Черные крылья синего неба. Часть первая - Земля.

Аркх Гонолулу Асаи       Застрять в аркхе, принадлежащем Дому Гельмы — еще одна изысканная насмешка судьбы. Сколько времени было проведено мной на Сель в их владениях — и вот я опять среди них. Столько знакомых лиц, и никто не прячет глаз, не опускает их, натолкнувшись на мой взгляд. Да уж, воистину пепельным птицам чувство стыда и раскаянья неведомо. У них иные достоинства и добродетели.       Сайлим была для меня не насмешкой — ударом под дых, удавкой, затянутой на горле и лишающей легкие кислорода. Я знал, что мне придется ее увидеть, и думал, что готов к этому… И как же я ошибался! Она изменилась мало, только прежняя юность казалась теперь наигранной и ненатуральной, как прилипшая к лицу и ставшая тесной маска. Неудивительно, что она почти довела меня до срыва — странно, что мне тоже удалось задеть ее. В моих мыслях и воспоминаниях она давно превратилась в ледяную статую, неспособную на всплески эмоций и ярость.       Из-за моей несдержанности мы оказались в крайне странном и неудобном положении. Но первое время меня это не беспокоило: пленяющее дыхание почти-свободы наполнило до краев и даже переполнило. Я сбегал от приторно-язвительно-вежливых гельма, чтобы надышаться ею всласть. Боялся одного: в каждой встреченной человеческой женщине увидеть алхэ. Что бы я смог противопоставить миру, в котором каждая носила бы черты совершенной для моей расы, и как бы я посмел пойти против него? Страх, к счастью, не оправдался: женщины были обычными, всего лишь представительницы иного вида, вызывающие только легкое любопытство. Ни трепета, ни восторга не было и в помине. Иронично, что единственный человек, завязнувший подле меня в этой авантюре, оказался столь отличным от них. Причем кроме меня, разницу эту никто не ощущал.       Однако с людьми мне было проще, чем с высшими. Я сбегал к ним в нижний город, где смешивались грязь, порок и похоть. Если прятать глаза, они не сразу распознавали во мне чужака. Женщины, потасканные и страшные, ластились (все красивые давно были забраны наверх), мужчины пытались надуть, ограбить, напоить. И это было забавно, я чувствовал себя почти живым. Хотелось затеряться в их суете, забыть себя, свои цели, свою боль — то единственное, что стержнем пронзало насквозь, заставляя сердце вновь и вновь сокращаться, перегоняя пропитанную горькой отравой кровь.       И все же я возвращался. Слабенький барьер, созданный против людей, абсолютно не мешал мне слоняться туда-сюда. Мне нужно было знать, что с моими спутниками, и особенно с Веспой, все в порядке. Глупое иррациональное желание… Честно говоря, меньше всего я думал о будущем. Обвинения Таат в том, что своей выходкой я поставил под удар все мироздание, казались мне безосновательными. Принцесса не из тех существ, что могут принимать важные решения под воздействием эмоций. К тому же она слишком хорошо знает мои реакции, чтобы просто грамотно не сыграть на них. И все же всем было ясно, что до бесконечности это продолжаться не может.       Великий Осенний Бал — традиция, которую я хорошо знал и помнил. На Сель в их аркх, а особенно его столицу Арлаир, съезжались представители всех рас. Разве что къерго всегда были побоку такие развлечения. Это был день триумфа пепельных. Все врата были распахнуты, и каждый мечтал о приглашении и боялся остаться без него.       Дом Тса всегда тесно сотрудничал с Домом Гельма. Они являлись, пожалуй, нашими единственными союзниками. Им удобно было прикрываться нашей силой и властью, и я никогда не смог бы подумать, что однажды в нашей тени им окажется тесно. Да и не тень то была вовсе — мы искренне восхищались их творениями, оберегали. Я ненавидел тьерто, но понимал их — им было за что мстить, но вот предательство гельма было настолько безумным и необъяснимым, что до сих пор принять его и хоть как-то осмыслить не мог.       Я не хотел появляться в верхнем городе во время празднования, но не удержался и вернулся — просто чтобы удостовериться, что все по-прежнему.       Таат сидела в обнимку с наполовину пустой бутылкой вина. Судя по цвету напитка и ее отрешенному виду, крепость была внушительной. Веспы в помещении не было. При виде меня левая бровь женщины поползла наверх — видимо, это должно было означать сарказм, приправленный удивлением от нашей неожиданной встречи.       Придвинув кресло к столу, я приземлился напротив нее, закинув на столешницу скрещенные ноги и не отрывая взгляда от ее лица. Надо было, конечно, спросить, где Веспа, и уйти, но я не любил первым начинать разговор, а вот заниматься провокациями в последнее время отчего-то нравилось.       Таат с презрительной миной отодвинулась от моих ног к краю тахты.       — Нагулялся?       — А ты почему не празднуешь? Не участвуешь в столь великолепном и столь важном для твоих любимцев событии?       — А мне нечего праздновать. — Она с глухим стуком опустила бутылку на пол. — И от любимцев моих меня уже тошнит.       Я ухмыльнулся. Она, подметив мою усмешку, фыркнула.       — От тебя, впрочем, тоже.       Она замолчала, и я наконец спросил о том, что беспокоило меня больше всего:       — Таат, я надеюсь, что ты не отпустила Веспу на Великий Бал?       — Я ей не нянька что-то запрещать или разрешать. Ее забрал с собой Таль. Ее право — считать, что рядом с ним она находится в безопасности.       Я почувствовал, как судорога гнева смыкает мне челюсти. С трудом удалось не дать этому чувству пробиться наружу и отразиться на моем лице. Я старался говорить негромко и спокойно:       — Но ты ведь понимаешь, насколько это может быть опасно?       Она лишь слегка пожала плечами.       — Какая тебе, в сущности, разница? Да и вообще, какое это может иметь значение? Все и так летит к Хаосу. То ли я плохой дипломат, то ли твоя упертая подружка из прошлого и правда редкостная сука. — Она замолчала, а когда заговорила вновь, голос был жалобным и дрожащим. — Асаи, я понимаю, что плевать ты хотел и на этот мир, и на меня с моими просьбами, но все же умоляю тебя: поговори с Сайлим! Меня она даже близко к себе не допускает, а у тебя с тьерто вроде как соглашение, значит, это и в твоих интересах.       — Умоляешь? — Я еще раз ухмыльнулся, как можно злораднее. — А на колени упадешь? Ноги мне поцелуями покроешь?       Ее лицо полыхнуло такой ненавистью, что меня коснулся жар, исходящей от ее кожи. Но она тут же овладела собой — лишь на подлокотнике тахты осталось прожженное ее пальцами пятно.       — Для тебя это так важно — увидеть мое унижение?       — Нет, — я поднялся. — Просто проверял, насколько далеко ты готова зайти. Я подумаю над твоей просьбой. Праздничная ночь будет долгой, зажги побольше света, огненная дева, ведь ты так боишься одиночества во тьме.       Не дожидаясь ответа, я вышел из покоев.       Оказавшись по ту сторону дверей, тут же окунулся в тягуче-неторопливый праздник. Было уже глубоко за полночь, и во всех встречных глазах — и гельмы, и людей — колыхался дурман или алкоголь, приправленный сладострастием. Даже простые слуги пребывали в блаженно-отсутствующем состоянии.       Первой моей мыслью было отыскать Веспу и утащить ее в безопасное и надежное место. С трудом удалось погасить врожденные инстинкты Тса. Непонятно, как среагирует на это девочка, да и кто я ей, чтобы запрещать что-либо. В конце концов, может, действительно сын Сайлим за ней присмотрит: ему вроде как не хочется ссориться с нами — тянется, как плющ, то ко мне, то к Таат. Либо тайн запредельных алчет, либо просто от скуки бесится.       Я решил все же выполнить просьбу миин’ах и поговорить с правительницей, не особо, впрочем, рассчитывая на успех. Наверно, мне просто нужен был повод, чтобы еще раз увидеть ее и увериться в том, что от пламени, когда-то сжигавшего изнутри мою грудь, остались только зола и сажа.       Мне не пришлось сильно напрягаться, чтобы отыскать ее. Чутье ли вело меня, память ли — в самый темный и благоуханный закуток. Сайлим, как видно, до сих пор обожала цветы и звездное небо. Силуэтов было несколько, уж больше двух — точно. Она, естественно, предощутила мое появление, и лишние-посторонние тут же растворились в ночном сумраке. Я даже не успел определить, гельма ли это были или люди, мужчины или женщины. Только пьяные вожделением и разочарованные взгляды успел отстраненно отметить.       Она была диво как хороша. Вечная блудливая девочка с крылом пепельной дымки, размазанной по оголенным влажным плечам. Я ощутил, как стянулись во мне в единый клубок ярость, нежность, презрение и желание.       — Ты пришел ко мне, Асаи? — Сайлим не говорила, она текла тембром и интонацией, сладкой, как дикий мед, и жаркой, как тропическое солнце.       Я, оказывается, успел забыть, как она умеет звучать и как смотреть.       — Я так ждала тебя. Я думала, ты сдашься раньше, — улыбка паутиной окутала ее губы и застыла радужной пленкой в сиреневых глазах.       Я не мог противиться этому зову. На непослушных, одеревеневших ногах сделал пару шагов вперед и коснулся пальцами мерцающей кожи щеки. И — как молнией, как ударом плетью по глазам возникло в памяти это же лицо. Палата закона и собрание шести высших Домов в Рахте, столице тьерто на Сель, она подле отца, а я в центре. Мою спину рвет черно-алой болью, а на теле проявляется печать агру, она же даже не отводит взгляд в стыдливом раскаяньи: смотрит с жадным любопытством. Блестят глаза, блестит кожа и приоткрытые влажные губы…       Я отшатнулся: наваждение смыло волной ненависти и тоски.       — Я пришел не к тебе — мне нужна печать. Поигралась, и будет. Твое ненасытное стремление одержать верх любой ценой вряд ли стоит гибели всех остальных.       — Что ты знаешь о моих стремлениях, о моей страсти, о моей любви? — Она перестала заманивать и теперь говорила с прохладной горделивостью.       — Только то, что любовь — явно неизвестное тебе понятие. А все остальное — мишура, кружева вокруг пустоты. Ты — черная дыра, принцесса Гельмы, достойная правительница своего народа. Но если тебе действительно нужны мои мольбы и извинения, я готов принести их. В конце концов, от моей гордости осталась лишь горстка пепла, и произошло это задолго до сегодняшней ночи.       Легкой шуршащей тенью она скользнула мне под ноги и, обхватив колени, уткнулась в них головой, пахнущей душной тропической ночью. Подняла взгляд и уперлась в мое лицо бездонными сиреневыми глазищами.       — Я знаю, я очень виновата перед тобой. Поверь, не было и дня, чтобы я не вспоминала об этом. Это мне нужно просить, нет, вымаливать у тебя прощение! — Теперь она искрилась страданием и раскаяньем, таким натуральным, таким правдоподобным. И все же я чувствовал наигранность, фальшивую нотку в идеально ровной симфонии, аляповатый мазок на совершенной картине. — Я не отпущу тебя, ты останешься подле, моим принцем. Так ведь должно быть, так было обещано тобой много-много лет назад…       У меня не находилось нужных слов, и, чтобы перестать тонуть в дурмане и хоть как-то соображать, я разорвал зрительный контакт и опустил взгляд ниже: в глубоком разрезе алого платья сверкало золотое ожерелье с огромным бордовым камнем в сердцевине. Я прекрасно знал это украшение — когда-то оно принадлежало моей семье. Золото на Сель встречалось гораздо реже, чем на Земле, и стоило баснословных денег. А камень назывался «кровью гару» — птиц, считавшихся в моем Доме священными. Когда-то я подарил его своей возлюбленной. Теперь же, как издевка, оно сверкало на груди предательницы, чье тело еще десять минут назад покрывали поцелуями мужчины — временные, чужие.       Осознав, куда я смотрю, она изогнулась, прижавшись ко мне, что неожиданно вызвало не желание или нежность, но отвращение.       — Видишь, я до сих пор ношу твой подарок… Это мой талисман, самый заветный. Это ли не лучший знак того, как много ты для меня значишь?       И тут меня накрыло просто бешеной яростью. Одним движением я разорвал ожерелье и засунул себе за пазуху. Видимо, выглядел я настолько страшно, что она отшатнулась, испуганно прикрыв рот рукой.       — Это не принадлежит тебе! Ты утратила право носить его, как и право говорить со мной о прощении, любви и памяти. Может, хватит этого театра?       Она быстро оправилась и поднялась на ноги. Отряхнула невидимые пылинки с платья. Когда вновь посмотрела на меня, ничего, кроме холодной ненависти, не выражал ее взгляд.       — Не хочешь быть принцем — будешь рабом. Девочкам твоим скоро надоест, и они сбегут, а на твоем запястье браслета посланника я что-то не вижу. Ты застрял здесь, милый. И рано или поздно, когда останешься один, снова придешь ко мне, вернее, приползешь на брюхе.       — Пока что ты лебезишь передо мной на брюхе. Это достаточно забавно, но, право, я насмотрелся.       Кажется, мне все же удалось серьезно задеть ее. Сайлим сжала руку, да так, что из-под острых ноготков показалась кровь. Повинуясь ее воле, или как отражение ее эмоций со всех сторон начала сгущаться тьма. Не безликая, но оформленная, рельефная и пугающая.       Нужно было уходить — попытку разговора можно было считать успешно провалившейся. Я развернулся и побрел сквозь рожденные ею кошмары. Иллюзии были очень реалистичными, но мне они доставляли неудобств гораздо меньше, чем то, что бурлило внутри и просило, нет, требовало выхода. Какого угодно, пусть самого безумного.       Во мгле, окруженный сотнями пугающих образов, я не знал, куда двигаться, и то и дело натыкался на деревья и стены. Длилось это бесконечно. Когда, наконец, действие наваждения начало спадать, тени — бледнеть, а реальность — проявляться все четче, небо уже было объято рассветным пламенем.       Насколько же она была зла и сколько силы вложила в это видение… Теперь будет долго отходить: такие фокусы на Земле провернуть ой как трудно.       Я обнаружил себя стоящим на открытой террасе, изысканным полукругом вьющейся по краю кратера мертвого вулкана. Я был один, под ногами расстилался безбрежный лазоревый океан. Необходимо было срочно отпустить себя, чтобы не взорваться от боли и ненависти, которые многократно возросли после лживых ласк Сайлим. Кричать и разносить все вокруг позволить себе я не мог, поэтому, опустившись на колени и беззвучно воя, принялся разбивать сведенный судорогой кулак о прохладные камни пола.       Мне почти удалось загнать бушующие эмоции глубоко-глубоко, когда я почувствовал чье-то присутствие. Нарочито медленно поднявшись, я осмотрелся.       Таль стоял в трех шагах от меня и пожирал меня отчаянным взглядом. Губы его были искусаны в кровь. Одним движением я преодолел расстояние между нами, вторым впечатал его в колонну — с такой силой, что он охнул. Я бы, наверно, убил его. Не задумываясь, свернул шею, открыв тем самым список своих жертв, души которых станут преследовать меня в ночи в жажде расплаты. Но в его глазах я не увидел страха — в них пульсировала лишь боль: моя боль и моя ярость.       Меня словно окатило ушатом ледяной воды.       — Ты эмпат?       Он сполз по колонне вниз и съежился на корточках, спрятав ладони между колен.       — Смешно, правда?       Я опустился напротив.       — Ты в порядке?       Он пожал плечами.       — Нет, но сейчас буду. Где-то около порядка.       Таль нервно хихикнул. Достал откуда-то из-под одежды узорную трубку и прикурил. Повеяло густым сладким дурманом. Он вопросительно взглянул на меня, но я отрицательно мотнул головой: не хватало еще этой дрянью мозг насиловать.       — Ты с какой стати здесь?       Он глубоко затянулся, помолчал.       — Тебя искал. У нас, вообще-то, проблемы. Ну, и достижения тоже.       — У нас?       — Да, теперь именно у нас. Как ни крути, а я из этой истории уже не выпутаюсь.       — Как ты вообще мог отпустить ее?! — Таат практически орала на Таля, который, в свою очередь, был абсолютно спокоен: то ли от невероятного количества дурмана, загнавшего в себя, то ли отходя от случайного соприкосновения с моими эмоциями.       — Я думал, у нее хватит разумности не теряться. Она выглядела достаточно рациональной девочкой.       Я молчал. Инстинкты Тса требовали ринуться на поиски, предварительно придушив гельму, подвергшего алхэ опасности. Бороться с ними было сложно, но после сегодняшней ночи все эмоции и реакции были слегка притупленными, что спасало меня от поспешных и необратимых поступков.       Миин’ах исступленно нарезала круги по комнате. Периодически посматривая на стол, в центр которого Таль горделиво и самодовольно водрузил печать своего Дома.       — Итак, что мы имеем? — Осознав, наконец, что помощи от нас не дождаться, она принялась рассуждать вслух. — У нас есть, королевская печать и, видимо, доброволец? — Она вопросительно взглянула на Таля, и тот кивнул. — Это из плюсов, а теперь к минусам. Скорее всего, к закату о пропаже будет гудеть весь верхний город, и мы вряд ли выберемся отсюда живыми. Все врата для нас закрыты — ну, по крайней мере, для некоторых из нас. А еще мы, вернее, вы умудрились потерять человека. По-моему, чудесный расклад.       — Думаю, что ближайшая ночь еще принадлежит нам, — я решился ее слегка успокоить. — Принцесса еще не в том состоянии, чтобы обнаружить пропажу. Слишком много сил ей пришлось сегодня потратить.       Таат удивленно посмотрела на меня, но я не стал удовлетворять ее любопытство и проигнорировал затянувшуюся вопросительную паузу. Прервал которую вальяжный голос гельма:       — Врата на Черный остров открыты для всех. Правда, после недавнего инцидента с побегом их охраняют, но мне не составит большого труда убедить сторожей в несправедливости жизни и уговорить их немного попраздновать окончание Великого Бала, отметить его крепким вином с чем-нибудь усыпляющим. И да, находятся врата далеко, на противоположном от верхнего города конце острова. Поэтому лучше выдвинуться туда как можно скорее.       — Черный остров… — Миин’ах задумчиво побарабанила пальцами по столу. — Туда может разово пройти не больше десяти человек, а потом врата будут замкнуты на сутки и ими нельзя будет воспользоваться с обеих сторон. В принципе, нам это на руку: за нами не ринется сразу толпа твоих разъяренных сородичей. Но нам придется из сектора, в который мы переместимся, срочно перебираться в другой, с открытыми вратами. Не запрем ли мы сами себя в ловушке?       Таль пожал плечами.       — В любом случае, это единственный выход. К тому же, заправляют на Черном острове в основном тьерто и агру. Первые вроде как в теме событий, а со вторыми можно договориться, ну, или как-нибудь иначе повлиять.       Таат кивнула, соглашаясь.       — Так, с этим вроде разобрались. Остается второй открытый вопрос. Что делать с Веспой? Отправляться на ее поиски, теряя драгоценное время, или оставить ее здесь? Зачем тащить с собой человека на Сель, если ее миссия была в том, чтобы помочь добыть печать Дома Тьерто? Может, ее исчезновение — закономерная воля Судьбы, стоит ли с ней спорить? Она может затеряться в нижнем городе среди своих, либо же, воспользовавшись меткой вестника, вернуться в любой другой аркх. Может даже догнать нас, если захочет.       Девушка говорила неуверенно, словно убеждая не только нас, но и себя. Я по-прежнему молчал, крепко задумавшись. Возможно, это выход: она останется здесь, вдали от Сель, от меня. Все упростится: никаких угрызений совести, никаких морально-этических дилемм, да и выжить здесь ей будет легче, хотя бы до прихода Хаоса, а там уже какая разница, все едино — уничтожение.       Но от этих мыслей мне становилось все гаже и тревожнее. И тут меня опять удивил эмпат-гельма. (Вот уж воистину занятное сочетание! Трудно ему, должно быть, приходится.) Он заговорил все тем же лениво-равнодушным тоном, плохо вяжущимся со смыслом произносимого:       — Нет. В нижнем городе, как, впрочем, и везде в Гонолулу, ее очень быстро отыщет моя мать. И весь ее гнев — на меня, на него, — он мотнул головой в мою сторону, — изольется на ее голову. Ее ждет не просто смерть, а нечто гораздо более мучительное и долгое. Я не пойду с вами без Веспы, и печать вы также использовать не сможете. Считайте это проявлением моего чувства долга — в конце концов, именно я виноват в том, что она потерялась.       Таат вдруг улыбнулась с явным облегчением.       — Ну, значит, так тому и быть. Недаром к ней каким-то чудом угодила печать Проклятого Дома, — она искоса взглянула меня и поправилась: — Дома Тса.       — Повтори! — Я ощутил, как кровь прилила к сердцу. Да что там: мне в грудь словно ковш кипятка вылили — настолько там стало жарко и тесно.       — Раш не сказал тебе?       — Не посчитал нужным.       — Ну да, у нее ваша печать, вернее, часть от нее. Она же у вас двусоставная.       — Это невозможно. — Я передернул плечами, чтобы скрыть колотившую их дрожь. — Печать не может быть в этом мире.       Миин’ах не ответила, лишь слегка пожала плечами. А взгляд Таля наконец-то ожил и зажегся огоньком любопытства.       Я осознал, что стою на пороге и моя рука тянется толкнуть дверь.       — Ты куда? — Таат вопросительно вскинула брови.       — Я найду Веспу. Можете отправляться к вратам. Думаю, нам стоит встретиться там, незачем возвращаться в верхний город.       — И как ты собираешься ее искать? — с убийственной иронией поинтересовалась Таат.       — Теперь, когда я знаю, что в ее руках печать моего дома, чутье приведет меня к ней.       Таль фыркнул.       — Ага, а к вратам, видимо, тоже оно тебя выведет.       Подойдя к стеллажам, заваленным книгами и бумагами, он извлек откуда-то карту Гонолулу и, развернув ее на столе, кивнул, чтобы я подошел. Скрипнув зубами от его покровительственно-насмешливых манер, я приблизился.       — Врата на Черный остров находятся вот здесь, — Таль ткнул пальцем в лист. — Раньше на этом месте были многочисленные людские постройки, что-то связанное с машинами, которые могут летать. Остовы их до сих пор можно увидеть по дороге туда. Мы с огненной госпожой воспользуемся малыми вратами. Ножками, конечно, придется потопать, но немного. Вам же в верхний город возвращаться действительно не стоит — зачем искушать судьбу? Советую найти способ добраться не своими ногами: миль пятнадцать преодолеть придется. Люди разводят лошадей — думаю, тебе не составит труда разжиться парочкой.       — Разберусь, — хмуро бросил я, сворачивая карту.       Таат швырнула в меня увесистой сумкой Веспы.       — Это захвати! Сомневаюсь, что ее обрадует перспектива продолжать путь в том, в чем она красовалась на Балу.       Я еще раз скрипнул зубами, гася раздражение. Мне совсем не нравился тон, которым они со мной говорили, но вступать в полемику нелепо, лучше поскорее избавиться от их общества.       Мне действительно не составило большого труда отыскать Веспу, и печать оказалась совсем не при чем — ее я не чуял абсолютно. Правда, пришлось опять задействовать ошметки своих сил, и клеймо агру, молниеносно отреагировав и вспыхнув тускло-багровым, наградило парой не слишком приятных минут.       А девочка-то вляпалась… Я обнаружил ее валяющейся на берегу в глубоком наркотическом сне. Рядом ошивались трое мужчин не слишком приятной наружности и с не слишком достойными целями. Все, что я мог сделать на расстоянии, это незаметно, даже для нее самой, разбудить. В любом случае подобные ситуации лучше встречать в сознании. Авось сможет продержаться до моего появления — тем более что я планировал поторопиться.       С трудом заставив себя не сорваться с места, пока не схлынут последствия нарушения заклятья агру, я побежал, лишь когда основная волна боли сошла.       Пока двигался, старался не думать, так как каждая мысль обращалась в страх. Основная: «А вдруг я не успею?» пламенным метеором проносилась в голове, сметая все на своем пути.       То, что не опоздал, я понял еще на склоне кратера, разглядев на безлюдном пляже четыре фигурки: три угрожающе нависли над четвертой, сжавшейся в испуганный комок. Теперь мчаться сломя голову нужды не было, и я позволил себе выдохнуть и замедлиться.       Веспа заметила меня первой, и ужас испарился с ее лица, уступив место простодушно-восторженной детской улыбке. Как ни странно, было приятно, что она настолько уверена в моих возможностях, что мгновенно перестала реагировать на опасность, исходящую от мужчин. Проследив за ее взглядом, все трое синхронно обернулись и осклабились.       Я знаю, что произвожу впечатление человека, если не приглядываться. Их учили, что есть шесть высших домов, выходцев из другого мира, со своими отличительными признаками. Я не подходил ни под одно описание, а значит, опасаться меня незачем, тем более троим против одного.       Я приближался нарочито медленно, и улыбка моя была шире горизонта. Не зная меня, они не могли почувствовать застывшую в ее уголках опасность.       — Эй, парень! — обратился ко мне самый высокий и поджарый, видно, исполняющий у них роль вожака. — Чего лыбишься?! Топай отсель! Не видишь, большие мальчики делом заняты. Или ты птичку эту знаешь? Ишь, гляди, как она встрепенулась… Ну так поздно рыпаться — она теперь наша. Право первых нашедших! — Он заржал, довольный своим остроумием.       Я мог бы убить их, запросто. Но, как ни странно, за свое долгое существование еще ни разу не отнимал жизнь у другого разумного существа, и мне отчаянно не хотелось открывать этот список (пусть даже разумность конкретно этих существ была весьма условна). Тем более что и без того мои руки скоро утопнут в крови. Я мог просто убедить их, что Веспа находится под защитой высших, а я являюсь их посланником — они бы поверили. Но мне захотелось немного развлечься: адреналин, бушующий в моих венах, требовал если не драки, то каких-то активных действий. Поэтому я ничего не ответил, продолжая свой неторопливый шаг.       Вожак слегка опешил и заговорил уже более нервно и агрессивно:       — Ты не слышишь, что ли? На уши туговат? Иди себе мимо, а то мы тебе быстро слух прочистим. Девка наша!       — Ой, ребята, мне кажется, вы сами не понимаете, насколько влипли, — подала голос Веспа.       Вышло у нее сипло и низко — таким тембром только сказки страшные по вечерам рассказывать. Изумленные странным звучанием, мужчины уставились на нее. Буквально пара мгновений, но этого мне хватило, чтобы скользнуть за спину к главарю и нежно приобнять его. Он дернулся, и я сильнее сомкнул руки, так что он даже всхлипнул от боли.       Наклонившись, я зашептал ему в ухо, стараясь, чтобы мой голос звучал максимально ласково:       — Милый мой, знал бы ты, как мне сейчас хочется свернуть кому-нибудь шею. Просто непреодолимое желание. Как думаешь, мне стоит ему поддаться?       Он, сжатый мной до хрипов в груди, старательно замотал головой — говорить ему явно было непросто. Я поднял глаза на его замерших в недоумении приятелей. Мне стоило лишь слегка позвать свои силы, и тут же клеймо агру запылало на моей груди. Я шагнул вбок, чтобы его было отчетливо видно — яркое, просвечивающее сквозь тонкий шелк рубашки. Этого было достаточно, чтобы мужчины начали медленно пятиться.       Рывком развернув вожака, я заставил его смотреть мне прямо в глаза. Позволил ему нырнуть максимально глубоко, чтобы сполна прочувствовать мое нечеловеческое нутро. Он захрипел и затрясся. Мне стало противно до тошноты — от его закатившихся глаз и распахнутого рта, от себя самого, от всей этой ситуации. Раньше я никогда бы не смог испытать наслаждение от доминирования над слабыми, никогда не стал бы играть с ними.       Я отшвырнул его прочь и сказал уже безо всякого позерства и фальши:       — Вы отвратительны. У вас есть уникальный шанс убраться из моего поля зрения. Надеюсь, десяти секунд вам хватит.       Им хватило. До этого я и не думал, что люди способны двигаться с такой скоростью. Я не успел бы и до пяти сосчитать, как их уже нигде не было видно.       — Я доставила много проблем? Таль говорил, что у нас есть время до заката, а солнце уже скоро сядет. Все пропало? — Веспа смотрела так жалобно и виновато, что я с трудом удержался, чтобы не улыбнуться ей ободряюще.       — Не все так плохо. Думаю, он немного погорячился с расчетами. А за ночь мы успеем добраться до врат.       — Значит, у меня есть пара минут на то, чтобы умыться в океане? — Ее лицо счастливо вспыхнуло.       Я неопределенно пожал плечами, что она приняла за согласие.       Веспа попыталась встать, но ноги слушались плохо. Взглянув на меня исподлобья и убедившись, что помогать ей не собираюсь и даже демонстративно скрестил руки на груди, она решила добраться до берега на четвереньках.       Со всего маха впечатавшись в лазоревую воду, Веспа с наслаждением зафыркала. В этот момент она напоминала какую-то зверушку, забавную и трогательную.       Мне не хотелось торопить ее. Я присел рядом с тем местом, где она плескалась, и, разувшись опустил ступни в теплый прибой. Океан завораживал… Я всегда больше любил горы, вертикаль, но сейчас горизонт словно вошел в меня, растекся по венам парным молоком. Забирая и стирая все тяжкое, наполняя иллюзией покоя.       Веспа закончила свои водные процедуры и, мокрая насквозь, присела рядом.       — Правда, это что-то невероятное? — Она развела руки в стороны. — Я всегда мечтала увидеть открытую воду. Так странно, когда нереальные мечты сбываются… Но ведь это ужасно, если Хаос сотрет всю эту красоту, уничтожит.       Я покачал головой.       — Хаосу нет дела до природы. Все останется нетронутым или даже станет еще ярче и интереснее.       — Но люди ведь тоже часть этого мира. Обещай, что не позволишь ему…       Она говорила и словно острым лезвием взрезала мне изнутри грудную клетку. От покоя, навеянного волнами и простором, не осталось и следа.       — Я не даю пустых обещаний. — Я встал и швырнул ей сумку с ее вещами. — Мы достаточно задержались. Думаю, тебе стоит переодеться — если, конечно, не хочешь, чтобы на тебя пялился весь нижний город.       Она только сейчас осознала, насколько откровенно и жалко выглядит в намокшем и изрядно подраном праздничном наряде, и отчаянно покраснела. Я отвернулся, чтобы не смущать ее еще больше и заодно унять разгоревшуюся ярость. Но вид безмятежной океанской глади уже не успокаивал. Оградить мир, приютивший предателей и убийц, спасти людей — тех, кто ласково и покорно вылизывает брюхо новым хозяевам? Не к тому ты обратилась с этой просьбой, девочка. Слишком много у меня неоплаченных счетов, в том числе и к Земле с ее обитателями.       — Я готова.       Я кивнул, не оборачиваясь. Дождался, пока тьма уляжется под ребрами тугими змеиными кольцами и не будет бросаться в глаза посторонним, особенно алхэ. Только после этого позволил себе взглянуть на нее.       Веспа снова стала девушкой-мальчиком в бесформенных штанах и такой же рубахе. Про таких говорят: свой парень. Вот уж не думал, что когда-нибудь меня будет привлекать нечто подобное. Хотя для алхэ внешность второстепенна, важно нечто другое, от чего ты отогреваешься изнутри.       Можно было уже идти, но для меня остался еще один не проясненный момент.       — Таат сказала, что у тебя оказалась печать моего дома. Не соврала?       — Нет. Я сейчас покажу, — она наклонилась и стала рыться в своей необъятной сумке.       Тоже мне нюхач. Естественно, что печать была не на ней, да и куда можно было бы ее засунуть в том наряде? Надеюсь, эта мысль в головы моим спутникам не пришла. А впрочем, какая разница? Странности в моем поведении с Веспой они, скорее всего, спишут на мою общую ненормальность. Разве что эмпат… Рядом с Талем надо быть теперь в десять раз осторожнее: эмоции — не мысли, их скрыть сложнее.       — Вот, — на раскрытой ладони девушки лежал символ дома Тса, его мужская часть.       Я не был готов к тому, что увидел. Белый круг, принадлежавший моей матери, еще мог каким-нибудь немыслимым образом оказаться на Земле, но черная сердцевина печати, я был совершенно уверен, находилась на шее моего отца, когда Хаос поглотил его. Оттуда нет возврата ни для разумных существ, ни для магических реликвий. Недаром же считалось, что древние и обладающие силами вещи имеют свою волю и даже что-то вроде способности мыслить, и поэтому Хаос так же перерабатывает и высасывает их.       Наверное, лицо у меня было то еще. Веспа быстро вытянула вперед руку.       — Я должна отдать ее тебе?       Я отшатнулся.       — Нет!       Знала бы она о том единственном обряде, при котором женщина держит в руках и отдает мужчине его половину печати… Вот уж, действительно, ирония. Судьба, ну и язвительная ты тварь!       — Пусть остается у тебя. У меня нет права владеть ей.       — А у меня оно что, есть?       — Если бы не было, не лежала бы она сейчас на твоей ладони, уж поверь! — Я с досадой прикусил язык: возможно, не стоило ей этого говорить — лицо сразу стало сосредоточенно-задумчивым. — Может, довольно уже слов? Если мы сейчас не тронемся, до рассвета точно не успеем добраться.       Она оглянулась на тяжелое, ставшее багровым солнце, неотвратимо склоняющееся к горизонту.       — Да, конечно. Я готова.       Я пошел быстрым шагом, но почти сразу пришлось снизить темп, так как Веспа двигалась с трудом: видимо, до сих пор сказывались последствия той дряни, что она влила в себя на Балу.       На самой границе города и океана лепились крохотные тростниковые лачуги. В них, видимо, жили рыбаки. Тут и там сушились перевернутые утлые лодки. Честно говоря, я был удивлен: мне казалось, что на Гонолулу людей, которые промышляли бы не кражами, играми, торговлей и проституцией, не было. Хотя такое, в принципе, невозможно. Любому нужно что-то есть и во что-то одеваться.       Возле одной из хижин мирно дремал пожилой, коричневый от загара, насквозь пропитанный солнцем и морем мужчина. Рядом с ним стояла телега, заваленная доверху драными сетями и прочим мусором. В нее был впряжен серый и печальный зверь (вероятно, конь). Он что-то пережевывал, меланхолично вперясь в вечерние сумерки и находясь, как видно, в полной гармонии со вселенной.       Я взглянул на ковыляющую далеко за моей спиной Веспу. С такой скоростью до врат мы дойдем не раньше рассвета. Решение было принято. Бесшумно приблизившись, я стал разгружать провонявшую тухлой рыбой телегу. К тому моменту, как девушка доползла до меня, я как раз закончил, с трудом сдержав приступ тошноты. Хозяин транспортного средства просыпаться не собирался: судя по нежно прижатой к груди бутылке и блаженной улыбке, он пребывал сейчас в местах гораздо более приятных, чем здешнее.       — Я надеюсь, мы не собираемся ее красть?       — Прости, что?       Веспа взирала на меня с подозрением и недовольством.       — Ты же не отнимешь у бедняка его единственную возможность заработать себе на хлеб?       От абсурда происходящего в первый момент я даже не смог ответить: слова в голове складывались в нецензурную брань.       — Послушай… во-первых, его хлеб — это океан и его обитатели. Вряд ли потеря лошади сумеет его сильно обмелить. А во-вторых, девочка, не кажется ли тебе, что ставить мне какие-то условия не только глупо, но и опасно?       Она упрямо помотала головой.       — Я не ставлю условий, я прошу. Будь на твоем месте Раш или Таат, я бы не заикнулась, смолчала в тряпочку.       — Значит, ты считаешь, что я менее опасен? — На меня напало непреодолимое желание расхохотаться, и лишь волевым усилием удалось его подавить.       — Не в этом дело. Я видела, как ты разговаривал со слугами-людьми, как пощадил этих уродов на пляже. Мне кажется, ты милосерднее прочих высших. У меня это плохо связывается в голове с тем, что я с детства слышала о вашем Доме, но я привыкла доверять своему чутью.       Я шагнул к ней почти вплотную и заговорил шепотом. Очень хотелось поймать ее взгляд, впустить в себя, но делать этого категорически не стоило, поэтому я смотрел поверх ее головы, на горизонт и начинающую мерцать в ночной темноте Сеть.       — Ты заблуждаешься. И заблуждение твое очень опасное. Чем раньше ты от него избавишься, тем лучше. Садись в телегу.       — Но…       — Я сказал, садись, Хаос тебя забери, в телегу.       Она сжалась — не от испуга, а от обиды, и покорно забралась на склизкие доски дна. От нее так и расходились волны презрительного разочарования. Мои скулы свело судорогой: ох, и выругался бы я сейчас!..       Я шагнул к рыбаку и, присев рядом на корточки, потряс его за плечо. От него разило смесью пота, перегара и грязной одежды. Проснулся он не сразу, мне пришлось встряхнуть его достаточно ощутимо. А потом еще ждать, пока в открытых глазах забрезжит хоть какой-то признак сознания.       Когда он пришел в себя настолько, чтобы в ужасе забормотать что-то вроде: «Пощадите, не губите, у меня нет ничего…», я заговорил.       — Мы забираем твою лошадь!       Он закивал с видимым облегчением.       — Вместе с телегой.       Кивки стали еще энергичнее, так что в какой-то момент мне показалась, что голова его сейчас оторвется и упадет мне под ноги. Я не удержался и обернулся к Веспе.       — Видишь, он просто счастлив сделать нам такой подарок.       Она фыркнула и демонстративно отвернулась. Я достал из-за пазухи ожерелье, которое сорвал с шеи Сайлим, и кинул его старику на колени.       — Этого должно хватить с лихвой. Только, если тебе дорога жизнь — переплавь его, а камень выкинь в океан. Другого такого на Земле нет, и, если его узнают гельма, смерть твоя будет мучительна.       Чтобы не дать себе возможности передумать, я одним прыжком заскочил в телегу и хлестнул лошадку. Она неторопливо стронулась с места с тем же меланхоличным выражением морды.       Не знаю, как выносливости, но упрямства у этой серой твари было с избытком. Не прошло и получаса, как она замерла как вкопанная, и мне пришлось, спрыгнув на землю, идти с ней рядом и тащить ленивую скотину практически волоком.       Мне не было нужды сверяться с картой, достаточно было раз взглянуть, чтобы намертво запомнить дорогу. Я старался не выезжать на шумные и тесные улочки и двигаться вдоль побережья, но совсем избежать нижнего города было невозможно. Веспа с жадностью осматривалась по сторонам и впитывала окружающие шум, грязь и не слишком приятные запахи каждой своей клеточки.       Когда мы миновали распахнутую настежь забегаловку, из которой заманчиво тянуло жареным мясом, она с сожалением вздохнула:       — Пить хочется, и есть тоже.       Я ответил, не поворачивая к ней головы:       — Как видишь, едален тут полно, но вот ведь незадача: у меня закончились фамильные реликвии, чтобы расплатиться. Могу кого-нибудь убить или ограбить, чтобы добыть тебе пропитание. Устроит?       — Обойдусь, — она фыркнула и надолго замолчала.       Странно, я чувствовал себя живым. Немного разозленным, слегка уставшим, но не мертвым, как в бесконечно долгие триста последних лет. Сосущую пустоту в груди заполнило что-то дрожащее и теплое. Интересно, это влияние присутствия рядом алхэ? Если так, то тем более, чем дальше буду держаться от нее и чем меньше контактировать — тем лучше. Я должен оставаться трупом, чтобы помнить, чтобы не прощать.       Ночь уже перевалила за половину, когда мы наконец покинули душные и грязные городские кварталы. Но и здесь попадались следы пребывания людей: маленькие домишки вдоль дорог или, напротив, густозаселенные каменные громады, оставшиеся еще со времен до прихода высших и чудом не превратившиеся в развалины.       Видимо, просто трястись и дремать девушке стало скучно, и она снова заговорила:       — Асаи, скажи, а в чем сила твоего Дома? Ну, у миин’ах это огонь и предвидение, у тьерто контроль над чужими мозгами и так далее, а у тебя что?       Сначала я не хотел отвечать ей, а потом подумал, что разницы особой нет, да и страшную тайну я не открою. Все то же самое вполне мог рассказать ей любой из пришедших с Сель.       — Мы разделители.       — Разделители?       — Мы способны отделить иллюзию от реальности, при этом, в отличие от тех же къерго, видя ее и воспринимая. Отделить болезнь от живого существа. Отделить высшего от его силы и даже от самой его жизни. Не убить, а именно изъять его душу, не причиняя вред телу. Тело может существовать, бесхозное и пустое. Единственные, на кого не действовала наша сила — къерго. Но мы были очень хорошими бойцами, к тому же их песнь не оказывала на нас такого влияния, как на других — мы могли отделить ее от себя.       — А почему тогда вы единственные, кто мог противостоять Хаосу?       — Принцип тот же. Мы способны разрезать его, дробить на мелкие безопасные осколки. Представь себе каплю масла в капле воды, это чем-то похоже. А еще мы единственные, кто мог добровольно отдать себя Хаосу, стать его частью по своей воле и даже, возможно, не утратив при этом своей индивидуальности.       Веспа изумленно присвистнула.       — Значит, ты способен в одиночку разорвать Хаос в клочья?       Я горько усмехнулся.       — У всего есть предел. Любого из нас могли подчинить тьерто, при соотношении один к двадцати, например. Так же и со всем остальным, в том числе и с Хаосом. Что способна сделать капля масла с целым океаном? Я же вообще практически ни к чему не способен: клеймо агру направляет мою силу против меня самого, а резать себя, знаешь ли, не очень приятно. К тому же, прежде чем наложить его, они уничтожили мои крылья.       — Ты был крылат? Мог летать?       — Это просто своего рода способ выхода силы, зримый. Впрочем, довольно об этом. Мне не слишком приятен этот разговор.       Она покорно затихла, но ненадолго: видимо, любопытство продолжало ее терзать.       — А клеймо агру можно снять?       — Об этом знают только они сами. Будем в Норильске — можешь спросить.       Почувствовав по моему тону, что лучше меня больше не трогать, девушка со вздохом вновь взялась за изучение окрестных пейзажей.       До врат мы добрались, когда небо уже начало светлеть. Они были скрыты в огромном каменном строении, крыша которого наполовину обвалилась и поросла травой. Недалеко от входа спали, трогательно обнявшись, двое гельма — видимо, опоенные Талем охранники. Сам он с Таат дремали неподалеку. Женщина, защищаясь от ночной темноты, окружила себя многочисленными светящимися шарами, так что видно их было издалека.       Наше появление вызвало у них оживление и шутки: в основном на тему благородного скакуна, которого мне удалось добыть. Сил на то, чтобы парировать или просто огрызнуться, у меня уже не было. Мне подумалось, что я даже не помню, когда в последний раз нормально спал. Видимо, это было еще в Торонто.       Мы решили перейти в Белый сектор Черного острова. Таль сказал, что там меньше всего надзирающих из высших, разве что агру, с которыми дело иметь проще. Поскольку после того, как мы там окажемся, врата захлопнутся намертво на сутки, нам нужно будет как можно быстрее добраться до остальных наших. В этом нам тоже смогут помочь только агру: они единственные, кто способен управлять малыми вратами, ведущими из сектора в сектор. Все это рассказал гельма, что-то добавляла миин’ах. Они уже бывали там раньше, причем мальчик, похоже, успел изучить все чуть ли не досконально.       Мешкать мы не стали, но на объяснения ушло время, и во врата мы вошли, когда солнце уже начало лениво выползать на небосвод. Я, наверно, и запомню Гонолулу таким: утренним и прозрачным, наполненным синим небом и душной зеленью. Как ни крути, здесь было красиво. Славное местечко выбрали себе гельма для обитания… Впрочем, они всегда стремились к максимально райским условиям.       На Черном острове стояла глубокая ночь и было значительно холоднее. Врата вывели нас в просторную комнату деревянного дома с настежь распахнутыми окнами, в которые хлестал ливень. Где-то вдали слышался рокот волн, бьющихся о скалы. Я еще не видел их, но с легкостью мог представить их стальной цвет и соленую неприветливость. Таат и Таль зябко ежились, а Веспа, добыв из походной сумки теплый плащ, тут же в него укуталась.       Мы недолго пребывали в одиночестве. Видимо, на вратах стояло некое оповещение, так как уже спустя пару минут распахнулась входная дверь. На пороге появился, как ни странно, не агру, а тьерто, которых, как клятвенно убеждал нас Таль, в этом секторе не бывает в принципе. Мы с одинаковым изумлением уставились друг на друга. Когда вошедший узнал меня, его и без того раскосые глаза превратились в две узкие щели, в которых бесновались змеиные зрачки.       — Какого Хаоса?! Что вам здесь нужно?       — Успокойся! — Таат привычным уже движением шагнула вперед. — Мы посланники и здесь ненадолго. Все, что нам нужно — добраться до любого другого сектора, воспользовавшись малыми вратами.       — Почему с вами проклятый?       Я ощутил, как он протянул свои щупальца, пытаясь забраться ко мне в голову. Нет уж, маленький, ты даже до уровня Раша не дотягиваешь — не тебе пытаться командовать мной. Судя по недовольной и болезненной гримасе, отпор ему не пришелся по вкусу.       — Ты давно, наверное, не был в Торонто? — снова мягко и успокаивающе заговорила миин’ах.       — Порядка двух недель, — он говорил с ней, но смотреть продолжал на меня.       — В любом случае, ты должен быть в курсе смерти вашего императора, — я решил немного помочь ей. Судя по удивленно поползшим вверх бровям Таат, Таля и Веспы, ни Раш, ни его соплеменники не посчитали нужным распространить эту информацию. — Новым правителем стал его племянник. Как ты думаешь, мог бы я сейчас не носить кандалы, не будь на то его воли, вернее, воли его отца Раша?       Тьерто слегка расслабился. По крайней мере, страх и ненависть в его взгляде сменились любопытством.       — Ты же мог просто сбежать?       — Серьезно? Триста лет не мог, а сейчас вдруг сумел, да еще и такую странную компанию с собой прихватил. Видимо, чтобы не заскучать в одиночестве.       Он наконец окончательно выдохнул и обратился уже к Таат:       — Так, и что, собственно, происходит?       Она почтительно склонила голову.       — Я не могу говорить с вами об этом, но, поверьте, ваш аркх на нашей стороне.       — В отличие от Гонолулу, — бросил Таль с ехидной усмешкой. — Я советовал бы после нашего отбытия замкнуть все врата на острове: гельма, которые могут здесь скоро появиться, будут очень злыми и обиженными.       — Это война? — озадаченно спросил змеелюд.       — Нет, — не удержалась от ехидной реплики и Веспа. — Скорее уж, семейные разборки на почве неуважения младшими старших и бытового воровства.       Тьерто, совсем уже ничего не понимающий, переводил ошалевший взгляд с одного странного гостя на другого. Наконец не без помощи дарки (я заметил, как тот зашевелился под его кожей) он справился с собой.       — Хорошо, я помогу вам перебраться в другой сектор. Но малыми вратами воспользоваться нельзя: открыть их могут только агру, они настроены под них.       — И что? — пожал плечами Таль. — Эта истина мне известна, и проблема решается просто: достаточно найти кого-нибудь из их Дома. В прошлый раз их тут целая куча ошивалась.       — Сейчас их на острове нет. Ни одного.       — Что? — мы синхронно переглянулись.       — Они все отозваны в аркх Норильск, в срочном порядке. Кажется, у них там бушует какая-то хворь. И чтобы найти способ борьбы с эпидемией, им понадобилось максимальное количество мозгов.       — И как же теперь быть? — растерянно пробормотала Веспа.       Тьерто пожал плечами.       — Я могу вас доставить в Синий сектор, и достаточно быстро: агру оставили здесь многие из своих приспособлений и даже любезно объяснили, как их использовать. — Судя по едко-ироничной интонации, новые обязанности, которые на него свалились, его явно не радовали. — Часа через четыре будете на месте.       — Отлично! — Таат впервые за время беседы позволила себе улыбнуться. — Врата в Гонолулу еще не успеют заработать. Тронемся прямо сейчас.       — А может, у нас есть хотя бы полчаса чтобы перекусить? — жалобно спросила Веспа. — Ну, очень хочется.       — Я принесу вам что-нибудь. Но на шикарный обед не рассчитывайте: с продовольствием сейчас не слишком хорошо.       Трапеза действительно оказалась весьма скромной и скомканной. После фразы про скудные запасы нормально подкрепится смогла лишь непробиваемая Веспа, всем остальным вежливость не позволила слишком уж объедать хозяев. К тому же тьерто продолжал буравить нас напряженным взглядом, что тоже не прибавляло аппетита. Короче, все вздохнули с облегчением, когда мы наконец двинулись.       Нам пришлось пробираться сквозь многочисленные помещения, заполненные оборудованием агру, к которому даже приближаться было жутко. С другой стороны, хорошо, что нас не вели по жилым помещениям. Тьерто говорил, что так было бы ближе, но Таль наотрез отказался.       — Я уже бывал там, и сейчас не готов повторять этот опыт.       И мы тащились окольными путями. Но даже здесь всюду ощущался запах смерти и страдания. Даже невозмутимая миин’ах ежилась и рассеяно оглядываясь по сторонам. Остальным было еще хуже: гельма до крови прикусил нижнюю губу, а человек подозрительно шмыгала носом и так же подозрительно молчала. Так что все они вздохнули с облегчением, когда мы наконец оказались на улице, даже несмотря на хлещущий ливень и пронизывающий морской ветер.       Правда, когда мы увидели, на чем придется добираться, энтузиазм приутих. Агру — гении, все поголовно. На Сель они были в числе слабых, так как создавали сложные многоуровневые заклинания, талисманы и изобретения, которые требовали очень долгой подготовки. Они проигрывали другим расам, способным к молниеносным выплескам силы, но здесь, на Земле, для них словно открылся обетованный край. Они брали довольно сложную человеческую технику и смешивали ее с магией, родной для себя, и результаты впечатляли.       Больше всего это напоминало гигантское насекомое, точнее, шестиногого паука. Длинные тонкие лапы состояли из кусков железа, хаотично подогнанных друг к другу. Между сочлениями проглядывало нечто багрово-красное и пульсирующее, напоминающее мышечные волокна под содранной кожей. Все это венчал огромный мешок брюха из стали и стекла. Когда мы подошли к монстру, одна из лап дернулась. И тут я узнал, как звонко и смачно, оказывается, может ругаться миин’ах:       — …! Оно что, живое?!       — В каком-то роде. По крайней мере, оно кормится, или, как говорят его создатели, «заправляется», как любой хищник — большим количеством сырого мяса.       — Слушай, а нас оно не сожрет? — В голосе Веспы был не страх, как можно было бы ожидать, но любопытство.       — Не должно… — Наш проводник говорил не слишком уверенно. — По крайней мере, до сих пор он никого не сжирал.       Он достал крохотный серебряный свисток и поднес к губам. Звук оказался резким и пронзительным: он резал слух не хуже, чем железо, скрежещущее по стеклу. Гигантские лапы медленно подогнулись, и брюхо оказалось на земле. Боковая его часть истончилась и втянулась, открывая провал внутрь. Оттуда дохнуло теплом и смесью острых запахов, похожих на экзотические специи. Даже тьерто замешкался и, кажется, был готов помолиться Тьме, прежде чем шагнуть внутрь.       Я не чувствовал страха, лишь то же жадное любопытство, что терзало Веспу. Никогда раньше мне не доводилось так близко приближаться к поделкам «серых» (простонародное название Дома Агру — «серые кудесники»), именно поэтому я сунулся туда вторым.       Внутри было очень душно. Жар исходил от красного сгустка посередине небольшого помещения. Он то расширялся, то сжимался, напоминая гигантский живой орган — сердце или легкое. Пол также источал тепло и слегка вибрировал. Сквозь огромные окна, являющие собой, как было видно вблизи, не стекло, а тонкую прозрачную мембрану, проникал утренний пасмурный свет.       Тьерто подошел к «сердцу» и с брезгливой гримасой на лице водрузил на него ладонь. Тут же из багровых недр потянулись тонкие нити щупальца, обвившие пальцы. Вся конструкция начала неторопливо подниматься. Я услышал сквозь дребезжание и гул, как судорожно сглотнул Таль. А затем все звуки замерли и началось движение. Его можно было ощутить лишь по подрагиванью пола и все быстрее мелькающими за прозрачной пленкой серыми пейзажами.       — Интересно, почему они не оставили ключей к малым вратам, но не запретили пользоваться этим чудовищем? — едва слышно пробормотала Таат.       Я так устал, что даже не вникал в то, что ответил возница. Мерное покачивание и тепло убаюкивали, и неудивительно, что не прошло и пары минут, как я погрузился в сон. Вернее, в родной, привычный кошмар. На меня щерился Хаос, безбрежный и всеобъемлющий. Он был сладок и привлекателен, и в то же время соприкасаться с ним было омерзительно и гадко. Я видел лица отца, и брата, и многих других из моего Дома. Они полнились Хаосом, он стекал с их губ и сочился из глаз. Они звали меня за собой, и я не мог сопротивляться их зову. Они требовали, жалили, насмехались — над моей слабостью и трусостью, над моим пленом и болью. И я внимал им и все больше наполнялся тоской и горечью. Казалось, поднеси пламя — и эта жгучая смесь разорвет меня на тысячу лоскутков плоти и разметает их по Вселенной.       Я проснулся от толчка и тут же уперся глазами в резкий, как пощечина, взгляд Веспы. Он сдирал с меня остатки сна, проникая все глубже. Стало трудно дышать, и я отвернулся. В тот момент мне показалось, что для нее не осталось ничего скрытого: вся моя игра, все лицемерие перед ней на ладони, как луковая шелуха.       — Мы, кажется, приехали, — голос миин’ах выдернул меня из панических мыслей и заставил взглянуть наружу.       Мы действительно стояли, а вокруг притулился маленький поселок с домами-бараками. Его хмурое население, привычное к механизмам агру, даже не отвлеклось от своих дел, чтобы поглазеть на такое чудо. Впрочем, быть может, наказание за праздность было жестоким.       Отсюда уже были видны врата — те, которые выведут нас в аркх Владивосток. Там будет проще — с оръявит всегда просто, всем. Слуги всех господ — вот кем они были на Сель. Кем же их сделала Земля? Думаю, очень скоро у меня будет шанс ответить на этот вопрос.