ice flowers

Чунмён, вообще-то, сильный и независимый омега — не зря же он стал лидером одной из теперь популярных групп, поэтому, когда мемберы лезут к нему с объятиями, он отталкивает их. Ему нужно работать, и времени на нежности у него нет. — Нет, — твёрдо говорит Чунмён, складывая ладони в защитном жесте на животе. В глазах Чанёля предательство, и он хмурит брови. — Хён. — Я сам о себе позабочусь, иди. Чанёль неловко мнётся, шумно сглатывая, и не двигается с места, но Чунмён выглядит всё раздражённее, поэтому остаётся только вздохнуть. — Если что, я в студии, ладно? Он сразу сбегает, но Чунмён вслед ему всё равно зло бросает: — Я ведь не маленький! • Чунмён и раньше приятно пах, но теперь его запах становится более мягким и притягательным. Его хочется обнять и не отпускать, о нём хочется заботиться и делать всё, что он скажет. Вот только сам Чунмён всё тот же, и этого не позволяет даже Чанёлю, который, по крайней мере, не боится раздражённого гипер-опекой лидера, в отличие от остальных, кто огибает его в общежитии по широкой дуге. Исключение составляет разве что Сехун, к которому Чунмён испытывает по-детски восторженную привязанность. И Чанёль, вообще-то, не должен ревновать к своему лучшему другу, но тот всё же остаётся альфой, а, когда твоя омега спит в кровати не с тобой просто потому что 'Сехуни скучно', сдерживаться как-то не получается. Радует (и одновременно расстраивает) только то, что в течение остальных дней Чунмён никого к себе не подпускает. Поэтому мемберы придумывают план, на ближайших концертах прямо на сцене Кёнсу и Чонин прижимаются к лидеру под совершенно тупым предлогом, покушаясь на его лицо фанатскими игрушками. Чунмён не может оттолкнуть их на глазах у стольких людей, терпит и даже улыбается, когда Чонин совершенно по-дурацки мурлычет ему на ухо. Увидев свой шанс не быть отвергнутым, Чанёль, довольный, на третий день тура обнимает Чунмёна со спины, складывая руки на плоском животе, и чувствует себя самым счастливым человеком. Сердце бешенно стучит от адреналина и нежности, и ему хочется ткнуться носом в родную макушку и прошептать много слов обо всём и ни о чём, но Чунмён выпутывается из объятий, не успевая спрятать идентично счастливую улыбку. Даже этого мгновения хватает, чтобы Чанёль остальную часть концерта порхал по сцене, окрылённый любовью. — Дурак, — по-доброму замечает Чунмён после, закатывая глаза, а сам прижимается сильнее к чужой худи, утопая в родном запахе, от которого привычно крутит в животе. • Чанёль даже не удивляется, когда теперь каждую ночь Чунмён приходит к нему в комнату и требовательно складывает его руки на своей талии, устраиваясь маленькой ложкой.