Деликатная проблема.

Чародейка-ночь уже постепенно захватывала в свой плен всю Москву, укрывая её тонкой чёрной вуалью с видом на звёзды, а Поли всё ещё не было. Нет, я конечно понимал, женские разговоры, они всегда заведомо длиннее мужских, но не до девяти вечера же? Я за это время уже успел и вернуться с работы и прибраться в доме и даже приготовить ужин, а блондинки всё не было. Ненароком я даже подумал, что она воспользовалась ситуацией и сбежала от меня, руководствуясь своими дурацкими убеждениями, что вместе нам быть не судьба и тому подобной чушью, но нет. Все вещи, что она старательно раскладывала по полочкам моего шкафа, были на своих местах. Интересно. Набирать её номер я конечно же пробовал, примерно около миллиона раз, но она трубку не брала. И что же мне делать? Конечно! Всё гениальное просто! Очень просто. А мысль, что неожиданно стукнула мне в голову, оказалась очень верной. Можно же просто позвонить Светлане Геннадьевне. Но длинные гудки от чего-то очень быстро оборвались, а неживой женский голос на том конце провода сообщил мне, что абонент занят. Интере-есно. Но где-то через минуту пришло сообщение, которое более-менее расставило всё по своим местам. Светлана Геннадьевна: Дим, не переживай, у меня она. Ну, значит, опять решила свой дурной характер показать. Вот только… курс лечения-то ещё не подошёл к концу, кто ей укол-то сделает? Конечно, может ей и полезна смена обстановки и отдых от меня, но ампулы с лекарством, лежащие на комоде, красноречиво говорили мне, что выбора нет. Нужно ехать. Ну почему у меня всё вечно через одно не самое хорошее место? Посмотришь на других людей: с родителями отношения замечательные, со своей половинкой живут душа в душу… У меня же мамочка, с которой даже спорить невозможно, девушка, упрямая, как осёл… М-да, скучно точно не будет, это уж мне вся жизнь обещала. Огни ночного города — это всегда очень красиво. Фонари, подсветки различных зданий, цветные фонтаны… Обычно всё это радовало глаз, вдохновляло на какое-то творчество (хотя в жизни врача редко место творчеству находится), но сегодня в мыслях было совсем другое. Я думал что ещё можно сказать Пелагее, чтобы наконец вдохнуть в неё жизнь и желание жить. Что сделать, чтобы эта её зелёная тоска отступила. Да, моё второе образование — психолог. И да, я потерялся в самом себе и своей возлюбленной. Такое бывает, поверьте. Мысли настолько не приводились в порядок, что лишь припарковавшись у дома Светланы Геннадьевны, я понял, что, собственно, всё, приехал. Поднявшись на нужный этаж я собрался было нажать на кнопку дверного звонка, но в последнюю секунду передумал и просто постучал. И нет, во мне не было ни капли уверенности, я совершенно не знал, что ей сказать, как завести разговор так, чтобы потом прийти к тому, что прошлые потери нужно отгонять от себя. Дверь открылась довольно быстро и улыбающаяся Светлана Геннадьевна великодушно разрешила мне пройти.  — Это хорошо, Дим, что ты приехал, — почему-то обрадовалась женщина. — А то у доченьки настроение нет вообще. Вот как приехала днём, так и говорить почему-то очень хочет, а если начинает, то всенепременно о каких-то невероятно грустных и тоскливых вещах. Может, хоть ты это исправишь?  — Сомневаюсь, Светлана Геннадьевна, — помотал головой я, — но вам спасибо огромное, что сообщили мне где ваша дочь находится. Ей укол нужно на ночь сделать, — я приподнял руку, в которой была аптечка. Где она?  — В своей комнате. Прямо по коридору до конца.  — Ещё раз спасибо, — чмокнул я женщину в щёку.  — Только поосторожней будь. Вряд ли она сейчас обрадуется каким-то там уколам.  — Разберусь, — махнул рукой я, оставив аптечку в коридоре. Сначала надо с Полей поговорить, а потом уже идти по ситуации. Дверь в её комнату оказалась закрыта, поэтому я уверенно постучал по косяку, приоткрывая её.  — Мам, ну я же просила не заходить ко мне пока. Я хочу побыть одной, — монотонно и глядя в одну точку ответила Пелагея.  — Маму просила, а меня нет, — тихо сказал я, войдя в комнату и заставив девушку вздрогнуть от неожиданности.  — Дима? Ты что тут делаешь?  — Нет, не Дима, Федя, его брат-близнец, — съязвил я. — Да вот, приезжаю я домой, а там никого. И всё бы ничего, вот только у кого-то организм ослаблен и нужно уколы делать.  — Точно, — одними губами прошептала блондинка, так и не сдвинувшись с места. Но несмотря на это, я присел рядом с ней, чуть приобнимая девушку. И как ни странно, она не стала брыкаться и сопротивляться, а лишь покорно положила голову на моё плечо. — Спасибо.  — Как ты? Как прошёл разговор с мамой?  — Да никак, — горько выдохнула Поля, — всё то же самое. А мне плохо, Дим, больно. Я дышать нормально не могу, как только вспоминаю, что произошло. Мир как будто бы теряет краски, как некоторые предметы выцветают на солнце. — она замолчала, резко от меня отпрянув.  — А укол-то мне сделать разрешишь? — спросил я о том, ради чего в принципе и ехал сюда. Вернее, о том, что было предлогом, чтобы приехать сюда.  — Разрешу, — всё так же тихо ответила мне блондинка, и я сразу же пошёл за аптечкой. Эта её пассивная покорность скорее пугала, чем радовала. Тихо всхлипнув, когда игла с лекарством вошла в её тело, Пелагея больше ничего не сказала. Ну, почти…  — Зачем? — почти одними губами прошептала она, обращаясь толи к стене, то ли к потолку.  — Что зачем? — поинтересовался я, но та лишь помотала головой.  — Уходи, Дим. Пожалуйста, уходи. Дай мне побыть одной.  — Ага, утром ты уже побыла одна в ванной, — кивнул я на её перебинтованное запястье. — Светлане Геннадьевне что сказала?  — Она не спрашивала, — глухо отозвалась Поля. — Иди, Дим, езжай домой, а как станет легче, я вернусь. И я, слыша в её голосе сплошное отчаяние, послушно вышел из комнаты, так же послушно направляясь в прихожую, где лицом к лицу столкнулся со своей будущей тёщей.  — Куда собрался? — грозно спросила она, от чего я вдруг почувствовал себя нашкодившим школьником.  — Домой, — вспомнив, что я взрослый и самодостаточный человек, ответил я, как-то неубедительно прибавив, — Поля попросила.  — А ты эту Полю почаще слушай, — хмыкнула Светлана Геннадьевна. — Что, поговорку что ли не слышал: «послушай женщину и сделай всё наоборот»? Так вот, открываю тебе секрет. Не знаю как с другими, но с моей Полюшкой всегда срабатывало. Не пляши у неё на поводу. Сделай вид, что сделал всё, как она просила, а минут через тридцать-сорок приходи к ней. Вот увидишь, всё будет совсем по-другому.  — Ага, — кивнул я, — спасибо, конечно, за совет, но что мне всё это время делать?  — Как что? Я чайник поставила, пойдём, чаю попьём, поговорим ещё. И мне осталось только согласиться и поплестись за Хановой (так, кажется, звучала фамилия Полиной матери), а затем плюхнуться за стол и наблюдать, как женщина хлопочет по хозяйству.  — Давайте помогу, — наконец понимая, что это как-то некрасиво: сидеть и смотреть, как суетятся для тебя.  — Сиди а ты, — махнула рукой женщина.  — Ну Светлана Геннадьевна, я так не могу. Меня по-другому воспитывали. Сейчас я себя неловко чувствую.  — Успокойся, Дима, ты в гостях. Ты лучше мне расскажи, что моя доченька ещё учинила.  — Да хорошо всё, ничего не учинила, просто в депрессии она.  — Ага, — подозрительно прищурилась женщина, — а забинтованное запястье это что?  — А, запястье, — наиграно легко протянул я, — так это мы в гостях недавно были у моих друзей. Ну, я подумал, мол новые знакомства отвлекут Полю. А у них кот такой огромный, килограмм 6 весит. Пушистый, прелесть просто. Поля как увидела, так сочла просто своим долгом заобнимать и загладить его до обморочного состояния. А Осирис, ну, кот то есть, своенравный очень, не зря ему имя древнеегипетского бога дали. Терпеть это всё не стал, выпустил когти и как полосанул Полю по запястью. А вы же наверняка слышали: даже под ногтями человека, который моет руки около пяти раз в день, живут всякие мерзкие бактерии. Что уж говорить про котов. Я сразу быстренько царапину обработал и забинтовал, чтобы всё спокойно зажило. Слова лились сами по себе. Как будто бы, у меня открылось новое дыхание. И в этот момент мне даже показалось, что при желании я книгу мог бы написать, раз в некоторых ситуациях мой мозг работает настолько на «ура».  — А, узнаю свою дочь. Она вообще всех животных любит потрогать, пообнимать, зацеловать. Неудивительно даже. — Эти слова заставили меня выдохнуть спокойно. Ведь идея с котом могла бы оказаться провальной, если бы наша Полюшка не любила кошек, например, или имела бы на них аллергию. — А я-то уж ненароком подумала, что она от большого горя хотела вены себе порезать.  — Нет, что вы, Светлана Геннадьевна, — сдержать чуть нервный смешок на этом моменте было практически невозможно, но мне это удалось.  — Ну спасибо, Дим, за честность, — улыбнулась женщина, от чего на душе заскребли противные кошки. — Я уж у Поли не стала спрашивать, мало ли что подумает, обидится ещё.  — Да не за что, — махнул рукой я, пробуя чай, что мать Пелагеи заботливо поставила на стол передо мной.

***

Со Светланой Геннадьевной на кухне мы просидели, наверное, ещё около часа. Она рассказывала мне забавные истории о маленькой Поле, спрашивала что-то обо мне, о моей профессии, после чего деликатно указала на время, говоря, что Пелагее, вероятнее всего, сейчас либо спит, либо не может уснуть, анализируя текущую жизненную ситуацию и считая себя безмерно виноватой и одинокой. Приближаясь к её комнате, я максимально старался не шуметь. Моё присутствие рядом должно было стать для неё неожиданностью и, желательно бы, приятной. И, видимо, удача сегодня была на моей стороне, ибо даже дверь не подвела меня и открылась без единого звука. Девушка, казалось, спала. И облегчённо выдохнув, я уже собрался прилечь рядом, как вдруг услышал сдавленный всхлип.  — Прекращай реветь, — мягко попросил я, присаживаясь на кровать так, что девушка оказалась лежащей ко мне спиной.  — Ну вот, — потеряно прошептала Поля, — он тебе даже мерещится.  — Никто никому не мерещится, — рассмеялся я.  — Что? — девушка стремительно перевернулась на другой бок. — Ты не уехал.  — Нет.  — А, ты мне снишься, — глупо улыбнулась она, после чего сбивчиво зашептала, — ляг, пожалуйста, ко мне, я соскучилась по твоим объятиям. Только не исчезай, Дим, пожалуйста. И буквально в одну минуту, словно солдат в армии, я стянул с себя одежду и юркнул к ней, крепко обнимая. Она расплылась в улыбке, прижавшись к моему телу, но, пролежав так минут пять, снова открыла глаза.  — Ты что, реально не уехал? — недоверчиво спросила она.  — Реально. Твоя мама попросила меня остаться, но выждать полчасика, чтобы ты всё обдумала. Но вышло чуть побольше часа.  — Вот я дура, — покачала головой Пелагея. — Такой чуши нагородила. И даже в ночной темноте я видел, как она смущённо отвела глаза в сторону.  — Поль, я всё понимаю, — очень тихо сказал я, касаясь носом её щеки. — Не надо делать трагедию из излишнего проявления чувств. — Она ничего не ответила, только прикрыла глаза и прижалась ко мне ещё сильнее. — А вот то, что ты говорила мне прежде: что нам нужно расстаться и бла-бла-бла — вот это самая настоящая чушь.  — Но…  — Никаких «но», Поля! Знаешь что? Мы с тобой не сделали ещё одной очень важной вещи.  — Какой? — растерянно пробормотала она, зачем-то отодвигаясь от меня.  — Ты ещё не знакома с моим отцом. Это нужно как-нибудь исправлять. — Девушка посмотрела на меня так, будто бы я был инопланетянином, говорящим на чистом японском, — и не надо так на меня смотреть. Мы обязательно поедем в гости к моим родителям, как только твоё эмоциональное состояние уравновесится.  — Может, пока повременим? — надежды в голосе Пелагеи было столько, что, казалось, можно черпать ложками и раскладывать по тарелкам.  — Куда временить? Пойми, чего бы ты там не думала, расстаться со мной даже не мечтай — никуда тебя не отпущу. Девушка замолчала, наверняка обдумывая мои слова, взвешивая все «за» и «против», складывая одно с другим.  — А если я не смогу родить? — наконец осторожно начала она свою старую излюбленную тему. — Нет, я не утверждаю, чисто теоретически.  — Пелагея, врачи тебе прямым текстом говорят, что ты сможешь. А ещё… О самовнушении не слышала? Мощнейшая штука. И, конечно, если ты будешь каждую минуту думать о том, что не сможешь родить, то конечно, оно сможет сработать и это на самом деле будет так. Нужно верить в хорошее и тогда у него будет больше шансов стать настоящим. Дневник желаний — вот что тебе нужно завести.  — Что? — похлопала ресницами блондинка.  — Дневник желаний. Неужели не слышала? Заводишь какой-нибудь красивый блокнот и в нём пишешь всё, что ты хочешь сейчас, свои цели и мечты. И, необъяснимо, но факт, оно сбывается. Когда я был совсем ещё юным, лет так 12, я до безумия хотел попасть на концерт Аллы Пугачёвой. Вот примерно тогда моя одноклассница рассказала мне об этом. Я, конечно, не поверил, но о концерте написал, так, чтобы проверить. Так вот, написал и забыл, как порой забывают о важных вещах дети такого ветреного возраста. А где-то через полгода приходит отец домой и говорит, что ему удалось выбить билеты для нашей семьи на концерт Аллы Борисовны в Москве. Я, кстати, к тому времени уже к ней перегорел, хотя, думаю, зря. Ведь, судя по последним её бракам, я вполне мог бы сойти ей за мужа, — эта дурацкая шутка весьма неожиданно пришлась моей дамочке по вкусу и она не сдержала смешок. — Одно из последних, что у меня сбылось — запись, сделанная около двух лет назад, о том, что я хочу встретить девушку, которая бы смогла заставить меня забыть о Ляле. И вот, как видишь, я повстречал тебя. Поля больше мне ничего не сказала, просто снова пододвинулась ко мне, закрыв глаза. Я чуть приобнял её, желая найти её руку и переплести наши пальцы, но вдруг наткнулся на повязку, что пора было бы уже снять. Ту, что скрывала тоненький порез на запястье.  — Осирис, — сказал я.  — Что? Дим, у тебя всё хорошо? — сразу же оживилась девушка,  — Осирис, — повторил я, — так звали кота, который расцарапал тебе запястье. Так я сказал твоей маме.  — Спасибо, — прошептала она, утыкаясь носом мне в грудь.  — За что?  — Что не выдал маме правды.  — Да я не для тебя старался, — фыркнул я. — Светлана Геннадьевна бы расстроилась, а обижать такую милую и чудесную женщину мне не хотелось. И после этих слов девушка искренне рассмеялась. Её смех был для меня словно бальзам на душу, ведь я уже несколько дней не мог добиться даже просто её улыбки.

***

Утро добрым бывает! В конце-то концов, когда-то и кто-то же придумал эту дань этикету. И сомневаюсь, что придумал этот кто-то это зевая, потирая глаза, под которыми пролегли глубокие тени от недосыпа, и ненавидя весь мир. А что я? А подумайте: я выспался — это раз, с Полей тоже вроде бы налажено шаткое перемирие. Хотя, вернее говорить, не с самой Полей, а с тараканами из её головы. Блондинка, кстати, ещё спала. Дышала глубоко и ровно, значит, однозначно ей не снится ничего плохого. Прогресс. Внезапно это прекрасное кукольное личико поморщилось, изумрудные глаза приоткрылись, в затем снова закрылись, а губы чуть растянулись в улыбке. Но тут же это блаженное выражение лица сменилось хорошо знакомой мне суровостью. Девушка резко распахнула глаза, пристально рассматривая окружающую обстановку.  — Чего ты? — не выдержав, спросил я, снова её обнимая, — мы у твоей мамы.  — Поняла уже, — недовольно пробурчала блондинка, садясь на кровати.  — Ну-ну-ну, — осторожно обняв её за талию, я повалил её обратно на кровать. — Куда так резко разбежалась? Нам некуда торопиться, у меня выходной день, у тебя всегда выходной. Позволь организму проснуться постепенно.  — Какой ты нудный, а? — буркнула блондинка.  — Я не нудный, я о тебе забочусь, — просто ответил я.  — Заботишься, да? — в глазах блондинки заплясали пугающе недобрые искорки.  — Тогда позволь мне позаботиться о тебе, — промурлыкала пока ещё Кондратенко, нежно обвивая мою шею руками и завлекая меня в поцелуй.  — Ага, никак передумала расставаться, — лукаво прищурился я и, видимо, сделал это зря. Девушка тут же отпрянула от меня, а выражение её лица изменилось ни в лучшую сторону. — Поль, ну ты опять за своё? Ещё скажи, мол, это был прощальный поцелуй. Блондинка в ответ только покачала головой, уставившись глазами в пустую стену перед собой.  — Я не могу, Дим, — наконец тихо высказала она. — Мне всё ещё больно. Я всё ещё не хочу жить и только мама удерживает меня здесь.  — То есть, меня тебе не жалко? — жалобно протянул я, надеясь хоть как-то отвлечь её. Девушка тяжело вздохнула и встала с постели, накидывая на себя халат. Я поднялся вслед за ней и пока она ещё не успела выйти из комнаты, обнял со спины.  — Я не устану тебе говорить, что это твоё расставание — бред. Любую беду куда легче пережить вместе, — прошептал я, бережно удерживая в своих руках. Даже несмотря на своё нежелание что-либо делать, ухаживать за своими волосами она не прекращала и от них как всегда восхитительно пахло. Этот аромат, ощущение её совсем рядом кружили мне голову так, что я совсем забыл где сейчас нахожусь. Нежно, почти бережно, я коснулся губами её шеи, оставляя на ней поцелуй за поцелуем. Поля, как ни странно, не пыталась всё это остановить, а наоборот, покорно наклонила голову к другому плечу, открывая ещё больше места для поцелуев. Затем девушка развернулась ко мне лицом, уже, видимо, сама желая продолжения этих, пока ещё невинных шалостей. Она целовала меня до потери пульса, так, как будто и впрямь прощалась.  — Поль, мы у твоей мамы, — напомнил я, когда пальцы девушки проворно развязали поясок её халата.  — Ну мне же надо отвлечься, — меланхолично ответила она. И только рваное дыхание выдавало её.  — Пелагея, — тихо выругался я, — не надо использовать мои же слова против меня.  — Ну как хочешь, — так же безмятежно пожала плечами она, поднимая халат с пола и снова запахивая его на себе. И мне не осталось ничего, кроме как одеться и последовать за ней. Поля быстренько заскочила в ванную, а мне ничего не осталось кроме как отправиться на кухню, где уже хлопотала Светлана Геннадьевна.  — Доброе утро, — поприветствовала меня женщина, — как спалось?  — Чудесно, — честно ответил я. — Светлана Геннадьевна, а сегодня какая-нибудь помощь нужна?  — Ой, господи, послали помощника на голову, — рассмеялась Ханова, — сиди. Хотя, пожалуй, есть в чём ты можешь мне помочь. Вытащи мою дочь из этого состояния, вот тут мне точно нужна будет помощь. И не успел я ответить, как на кухне появилась Поля.  — Доброе утро, мам, — тепло улыбнулась она родной женщине, — а чего это ты тут готовишь? Блинчики? Тебе помочь?  — Нет, — рассмеялась женщина, — не нужно. Вот два сапога пара-то. Я представляю, как вы у себя дома спорите, кто кому поможет завтрак приготовить, или квартиру убрать. Я опустил глаза, ибо это действительно было так.  — Приятного аппетита, помощнички, — всё ещё улыбаясь, женщина поставила на стол тарелку блинов.

***

Наша машина неторопливо приближалась к пункту назначения «дом». И чем ближе к нему мы подбирались, тем мрачнее становилось выражение лица Пелагеи.  — Поль, ну чего ты. Тебе реально надо дневник завести, даже если и не желаний. Хоть куда-то высказаться сможешь.  — Дим, не надо, — вяло попросила она меня.  — Надо. Слу-ушай, а может, нам блокнот тебе красивый купить? Будешь туда свою депрессию сублимировать.  — Билан, ты не на работе, говори попроще.  — Говорю. Нам нужно купить тебе блокнот. И мы как раз в пяти минутах ходьбы до ближайшего книжного магазина.  — Дим, я не пятнадцатилетняя девочка, чтобы верить во все эти желания и заводить дневники.  — В судьбу же ты вдруг поверила, — фыркнул я. — Правда, коряво очень, но поверила же. Значит, и тут всё будет не напрасно.  — Только чтоб ты успокоился, — отозвалась она, выйдя из машины. Шла она вполне спокойно. Не плелась, не стучала своими каблуками, выдавая всю нервозность. Просто шла, правда, при этом окидывая окружающую обстановку таким тяжёлым взглядом, что казалось, сама Горгона Медуза попала в Московские реалии и сейчас готова превратить в камень любого, кто встретится ей на пути. Даже продавцы-консультанты в книжном отводили глаза, встречаясь взглядом с вошедшей в их обитель незнакомкой, коей и была моя блондинка. Под стать её внешнему облику я и начал искать для неё блокнот, или ежедневник: либо с какими-то архитектурными памятниками, либо с красивыми пейзажами, либо вообще с какой-то абстрактной геометрией. Но на всё, что я находил, моя возлюбленная качала головой, беспрекословно отвергая все варианты.  — О боже, какая прелесть, — наконец воскликнула она, держа что-то в руках. И мне стало интересно: что же в конечном счёте победило? Ответ в виде ежедневника в её руках, мягко говоря, поверг меня в шок. Наша мадам держала в руках блокнот в твёрдой обложке, на которой красовались многочисленные мультяшные панды: спящая, влюблённая, читающая…  — Серьёзно, Поль,? — не удержавшись, фыркнул я.  — Ну ты просто посмотри, какие они милые!  — И этот человек говорил мне, что она — не девочка подросток пятнадцати лет, — ещё пуще развеселился я. — Давай лучше такой? — я взял с полки стилизованный под старину ежедневник, на котором красовалась надпись: «невозможное возможно». Это же прямо про нас. Невозможный союз, который проходя через эту жизнь, становится возможным.  — Мило, — согласилась девушка, — но я люблю панд! Хочешь заставить меня вести этот грёбаный дневник желаний, так я буду этим заниматься только в блокноте с пандами! Но, конечно, — она тяжело вздохнула, — твой вариант тоже неплох.  — Понял, улыбнулся я, — берём оба.