Под рубашкой

На улице весна. Вымытое окно неба на секунду ошеломляет сбегающего по ступенькам Тут-И-Тама своей необъятностью, заставляя прислониться к поросшему зеленоватым мхом косяку на выходе из подъезда. Споро, но размеренно следующая за ним Сильвия вовремя огибает фигуру мечтателя и первая покидает пыльные этажи когда-то жилого дома. Торопить напарника бесполезно. Отлаживая сползающую лямку рюкзака, Сильвия мысленно перебирает его содержимое и делает пометки на визуальной карте, проецируемой передатчиком на поясе. У них заканчиваются рабочие реагенты, к тому же барахлит движок транспортёра, поэтому она прокладывает маршрут к ближайшей базе и перекидывает данные на общий коммуникатор. Карта отзывается мелодичным позваниванием: в углу всплывает пульсирующая иконка с запросом соответствующей отчётности. Чертыхаясь, наёмница отправляет дежурным маленький документальный фильм с налобника (на последнем столкновении она отделалась лёгким испугом и двумя растяжениями, но вымокшие от крови и слизи запасные перчатки всё же пришлось выбросить) и получает суточный пропуск в разы быстрее обыкновенного. Допотопный ИИ в их единственном транспорте не отзывается на привычной частоте, так что приходится отследить со спутника. Мелкие полунеобходимые дела заканчиваются вместе с терпением — Сильвия позёвывает, чихает от шального солнечного луча, затем разворачивается и устремляется вниз по улицам знакомо-незнакомого города. Рыжий феномен невесомо проводит по замшелому косяку пальцами, будто прощаясь, стряхивает с себя несвойственное оцепенение и устремляется вслед за голубым комбинезоном более ответственной части их тандема. Вчера они бросили транспортёр квартала за три от предполагаемого места ночлега. На улицах никого, кроме замордованных голубей и отчаявшихся теней бродячих собак. Перемахивая через очередную приличную выбоину на мостовой, Сильвия не выдерживает: — И надо же было этому старью сломаться в самый неподходящий момент! У всех транспорт как транспорт, и только у нашей фракции самая отсталая техника. Это ж уму непостижимо: подумать только — жидкое топливо! Двигатель чуть ли не в четверть корпуса! Скоро опять лошадей приручать начнём? Нет, ты скажи! — А что плохого в тех же лошадях? Я вот люблю зверей всяких. И… птиц! — Один из голубей по старой площадной привычке пикирует прямо на протянутую в указующем жесте руку, выпрашивая еду. Лучезарная улыбка канадца и найденные в поясной сумке крекеры вызывают у оголодавшей птицы внезапный приступ корыстной нежности: она перелетает с рюкзака на плечо и обратно, вкрадчиво курлыкает и задевает конопатые щёки концами крыльев. Рыжеволосый коротышка по-детски смеётся, и широкие крылья его носа чуть подрагивают от удовольствия. — Только продукты переводишь. Сбрось ты эту дрянь! Вдруг она заразная? Фу, кыш! — Сильвия, не ворчи! Надо помогать всем: и людям, и зве… — Он так и не доносит руку до пушистого комочка перьев, когда впереди показывается первый материальный сгусток. Погранéц (или в терминологии учёных «нестабильный усопший») распростёрт поперёк дороги, как сломанная игрушка с неестественно вывернутыми суставами. Одежда на локтевых сгибах заляпана застарелыми бурыми пятнами, но посеревшая плоть не тронута разложением, а к самому погранцу не притронулись даже изнывающие по подворотням собаки. Приставший голубь настораживается и с шумом срывается подальше от неподвижного тела. — Ну для начала давай поможем науке и экологии, — со свистом выпуская воздух сквозь сжатые челюсти, отзывается Сильвия, скидывая рюкзак и уже распаковывая ампулу с реагентом. — У тебя пневмат с собой? Вот ты и будешь стрелять. Сильвия знает, что Тут-И-Там прямому контакту предпочитает обходное маневрирование и атаки с дистанции. Каждый наёмник болеет чем-то своим, особенным: Уэстли обожает эффектные взрывы и готов на многое ради эстетически красивого боя, Труди предпочитает оптические иллюзии, гоняясь за портативными отражателями, Великий Хаос увлекается звуковым оружием. Коротконогий бродяга же — заядлый коллекционер дальнобойной автоматики. Конечно, по темпераменту ему бы в логисты какого-нибудь Алькова, а не ассенизатором по безлюдью шастать, но когда Тут-И-Там смотрит на мир через сложную призму двойного прицела, Сильвия расслабляется. Несмотря на чрезмерную доброту и сочувствие, по намеченной цели канадец всегда бьёт без промаха. — Давай, — выдыхает она почти одновременно с глухим щелчком. Шприц мягко входит пониже уха прямо в район сосцевидных лимфоузлов. Наёмница засекает время и не спеша снимает линзы.

* * *

— А птичка не так глупа как кажется, — сплёвывает Сильвия загустевшую слюну, едва переводя дыхание. Тут-И-Там на секунду отрывается от вернувшегося голубя: — Мы ведь его оставим, правда? Ну пожа-а-алуйста! — Глубокая синева умильно сощуренных глаз встречается с багровым заревом. Небольшое противостояние оканчивается в пользу неба: Сильвия жестом чрезмерной усталости проводит по отросшим белым корням волос и бросает только, что назойливое создание не должно приближаться к ней на расстояние ближе двух метров. Тут-И-Там обрадованно обнимает вывалянного в пыли альбиноса и с утроенным энтузиазмом кидается убирать останки бывшего погранца. По дороге им встречается ещё несколько безвременно усопших, но постактивных среди них больше нет — счастливый район, либо уже до них тут бегло проходили ещё в Первую волну заражения столичные войска. Добравшись до транспортёра, они сгружают полиэтиленовые пакеты с останками и долго пытаются завести кашляющий мотор, но в результате толкают старенького «Зборнака» до самой базы. К концу смены (если такое понятие вообще было применимо к их работе) оба настолько вымотаны, что импульсивный Тут-И-Там начинает клевать носом уже в крематории. Сильвия сидит на колченогом табурете напротив, и на её лице природная бледность с синеватыми пятнами теней под скулами мешается с живым теплом огневых отсветов. Мышцы сводит приятная усталость, вдоль позвоночника толпами носятся мурашки от тянущего от двери сквозняка, но наёмнице страшно неохота отрываться от устойчивой поверхности. Тут-И-Там перестаёт лениво шевелить кочергой догорающий биологический мусор, поднимается и перемещается за спину напарнице. Альбинос откидывается спиной на тёплые колени, и канадец распускает ей волосы. Бионика, встроенная в структуру волос, проводит импульсы до нервных окончаний и обратно, снежное у основания растёкшееся малиновое море прошивают лёгкие волны, и Сильвия благодарно опускает веки. — Знаешь, а ведь сегодня Вальпургиева ночь. — Она нехотя открывает один глаз. — Не самый важный праздник, конечно… Но мне тут одна птица на хвосте принесла, что сегодня ещё и твой день рождения. — Ой, Тут-И-Там, не сейчас… На волнующееся море ложится маленький прямоугольный предмет. Стягиваясь в подобие руки, механизм доносит лёгкий футляр до уровня глаз. Внутри деревянной коробочки немного потрёпанная колода карт. Болезненно-знакомая рубашка заставляет сердце забиться быстрее. Сильвия осторожно вынимает и потрясённо разглядывает вязь чёрных и белых фигур в красном мареве основного фона*. — Это же настоящее сокровище… — шепчет она, ещё не до конца веря в реальность происходящего. — Тут-И-Там, как ты?.. — Помнишь, когда мы только познакомились, ты всегда носила с собой на шее небольшой мешочек? Так вот, когда после той вылазки, где тебя ранило, я вытащил тебя под дождём к технарям, и им понадобились твои личные данные, я всё-таки заглянул туда в надежде найти там необходимые метрики. Технари тогда вытащили тебя только благодаря Ковбою, твоему бывшему напарнику, а я узнал, что у старушки Сильвии под сердцем две ценности — солдатский жетон и чёрный джокер, да такой, что всем коллекциям мира на заглядение. А я ещё тогда удивлялся, почему на привалах никто никогда не садился с тобой играть… — Но как ты понял, что я искала именно эту колоду?! — Сильвия оборачивается, и глаза её подозрительно блестят в потрескивающем полумраке. — Не зря же меня прозвали Космическим Странником! Некоторые секреты не звучат на Земле. — Канадец смущённо ерошит на затылке огненные пряди и с трудом подавляет зевоту. — Давай-ка лучше передадим вахту Уэстли и завалимся на боковую. С днём рождения, Сильвия. Сильвия подхватывает маленького друга, сажает лёгкое тело себе на плечи, и они покидают ангар. Уэстли долго ворчит, но понимающе уступает и даже разрешает напарникам остаться на ночь в своём «логове». Тут же обнаруживается, что оставленный с рюкзаком голубь успел в поисках съестного раздолбать застёжку, а Тут-И-Там забыл на прошлой ночёвке свой спальник, и они-таки не предупредили Уэстли, что оставили незакрытой дверцу в основной печи крематория, но всё это кажется немного не важным. Голубь в наказание остаётся снаружи, с Уэстли они связываются через закрытый канал, а накладка со спальниками никогда не являлась проблемой для хорошего наёмника, так что спать друзья ложатся вместе. Вскоре в «логове» воцаряется тишина, нарушаемая лишь мерным дыханием. Колода Memento mori покоится на тумбочке. Сильвии снятся её масти: Очищение, Стремление, Хаос и Справедливость мешаются в водоворот привычной действительности, расцвечивая серые дни чёрно-белым и алым; Перья, Звёзды и Мухи встают против Мечей, и буйная сила природы топит, топит обломки городов, а остатки цивилизации обращаются в морских божеств, и голубая планета плывёт навстречу холодному космосу. Что же снится Тут-И-Таму? Кто знает. Ведь он и сам — Космос.