§
Апрелю со дня на день предстояло прощаться, и он наградил остаток вечера уверенным солнцем, раздвинув тучи. Глядя на то, как сменяют друг друга розовые и желтые оттенки в облаках, пока солнце двигалось к линии горизонта, Слава чувствовал себя как человек, почти достигший жемчужных ворот, но промахнувшийся на целую тысячу километров. Через несколько дней он будет бегать и орать "мимо клуба двадцать семь!", вызывая улыбку у Порчи и Жени, фейспалмы у Ильи и Вани и ничего у Мирона, надменно и молча смакующего свой возраст Христа. А сейчас ему остается эта удушающая разбитость, абсолютно не иронично предлагающая ему нырнуть в Неву в обнимку с булыжником и записать-таки себя в клуб двадцать семь. Он так сильно увлёкся этим соревнованием, состоящим из таких этапов, как: "завалить Мирона", затем "прокачаться в сексе так, чтобы Мирон не свалил", "как можно чаще выбивать почву у Мирона из-под ног", а после "с какого-то хера заботиться о Мироне", "быть рядом с Мироном" и, наконец, "осознать свои чувства к Мирону" — что забыл подумать о том, нужна ли вся эта игра самому Мирону. - "Твоё от тебя не уйдет", - произнес Слава бабушкину фразу. - Блять... Выдохнув сквозь сжатые зубы, он бросил последний раз взгляд на закат и твёрдо решил, что будет в порядке.§
Отметив удачное разрешение тупой ситуации небольшой бутылочкой рома и неспешным пылким сексом, оба Вани еле вылезли из здоровенной кровати Евстигнеева и сидели с сигаретами в зубах и остатками рома в бокалах на кухне, обсуждая всё подряд. Всё ещё дрейфуя в послеоргазменном состоянии, усиленном ромом, мозг Светло решил, что сейчас подходящий момент для поднятия важных вопросов. - Помнишь, я… когда я, - Ваня махнул рукой в сторону спальни, откуда они только что едва выбрались и где он обнаружил фотографию и кольца. - Да. - Когда ты выгнал меня и… Вань, я ведь честно не собирался устраивать обыск. И у меня не было цели что-то найти. Хотя, нет, - Светло усмехнулся, - пизжу. Была. Я хотел найти футболки, потому что не верил, что ты двадцать четыре на семь живешь в рубашках. Они оба рассмеялись, и Ваня еще больше расслабился, почувствовав, что ситуация по-прежнему лайтовая, а Евстигнеев не настроен раздавать ему пендалей по второму кругу. - Так вот, я хотел спросить… - Светло внимательно наблюдал за Ваней, в любой момент готовясь врубать заднюю. - Спрашивай, - мягко ответил тот на выдохе. - И да, я был женат. Развёлся пять лет назад. - Что произошло? - Ване показалось, что этот вопрос он прошептал — настолько низким был его голос. - В смысле… это не мое дело, и прошло уже достаточно много лет… - Девять с половиной, - вбросил Евстигнеев, взяв со стола пачку сигарет. Светло пытался ровно дышать, осознавая сказанное, пока Ваня зубами доставал себе вторую сигарету. - Девять с половиной с момента, когда я последний раз верил в любовь, если точнее, - улыбнувшись, добавил Игоревич и затянулся. - Ммм… - Светло был в растерянности и понятия не имел, как реагировать на это высказывание, хотя на подсознательном уровне уже успел с ним согласиться и в полной мере понять. - И, как мне кажется, ты был счастлив. Ваня кивнул. - Почему спустя столько лет ты всё ещё остро на это реагируешь… как ты вообще перешел на темную сторону, - Светло нервно рассмеялся, но Ваня вновь ответил сдержанной улыбкой. - И почему? У меня есть предположения, но они все ебанутые из разряда «женщинам я больше не верю», - последнюю фразу Ваня сказал максимально смешным тоном, скорчив тупую гримасу. - И я пойму, если ты не захочешь об этом говорить, но просто объясни мне, пожалуйста, почему тебе тяжело говорить об этом. - Да я, на самом деле, никогда и не говорил об этом. - Даже с Мироном? - выпалил Ваня, быстро достав себе сигарету. - То есть… как я понимаю, вы с ним довольно близки… - Да, это так. Но мы не обсуждали это. Мирон был в курсе, но никогда со мной об этом не говорил. Я думаю, он видел мое лицо и понимал, что не стоит это обсуждать. - То, что вы расстались... связано как-то с твоей голубой стороной? - с максимально ебанутым выражением лица спросил Светло и шустро прикурил. - У меня нет голубой стороны, Вань. - Ну да, - саркастично кивнул Светло, попутно выдыхая дым. - Хорошо, давай иначе, - Евстигнеев затянулся. - Тебя во мне привлёк мой член? Не сдержав улыбки, Ваня потянулся к пепельнице. - Не, член у тебя классный, - сказал он с мечтательным видом, - но нет. - А что тогда? - потушив свою сигарету, Ваня откинулся к стене. - Что ты в людях замечаешь? Ты говоришь с девушкой и смотришь на её грудь, потому что ничего больше тебя не интересует? Ты все время думал только о том, что у меня в штанах, пока я вёл у тебя пары? - Да вроде бы, то, что люди постоянно думают о сексе, было доказано, - пожал плечами Светло. - И в то же время перманентно видеть в человеке лишь объект сексуального желания — довольно тупо. Ну, для меня — точно тупо. - Я не сомневаюсь в твой нравственности, - улыбнулся Евстигнеев. - Ты не ответил, что тебя во мне привлекло. Моя грубая мужественность или наличие женственности? - Ни то, ни другое, - ответил Ваня. - И грубости в тебе... как в тебе же женственности. Ноль, на мой взгляд. - Вот и я, Ваня, не о твоих гендерных признаках думал, пока дрочил по ночам. - А о чём ты думал? - Светло довольно улыбался, держа сигарету возле рта. Вроде бы, логично, что не он один рукоблудничал от бессилия, но всё равно услышать от Вани, что он тоже дрочил на него, было крайне приятно. Представлять господина Преподавателя с его собственным членом в руке и мыслях о студенте по имени Ваня Светло... Это определенно было круто. Ваня аж заёрзал на стуле и чутка покраснел — член-то заинтересованно привстал от этих мыслей. - О том, как красиво ты куришь. О твоей потрясающей улыбке, которая вселяет веру в добро. О том, как же ахуенно наблюдать твоё смущение. Много о чём, Вань. - Ладно, - Светло не на шутку смутился и отвел взгляд, размазывая окурок по пепельнице и понимая, что никакого разговора не получится, если он кинется на Ваню. - Я, вообще-то, согласен с тобой, просто было интересно послушать, как ты это объясняешь... Помолчав какое-то время, он вдруг поймал осознание: его будто по башке шарахнуло одним фактом, который срочно нужно было прояснить. Светло даже показалось, что он к хуям протрезвел. - Погоди, девять лет назад ты женился? – уточнил Ваня, стараясь не выдавать своего ахуя. По его элементарным подсчетам, где требовалось лишь вычесть девятку из возраста Евстигнеева, тот женился в девятнадцать лет. Для Вани это звучало как история из шестидесятых или, хер знает, про какие-нибудь дикие племена, и его мозг отказывался считать подобную информацию адекватной для двадцать первого века. Евстигнеев кивнул. Они одновременно потянулись к сигаретам, и Ваня, рассмеявшись, достал две и передал одну из них Светло. - Не женитесь, детки, раньше тридцати, - произнёс он как-то очень размеренно. – Так говорил один крутой преподаватель. - Ну, хотя бы, раньше двадцати… - Светло не сдержался. Ваня рассмеялся и вскинул руки, признавая поражение. - Сильные чувства, - спокойно сказал он. - Какой преподаватель? – между делом осведомился Светло, неловко улыбаясь. - Дмитрий Фёдорович, - с непонятной Ване улыбкой ответил Евстигнеев. – Молодой преподаватель, который вел у меня германистику много лет назад. - Бля, ты про заведующего кафедрой английской филологии? - И все его поучающие жизни речи так или иначе содержали в себе критику одного человека… - Евстигнеев закончил мысль. - Вань, ты вообще помнишь, что изначально поступал на германскую кафедру? - Ну, разумеется… - Светло нахмурился и двумя движениями расправился с остатками сигареты. – Как и то, что раньше была романо-германская кафедра, на которой когда-то учился ваш одаренный Фёдоров, потом она разделилась на романскую и германскую, а мы попали в самое дерьмовое время, когда эта кафедра поделилась на немецкую и английскую. Стой… Какой я тупой, это же конфликт тысячелетия! - Что? – Ваня заржал. - «Конфликт тысячелетия» — так называют разделение германской кафедры те юные умы, которые при нем не присутствовали даже. Слава как-то упоминал, что там не обошлось без мерзкого характера Фёдорова… Расскажи, очевидец. - Что тут рассказывать… Мирон познакомился с Димой еще во время учебы, тот был на пару курсов старше. Как там, «сошлись волна и камень»? Примерно так и было. По словам Мирона, он сразу заметил Диму, поскольку тот (как и сам Мирон) был умён не по годам. Начали общаться, тесно сдружились, а затем оба ударились в преподавание. И уже позже, когда эти двое захватили власть и отделились в германскую кафедру, они в максимальном объеме доносили знания до людей. Знаешь, что самое прозаичное? В хинтеровском курсе германистики Фёдоров преподавал отдельным блоком конкретно англистику, а разделились они, как ты видишь, совсем наоборот. - Это смешно, потому что германские языки не заключаются в английском и немецком, - протянул Светло. – Для меня до сих пор загадка, как эти двое при расколе поделили языки. - По странам. Фёдоров решил, что нужно брать то, в чем он хуже разбирается, чтобы было пространство для профессионального роста, - Игоревич сам закатил глаза. – По словам очевидцев, Хинтер же решил забрать у него самое «дорогое» — Великобританию и Скандинавию, и в итоге у обоих не возникло проблем при разделе сфер деятельности. - Звучит ну очень глупо. - Согласен. Понятия не имею, какой там был конфликт, но эти двое могли весь мир под себя подмять. Возможно, то, что все сложилось именно так — даже к лучшему. А сколько амбиций было… - Современные Гитлер и Сталин? – заржал Светло. - Почти, да. - Слушай, ну я согласен, что в итоге все получилось так, как надо. Фёдоров и так тиран, был бы еще хуже. Хотя куда хуже… Кхм. И ты не оказался бы на этой кафедре, и мы, возможно, даже не встретились бы. Но тут у меня встает вопрос. Почему я не видел тебя во время своего же обучения, ты ведь был всего на пару курсов старше? - Потому что я по образованию англист. - Тогда как Мирон Яныч прибрал тебя к рукам? - Тяжело. Но его заслуги тут нет. Он был моим товарищем и звал работать, и я просто отправился залечивать раны на его кафедру, потому что, вдобавок, немецкий у меня всегда был лучше английского. Цокнув, Светло внезапно стукнул себя по лбу ладонью. - Ты сменил тему! - возмутился он. - У Мирона научился зубы заговаривать? Хах... - покачав головой, Ваня вдруг стал серьезен. - Мы ведь говорили о том, почему ты развелся. Что между вами произошло? Евстигнеев вздохнул, на автомате размазывая свой бычок по пепельнице. - Почему я спустя столько лет остро реагирую — потому что очень сильно любил человека. Что произошло?.. - Ваня задумался, как лучше сформулировать всё произошедшее в коротком повествовании. - Я был женат чуть больше трех лет, всегда очень хотел (хотя и не был готов) стать отцом. И настаёт тот день, когда я узнаю, что самая страшная моя мечта вот-вот осуществится. У Вани глаза полезли на лоб так быстро, что он даже сообразить не успел выровнять своё табло. Что?! Ребёнок??? Почему они расстались? С ребёнком что-то случилось? Светло вдруг понял, насколько он инфантилен — подобная ситуация вызвала у него критическую панику. Это же у этих, взрослых, так бывает, а ему рано подобное воспринимать. Рано. В двадцать шесть. Мда. Сколько тогда было Евстигнееву?.. Двадцать… один? Два? - Но тогда поче… - выпалил Светло. - Да просто выяснилось, что моя любимая женщина беременна не от меня, - Ваня развел руками. - Ничего трагичного, просто я оказался для неё недостаточно хорош. Когда Евстигнеев произносил своим идеальным ртом фразу «я недостаточно хорош», Ваня ожидал небесного раскола, дохуябалльного землетрясения, массовых сердечных приступов у всего населения Земли и чего угодно в том же роде, что ознаменует начало конца света. - Ваааань, - протянул Светло, пытаясь подобрать слова. - Мне тяжело это воспринимать, потому что… Для меня ты слишком хорош. - Ну что за бред, - улыбнулся тот. - Я серьёзно. Ты не представляешь, сколько переживаний было (и есть) связано с тем, что я тебе не соответствую. Но сейчас не об этом, - сглотнув, сказал Ваня, понимая, что может начать загоняться по новой. - Когда ты смотришь на эти кольца, что ты чувствуешь? - Боль, разочарование, немного злости... стандартный комплект. - То есть, сплошной негатив? - уточнил Светло. - Да. Но, когда смотрю на фото, могу вспомнить только хорошее, - Ваня улыбнулся. - Знаешь, умение задавать правильные вопросы — отличительная черта умных людей. Хочу избавиться от колец. Поможешь? - Помочь... как? - нахмурившись, Светло ожидал ответа. - Да понятия не имею, в Фонтанку выкинем! - Слушай, - Ваня усмехнулся, - я, конечно, не хочу звучать по-еврейски, но это же золото, Ваня... Евстигнеев рассмеялся: - Хорошо, забирай и делай с ними, что хочешь. - Серьезно? - Да, - с улыбкой кивнул ему Ваня, - я их выкинуть только смогу. И бросай это дело с "не соответствую". А то мне начинает казаться, что твои мысли занимает мой вымышленный образ, а не я. Раскидал так раскидал. Пока Светло размышлял о том, в какой ломбард понесет кольца, за окном сумерки сменились темнотой, а Ваня выкурил еще пару сигарет.§
Накануне экзамена у Славки Ванечка Светло находился как раз у него и как дурачина ржал в экран телефона, где переписывался с Серёжей, пока Машнов, к которому он завалился с воплем "закажем пиццу и будем пересматривать Саус Парк!", развешивал в соседней комнате на сушилке постельное белье. Пока Ваня ждал ответа на свою ахуительную шутейку, зазвонил Славин мобильный. - Слав, телефон! - Не вовремя! - путаясь в слоях пододеяльника, рявкнул Машнов. - Кто там? - "Регент"... бля, Славка... - Светло зафейспалмил с подписи контакта. - Ответить? Получив согласие в виде вопля, Ваня, хихикая, нажал на зеленую кнопку на экране. - Привет, мне нужны наши бумаги по Вашингтону, срочно, - протараторил Евстигнеев. - Привет, это я, понял, передам! - Ваня..? - в трубке повисла тишина на пару секунд. - Хорошо, спасибо, но это срочно, сейчас ему скажи. - Окей, - убрав телефон в сторону, Ваня завопил: - СЛАВА! ЭТО СРОЧНО! Нужны бумаги по Вашингтону! - В «Телеге» или «Вотсе», в переписке с челом, подписанным "Шишка Штаты", перешли! - заорал в ответ Слава. - БЫСТРО ПЕРЕШЛИ, ВАНЯ, ЕСЛИ ИГОРИЧ ГОВОРИТ, ЧТО СРОЧНО! ВАШИНГТОН — ЭТО ПИЗДЕЦ ВАЖНО! - ПОНЯЛ! - гаркнул Светло и вернулся к телефону: - Сейчас скину! - Спасибо, жду, - бросил Евстигнеев и отключился. Чувствуя себя оперативником номер один, выполняющим секретное задание, пока таймер отсчитывает оставшиеся у него для этого секунды, Ваня слегка дрожащими пальцами со второй попытки верно набрал код от Славиного телефона и зашел в «Телеграм». Пролистав его и не встретив чела по имени "Шишка Штаты", Светло нервно полез в «Вотсапп» и стал копаться там. Наконец, нашел, открыл вложения, выбрал документы и переслал их все Евстигнееву. Тот почему-то ответил в «Телеге»: «супер, спасибо», а Ваня выдохнул и снова захихикал с подписи "Регент". Он полистал ещё «Телеграм» друга, ухахатываясь с того, как были записаны остальные преподы, и остановился на диалоге с контактом по имени "Царь". Не понравился ему этот диалог... Вернувшись в комнату спустя пару минут, Слава увидел, что Ваня залипает в своем мобильном, а его собственный телефон лежит на столе. - Нашел? Скинул? Угукнув, Светло продолжил увлеченно пялиться в гаджет. Славе показалось, что у Вани на редкость очевидно на лице было написано "я нагадил, и теперь теряюсь", но обдумывать это Машнов не стал.§
Евстигнеев влетает в кабинет Мирона настолько в стиле Славы, что Фёдоров аж переключает на него всё своё внимание и, нахмурившись, откладывает в сторону пачкой целую главу магистерской, которую просматривал. - Мирон, - слегка запыхавшись, выдает Ваня, кинув ему на клавиатуру компьютера какие-то бумаги, и упирается руками в стол, - быстро подписывай. - Разбежался, - высокомерно отвечает Фёдоров, скептически глядя на своего зама, - но не так быстро, как ты. Что это? И зачем ты бежал? - Договор со Штатами, - Евстигнеев переводит дух и смеется сам с собой по неизвестному для Мирона поводу. - Я так нёсся, чтобы сообщить тебе об этом. В Вашингтоне согласились на все наши условия и уже подписали все бумаги, все ждут только твоей подписи. - То есть, договор был составлен без моего ведома? - Мирон вскидывает бровь, и его взгляд становится угрожающим. - Да кто ж посмел бы, - закатывает глаза Ваня. - Я для этого тебе его и принес. Чтобы ты проверил и одобрил... или не одобрил, и тогда у нас останется двенадцать часов, чтобы его переделать. - Двенадцать часов? - Фёдоров хмурится. - До официального назначения следующего директора филфака хочешь успеть? - Мы успеваем, Мирон, - Ваня проговаривает это очень медленно и с расстановкой, глядя на босса как на идиота, - посмотри, пожалуйста, прямо сейчас. - Да там стопроцентно куча ошибок, - отмахивается Мирон. - Просто посмотри! Такой тон от Евстигнеева в свой адрес Мирон ещё не слышал и не уверен, что хочет услышать это когда-либо снова. С огромными от ахуя глазами Фёдоров смотрит на своего зама и быстренько берет бумаги, которые тот принес, не разрывая зрительного контакта, будто перед ним разъяренный гиппогриф. - Ты никогда не орал на меня! - Может, пора начать? - вскинув руки в возмущенном жесте, Евстигнеев падает в кресло напротив. - Я шокирован. - Надеюсь. Обменявшись ироничными взглядами, отличие которых в том, что у Фёдорова он был более охуевшим, а у Вани — терпеливым, оба замолкают. Мирон берёт просматривать договор, молча кинув в Ваню магистерской. Ничего не сказав на это, Евстигнеев сосредоточенно устремляет свой взгляд в текст и уже через несколько секунд хватает карандаш босса и начинает перечёркивать целые абзацы. - Жёстко ты, - бормочет Фёдоров, не отвлекаясь от договора. - Да, поскольку не вношу правки, - говоря, Ваня продолжает ставить вопросительные знаки и подчеркивать сомнительные высказывания в работе. - Нет, ибо с тобой в никакое сравнение. В ответ на это Мирон лишь прячет улыбку за бумагами. Больше они тишину не нарушают без необходимости: Фёдоров спрашивает у Вани, для чего вынесены те или иные пункты, придирается к переводу обычной фразы и с кислым таблищем напоминает, что, вообще-то, нужна копия на английском, если в Соединенных Штатах Америки ещё не сменили государственный язык. Даже не отвлекаясь от магистерской, Ваня, не глядя, цепляет пальцами бумаги за левый (для Мирона — правый) верхний край и, перевернув пару, тыкает в лист, указывая на тот самый английский вариант. Фёдорову приходится съесть своё самодовольство, и, на закуску знатно выругавшись про себя, он делает глубокий вдох, откладывая в сторону немецкий и русский варианты договора. - Кто составлял? - спрашивает Мирон, ещё не успев посмотреть текст. Улыбка радостно расползается по лицу, Фёдоров готов ликовать: обычно договоры составляет с ним Ваня, а его английский для этих целей не так хорошо подходит, как немецкий, и, если нужно перевести на английский, в игру вступает сам Мирон. И Фёдоров предвкушает полный недочётов текст, ведь тут всё сделано без него. - Конкретно это — Слава, - спокойный ответ Евстигнеева сопровождается резким перечёркиванием всей страницы полностью. Одним словом Ваня обламывает Мирону весь кайф. Каким бы невыносимым ни был Машнов, его английский не вызывал вопросов, ибо был на высоте (пару раз Мирон даже сам просил Славу проверить, правильно ли его императорское величество перевёл ту или иную фразу). - Кроме вас и меня это кто-то ещё видел? - но Фёдоров не сдается. - Женя и Вашингтонские ребята, мы же вместе составляли, - кивает Ваня, откладывая очередной лист в сторону, и в руке у него остаётся последний. - Выводы не о том, надо переделать. Черканув через всю страницу, Евстигнеев складывает последний лист ко всем остальным в кучу, двумя движениями их ровняет и переворачивает лицевой стороной вверх. Мирон же сидит мрачнее тучи, понимая, что английская версия договора, которую он держит в руках — была составлена носителями и проверена (а так же исправлена) его гениальными коллегами в лице Жени и Славы. - Ещё есть? - Ваня поворачивается к Мирону. - Нет, - тихо говорит Фёдоров, утыкаясь лицом в договор, - комментарии там проставь, пожалуйста. - Сымитировав твой почерк? - смеется Ваня, беря стопку листов обратно. - Я в этом не профи, ты ведь знаешь, у кого это получается один в один. - Сделай, как получится, - просит Мирон, пропустив мимо ушей комментарий про профессионала имитации своего почерка. Чтобы вникнуть в суть договора на английском, Фёдоров замолкает и не говорит ни слова, пока не заканчивает читать его. А закончив, выкладывает перед собой с двумя другими вариантами и напряжённо смотрит на все три. Работа здесь проделана колоссальная, и Мирон старается не выдавать своего шока по этому поводу. Он даже не знает, к чему придраться, и в такой ситуации остается признать, что договор составлен великолепно на всех трёх языках. - Но ведь я говорил с ними всего пару раз, - рассеянно произносит Фёдоров. - И ты помнишь, как меня выбесили условия... которых теперь тут нет. - Да, - подтверждает Ваня, закончив делать заметки на полях магистерской. - Ошибки есть? Что нужно переделать? - Ничего. Всё отлично. Взяв ручку, Мирон подписывает все версии договора и проставляет печать. - Вот это да, слышали б тебя ребята, - усмехается Евстигнеев. Подскочив, он забирает у Мирона бумаги и, пока пихает их в папку, расписывает боссу, как охуенно вовремя получилось это провернуть, и что это — серьезные доводы для того, чтобы пропихнуть Тимарцева повторно, или же обратно, если уже было решено его сместить. - Вань, - нахмурившись, Мирон пытается связать всё вместе, и у него это не особо выходит. - А как вы это сделали? - Путём переговоров, как учил великий Мирон Янович Фёдоров, - светится Ваня. - Да, но неужели ты перешагнул через себя и выступил от моего лица? - Нет, я был переводчиком, как и обычно. - Тогда кто? Видя искреннее недоумение в лице Мирона, Евстигнеев какое-то время вновь смотрит на него, как на идиота, а затем — откровенно психует, в классическом стиле "к черту это дерьмо". Он, как бы, устал уже от подобной хуйни, ладно бы Фёдоров реально был тупым, но нет ведь. - Блять, Мирон... Выдохнув это, Ваня закрывает глаза, качает головой и, ничего не добавив, покидает кабинет. Примерно в этот же момент (Ванина реакция очень помогает) до Мирона доходит, что всё это провернул Слава. _____ *Отечка — отечественная филология.