ice flowers

Ленивые утренние поцелуи быстро перерастают в горячее сражение языков. Сехун разводит колени Чунмёна в стороны и наваливается на него всем телом. Кожа до сих пор липкая после прошедшей ночи, и простынь прилипает к их телам. Чунмён протестующе стонет, когда рука Сехуна скользит под неё и поглаживает бедро с явным намёком на большее. — Расписание, — Чунмён запыхается, его зрачки расширены, а от губ — розовых и блестящих — тянется ниточка слюны. Сехун хочет его, прямо сейчас, но Чунмён упирается ладонями в его плечи и повторяет ненавистное. — Расписание. Сехун со стоном переваливается на свою сторону кровати и лениво следит, как поднимается Чунмён, придерживая простынь на животе, словно бы Сехун там чего-то не видел, и бредет в душ. Сехун хочет пойти за ним, но утренний Чунмён отличается от вечернего, и всё, что ему перепадет, это куча упрёков и ни капли нежности. — Одевайся, — Чунмён кидает ему вещи в лицо, и Сехун вздрагивает. Прислушиваясь к тихо напевающему голосу, слышному через звуки воды, он не заметил, как задремал. Чунмён уже одетый и собранный, и Сехун, поднимаясь и быстрым движением натягивая джинсы, склонившись к нему для поцелуя, видит только затылок. Чунмён отворачивается и даже не смотрит на него — кидает быстрое 'поторопись' на выходе из комнаты. Сехун кривит губы. Чунмён ночью в его руках поддатливый и мягкий, он тянется за поцелуем сам и тихо постанывает, прижимаясь крепче. Под чужим горящим взглядом он раскидывается на кровати, совершенно не стесняясь голого тела и красуясь подтянутым прессом и вставшим членом, и быстро реагирует на сехуново 'иди сюда', устраиваясь на его крепких бёдрах, пряча лицо в изгибе шеи, пока чужие руки медленно растягивают его. Чунмён с утра сбегает, как попавшаяся любовница, прикрывая наготу и быстро собирая вещи, разбросанные по комнате. Сехуна это бесит. Бесит чувствовать себя так, будто тобой пользуются. Ощущение, что ночью всё было притворством или же сладким сном, противным комком стоит в горле, пока он поверх чашки глядит на собранного Чунмёна, который избегает его взгляда и о чём-то тихо переговаривается с рано поднявшимся Минсоком. Сехун может и макне, но чувства ответственности перед своими поступками в нём явно больше, чем у их лидера. • — Всё в порядке? — тихо спрашивает Чунмён, хмурясь, когда Сехун осторожно скидывает его руку с плеча в аэропорту, надеясь, что фанаты этого не заметят. — Нет, и что ты с этим сделаешь? — резко отвечает Сехун и оборачивается с язвительным. — Хён. Чунмён нервно облизывает губы, злится, но молчит. Спорить на виду у толпы репутации им не прибавит, поэтому он ускоряет шаг и нагоняет Чанёля, который широким разворотом плеч скрывает его от любопытных глаз. Сехун хмыкает и лениво семенит следом. — Чего такой дерганный? — Чонин зевает и проглатывает часть букв, но Сехун привык, поэтому понимает вопрос сразу. — Надоело, — пожимает плечами он, и Чонин серьёзно кивает, раздражённо щуря глаза от вспышек камер. — Ага. • Чунмён любит фансервис и скиншип. Как лидер, он мало позволяет себе за пределами сцены, поэтому сейчас сполна отрывается, обнимаясь с Чондэ, флиртуя с Чонином и играясь с Минсоком. Сехуна поначалу он огибает по дуге, предпочитая ему компанию Чанёля и Кёнсу, которые играются в привычные кошки-мышки, или шумного Бэкхёна, устраивающего интеркатив с фанатами, но после всё-таки приходит к нему за лаской, склоняя голову и позволяя потрепать себя по голове, обнять за талию и, наклоняясь к его уху, шептать разное, от чего у него щеки горят, а взгляд сменяется с игриво-сценического на раздражённо-тёмный. — Сехун, — Чунмён, нет, Сухо, смеётся, выскальзывая из объятий, когда сехунова ладонь скользит с поясницы ниже. Сехун хмыкает, его губы кривятся в усмешке, и он делает вид, что всё это его совсем не задевает. Потому что 'ничего нет и не будет за пределами комнаты, ясно? ', потому что 'на нас и так много дерьма вылилось, нам нужно держать лицо'. Сехун и держит. Это ведь всё картинка, красочная и фальшивая, для фанатов и кучи фоток в интернете под правильным ракурсом. У Сехуна давно неплохо получается делать вид, что его сердце не разбивается на кучу осколков. • Дверь открывается с тихим скрипом, и босые ступни шлёпают по паркету в сторону кровати, которая в мгновение прогибается под весом чужого тела. Сехун не обращает внимания на руку, обхватившую его поперёк талии, и прижавшуюся к спине горячую грудь. Чунмён целует его шею и шумно дышит в затылок, скользя ладонью к резнике трусов, вжимаясь стояком в поясницу. Это то, как он просит прощения за холодность за пределами этих стен, и Сехун ненавидит себя каждый раз, быстро сдаваясь и позволяя чужой ладони обхватить свой член. — Сехуни, — Чунмён кусает его за загривок и крутит запястьем так правильно, что у Сехуна пальцы на ногах поджимаются, а со сжатых губ слетают тихие стоны. — Хён, — Сехун кончает позорно быстро, скуля, пряча заалевшие от жара щёки в подушку. Чунмён выцеловывает его плечи, спину, считает пальцами позвонки, и Сехун, отойдя от оргазма, переворачивается и подминает его под себя, глядя в глаза, поддернутые дымкой, целует его, скользя языком в рот, так, как им нравится, и шепчет, приспуская чужие боксёры и скатываясь вниз. — Я позабочусь о тебе, хён. • Чунмён вздыхает и в который раз скидывает его руку с плеча. — Я работаю, — говорит он, и Сехун морщится, кивая самому себе и игнорируя острый взгляд Кёнсу. Чунмён в последнее время особенно раздражён, постоянные поправки, которые посылает руководство и под которые приходит подстраивать расписания, новые проекты на следующие месяцы выжимают из него последние соки вместе с индивидуальным графиком и концертным туром. На лидере бóльшая ответственность, Сехун понимает, но ему всё равно обидно. У него ведь тоже расписание. — Оставь его, — Кёнсу осторожно улыбается ему и уводит из гостиной в кухню. Для него лучшее лечение — вкусно покушать. Не то чтобы Сехун не согласен. Словно почувствовав, Чунмён появляется на пороге спустя полчаса, когда, наевшись, Сехун хочет пожаловаться Кёнсу на то, как тяжело в последнее время с лидером. Чунмён садится напротив и кладёт голову Кёнсу на плечо, прикрывая глаза. Тот приобнимает его и что-то шепчет. Сехун чувствует себя лишним. Чунмён не доверяет ему достаточно, чтобы рассказать о своих проблемах. Он всегда идёт к Кёнсу и ищет поддержку в нём, и Сехун ревнует, хоть и понимает, как это глупо. Чунмён в объятиях Кёнсу выглядит маленьким и усталым, он мягко улыбается на его шёпот и что-то шепчет в ответ. Они выглядят до тошнотворного мило. Сехун прочищает горло. — Спасибо за еду, хён. Кёнсу кивает, и Сехун уходит, не давая себе взглянуть на Чунмёна. • Сколько это продолжалось? Неделя, месяц, год или больше? Ощущать на себе чужие прикосновения в ночи, слушать срывающиеся с искусанных губ признания, видеть по-влюблённому нежный взгляд. — Я больше не хочу. — Что? — Чунмён поднимает на него растерянный взгляд, пальцы замирают у пуговиц полурастегнутой рубашки, и Сехун смотрит на него в ответ с холодной усмешкой. — Не хочу, — повторяет он и отводит его руки. — Надоело. — Сехун, — голос Чунмёна звенит от раздражения и плохо сдерживаемой злости. Он отходит на два шага назад и смотрит исподлобья. — Хватит. Я не хочу, — Сехун застегивает рубашку, ложится на кровать и достаёт телефон, лениво тыкая в тёмный экран. Чунмён стоит рядом, шумно дыша, но у него нет прав сейчас читать лидерские нотации, и он терпит. Терпит насмешливо-холодное отношение. Сехуну больно, сердце сжимается от нежности, и хочется обнять, потянуть на себя и целовать-целовать это тело, не пропуская ни сантиметра. — Ты ещё здесь, хён? Чунмён уходит, даже не хлопая дверью. Сехун не понимает, что плачет, пока губы не жжет от соли. • Чунмён не смотрит в его сторону и всячески игнорирует. Фансервис у него теперь только с Чонином и изредка с Чанёлем, и он бегает между ними, выглядя трепетно-маленьким рядом с высокими парнями. Он липнет к Чанёлю, и тот ожидаемо выглядит незаинтересованным, хотя взгляд загорается от чужого внимания, а ладони так и норовят скользнут по крепкой талии ниже к ягодицам. Нет, это не ревность, Сехун не сжимал микрофон так крепко, и вообще это Чонин. — Хватит, — одергивает его Минсок, и Сехун вздрагивает, фокусируя на нем взгляд. — Прости, хён. — Вы оба до смешного упрямы, — фыркает Минсок и позволяет Сехуну взять себя под руку. Фанаты визжат, глядя на их взаимодействие, и Сехун мягко улыбается мини-хёну, склоняя макушку к его плечу. — Ты знал? — Вы и не скрывались. Сехун хочет возразить. Чунмён скрывал, пытается скрыть до сих, сейчас действуя так, словно его не существует и словно их чувства не больше, чем эти детские игры на камеру. Ныкаться по углам, как парочка подростков, желающих получить новые впечатления, для него всегда было привычно просто, а для Сехуна — привычно больно. — Расслабься, — Минсок игриво треплет его за щёки и, смеясь, убегает. Сехун чувствует на себе чужой изучающий взгляд, и ему даже оборачиваться не надо, чтобы понять, кто это. • — Ладно, что ты хочешь? — Чунмён складывает руки на груди, останавливая его в кухонном проёме. Сехун поднимает брови. — Покушать? Чунмён закатывает глаза. — Ты понял, о чём я. — О чём я, хён? — Ладно, — сквозь зубы говорит Чунмён и хватает его за запястье. Сехун морщится — хватка крепкая и причиняет боль, но он забывает об этом, когда Чунмён встаёт перед телевизором и под недовольный ропот Чондэ с Кёнсу выдвигает его вперёд. — Мы с Сехуном встречаемся. — Ага, хён, здорово, — Чондэ вытягивает шею, пытаясь увидеть происходящее на экране. — А теперь дайте фильм досмотреть. Сехун как в прострации безвольно следует за Чунмёном в следующую комнату. Бэкхён кричит на компьютер, Чанёль кричит на Бэкхёна, и Чунмён надевает наушники. — Ребята, мы с Сехуном встречаемся. — Ну, хён, — ноет Бэкхён. — Отстань! Придумай что-то более интересное. Уйди… Пожалуйста? — Мы рады за вас и всё такое. Любви, счастья, до свидания, — подхватывает Чанёль. Чунмён выразительно смотрит на застывшего Сехуна и уводит его в свою комнату, усаживая на кровать и становясь рядом. — Есть смысл идти дальше? Минсок знает, Чонин тоже. Исину позвонить? Что тебе нужно? Сехун мотает головой часто-часто, а потом притягивает к себе как струну натянутого Чунмёна за талию, утыкаясь лбом ему в живот. — Прости, хён. Чунмён вздыхает и мягко гладит его по макушке. — Я ведь не думал, что ты те слова так близко к сердцу примешь. Если бы я знал… — Хён… — Я не говорил бы так. Дело не в мемберах, я знаю, они примут нас любыми, просто… Я не хочу переносить наши отношения на работу, понимаешь? Сехун снова отрицательно мотает головой, и Чунмён смеётся. — Однажды поймёшь, — говорит он. — Я не ребёнок, — обиженно бурчит Сехун и сжимает его талию крепче, практически усаживая к себе на колени и бросая привычное для обоих. — Иди ко мне.