***
В больницу он влетает спустя рекордные сорок минут - при том, что до областной клиники от его дома добираться где-то пару часов. Игнорируя стойку регистрации и вскочившую медсестру, Габриэл выметается в реанимацию. Там, на сияющем белом кресле посреди сияюще-белого всего, сидит Дарла - выглядит она так, словно её неплохо пожевало, забинтованная голова и рука в гипсе говорят сами за себя. У здешней стойки топчется миссис Капримико, держит в пальцах стакан с кофе, о чём-то тихо переговаривается с медсестрой. Дарла не замечает его, пока Каллен не подходит вплотную, - вообще, он собирается пройти мимо, в палату. - Габс, - она заторможенно моргает, цепляется здоровой рукой за рукав его куртки. - Тебя не пустят. В реанимацию только близких родственников. Габриэл вдруг осознаёт, что его трясёт и колотит так, словно у него лихорадка. - Как это вообще...почему он там, а ты здесь? - Я на пассажирке сидела, - Капримико опускает взгляд, её пальцы сжимаются сильнее. Она действительно выглядит виноватой. Габи впервые её такой видит. - Врач сказал, с руками всё совсем плохо. Там от руля ничего не осталось... - Какого хуя вы вообще в машину бухими полезли, - из-за тенора и сонной хрипоты Габи кажется, что он рычит. Он готов отчитать Дарлу прямо сейчас по первое число, а потом пойти в палату и отчитать ещё и Мэтта, но на плечо тяжело ложится ладонь. Миссис Капримико нажимает, заставляет его повернуться и скучающе отхлёбывает кофе из стаканчика. Её глаза, похожие на глаза мёртвой гадюки, смотрят с непозволительной для этой женщины жалостью. - Не стоит, малыш, свою тупую дочь я могу отчитать сама. А с Лоу тебе лучше не встречаться, так что поезжай-ка обратно домой. - Не поеду я никуда, - бычится Габриэл. - При всём уважении, вы нихера не знаете. - Не слышу уважения в твоих словах, сопляк, - жёстко осаживает Капримико-старшая. - Твой отец... Она обрывает фразу, когда в приёмный покой вбегает мать Мэттью - Габриэл видел её на фотографиях, в свои пятьдесят миссис Ангрифф выглядела очень молодо. Впрочем, для женщины её достатка это было неудивительно, Габи представить не мог, сколько под её кожей ботокса и прочего. Она бегло осматривает присутствующих, кривит тонкие накрашеные губы. - Капримико, если то, что мой мальчик сейчас там - вина твоей девки - я не посмотрю на твою...лояльность, - шипит она. Габриэл чувствует себя в змеином гнезде, потому что Капримико-старшая кривится зеркально. - Оба хороши. Ты бы лучше своего алкоголика малолетнего осадила, Кларисса. Дарла под шумок ссорящихся матерей снова вцепляется пальцами в куртку, тянет, утыкается лицом Габриэлу в бедро. Габи смотрит на это несколько ужасающе долгих минут, но всё-таки присаживается на корточки и обнимает девушку. - Всё нормально.***
Когда Габриэл просыпается от чувства жуткого дежавю, над ним стоит тень. Дарла сопит в соседнем кресле, - разоралась на мать, что Мэтт и Габ её друзья и она их тут не кинет, - так что тень точно не принадлежит ей. Каллен щурится от яркого света, но, когда глаза привыкают, снова холодеет до температуры трупа. Над ним стоит высокий мужчина и глаза у него настолько мерзкие, - прозрачные, как у дохлой рыбы, и злые (Сатана бы позавидовал), - что Габи передёргивает, прошивает холодной дрожью вдоль позвоночника. Как же Мэтт на него похож - вплоть до вечно недовольного чем-то изгиба губ, выглядит так, словно они не отец и сын, а клоны один другого. Выглядит действительно жутко. Мистер Ангрифф просто смотрит на него сверху вниз, оценивает и прикидывает и, видимо, что-то там для себя решив, разворачивается и уходит. Габи не может уснуть всю оставшуюся ночь, потому что его снова колотит как в лихорадке. Он провожает Дарлу домой во второй половине дня, сидит в приёмном покое недвижимой статуей, ловит периодически недовольные взгляды Клариссы, когда она выходит из палаты сына за очередным «чем-нибудь». Впрочем, на миссис Ангрифф ему поебать. Ему не поебать только на то, что даже будущие коллеги по цеху отказываются ему что-либо сообщать. Даже после того, как Дарла привозит ему выписку с факультета о том, что Габриэл почти состоявшийся медик, ему всё равно талдычат одно и то же: «мистер Ангрифф стабилен». В переводе на человеческий это обычно значит «мистеру Ангриффу хуёво». К концу третьего дня Габриэл отрубается абсолютно рандомно - он даже не запоминает момент, когда свинцовые веки не открываются. Его будит медсестра, суёт под голову маленькую подушку, бурчит что-то про то, что ей «смотреть больно, прям у самой шея ныть начинает». Габриэл даже почти ей благодарен - у него действительно жутко ноет шея. Он снова засыпает и снова просыпается от гнетущего чувства, что на него кто-то пялится, но на этот раз над ним стоит Кларисса. - Что ж ты никак не уходишь-то, - то ли спрашивает, то ли сетует она. - Извините уж, - кисло ворчит Габи, растирая шею и садясь прямо. - Мэтт - мой друг, не хочу его тут оставлять. - Слышала я, как вы дружите, - фыркает миссис Ангрифф, складывая руки под грудью. - И последствия тоже видела. Я-то надеялась, что Мэттью приведёт в дом хорошую достойную девушку, а он притащил сына гос.преступника. У Мэттью бы уши сгорели такое слушать, но Габриэл невозмутимо ведёт плечом и поднимается на ноги. Миссис Ангрифф ниже его на две головы, но, даже смотря на него снизу вверх, она умудряется взглядом опускать Каллена до уровня плинтуса. Кажется, это у них семейное. - Медсестра тебя проводит. Сходишь отмоешься и заменишь меня в палате, - Кларисса поворачивается и снимает с соседнего кресла стопку, кажется, одежды, почти швыряет её Габриэлу в грудь. - Пошевеливайся. И уходит, махнув по плечу юноши светлыми кудрями. Габриэл стоит в прострации ещё минут пять, пытаясь понять, что только что произошло. Мать Мэтта что...вроде как приняла его в семью? Это был такой обряд посвящения? Или что? Медсестра окрикивает его так, словно до этого звала уже раз сто (Габи не уверен, что она этого не делала), тащит практически волоком куда-то вглубь отделения к душевой, которую, судя по всему, сами медсёстры и врачи используют на сменах. Габи отмокает под горячим душем минут десять, отмывает волосы, завившиеся так, что пальцы путались, стирает свои шмотки руками и мылом, влезает в так щедро одолженную одежду. Рубашка длинновата ему в рукавах, но Каллен просто закатывает их до локтей, не особо заботясь о складках, а над брюками, Габи находит трусы. С магазинной биркой. Замечательно, блин, ебучие буржуи. Штаны сидят как влитые, Габриэлу даже становится интересно, кто таскал эти брюки до него, раз они так хорошо сели. Медсестра на его вопрос о сушке только кривится. - Оставь тут на батарее, я принесу как высохнет. Габи молча кивает и выметается. В палате у Мэттью чисто и так же блевотно-бело, а его мать расхаживает по свободному пространству, с кем-то вяло переругиваясь по телефону. Почему эти сливки «высшего общества» постоянно друг с дружкой собачатся? Очевидно, Габриэл слишком плебей, чтобы это осознать. - Я приеду через пару дней, - сообщает Кларисса, складывая своё барахло в сумочку. - Если он очнётся - медсестра мне позвонит, - она открывает пудреницу, проходится спонжиком пудры под глазами, маскируя синяки от недосыпа. - Если вдруг приедет мой муж - молчи и кивай. Хотя вряд ли он с тобой заговорит, конечно, но чудеса случаются. Габ молчит как рыба, слушает и кивает и Кларисса, дав ему ещё несколько абсолютно ненужных рекомендаций, наконец-то уходит. И Каллен остаётся наедине с писком приборов и бессознательным телом Мэтта, руки которого закованы в штифты и спицы как в кандалы. Это тяжелее, чем он думал. Потому что время резко останавливается, а потом начинает тянуться как застывшая жвачка. Приборы пищат, Мэттью сипло дышит через трубки. Габриэлу кажется, что он умер и это место - его персональный ад. Зато он наконец-то получает доступ к висящей на спинке кровати медкнижке. Он коротает время, перечитывая её снова и снова, но каждый раз только чувствует себя хуже: в конце-концов, его не обманули, мистеру Ангриффу действительно хуёво. Будет, когда он очнётся. Габи пододвигает кресло поближе к койке и засыпает, положив голову на простынь. Где-то глубоко внутри он надеется, что проснётся как в фильме - и Мэтт будет в сознании, и всё будет хорошо. Но когда он просыпается, - как оказывается, спустя всего пару часов, - Мэтт всё ещё без сознания. Он без сознания ёбаные пятые сутки и это очень нервирует, потому что из комы после автоаварий вылезают редко. А Мэтт не может не вылезти. Мэтт не может бросить его вот так. Габриэл не простит ему такое. И Мэттью как будто слышит эту мысль в своих мозгах, потому что открывает глаза тем же вечером. Габ почти готов в Бога поверить после такого. - Где я, - хрипит Ангрифф, расфокусированно моргая. - В Аду. Мэтт молчит, рассматривает палату, морщит нос: - Хуёвая шутка. Габриэл молчит, позволяя Мэттью осмотреть конструкции, в которые всунуты его руки. Смотрит вместе с ним на уродливые красные рубцы, обвивающие ладони и пальцы, сшитые тёмно-зелёными медицинскими нитками. - Что это за хуйня? - Это - твои новые лучшие друзья, - Каллен даёт волю раздражению, трёт переносицу. - Знаешь, если ты хотел со мной порвать, мог бы просто сказать словами через рот. Попытка суицида была необязательна. Мэтт молчит, смотрит слабо и сонно, но ждёт от него объяснений. - Вот это называется штифт, - Габи осторожно стучит по верхнему металлическому кругу, который держит на себе спицы. - А штуки, торчащие из твоей кожи - спицы. Штативы держат спицы. Спицы держат пластины на костях. Пластины теперь заменяют тебе те куски костей, которые собрать не удалось. Мэтт продолжает молчать, а Габриэл вдруг осознаёт, что он очень устал, что ему страшно и в идеале, конечно, пойти и поплакать в сортире. Он прячет лицо в ладонях, трёт, шмыгает носом, стараясь сдержать слёзы. Судя по лицу Мэттью, ему это не удаётся. - Твоей мелкой моторике пизда. Будет чудом, если ты сможешь снова держать что-нибудь тяжёлое. Хотя, боже, о чём я, будет чудом, если ты ложку сможешь держать, - Габи не замечает, как повышает голос. - О чём ты, блять, вообще думал, когда пьяным за руль садился? О том, насколько ты круто смотреться будешь? Габриэл осаживает сам себя, когда в палату стучит медсестра с недовольным «чего ты тут разорался». Мэтт смотрит так, словно его режут наживую, и поджимает губы. Габи снова шмыгает, трёт нос кулаком и встаёт: - Извини. Схожу позвоню твоей матери, скажу, что очнулся. Ему требуется секунда, чтобы выйти из палаты, ещё секунда, чтобы сказать медсестре, что «мистер Ангрифф» пришёл в сознание, ещё секунда, чтобы пропустить медсестру мимо себя в палату. Спустя двенадцать секунд Габриэл рыдает в туалете, прижимаясь спиной к двери, чтобы никто не зашёл. Спустя восемь минут выходит из больницы и впервые за три года стреляет у прохожего сигарету и закуривает.***
Мэтт уже ничего не ждёт, кроме смерти. Белые стены больно давят ему на мозг и, когда в палату врывается мать, Мэттью жалеет, что белый потолок на него не упал. Она что-то лапочет, но юноша даже не пытается разобрать, что именно, просто лежит и терпит, пока его гладят по лицу. Спустя какое-то время (какое - Мэтт не знает, время для него превращается в бесконечную пытку, визиты врача и радостное бормотание матери) в палату заходит тот, кого Ангрифф хотел бы увидеть только в гробу. Желательно, в закрытом. - Я забираю у тебя водительское, - говорит отец, вставая над спинкой кровати. Смотрит брезгливо сверху вниз, как будто перед ним не сын после аварии лежит, а слизняк на чистой рубашке. - И ты под домашним арестом, так что до окончания университета можешь забыть о своих тусовках. Мать снова начинает что-то бормотать и безостановочно гладит Мэттью по лбу и волосам, а Мэттью, если б мог, отодвинулся бы куда-нибудь подальше. В окно, может быть. Или побился бы головой о стенку. С разбегу.