***
Мирон, прислонившись лбом к стеклу, лениво наблюдал за своей аудиторией, что армией покидала место проведения концерта. Достаточно занимательное зрелище: перед тобой предстают все слои общества, которые конкретно в данную минуту объединены тёплыми чувствами к одному человеку. Здесь и завсегдатая гордость артистов — взрослые мужчины, взрослые девушки, которые, кажется, по внешним признакам года на три младше самого Фёдорова. Немудрено, что именно они здесь скупили на память половину мерча, спасибо им! Здесь и тяжёлый балласт, вечные активисты этой идиотской толкотни в середине танцпола, что покидают клуб в обнимку с новоиспеченными друзьями, пьяно крича на всю улицу строчки, которые слышали со сцены минуты две назад. Проскальзывает и неизменная классика: девчонки от 14 до 17 лет — те самые барышни, считающие, что находятся в очереди и посему толкают локтями всех, кто осмелится прошагать мимо них ближе к сцене. А позже эти самые почитательницы будут недоуменно топтаться на месте под какой-нибудь «Хитиновый покров» или «Путь» — невероятно стыдно, но до жути забавно. Мирона вдохновляют люди. Правда. Однако не в таких количествах и не когда их льётся долбанный океан, а ты вынужден прятаться от всей этой толпы, как от стаи диких зверей. Эта огромная процессия изволила рассосаться только по прошествии часа с половиной, во время которых Фёдоров сначала усилено старался оправдать самого себя в ссоре с Евстигнеевым, а затем корил своё неумение прятать эмоции за разумом. Исход ситуации всё равно мог быть только один: Мирон бы ни при каких обстоятельствах не вышел бы на улицу, в центр, в самый час-пик, в одиночку. Но артист мог по-другому донести сей факт до ранимого внутри партнёра. Под такие мысли Фёдоров медленно погружался в желаемую дремоту, а затем и вовсе заснул, лбом чувствуя прохладу оконного стекла. Из сна его выдернул громкий хлопок двери, и Мирон, резко вздрогнув, потерянно заозирался по сторонам, пока ещё не в силах понять, где он и что, собственно, происходит. Машина шумно завелась, а затем тронулась. А Мирону, между прочим, только что снился сон о том, как он мирится с Ваней. Нормально так, жёстко и страстно мирится, а теперь артисту вновь придётся слушать ворчливую брань Илюхи. Не то, чтобы Мирону было малодушно лень выслушать друга, нет, просто зачастую после этого вселенского гнева, который Мамай изливал на всё творение божие, самому Илье было невероятно стыдно за себя, и дико неловко просить прощения у обиженных друзей. Так что Мирон всего лишь терпеливо настроился слушать. — Пиздец, — крепко вцепившись в руль, восклицал директор, — На дух не переношу всю эту панику! — продолжал монолог мужчина, — И фанатов твоих! — добавил Илья до того забавно, что Мирон невольно хохотнул. — Дорогой мой друг, — мягко и чуть поучительно позвал Фёдоров, — Благодаря этим людям мы охуенно кушаем, носим вот такие вот кроссовочки и срём не в дырку в полу только потому, что им по вкусу то, что мы делаем. Так что я бы на твоём месте и не заикался про слушателей. — на лице артиста осталась лёгкая улыбка, подчёркивающая отсутствие злобы в сказанных выше словах, и Мамая постепенно отпустило. Мужчина то сжимал, то разжимал губы, устремив прямой взгляд на дорогу, но выдохнул и, наконец, чуть тише произнёс: — И прав же, сукин сын… — Мирон рассмеялся невероятно громким и добрым смехом, а затем дико говоряще приложил висок к чужому плечу в знак одобрения. Илья бросил на него улыбающийся взгляд. — Погоди-ка… — вдруг настороженно произнёс Мамай и подозрительно вгляделся в зеркало заднего вида. — Мне кажется, за нами хвост. — Чё? — хохотнул артист. — Илюха, кто-то, кажись, словил паранойю. — Да подожди ты! — по-прежнему пристально всматриваясь в стекло, оборвал директор. Мирон закатил глаза. — Ну так проверь. — когда авто остановилось на светофоре, Фёдоров оперативно дотянулся и щёлкнул правый поворотник. На двух машинах сзади как по команде загорелось аналогичное предупреждение; Мирон с досадой цыкнул: — Вот несмышлёные пидорасы, — без злобы бросил себе под нос артист. — Что делать-то теперь? — Мамай тяжело вздохнул: — Сейчас сбросим. — авто в долю секунды набрало штрафную скорость и кометой помчалось вперёд. Такого манёвра, однако, машины сзади ни капли не смутились. — Ёбанный блять! — ругался Илья, — Говорю же: только твои слушатели так могут — ебанутые! — на столь резкую критику Фёдоров улыбнулся себе под нос. И почему ему было приятно? — Да заедь ты во двор, бля! Покатайся там чуть: у кого с координацией плохо - сразу же потеряется, — советовал Мирон, и Мамай с грацией балетной примы направил авто в первый попавшийся двор. Двое машин марки «Пежо» и «Фокус» неизменно нырнули следом. — Едь! — закричал Мирон, когда Илья остановился в арке. — Я нихуя не вижу тут, Мирон! — Едь! — более громогласно раздалась команда, не требующая возражений, и Илья, нервно кусая губу, устремился в объятия дворового полумрака. Навернув вокруг дома круга два, мужчины с облегчением поняли, что их больше не преследуют две машины злополучных фанатов, и тут же устремились прямиком на выезд. Однако этих неизвестных на «Фокусе» явно не пальцем делали: пассажиры притаились возле самого выезда, и теперь благополучно вновь устремились за целью. Мирон хохотал то ли от нервов, то ли от неожиданности, то ли от этой смеси, а ещё у него фанаты ебанутые, слышали? Да это ж охуенно. А на лице Ильи, тем временем, блеснуло усмешкой что-то недоброе. Он предупреждающе сжал рукой коробку передач: — Ну чё, Окси, пацаны? — усмехнулся директор, — Сначала догоните. — и авто пуще прежнего со свистом сорвалось с места, умчалось вперёд во всю прыть, да так, что Мирона вдавило в кресло, в животе разрывало чувство полёта, а через каких-то секунды три это чувство сменилось сначала слабым, а потом и просто граничащим с паникой страхом. — Илья… Остановись, — попросил Фёдоров, однако директор остался холоден к его просьбе. Мирон бросил на друга грозный взгляд. — Илья… — Фёдоров панически бросил взгляд в зеркало заднего вида и весь похолодел — ребята и не думали остановиться. — Илья, блять, остановись сейчас же, они ведь разобьются нахрен! — и Мамай медленно сбавил ход, а потом и вовсе прижался к обочине рядом с трамвайными путями. Оба тяжело дышали, откинувшись на спинки и не осмеливались проронить и малейшего словечка. Всё веселье и дух приключений от этой ситуации мгновенно улетучились. Мирон сглотнул и обеспокоено глянул в окно, где преследователи неохотно скрывались за очередным поворотом.***
Когда Илья и Мирон прибыли к полку, выяснилось, что их там ожидал невероятно злой и обиженный Евстигнеев вместе с недоумевающим Дарио, а помимо родных лиц около гостиницы гордо припарковался тот самый «Фокус», который гнался за их машиной! Илья, только увидя стоящих возле машины улыбающихся и прыгающих на месте группу из трёх человек, взбесился так сильно и до такой глубины души, что походка, которой Мамай направился к ним, являлась дисклеймером к последующему разговору. — Здравствуйте! — радушно приветствовал концертного директора простой парниша в шапке с красным помпоном. — Здрасте-здрасте, — оглядев юношу с ног до головы, холодно отозвался Илья. — Ребят, давайте сейчас по-хорошему, ладно? Мы все очень устали после концерта, артисту нужен покой. Давайте как-нибудь до следующего раза, лады? — Как? — счастливая улыбка тотчас испарилась с лица молодого человека. Теперь его брови усиленно клонились к переносице. — Мы же не долго! Мы только руку пожать, честное слово! — быстро затараторил он. Однако Илью-ледышку-Мамая это ни капли не убедило. — Договаривались же по-хорошему, — шмыгнул носом концертный директор. Мирон, что всё это время пытался достучаться до Рудбоя, который только и сыпал своими колкими фразами в ответ на искреннее желание узнать причину обиды, только сейчас услышал столь вызывающий тон, в котором говорил с его слушателями Илья. Фёдоров переключился и, закатив глаза, уверенной походкой направился принять участие в столь занимательной дискуссии. Артист подоспел как раз вовремя: диалог с компанией поклонников уже переходил в кульминацию и обещал чистые юношеские слёзы от горькой обиды. Однако Фёдоров снизошёл, словно манна с небес: со смехом приобнял Илью, с добротой в голосе уведомил поклонников об особенностях характера концертного директора, со всеми сфотографировался, поговорил, также наказал больше не страдать подобной хуйнёй, стало быть это опасно, и прочее, и прочее, и прочее. Наконец мотивированные, с исполненной мечтой за пазухой ребята уехали прочь. Мамай тут же рванулся к своей заморской прелести. — Я заебался, — поведал он Порчи, но только совершенно иначе, нежели разговаривал в быту. — Понимаю, — кивнул Дарио и ласково погладил мужчину большим пальцем по плечу. — Пойдём немного взбодримся, чел. — Илья широко и игриво улыбнулся в ответ на это предложение. — Ну как скажешь. — парни направились ко входу в отель, где по дороге широкая ладонь Мамая явственно коснулась одной очень интересной части тела Порчи, но это уже совсем другая история. Мирон, оставшись с Ваней наедине, тяжело вздохнул и предложил пройти в номер, чтобы там напрямую поговорить и выяснить, наконец, все их ёбанные недомолвки. Вместе с щелчком закрывшейся двери зашипела крышка от пива, и Фёдоров, забив на то, что половина пролилась на его футболку, сделал большой и смачный глоток. Евстигнеев яростно чиркнул зажигалкой и прикурил. Готовность пять минут, блять. — Вано, послушай сюда, — позвал Окси, — Я понимаю то, что ты сейчас ощущаешь: если не обиду, то злость на мои приоритеты и моё отношение ко всему этому, — Мирон широким жестом указал на входную дверь, намекая на недавние события на улице, — Но я же чёртов псих, у меня с центральным отделом немного напряжённые отношения, ты в курсах, как бы, — Окси сделал нервный глоток, — Однако сейчас я вижу, что должен сказать тебе, почему же всё именно так. Пойми: я чувствую, что обязан. И не из-за бабла, контрактов, Рибоков-хуибоков, а из-за… Тебя. — Мирон на секунду замолчал, вдумываясь в сказанное. — Бля, — наконец сказал он, — В голове это звучало не так розово. Однако, да. Если бы не это всё, что по какой-то причине тянет моё бренное существование без каких-либо ещё альтернативных вариантов жизненной деятельности, мы бы, блять, никогда не встретились. Я бы сейчас на скорую руку составлял бате слайды для очередной открытой лекции, а ты бы гонял в эту мерзкую Доту до самого утра. А благодаря рэпу мы тут. Мы с тобой. Вдвоём. — тут Фёдоров вновь выдержал небольшую паузу и глухо хохотнул: — Шаришь? — Мирон, — как-то неоднозначно отозвался Рудбой, — Монолог, конечно, серьёзно дико трогательный. Но! У меня всего один вопрос: какого хуя вы пытались скинуть с маршрута наше «Пежо»? Думаешь, я выучил дорогу до этого грёбанного отеля?! А Порчи?! Он же даже навигатор не понимает! — Стой… — протянул Мирон, — Так вторая машина была не с фанатами?! — Нет, блять, Мирон, за тобой кортеж нахуй следовал! — всплеснул руками фотограф. — Почему «Пежо»?! Где служебная машина?! — недоумевал артист. — Женя уехала на ней тебе за ебучим «Доктором Момом!» — агрессивно вещал Ваня. — Мы попросили предоставить ещё. И тут Фёдорова пробило. Пробило на смех, на строгого Илью, на ебанутых фанатов, на утреннюю ссору, на до чёртиков трогательного Дарио, на заботливую Женю, даже на того огромного охранника, что вёл его к выходу, на весь этот чёртов огромный день! И самое главное, на Ваню. На этого вспыльчивого и ревнивого уёбка, который целыми днями рубится в Доту и ломается записывать треки в студии. Но Мирон просто не может оставить сей дар. Кто же поможет этому пидорасу вновь найтись среди путанных улиц?