***
А директора через несколько дней «накрыло». Он никак не мог найти себе места, мечась из угла в угол собственных апартаментов так, что в бороде звенело, и разговаривая с самим собой… Но с собой ли? Жаль, он не заметил, как задергалась на полке Распределяющая Шляпа, как она долбила в стекло, но фетр — это фетр… Не заметил, не взял в руки, не надел. И потому случилось, что случилось. Альбус то обвинял себя в бесхребетности: надо же было так рассиропиться с бывшим учеником вместо того, чтобы… к ногтю его, к ногтю!!! То слабо возражал, что Светлый маг не может не радоваться хорошим успехам учеников, а ведь восстановить род — это воистину благое деяние. То утверждал, что такие темные маги как Том, да и вообще Певереллы, недостойны ходить по земле. Но что есть темная магия? Этот вопрос его внезапно успокоил и настроил на философский лад… Дамблдор прекрасно отдавал себе отчет, что так называемые «три непростительных заклятия» на самом деле темными не являются. Он еще помнил, что родились они из самой обычной медицинской практики. Эвтаназия. Спорить об этом можно бесконечно, что, собственно, и происходило. Но для себя Альбус давно решил этот вопрос положительно. Мучиться он не собирался. Впрочем, умирать — тоже. Но вот когда придет время, он не желал бы себе ничего иного, кроме практически безболезненной и моментальной Авады. Да и Круцио использовать приходилось не раз и не два… После кратковременного воздействия оно поднимало на ноги практически совершенно выдохшихся, и они получали тот самый «еще один шанс». На жизнь, кстати. Ну, а об Империо и речи нет… Одна сплошная польза. Обливиэйт ведь немногим отличается, ан ничего, практикуют. Они были необходимы ему, как и многое другое, и когда это было нужно, он не предавался этическим терзаниям. Надо — значит, надо. Он потянулся за небольшим томиком испанской поэзии, которую открыл для себя не так давно, и угнездился в своем роскошном кресле. Директору давно нравилось брать маггловские книги, которые те называли «художественной литературой», и, листая наугад, искать… подтверждения своим мыслям. Нашел он и в этот раз, даже перебирать долго не пришлось. * * * Всех лучше те, кто сознают, что в этой жизни, в мире слез, лишь в чувстве меры весь вопрос: побольше здесь, поменьше тут… Антонио Мачадо. Какой же умничка был этот испанец! Альбус погладил бороду. Приятно чувствовать себя «всех лучше», вроде это как раз о нем и написали… Темной магии нет. Это просто удобное название для тех, кто… для тех, кто не с нами. Внезапно возникшее напряжение выкинуло его из уюта и спокойствия. Опомнился он, опираясь на высокий подоконник и слыша, как говорит каким-то не своим голосом: — Почему я даже не попытался его убить? Альбус поразился и возмутился этому вопросу. Зачем убить? Как он мог?.. А потом настал ад… В него словно хлынула кипящая смола: Дамблдор было вскрикнул, но даже крик замер в сведенном болью горле. Боль отхлынула, и в этой страшной тишине он услышал шепот… Ядовитые, ледяные слова — о его предназначении, об Общем Благе, о том, что его деяния необходимы, даже если кажутся ему жестокими. Он пытался спорить, но снова и снова возникало чувство, что кровь закипает в венах, и вскоре он не мог уже ничего. Даже позвать на помощь. Те, кто действительно на грани жизни и смерти, не кричат. Не могут. Он должен искоренить скверну. Он должен. Это — смысл его жизни. Ввинчивалось раскаленными спицами в мозг. Безжалостно. Без рассуждений. Уничтожить Тьму — это его Долг. Последняя слабая мысль, последнее возражение: — Но и я тоже волшебник… Я не в силах отказаться… Я не смогу и не справлюсь без магии! — Ты — светлый, — ослепило его до рези в глазах. А потом световые скальпели начали резать. По живому. По его душе… Бесчувственное тело директора с кровавой пеной на губах и разбитым лицом обнаружила его «правая рука», зайдя, к счастью, совсем скоро после того, как тот наконец потерял сознание. Пожилая ведьма чуть не свалилась рядом, но характер шотландки, дочери пастора, профессора трансфигурации, не подкачал: прежде всего она обтерла кровь с лица и уловила дыхание — едва заметное, но все же… Она не стала его трясти, не впала в истерику — просто вызвала колдомедиков. И встретила их со сжатыми в нитку губами, белая, как простыни, которые вскоре ждали в Мунго не только директора, но и ее саму. А в голове было только две мысли: «Что же будет с Альбусом?» «Что же будет со школой?»***
В конце первой недели зимы помирившийся с отцом под внимательным оком директора Поттер натаскал из дома кучу полезностей и радостно оборудовал «малую артефакторскую», расширив с помощью друзей любимую Выручайку. Старший Поттер, почтивший их своим присутствием, был благоразумно допущен в другой кабинет (благо, свободных хватало), где наложил свою фирменную защиту (а что, пригодится!) и потом только кивал сыну и бросал заинтересованные взгляды на Лили Эванс. Девочка в результате пару дней ходила только в компании, желательно, большой. Северус старался особо не отсвечивать, но «невесту» все же прикрывал — на свой страх и риск. Благо, в Хогвартсе родители не имели обыкновения задерживаться, и двое суток, проведенных здесь лордом Поттером, определенно, вошли в историю. Вскоре артефактами ментальной защиты были снабжены все «картельеры». — Джеймс, а твой отец сможет сделать «анти-артефакт»? Парень вздохнул: — Лили, ты же не думаешь, что я, второкурсник, уже могу составить отцу конкуренцию? Только если что-то совсем безумное, но это может оказаться нестабильным. Надо учить Руны. Надо читать Магматериалы, предмета-то такого нет, а разбираться самому непросто. — Я могу помочь? — Да я бы с радостью… Но не все книги будут тебе доступны. Вот, держи для начала эти. Лили, прижимая к груди драгоценные фолианты, продолжила думать вслух: — Тогда надо что-то еще… — Зелья? Северус снова засел за книги, благо, руками приятелей для него было открыто многое. Да и в памяти всего хватало — как бы только совсем не засветиться. А потому главной жемчужиной была, несомненно, библиотека Блэков. Ее содержимым можно было объяснить все. Главное, выбрать названия позаумнее. Это великолепно отпугивало всех, кроме вгрызавшегося в науки Поттера, но у того и своих книжек хватало. И заголовочки были ничуть не хуже, — оценил Северус, как-то раз взглянув через плечо помешивающей в котле подруги. Надо бы тоже почитать. Вальбурга поначалу поджимала губы, завидев лорда-полукровку, приведенного сыном через камин, но после пары вечеров в компании милорда Певерелла смирилась. Хотя манеры у этого лорденка были совершенно безобразны. Но сам молодой Принц просил о чем-то в письмах (приписками к посланиям сына) нечасто, а появлялся и того реже: все шло через Сириуса. Который, наконец-то радуя мать, начал втягиваться в учебу. Правда, просьба сына добавить карманных денег ни у нее, ни у супруга отклика не нашла. Сириус… узнал, что такое Блошиный рынок в конце Косого переулка. В результате он остался с двумя мантиями, парой рубашек и парой брюк, и едва был остановлен Северусом и Люпином от того, чтобы загнать пару артефактов. Зато громко тарахтящая мечта стала намного ближе. Он даже попробовал себя в качестве помощника Джеймса, но тот быстро выставил приятеля, мотивируя тем, что руки у того растут откуда угодно, но не из предназначенного для этого места. — Ну вот, и ты уже заговорил, как Принц, — надулся Сириус на лучшего друга. Было обидно, да и денег все равно не хватало. Блэк долго думал, как бы подступиться к варке зелий, но всякий раз мальчишку брала оторопь, когда тот видел сосредоточенное лицо Северуса над котлами. «Он будто здесь, и в то же время не здесь», — думал Сириус. И всякий раз решал не отвлекать. Правильно делал, надо сказать… Первой оценила эти потуги Эванс как зельевар номер два, а значит, менее загруженная. А потому больше интересующаяся окружающей средой, в частности, Блэком. Она и шепнула «жениху», после чего тот, наконец, обратил внимание на сокурсника. К счастью, оказалось, Сириус в состоянии готовить некоторые ингредиенты (не самые противные), так что его взяли в качестве главного нарезателя. Ему пошел небольшой процент. Для наследника Блэков, что сроду палец о палец не ударил, это оказалось одновременно странно и… восхитительно. Когда была готова новая партия «всякого интересного», которую они сбыли через милорда, Петтигрю предложил «обмыть первую получку», но Сириус неожиданно для всех воспротивился. Для Северуса это вообще стало небольшим шоком. Как это вообще возможно — Блэк отказывается выпить сливочного пива и покуролесить? Кто это и куда он дел настоящего Блэка — вечного раздолбая? А главное, что же будет, когда эта псина все-таки купит свою таратайку?.. Да, последний вопрос заслуживал внимания… Но ответа Северус пока даже представить себе не мог. Покуролесить все же пришлось. Слишком подозрительно посверкивали в их сторону очки-половинки, хозяин которых дважды засек компанию за разговорами в коридорах. Пришлось быстро взвинчивать агрессию и начинать ругаться. Так что «в честь получки» была мастерски разыграна «Большая гонка» по главному коридору Хогвартса, когда за Принцем, который перед всеми помахал приличных размеров тугим кошелем, дико ругаясь, несся Сириус (за своей долей), за тем — чуть помедленнее — Поттер и Петтигрю (так, за компанию). Их всех радостно обогнал оборотень, тоже имевший долю и самый быстрый из всех. Ему и досталось, правда, не совсем то, на что он рассчитывал. Вместо Северуса, прыгнувшего на одну из отходящих лестниц, Ремус словил от Поттера Ступефай, но на самом деле был потом довольно аккуратно отлевитирован Принцем к стенке и весьма зрелищно по ней стек. Артистичный Люпин так тряс головой, сипел и вращал глазами, что их всех чуть не препроводила в Больничное крыло оказавшаяся рядом немного некстати профессор Вектор. По пути пострадали пара доспехов, одна рама от портрета, а хозяин его, точнее, изображенный там маг, начал слегка заикаться. Зрители же, которыми оказалась небольшая компания пуффендуйцев и добрая половина рэйвенкловцев, были в восторге, так что по школе пошла гулять байка про новые приключения «неуловимого». В кабинете директора четверка гриффиндорцев, отконвоированная профессором Арифмантики, изобразила нечто вроде раскаяния, но добиться того же от молодого Принца директор так и не смог… Так что Северусу сотоварищи отбытие самой опасной личности стало исключительно на руку… Напрягало другое: полное отсутствие новостей от Тома, и это при том, что тот обещал написать из Замка на следующий же день. «Неужели я еще и с милордом собираюсь возиться? Совсем сдурел», — одернул себя Северус, тем не менее, садясь за письмо. Но стоило ему сосредоточиться, как в комнату влетел сияющий Гилдерой Локхарт: — На! Держи! Просвещайся! — сунул он какой-то листок и исчез, почти что как домовой эльф. Северус помотал головой и взглянул на листок. С него радостно скалилась колдография этого самого Локхарта. Пробежав глазами текст, парень сплюнул: — Вот еще одно жаждущее славы существо. Душераздирающее зрелище… — он отбросил листок с колдографией и занялся письмом, но через пять минут плюнул и ограничился, как обычно, запиской в одну строку. «Как дела?»***
Милорд Певерелл, ничего не жравший трое суток, зато прекрасно подумавший «над своим поведением» и открывший для себя кое-что, топал по возникшему, наконец, прямо за столом проходу, ворча на свое строптивое наследство. Тихо, себе под нос. Так, что бурчание пустого желудка по громкости явно побеждало, — тот был более чем солидарен со своим хозяином. В ритуальном зале («Откуда здесь взялся проход и откуда я сюда вообще пришел?») его ждала книга. «Ну, конечно, что ж еще-то — может, и нужную страницу откроют?» Увы, такая халява не для него, — читать пришлось все, не все было понятно, но с самым необходимым Том все же разобрался. Где-то к вечеру, если верить своим ощущениям. Проведя несложный полночный ритуал, Том ощутил себя… Целым? Нет, скорее, цельным. Словно в нем появилась давно недостающая, но важная часть его самого. Еще бы съесть чего… — Ну что, наконец, в кабинет? — спросил он то ли Замок, то ли сам себя. И оказался за любимым столом, заваленным по самое не могу. Увы, не едой… Зато домовики откликнулись, и через пару минут милорд заморил-таки червячка. Тут-то его наконец посетила мысль, точнее, сперва воспоминание об обжигающей ненависти во взгляде старого мастера на молодого Принца. А что, если?.. Да, со стариком Олливандером он пообщается завтра же.