Деликатная проблема.

За окном тихо мерно падали снежинки. Кружились в воздухе в удивительном танце, изящно ложась на землю и постепенно объединяясь в целые сугробы. Хорошо. Я всегда любил зиму, тихие зимние вечера, когда вот так вот за окном в тусклом свете фонарей падает снег, а ты находишься дома, в тепле. Где-то за спиной потрескивает камин (хотя, он у меня в гостиной и ради полноценного ощущения стоит спуститься вниз, что весьма проблематично с моим-то вывихом), и от этого на душе так легко и спокойно… Я улыбнулся, когда заметил машину Пелагеи, подъехавшую к нашему дому. Нет, никакого облегчения я не испытывал, в этот раз я твёрдо знал: она сдержит своё слово, вернётся ко мне с вещами и продуктами, хотя меня бы устроило уже хотя бы то, что она вернулась. Но коли ей угодно перевезти ко мне вещи, пускай. Так и впрямь создаётся впечатление, что она тут с твёрдыми намерениями и хотелось бы верить, что навсегда. И я верил. Несмотря на то, что было в нашем прошлом. Всё-таки, отношения без доверия — это не отношения, а лишь жалкая на них пародия. И почему-то я сейчас твёрдо был уверен, что настал конец нашим скитаниям и исканиям, что мы на пороге своего «долго и счастливо». Девушка же тем временем выскользнула из машины, а вслед за ней и её подруги, которые тут же бросились помогать ей с сумками. И по идее, надо бы спуститься вниз и хотя бы банально поздороваться, или поблагодарить этих чудесных девушек за то, что они временно выполняют по сути принадлежащие мне функции. Но я пообещал Пелагее не напрягаться и не хотел бы расстраивать её своими вольностями, а потому, наоборот, даже отошёл от окна, осторожно укладываясь на кровать. Захотелось вдруг как в детстве: прикинуться спящим и посмотреть, что же она будет делать в таком случае? Однако я почти сразу же отмёл в сторону это ребячество, решив спокойно встретить её и прямо спросить: как прошла поездка, всё ли забрали и купили, что нового у её подруг. Голоса внизу затихли, вновь хлопнула входная дверь, значит, девушки ушли. И правда, спустя каких-то пару минут в комнату вошла Пелагея с широченной улыбкой на лице. — А чего это мы такие счастливые, — не сдержал улыбки при виде её я. — Просто соскучилась и радуюсь, что остаток дня проведу с тобой, — ответила она, присаживаясь на краешек кровати рядом со мной. — Как дела, как нога? — Как у меня могут быть дела, если я просидел весь день дома? — пожал плечами я, — вот как у тебя дела — это интересно. И она коротко пересказала мне события своего дня, параллельно с рассказом меняя своё местоположение таким образом, что завершила повествование уже лёжа в моих объятиях. Честно говоря, какой-то частью себя я до сих пор не мог осознать, что это не очередной мой утопический сон, а реальность. Слишком опять всё не как у людей, со своим фирменным стилем. Ещё вчера кто-то собирался ставить точку в нашей истории, а спустя несколько часов согласился на моё предложение руки и сердца. — По-оль, — тихо позвал я, — а что было бы, если бы не этот дурацкий вывих? — То есть? — не поняла девушка, нахмурив брови. — Ну вот не поскользнись я на той замёрзшей луже у твоего дома, будь немного аккуратнее, дала бы ты мне хотя бы полшанса на искупление вины, или хотя бы объяснение? — Не знаю, Дим, — прошептала она, глядя на меня каким-то испуганным взглядом, — вообще-то, я не планировала. — Прощать меня? — со страхом задал вопрос я, боясь услышать на него ответ. Неужели я настолько сильно подорвал её доверие, что она даже не предполагала, что может простить меня и быть со мной? Нет, что-то не сходится. Будь так, она не лежала бы сейчас преспокойненько в моих объятиях. — Вообще разговаривать с тобой, — она снова села на кровати, нервно теребя край тёплого свитера (только сейчас я заметил, что она не только съездила за одеждой, но ещё и переоделась), и уставившись взглядом в угол комнаты. — У меня даже, так скажем, план был: не подходить к двери, пока не удостоверюсь, что ты ушёл. — Я что, настолько был тебе противен? — так же шёпотом спросил я, испытывая невероятную гамму чувств. Сильнее всего бунтовало щемящее чувство вины, бьющее по мозгам и перехватывающее дыхание. С другой стороны, во мне клокотала обида за такое отношение к самому себе. А с третьей, я понимал, что эта ситуация уже в прошлом, и заниматься моральным самоугнетением как минимум бесполезно, а с некоторых позиций и вовсе вредно. Не проще ли запомнить этот урок и в будущем попытаться не допустить подобных ситуаций, а заодно и не впадать в бесконечную рефлексию? — Нет, — тихо ответила она, пряча взгляд. — Я просто боялась, что после нашего разговора мне будет очень больно. Я не хотела услышать, что между нами всё кончено. — Дурочка ты, — улыбнулся я, мягко поцеловав её в макушку, и лишь потом подумав, что в последнее время я слишком часто называю её дурой. Знаете ли, думаю, не очень-то приятно слышать такое в свою сторону, пусть даже и от любимого человека. — Даже не так, — покачала головой она. — Я боялась, что ты сделаешь мне больно, а потому стремилась причинить тебе боль первой. Прости. Тон её голоса и общее грустное выражение лица говорили о том, что моя дорогая невеста вот-вот разрыдается. — Я тебя понимаю и не сержусь, — миролюбиво улыбнулся я, ничуть не кривя душой. — Слушай, — смахнув слезинки с глаз, весьма бодро для человека, только что рассыпавшегося в откровениях, обратилась ко мне Поля, — а что если нам пригласить не только родителей, но и твоих сестёр. Всё-таки они все станут моей семьей, попробуем собрать их заранее, посмотрим что из этого выйдет? Если честно, мне вообще не хотелось устраивать эту репетицию семейного застолья. Потому что я понимал, что всё это отнимет много времени и сил сначала на подготовку всей этой котовасии, а затем на устранение последствий в виде грязной посуды. А мой вывих, внезапный больничный и снегопады за окном подталкивали меня только к тому, чтобы вот так целыми днями лежать рядом с Полей, разговаривать о том о сём, читать книги и смотреть фильмы вместе. И я даже не мог определить: всегда ли я был таким сентиментальным романтиком, или же всё-таки сказался тот месяц нашего так скажем, мнимого расставания. Но ничего плохого в том, что мне хочется проводить больше времени с моей любимой девушкой я не видел. Да, иногда я уставал от людей и мне требовалось отдохнуть в полном одиночестве. Однако, за прошедшее время я наотдыхался, будто бы на всю оставшуюся жизнь, а потому хотелось не потерять ни единой возможности прожить каждую секунду отпущенного нам времени вместе. Но раз для неё это было так важно, я просто не мог с ней поспорить. По крайней мере, не сейчас, когда у нас всё только-только наладилось. Один день можно и потерпеть, если знаешь, что это принесёт радость любимому человеку. — Хорошо, давай, — согласился я. — И пока ещё не очень поздно, — я взглянул на часы, что говорили мне о том, что сейчас без пяти восемь вечера, — я могу позвонить им всем и пригласить. Осталось только день выбрать. — А вот прямо послезавтра, — ответила девушка. Чего медлить-то? Завтра я весь день посвящу неторопливой готовке, а послезавтра сведём всех тех, кто скоро будет одной семьёй, вместе. И я даже спорить не стал, видя, что она тоже хочет чтобы вся эта канитель поскорее прошла и мы были вместе всегда, как в детских сказках со счастливым концом. И я понимал её, ибо хотел того же.

***

— Ты как? — в сотый раз поинтересовалась Пелагея, поправив серёжку на правом ухе, а затем нервно потеребив помолвочное колечко. — Точно нога не болит? — Ну Поль, сколько ещё раз мне сказать, что я прекрасно себя чувствую и у меня ничего не болит, прежде чем ты наконец успокоишься? — устало выдохнул я, ибо её обеспокоенность уже выходила за все возможные рамки. — Так, давай повторим что ты там придумал для Нины Дмитриевны про свою ногу: приехал домой на обед, но немножко припозднился и так торопился скорее решить неразгребаемые проблемы, что не заметил льда и упал в двух шагах до машины. Я это всё почти сразу заметила, выбежала тебе помогать, ну, а дальше всё то, что и было у нас на самом деле за исключением выяснений отношений. — Именно так, — подтвердил я продуманный мной план, который, как мне казалось, вообще не содержит изъянов и обвинить моей дорогой мамулечке будет некому: я спешил на работу, торопился так, что не смотрел под ноги и в результате упал. Значит, виноватыми можем быть только я, не смотрящий куда иду, и моя пресловутая работа. Поля же по этой версии провожала меня, стоя у окна, что уже в принципе милая и семейная картина, заметив падение, она сразу выбежала ко мне, и сопровождала вплоть до самой больницы, где в кабинетах у врачей держала меня за руку и нашёптывала успокаивающие слова. Идеал, а не девушка же, повода придраться нет. Вот какой я молодец, как могу ситуацию продумать, когда мне надо. — Лену об этом предупредил? — снова поинтересовалась девушка. — Она точно всё запомнила? — Поль, Лена если что не дура. Не запомнит, так скажет, что я не раскрывал ей подробностей своего падения, а там уж по ходу придумаем почему. Например, моя очередь к врачу была, не мог говорить, или связь прервалась, или телефон разрядился и выключился, можно же столько отговорок придумать… Иди-ка сюда, — позвал я девушку лишь в силу того, что вставать и подходить к ней самому для меня было ещё немного проблематично, — прекрати нервничать. Мы вместе и это главное, а что там и как пройдёт — дело десятое. Я тебя люблю, и никто меня в этом переубедить не сможет, так что, живи спокойно и ничего не бойся. Она слабо улыбнулась, а затем вновь как бабочка вспорхнула и закружила вокруг стола, поправляя столовые приборы, укладывая всё на столе как можно красивее, тысячу раз меняя полученную композицию, да так что у меня даже голова закружилась от её постоянных движений туда-сюда. — Всё уже красиво, — наконец отозвался я, не выдержав наблюдения за этим до бесконечности. — Сядь и успокойся. Среди тех, кто собирается к нам прийти не будет ни одного не знакомого тебе человека. Ты всех их уже знаешь и всех давным-давно к себе расположила. — Но Нина Дмитриевна… — Моя мать достаточно тяжёлый человек, даже я не всегда с ней уживаюсь, сама видела и слышала, что мы частенько спорим и ругаемся, что она может как-то нелестно меня назвать и всякое этому подобное. Но это же вовсе не означает, что она ко мне плохо относится, или тебя не любит. Я тебе не рассказывал, но в период нашей с тобой размолвки, она к нам заезжала и дала мне чётко понять, что хочет видеть тебя частью своей семьи. — Она… — тут же испугалась Поля. — Не в курсе этих самых недомолвок. Пришлось наплести что-то про то, что ты сейчас у своей мамы, помогаешь ей с уборкой, или что-то такое. Я уже и не помню, как в этой экстренной ситуации сработал мой мозг. Но не важно. Важно то, что все хорошо, а ты накручиваешь себя без повода. Звонок в дверь заставил девушку побелеть, при чём до такого состояния, что мне казалось, будто она вот-вот упадёт в обморок. — Не бойся, дурочка, — шепнул я ей, от чего она вдруг улыбнулась. Что это у нас за новая мода такая? Ей нравится, когда её дурой называют что ли? Своеобразненько, но запомним. Одарив меня этой самой странной улыбкой, она ушла в прихожую, открывать дверь, а через пару секунд послышался голос Светланы Геннадьевны. Ну вообще отлично. Теперь у меня есть союзник в непростом деле — успокоении нервишек любимой. Как ни крути, а рядом с мамой никому никогда никакие трудности не страшны. — Давай я пальто твоё повешу, а ты проходи, — предложила ей Пелагея, после чего женщина вошла в гостиную. — А я ведь у вас ни разу и не была, — всё ещё посматривая в сторону дочери, заметила она, лишь потом переводя взгляд на меня. — Здравствуй, Дима. — Здравствуйте и добро пожаловать, — вполне искренне улыбнулся женщине я, а после чего она, по видимому заметила, что я нахожусь не совсем в полной комплектации. — А что у вас такое произошло, а Поль? — почему-то задала вопрос своей дочери она. Хотя на мой взгляд, куда логичнее было бы адресовать данный вопрос мне. — Да так, — ответил я за неё. — Поскользнулся и упал в спешке на работу. Спасибо Поле, что была рядом со мной и помогла вовремя обратиться за медицинской помощью. — Ага, — хмыкнула Светлана Геннадьевна, — сделаем вид, что я почти поверила. А теперь давайте честно. — Ну ма-ам, — совсем по-детски протянула Пелагея, невольно заставив меня улыбнуться. — Давай потом, а? Тем более, мы эту историю для всех не афишируем. — А вот здесь поподробнее, — попросила женщина, — я же должна знать, о чём мне вообще не стоит упоминать. И в этот момент я просто благодарил её проницательность и понимание за то, что она не стала выпрашивать каких-либо подробностей и растягивать время. — Ну, в общем-то… не стоит вообще говорить, что у нас с Димой были некоторые недомолвки, — она опустилась на диван рядом со мной, нервными движениями расправляя складки на юбке. — Некоторые недомолвки? Так вот, как это вы называете, — снова хмыкнула Ханова-старшая, а я в свою очередь сделал вывод, что в отличие от моих родителей, мать Пелагеи осведомлена о нашей жизни очень даже хорошо. Ну, а в принципе, что я хотел, если и сам в первую очередь помчался искать свою благоверную в, так скажем, родовом гнезде? — Да, недомолвки, — ответил я за девушку, накрывая её ладонь своею и переплетая наши пальцы. — Недомолвки, которые остались позади. — Ну и отлично, — заключила Светлана Геннадьевна, весьма мудро решив пока во всё это дело не лезть. Но я оставался уверен, что в скором времени она всё равно всё узнает, но уже от своей дочери тет-а-тет. Но не успели мы перейти к более нейтральным темам, как раздался новый звонок в дверь, от чего Поля вновь побледнела, подскочила как подстреленная, и побежала открывать. И самым грустным во всей этой истории было то, что я не мог сейчас так просто встать и успокоить её, потому что просто-напросто не угнался бы за ней. — Здравствуйте, Нина Дмитриевна, Николай Михайлович, — услышал я из прихожей, понимая, что пришли к нам мои родители. И от того стало вдвойне волнительно, ибо я представил, что сейчас чувствует Поля, у которой с моими родственниками было достаточно много всякого рода проблем. Но сейчас они прямо-так рассыпали направо и налево комплименты для блондинки, да и тем более, в присутствии других людей моя мамочка просто образец любезности, с ней просто лучше наедине не оставаться, если, конечно, волнуешься о сохранности своей нервной системы. — Мам, пап, — поспешил представить я пока незнакомых друг другу людей, — знакомьтесь, эта чудесная женщина — мама Поли, Светлана Геннадьевна. Светлана Геннадьевна, это мои родители: Нина Дмитриевна и Николай Михайлович. И обменявшись любезностями, коих от них требовал этикет, они все вместе присели рядом, а минут через десять и вовсе уже оживлённо обсуждали какую-то, видимо, очень важную для них тему, даже не обращая внимания на нас с Полей. — Вот видишь, общий язык они нашли, — шепнул я блондинке, поглаживая пальцами её тыльную сторону ладони. — Да так нашли, что моя дражайщая маменька до сих пор не заметила, что сын, как говорилось в каком-то советском мультфильме про муравья «инвалид, ножка болит». И как назло, взгляд моей мамы, метнулся ко мне. То ли у неё уши-локаторы — каждое дуновение ветра слышат, то ли она мысли читать умеет. — Вить, а ты чего сидишь, Поле не помогаешь? — задала она наконец свой вопрос мне. Светлана Геннадьевна, сидящая рядом с ней нахмурила брови, видимо не понимая, почему родная мать называет меня Виктором, если они с Полей знают меня как Диму. — Мам, пойдём на кухне мне поможешь кое с чем, — видя это замешательство, позвала её Пелагея и женщина, послушно кивнув, ушла вслед за дочерью. — И вот как это понимать? — продолжала возмущаться моя дражайшая маман, — человек в гости пришёл, и будет тебе сейчас на стол накрывать, а ты… ой, — наконец заметила она мою травму, — а что с твоей ногой. — Вывих, — пока абсолютно честно ответил я, уже начиная прокручивать в голове продуманную нами с Полей историю, чтобы не дай бог не спутаться в показаниях, а затем и пересказывая маме эти, несколько выдуманные события, под её сочувственные вздохи. — Повезло тебе с Пелагеей, — вдруг заключает мой отец, а мама на это всего лишь согласно кивает. Весьма интересное зрелище, хочу сказать. Особенно сейчас, когда они чертовски правы, когда по всему моему телу расползается гордость за эту светловолосую девушку, сумевшую завоевать расположение моих родителей, а каждый мой вдох и выдох наполнен любовью к ней. — Она так тебя любит, так обо всех заботится. Оберегай её, сынок. Но трогательным речам не суждено было состояться, хотя моя маменька уже даже пустила слезу в эту честь. Потому что разговор прервал пронзительный звонок, после которого в прихожей я услышал целых три голоса. Значит, это Лена со своей семьёй. — Бабушка, дедушка, — как ураган влетела в гостиную Алиса. — Дима, привет! Ой… — она заметила зашедшую в комнату Светлану Геннадьевну. — Здравствуйте. — Ну здравствуйте, — кивнула ей женщина. — Как вас зовут. — Меня Алиса, — отозвалась она, опустив глазки в пол. — А вас? — робко взглянула она на незнакомую ей женщину. — А меня можешь звать бабой Светой, — улыбнулась она ей. — Вот и познакомились. — Дим, извини за опоздание, — как всегда, без приветствия, но зато с оправданиями, начала Лена, кивнув родителям и поздоровавшись лишь со Светланой Геннадьевной, — Алиса просто захотела поехать к вам с косами, а ты знаешь, как я не люблю их заплетать. Чуть не лишилась нервной системы, пока хоть что-то соорудила из её непослушной копны волос. — Да ничего страшного, — ответила за меня Пелагея, уже улыбаясь и, кажется, не чувствуя себя так некомфортно, как сначала. — Тем более, ты не последняя, кого мы ждём на нашем тихом семейном застолье, — хмыкнул я, припоминая, что младшая сестрица пока ещё не соизволила почтить нас своим визитом. Поздоровавшись с мужем Лены, я лишь в очередной раз мысленно поблагодарил её за то, что она всегда была рядом со мной, поддерживала меня, а ещё рассказала Гене о случившимся со мной происшествии, а потому сейчас мне не пришлось в очередной раз повторять легенду о своём вывихе. Пелагея снова присела рядом со мной, напряжённо разглядывая всех гостей: старшие по-прежнему вели какую-то беседу-только теперь ещё к ним подключилась Алиса, которая громко рассказывала всем о своих успехах в математике. Лена и Гена наблюдали за этим чуть издалека, возможно только радуясь, что наконец не они слушают школьные истории Алисы. — Твоя племянница явно очаровала мою маму, — наконец улыбнулась Пелагея, наблюдая за разворачивающейся картиной. — Ага, — согласился я. — А твоя мама в свою очередь очаровала мою племянницу. Ты же сама видела: Алиса практически ни с кем вот так просто не идёт на контакт, а со Светланой Геннадьевной прямо с момента знакомства. Поля слабо кивнула, опустив голову и делая вид, чт рассматривает пол. Однако я знал о чём она думает, потому что и самому мне пришла в голову именно эта мысль. — Знаешь что? — прошептал я, приобнимая её за плечи. — Сейчас, к сожалению, наш дом полон гостей, но вот вечером они все уйдут и мы вполне можем попытаться дать Светлане Геннадьевне шанс проявить свой талант любящей бабушки, — я чуть наклонился, заглядывая в её недоумённое лицо и приподнимая одну бровь. — Дима! — тихо возмущается она, когда до неё доходит смысл сказанного, а после я и вовсе получаю лёгкий подзатыльник. — Что за мысли такие? — А что плохого в том, чтобы думать о семье и детях? — лукаво прищурил глаза я. — И учти, ты ведь уже выбор сделала. Тебе со мной и моими мыслями жить и жить. Возможно, пока смерть не разлучит нас, или как там говорят обычно, а возможно до развода. — Мы ещё не узаконили отношения, а он уже о разводе, — шуточно нахмурилась Пелагея, — и не мечтай, никуда я от тебя не денусь. — Чем очень меня обрадуешь, — очень тихо прошептал я, оставив поцелуй на мочке её уха. И всё происходящее выглядело так натурально, так естественно, будто бы вся эта компания собралась тут вовсе не первый раз. Будто бы наша семья в таком составе существует уже лет десять как минимум, и все уже успели очень хорошо друг-друга узнать. И я надеялся, что такие отношения в нашей разрастающейся семье получится сохранить и пронести сквозь года. Когда наконец раздался очередной дверной звонок, мы с Полей переглянулись, облегчённо выдохнув. Блондинка уже хотела было открывать дверь, однако открыть дверь моей младшей сестре изъявила желание Лена. — Аня, ну что такое? — прислушался я к едва слышным нотациям, раздавшимся сразу же после щелчка дверного замка. — Вот что ты такое делала, что заставила ждать людей, у которых, между прочим, тоже могут быть свои дела, которые пригласили тебя к определённому времени? — Своими нотациями, которые я должна сейчас выслушивать, ты заставляешь всё тех же людей ждать ещё дольше, — хихикнула Белан-младшая, через пару секунд заходя к нам. — Всем добрый день. — А-аня! — радостно воскликнула Алиса, увидев тётю, и даже забыв о своих разговорах со Светланой Геннадьевной. Быстро представив двух вышеупомянутых персон друг-другу, я наконец пригласил их всех к столу. Пелагея тут же засуетилась, укладывая всё покрасивее, а мне чуть было не наступила на больную ногу Алиса, бросившаяся встречать любимую и единственную тётю. — Какая ты сегодня красивая, — восхищённо прошептала она Ане, обнимая её за талию, ибо ровно настолько позволял рост. И правда, стоило мне только единожды взглянуть на сестру, как вопрос почему же она опоздала отпадал сам по себе. Идеальный макияж, компоненты которого с лёгкостью определила бы Пелагея. И уверен, этот список был бы огромным. Я же, признаться честно, так и не научившийся отличать пудру от хайлайтера, мог только догадываться, как долго и усердно моя сестрица сегодня старалась это всё, что мы сейчас созерцаем, воплотить в жизнь. Слегка завитые волосы не заставляли думать о том, что на них было потрачено много времени, однако ещё из детства и молодости я помнил, что на такие вот кудряшки у девчонок уходило примерно около часа. — Ты как не на семейное застолье, а на нашу свадьбу собиралась, — хмыкнул я, оценивая внешний вид сестры. — Я даже и спрашивать не буду, где тебя так долго носило, потому что по тебе сразу видно. — Может это и не свадьба, но уже что-то вроде её мини-репетиции, — подмигнула мне Аня, присаживаясь за стол рядом с Алисой. Между ними, кстати, были чудесные отношения, ибо младшая-Белан относилась к племяннице почти как к своей дочери, однако в силу не столь большой разницы в возрасте, как у меня или у Лены, находилась для Алисы где-то посередине между взрослыми и сверстниками. Как в свою очередь я и Лена были таковыми для Ани. — Боже, — тихо ужаснулась моя сестра, рассматривая чуть кривоватые и взлохмаченные косы племянницы. — Лен, ты когда-нибудь научишься их нормально плести? — А мама мне их красиво заплела, — тут же вступилась за самого родного человека Алиса. — Вижу я, как красиво, — хмыкнула девушка, расплетая косы племянницы и весьма властно усаживая её так, как ей было бы удобно. — Ань, прекрати, правда же, не на свадьбу же пришли, а просто к любимому брату. — Да какая разница: свадьба, не свадьба… — вдруг несколько повысила голос Аня, — мы здесь собрались одной большой семьёй, а значит, наблюдаем рождение новой ячейки общества. Уже сформированной, между прочим. А штамп в паспорте — это лишь формальность. Ну и возможность нам, девушкам, один день почувствовать себя королевой в шикарном белом платье, — она подмигнула блондинке. — Но это всё не важно. Важна любовь и желание провести со своей половинкой всю жизнь, а это у Димы и Поли уже есть. — Согласен, — неожиданно подал голос мой отец. — Всё верно сказала, Ань, даже добавить нечего. — Это она такая в отца красноречивая, — всхлипнула Нина Дмитриевна, вытирая слезу со щеки салфеткой, после того, как Светлана Геннадьевна, видимо, персонально выразила восхищение её младшей дочерью. — Тогда предлагаю тост: за новую, но как Аня сказала, уже сложившуюся ячейку общества, — наконец изрёк отец, приподнимая свой бокал. — Ура-а, — отреагировала на слова дедушки Алиса, а затем вдруг недоумённо спросила — а как понимать слова «ячейка общества»? — У тебя скоро обществознание в школе начнётся, вот и узнаешь, — отмахнулась Аня, поддерживая отца и поднимая и свой бокал, этим действием уже побуждая нас всех повторить за ними. И когда под звон бокалов я широко улыбнулся Поле и увидел точно такую же улыбку на её лице, я почувствовал себя самым счастливым человеком на планете Земля. Да и за её пределами тоже.