жирондистов. — Но ты могла быть арестована по дороге в Париж! — Знаю. Но затея того стоит. Александрин здорово помогла мне, я в большом долгу перед ней и обязана отплатить за всю ее доброту. С жирондистами это не более, чем обыкновенная сделка. Я помогаю им, а они помогают мне. Кроме того, мне ведь всё равно было в Париж по пути. В конце концов, я здесь впервые! В двадцать четыре года и не увидеть столицы? — Ладно, — вздохнул Арно. — Где твои вещи? Заноси их в дом. — Мадам Гролье содержит гостиницу около площади Виктуар Насиональ. Я остановилась у неё. — У этой гостиницы снаружи жалкий вид, — заметил Арно и предложил, хоть и не был избалован: — Переноси вещи сюда. Нечего тебе ютиться в конуре для бедноты. Шарлотта вспомнила убранство комнаты, которую для неё выделили: старая кровать с запылёнными занавесками из зеленой саржи, которые раскрывались по старинке, скользя по железному пруту; сосновый столик грубой работы и неуклюжий стул с высокой спинкой; комод и два таких же стула. Особыми удобствами там и не пахло, но все же Шарлотта уверенно произнесла: — Я останусь в гостинице. — На какое время ты приехала? Подумав, Шарлотта ответила: — Ещё не знаю. Не долее, чем на пять дней. Уеду как только договорюсь с Деперре. — В таком случае, тебя, должно быть, утомила дорога… — Не нужно, — отрезала Шарлотта. — Я пыталась уснуть, но ничего не получилось. Арно, а почему жители столицы так плохо осведомлены о событиях города? Арно насупил брови. — Что ты имеешь в виду? Это не Кан, где вся жизнь проходит под твоими окнами. — Видимо, так и есть, — вздохнула она. — А… Где находится Конвент? — В Тюильри. Переехали туда в мае. — Интересно. А когда в нем выступает Марат? — Почему ты спрашиваешь об этом? — Арно с подозрением покосился на сестру. — В Кане много говорят о нем. Хочу услышать его речи собственными ушами. Арно этот аргумент показался не слишком убедительным. Он не думал, что в Кане кто-то вообще знал о Марате, но всё же ответил: — Я не видел Марата уже почти месяц. Он редко появляется в Конвенте… Экзема. Девушка понимающе кивнула. — Ясно. Последовала минута тишины, которую Арно попытался разбавить тем, что предложил сестре позавтракать здесь, но она вежливо отказалась. Сколько кротости было в ее лице! Он попытался задержать Шарлотту и провести с ней побольше времени, но, несмотря на это, она ушла раньше, чем даже Марселетт успела закончить с причёской и снова спуститься. Арно был рад видеть ее. Очень рад. Но всё же осадок после разговора с сестрой у него остался несколько неприятный. Поведение Шарлотты казалось ему странным, странным даже для неё. Стремясь успокоить свою душу, Корде решил списать это на годы, которые они провели в разлуке.***
Вечером того же дня Шарлотта села писать письмо к Барбару: "Прибыв в Париж, я остановилась на улице Вьез-Огюстен, в гостинице «Провиданс», и тотчас отыскала вашего друга Деперре. Не знаю, от кого Комитет общественной безопасности получил сведения о сношениях Деперре со мной, но точно не от моего брата. Вы знаете твердость духа Деперре; он при допросе сказал всю правду, его показания подтвердились моими, и ему ничего не могут вменить. Но сама твердость духа его составляет преступление. Я ему предлагала бежать и присоединиться к вам, но он чересчур упрям и вдобавок тугодум". А утром 13 июля она встала на рассвете и на небольшом листочке написала: Я закончила и сейчас же отбываю в Кале. Жди вестей от меня. Эту коротенькую записку она повелела доставить к Арно и стала собираться… Надела платье из светлого канифаса в полоску, булавками прикрепила под корсажем своё свидетельство о крещении, украсила высокую шляпку зелёными лентами и лёгкой, как у птички, походкой отправилась в сад Пале-Эгалите, чтобы купить нож.