***
Лоям призывал духов уже многие обороты. Лоям всегда знал, когда духи готовы его слушать, а когда не стоит и пытаться. И пока молодые Призыватели раскладывали вокруг мешочки с травами, амулеты и камни, Лоям ждал. Его узловатые, но все еще ловкие пальцы скручивали трубочки из широких древесных листьев, перекатывали их. Лоям ждал. Время, названное Избранницей Хау’Эшс, миновало, а Лоям ждал. — Время, — кажется, один из молодых решил, что он задремал, и рискнул коснуться локтя Лояма. — Нет, — Лоям открыл один глаз и снова закрыл его. — Мы… не будем призывать болотный огонь? — лицо этого мальчишки, духи еще даже не удосужились запомнить его имя, забавно вытянулось. — Нет, — еще раз повторил Лоям и сунул ему древесный лист, — на, пожуй. Будто в ответ на его слова на другой стороне от уродливой отметины чужаков полыхнуло зеленое пламя. Лоям прищурился, всматриваясь в него, и укоризненно покачал головой. Древесные листья были ужасно горькими на вкус, но Лоям жевал и ждал — духи затихли, испуганно умолкнув, когда в свой танец вышел Подземный змей. Стоило подождать и им. — Приготовь своих лучников, Хранитель, — Лоям не поворачивался, но он знал, что приставленный к ним воин слушает. — Пусть готовятся. Когда чужакам станет слишком жарко, они побегут. Он сунул в рот особенно горький лист и покачал головой. Когда-то давно, когда в волосах Лояма было намного меньше лунного света, а морщины еще не отметили лицо, он знал одного мальчика, которого звали Элар. Никто лучше него не управлялся с болотными огнями. Однажды он слепил из огня болотную птицу. Лоям тогда долго ругал его. Жаль, что Элар так и не понял, что не след творить живое из неживого. Но это было слишком давно, мальчик Элар умер, а старый Лоям и вовсе не годен больше ни на что, кроме как жевать древесные листья. — Бей и не промахивайся, Хранитель. Глаза Лояма заволокла белая пелена. Но она совершенно не мешала ему видеть, как пламя Шин’Джи разгрызло стены, которые устояли раньше перед болотным огнем, просочилось во все щели, голодно кусая пытающихся укрыться от него людей. Лоям чувствовал удушливый и едкий запах дыма, он выбегал из-под обрушивающихся на голову крыш, жадно вдыхал крупицы свежего воздуха и падал, захлебываясь кровью от пронзившей горло стрелы. Лоям смотрел, как кучка выбравшихся из горящих построек людей сбивается в стальной огрызающийся комок, вертится между ядовитым зеленым пламенем и щетинящимся стрелами лесом. Он почувствовал, как духи чужаков потянулись к ним, взвились в рассветных лучах золотистой дымкой, стремясь защитить, но только качал головой. — Нет, — узловатый палец врылся во влажную от росы землю, прочертил крест накрест линию, и золотая дымка развеялась, растащенная в стороны мелкими зубастыми духами, что прячутся в листьях. Лоям видел, как по высокой утренней воде к берегу идет большой корабль, разворачивается опасным боком к лесу. — Нет, — снова повторил он, проливая в начертанные линии соленую воду, волна взбрыкнула под кораблем, не давая замереть и приблизиться, а стрелы все частили в сжимающееся кольцо людей, пока не угас последний из золотистых угольков. — Да, — Лоям тяжело поднялся на ноги и не оборачиваясь пошел прочь. Он знал — за ним идут. И молодые притихшие Призыватели, и воины, и множество мелких лесных духов, что идут вперед и переговариваются. — Куда мы..? — молодой Призыватель, чье имя никак не запоминалось духам, снова коснулся его руки. — К воде, что течет вспять. Лоям хорошо помнил девочку Эламу, которая всегда расстраивалась, когда умирали подобранные ею птицы. Следовало поспешить, чтобы она не плакала и над своим воином.Глава 8 Зарево
5 июля 2020 г. в 19:54
7 декада зимы, 399 г. Р.Э., Озерный остров
Время перед рассветом — особенное, сонное, обманчиво-безопасное. Утренний туман густ, в нем легко теряются все звуки. Сейчас он надежно скрывал русло тихой лесной реки. Ее воды текли между деревьев, прятались в лощинах и изливались в древнее, как сам мир, море. Реку эту не слишком любили: нарушая всякий порядок вещей, каждый прилив вода ее поднималась особенно высоко и начинала течь вспять, неся ядовитую соль. Трудно отыскать более дурное знамение. Но мир изменился, и дурных знамений вокруг прибавилось настолько, что норовистые воды уже не казались чем-то слишком… неправильным. По лесной реке скользили лодки.
Гайя пригнулся еще ниже, отталкиваясь от дна шестом: Призыватели как следует потрудились с туманом, но все же поднять его слишком уж высоко над водой не смогли. И если глаз с берега Гайя не опасался совсем, то другие глаза заботили его намного больше. Такие же зоркие, как у Избранников Хау’Эшс. Туман должен был укрыть и от них.
Ветки деревьев у самого берега расступились, и десять длинных узконосых лодок выскользнули в открытую воду. Здесь тумана уже не было, но любым глазам, способных увидеть их, скоро станет вовсе не до воды. Гайя поднял руку, коротким жестом приказывая рассредоточиться. Ваше время придет, когда над берегом поднимется зарево.
Элар поднял руку вверх и пошевелил пальцами. Они двигались, извивались и напоминали то ли клубок гадюк, то ли черных пауков. Он потянулся вперед, распластавшись на ветке, как лесной страх, чья шкура, еще горячая и пахнущая кровью, сейчас покрывала голову и плечи. Внизу беззвучными тенями скользили Призыватели Хау’Эшс. Они хотели быть тенями: невидимыми и неслышными. Они боялись теней и покрывали белыми узорами лица, чтобы не спутаться с ними. Элар оскалился, ощущая зарождающееся в горле рычание, но не шевельнулся. Лесной страх охотился, выжидая.
Призыватели расходились в стороны: выжженная мертвая земля, которой чужаки окружили себя, не давала подойти ближе. Сегодня она их не спасет — Призыватели принесли с собой вдоволь стрел и колдовского болотного огня. Но раньше этого оказывалось недостаточно. Элар напружинился и прыгнул вниз — прямо в центр разведенного Призывателями пламени.
Зеленые языки огня поднялись вверх, зашипели зло и обиженно, обвились змеями вокруг лодыжек. Элар повернулся вокруг собственной оси, ловя взгляды — испуганные, ненавидящие, презрительные… они обжигали лучше колдовского огня, грели так жарко, что он кружился и кружился, разнося над опушкой восторженный смех, а колдовской огонь поднимался вместе с ним, вился стеной, заставляя Призывателей отшатываться и закрывать лица руками от жара и едкого дыма.
Элар остановился, резко поднимая руки вверх, а потом опустил, выбрасывая вперед, и, повинуясь его жесту, пламя помчалось вперед быстрыми лесными страхами, извивающимися змеями, быстрокрылыми птицами… Зеленое пламя танцевало над пнями и шагало вперед призраками срубленных деревьев. Лес запомнил и сохранил много, а теперь яростно рвался обратно. Элар наблюдал за ним, расширившимися зрачками ловя каждый шаг, вслушиваясь в первые крики и жадно вдыхая запах гари. Внезапно он обернулся, резко и высоко вскрикнул, подпрыгивая и вцепляясь зубами в запястье потянувшегося к нему Призывателя. Амулет из небесного дара выскользнул у того из ладони, а Элар дернул Призывателя к себе в пламенный круг, восторженно глядя, как пламя вцепляется в плоть, а рот искажается в крике. Пламя взметнулось вокруг них выше, живыми плетями обвивая корчащееся тело, забираясь в уши, нос, рот, выжигая глазницы. Пальцы Элара следовали за пламенем, проникали под кожу, рвали, царапали, пока не добрались до самой кости. Элар дернул вверх пламенными руками, выламывая ребра и выворачивая грудину, жадно вцепился зубами в еще бьющееся сердце, рванул и бросил под ноги — прямо в раззявленный пламенный рот.
Огонь взметнулся выше, подкрепленный новой жертвой, разнесся в стороны неудержимой стеной, выжигая лес, наступая на побережье и с обиженным шипением откатываясь от кромки воды.
— Гори со мной! — Элар рассмеялся, снова кружась на месте, все быстрей и быстрей, так что мир смазывался перед глазами. Призывателей вокруг уже не было — пламя гнало их, как диких животных, прочь от побережья. Под ногами вместе с углями все отчетливее хрустели кости.
Началось. Гайя увидел поднявшуюся над побережьем зеленую вспышку и махнул рукой. Веревка с когтем на конце, из тех, что они использовали в горах, зацепилась за темную громаду корабля. Гайя дернул за нее, проверяя прочность, а потом бесшумно полез наверх. Он знал, все остальные лодки делают тоже самое — по две на каждый большой корабль и по одной — на маленький. Босые ступни коснулись земли, такой же неверной и шатающейся, как вода далеко внизу. Нужно быть чужаками, чтобы добровольно оставаться на чем-то подобном. Гайя прислушался, но услышал только песню воды и едва слышный звук, с которым к нему присоединились другие Хранители Озер. Он вынул из сумки первый глиняный сосуд и пристроил в какое-то углубление. Хранители медленно пошли вперед, разматывая смазанную маслом тонкую пеньковую веревку. В каждое место, которое казалось ему подходящим, Гайя опускал глиняный сосуд. План этот изначально ему совсем не нравился, но теперь он вполне готов был признать, что зерно истины тут было — сражаться, когда земля танцует под ногами — плохо.
Они уже почти закончили и медленно пробирались обратно, когда око Хау’Эшс над ними сменилось глазами Шин’Джи.
— Кто здесь? — чужак вырос будто из неоткуда, всматриваясь в полумрак непривычно узкими глазами. Водные чужаки изрядно отличались от тех, кто спустился на берег. Но различия между чужаками волновали Гайю сейчас в последнюю очередь. Он поудобнее перехватил копье, готовясь нанести быстрый и точный удар, но в этот момент кто-то у него за плечом шевельнулся.
— Дикари! — визг чужака ударил по ушам. Он рванулся в сторону, будто преследуемый лесным страхом зверек, взбежал по небольшой лесенке, нелепо взмахнул руками и рухнул, когда копье вошло под лопатку. Рука чужака скребанула воздух, вцепляясь в какую-то веревку, тело завалилось вперед, а по воздуху разнесся резкий и тревожный звон колокола.
— Уходим! — уже не скрываясь, они побежали к тому месту, где оставили лодку. Гайя проследил, чтобы все спустились вниз, оглянулся на выбегающих, будто лесные мыши, из всех щелей чужаков, и швырнул последний глинянный горшочек, тут же прыгая в воду. В спину дохнуло жаром и криками, в которых удивление быстро сменили боль и страх.
— Капитан! — взволнованный голос ворвался в успокаивающий шелест бьющихся о борт волн, дернул вслед за собой на поверхность. Эше Кью открыл глаза и поморщился от заполошного стука в дверь. В небольшое корабельное окно едва проникал серый предутренний свет, и у подчиненных должна была найтись чрезвычайно веская причина, чтобы будить его в такую рань. Особенно столь неподобающим образом. Кью набросил на плечи китель, прихватил перевязь и открыл дверь.
— Что случилось? — только очень хорошая реакция помогла ему перехватить чужой кулак у самого носа. Под его тяжелым взглядом лицо подчиненного стремительно побледнело, а потом еще стремительнее покраснело.
— Т-там. На берегу…
— Что на берегу? — Кью разжал пальцы, все так же пристально вглядываясь в такое похожее на его собственное лицо, только искаженное совершенно неподобающим волнением и страхом. — Докладывайте по уставу, Эше Нею, — резко добавил он и, не дожидаясь ответа, стал подниматься по трапу вверх. Проще было взглянуть самому.
Над берегом поднималось зарево. Отчетливо видимое с борта корабля без всяких оптических стекол, неестественного ядовито-зеленого цвета. На мгновение Эше Кью показалось, что он видит какое-то чудовище из старых сказок.
— Поднять тревогу. Известить все корабли. Перегруппироваться, — сухие отрывистые фразы потонули в тревожном сигнале, раздавшемся с борта «Саянсы». В тот же миг загривок будто обдало холодом, а в голове стало пронзительно пусто. Кью не думал, он по-звериному стремительно развернулся, отшвыривая в сторону стоящего рядом Нею, и пронзительно свистнул — древний сигнал, означающий только одно — абордаж. В узорчатые ножны вскинутой для защиты сабли ударило копье.
Долгое мгновение Кью всматривался в лицо своего противника: еще не истаявший сумрак скрадывал силуэты и очертания, так что нападавший казался лишь частью окружающих теней, если бы не белые оскаленные зубы и белые же полоски, складывающиеся в диковинный узор. Дикари.
— Нею, я отдал приказ, — Кью все еще ощущал чужое присутствие за спиной: заполошное дыхание, за которым ему мерещился испуганный стук сердца. Колебание. — Выполнять! — рыкнул он, с облегчением вслушиваясь в удаляющийся топот. Противник замахнулся копьем снова, но сражаться на узком шатающимся под ногами пространстве для него явно было непривычно. Кью отпрыгнул назад, извлекая саблю из ножен, и швырнул их в голову противника. Вслед за первой черной тенью выросла вторая, а за ней и третья. Сумеет ли он продержаться достаточно? И не поднимаются ли с других бортов такие же тени?
За спиной глухо щелкнула тетива. Макушку обдало ветерком, когда прямо над ней промчался арбалетный болт, чтобы с силой врезаться в плечо ближайшего дикаря. От удара тот пошатнулся, его чуть развернуло, и Кью воспользовался моментом, чтобы вогнать саблю в незащищенный живот. Доспехов дикари не признавали.
— Ты вовремя, — Кью не оборачивался, но только у Эше Шилаю могло хватить наглости и лихости стрелять прямо поверх его головы. Впрочем, Шилаю почти не рисковал — проклятые дикари были на добрых две головы выше любого нормального льяттца.
Шилаю не ответил, быстро перезаряжая арбалет. Кью пнул зашатавшегося дикаря на его собратьев, и в этот момент его приказы наконец-то сработали: «Илльятсе» начала разворот. Палуба под ногами закачалась сильнее, дикари замешкались, и этого было вполне достаточно, чтобы еще один повалился вперед с болтом Шилаю в горле. Знакомый холодок швырнул Кью вперед, он оттолкнулся от плеча рухнувшего ему под ноги дикаря. Сабля свистнула, отсекая кисть третьего с зажатым в ней глиняным сосудом, который Кью бережно подхватил. Еще один болт ударил дикаря в грудь, тот пошатнулся и неловко перевалился через борт. Туда же Кью отбросил отрубленную кисть. Глина в руках казалась теплой и практически живой. Сам он подобных штуковин еще не видел, но был наслышан достаточно, чтобы не обращать внимания на выразительный хмык Шилаю за спиной. Вряд ли он сказал бы что-то вслух — во всяком случае, до тех пор, пока они оставались на борту, но Шилаю редко требовались слова, чтобы выразить свое мнение. Но если Кью начнет раздавать наказания за хмыканье, его точно запишут в самодуры.
— Капитан, — Шилаю приблизился и протянул руку, — это одна из тех взрывающихся штуковин? — он повертел глиняный сосуд в руках и приблизился к борту. — Надеюсь, вы не собрались свешиваться за борт и ловить случайное копье? — прежде чем Кью успел ответить, Шилаю проделал именно то, о чем говорил. — Ага, их отнесло к берегу, но пожалуй… — он прищурился и с силой швырнул сосуд. Над морем расцвел огненный цветок.
— Шилаю, — Кью только качнул головой, подбирая с палубы ножны и закрепляя их наконец подобающим образом. Куда в пылу схватки делся китель, он так и не увидел. — Необходимо проверить весь корабль. — Слуха достигал звон оружия, но тревоги Эше Кью больше не ощущал — если команду «Илльятсе» не удалось застать врасплох, то шансов у дикарей не было.
— Кью! «Саянса»! — они уже поднялись на корму, когда Шилаю до боли вцепился в его локоть, указывая вправо. Впрочем, поднимающееся над морем зарево Эше Кью увидел и так. «Саянса» вспыхнула целиком — от носа до кормы распустилось пламя, напоминающее диковинные цветы. Но ничего красивого в них сейчас не было — только жадность, с которой они лизали мачты, борта, мечущихся в панике людей.
— Разворачиваемся! — Кью стряхнул с себя руку Шилаю и перехватил штурвал. — Иди к канонирам, пусть готовятся.
Кью видел, как с другой стороны разворачивается почти ускользнувшая в море «Пиласса», за кормой которой восходило солнце. Сегодня Тан прикорнул слишком уж крепко, раз допустил такое. Море горело, и одной «Саянсы» было слишком мало для такого зарева. Слава Тану, что на корветах оставались только смотровые. Хотя стоило подумать о том, где были их глаза, когда все только началось.
Гайя уцепился за край лодки, подтягивая себя вверх и хватаясь за протянутую кем-то из Хранителей руку. Им удалось поджечь несколько небольших кораблей чужаков и это было хорошей новостью. Но из больших совладать удалось только с одним. Еще один успел уйти в большую воду, и лодки не рискнули к нему подобраться, а на другом Хранителей постигла неудача — чужаки заметили их слишком рано. Осталось совсем немного. Гайя взялся за весло, выравнивая лодку, и готовясь направить ее в русло реки. За ними поднималась вода, и скользнуть с проклятой соленой водой под сень леса будет несложно. Сегодня духи благоволили к ним.
— Там! — Гайя обернулся на хлопок в плечо и увидел, что один из больших кораблей преследует их.
— Близко не подойдет, — тот чужак, Юат, говорил, что вода у берега слишком мала для больших кораблей. И действительно — вскоре корабль чужаков остановился, плавно развернулся к ним боком, вдоль которого в лучах восходящего солнца что-то блестело. С внезапно накатившей тревогой Гайя подумал, что у самого устья лодки слишком уж сбились в кучу, и…
Додумать мысль он не успел — раздался страшный грохот и свист, что-то обожгло, ударило в бок, протаскивая вперед. Гайя врезался головой в борт лодки, в нос и рот полилась вода. Инстинктивно он дернулся, вцепился во что-то, всплывая вверх и оглядываясь по сторонам. В голове все плыло, ужасно пахло дымом и еще чем-то незнакомым. Он барахтался, а поднимающаяся приливная волна несла его против течения. Гайя силился рассмотреть хоть что-нибудь, но вокруг он видел только обломки лодок и тела. Кто-то кричал, но крик казался слишком далеким и неправильным. В голове зашумело сильнее, Гайя почувствовал, как его тянет ко дну. Последней мыслью, мелькнувшей, прежде чем над ним окончательно сомкнулась темнота, была мысль об оставшихся с Призывателями отрядах. Сделал ли болотный огонь свое дело?
Кью опустил оптическое стекло в искусной оправе. Мощный картечный залп льяттских орудий разметал утлые суденышки дикарей, как щепки. Когда-то давно именно артиллерия проложила дорогу тому, что на континенте до сих пор называли Льяттским Завоеванием. Залпы орудий заставили говорить на равных с пришельцами даже высокомерных северных лордов. Возможно, этого хватило бы даже чтобы взять неприступные стены Сиаальской державы. Льяттское Завоевание остановили не стены или солдаты и даже не хваленые жрецы. Могучая артиллерия замолчала, когда закончилось железо для ядер. Все железо континента было сосредоточено в Сиаале. Льяттцы рвались к шахтам Рубежа Фа, но без поддержки флота и артиллерии их наступление захлебнулось, оставшись кровавыми разводами на белой шерсти северных куниц. С тех пор и на долгие годы пушечные залпы оставались последним и решающим льяттским аргументом. «Илльятсе» могла дать три залпа.
Рядом с Кью так же молчаливо стоял Шилаю. В любое другое время у него нашлось бы что сказать о подобной расточительности, но за их спинами догорала «Саянса», и Шилаю понимал. Эше Кью был уверен, что и семья его тоже поймет.
— Идем к берегу, — зеленое зарево все еще полыхало, а значит, ничего не закончилось. Выживших подберет «Пиласса», а Кью намеревался еще как следует потолковать с дикарями.