***
Элама опустила руки. В ушах все еще стоял гневный клекот растревоженный духов, они танцевали внизу, мешая рассмотреть все как следует. Но бой все еще шел. Элама тревожно прислушалась, различая какие-то новые звуки. Разве кто-то из чужаков еще остался? Но с кем они сражаются? Кончики пальцев обожгло холодом, и Элама отпрянула назад, уже понимая, что не успевает — шум боя заглушил хищное пение стрелы. Она зажмурилась, но боль так и не пришла. С глухим стуком стрела вонзилась в тяжелый кожаный щит. Близко, ужасно близко. Все сражения, что до того видела Элама, были отражением в дыму и озерных водах или потешными боями, что устраивали воины, показывая свою силу. И даже мгновение назад она лишь наблюдала за ним с высоты. Элама спрятала дрожащие пальцы в россыпи длинных ожерелий на груди. Озерная вода никогда не показывала ей собственной смерти. Она ждала слов, много слов, которые Гайя мог сказать ей, но он молча оттолкнул ее дальше от края площадки, где посылаемые снизу стрелы уже не могли причинить вред. Верно решил, что слов сегодня уже прозвучало достаточно. Гайя обломал короткий хвост глубоко вошедшей в щит стрелы и повернулся к каменным ступеням, высматривая поднимающихся к ним чужаков. — Как чужаки оказались так высоко? — Элама больше не решалась подойти к краю, но быстро перебирала известные ей слова и духов. Птичьи духи были легкими и послушными, но не когда их собиралось так много. — Тайные тропы, — Гайя дышал тяжело и быстро, но оружие держал крепко, — кто-то провел их. Элама тревожно оглянулась — только один чужак разведал тайные тропы к серединному храму, но голова его давно украсила храмовую стену. Были ли правдой шепотки людей о Белом Призраке? Элама недовольно мотнула головой, вновь отгоняя скребущее чувство чужого взгляда. Будь это правдой — Священные воды указали бы ей. Среди чужаков не было призраков, только существа из плоти и крови, пусть и окруженные странными духами. Вокруг того чужака духов не было совсем. — С кем они сражаются? — невнятные выкрики внизу совсем не подходили Хранителям Озер, но не были они похожи и на чужаков. Элама сделала шажок к краю, надеясь, что сможет рассмотреть все достаточно быстро и не привлечь внимания лучников. Ответа Гайи она не услышала: за самым уголком глаза мелькнула какая-то тень, Элама резко повернула голову и удивленно распахнула глаза. Тень превратилась в стоящего на четвереньках Элара, он хитро улыбнулся и приложил палец к губам, а в следующее мгновение уже взвился вверх, мертвой хваткой повиснув на плечах Гайи. В солнечном свете тускло блеснул покрытый засохшей кровью обломок копья. Мир обратился застывшей озерной водой. Элама видела отчетливо — как не видела ни в одном из смутных ночных видений. Видения отражали возможности, а ее глаза сейчас видели явь. Она закричала — хотела закричать, сливая реальность с вернувшим ее к храму видением, но только слабо болезненно, как пронзенная стрелой навылет птица, захрипела, пошатнулась, бросившись вперед, чтобы остановить опускающееся лезвие. Гайя крутанулся на месте, сбрасывая Элара с себя, но тот удержался, лишь глубже вогнал в рану над ключицей обломок копья. Элама врезалась в него, вцепилась в горло, сдавливая и раздирая ногтями. Элар тонко взвизгнул, наконец ослабляя хватку и наваливаясь на Эламу всем весом. Она почувствовала, как ноги подогнулись, и они вместе покатились по острым камням площадки. Удар сбил дыхание, руки разжались, Элар тут же змеей вывернулся из хватки, сгреб Эламу за волосы и с силой приложил головой о разбитую колонну. Мир взорвался ослепительной вспышкой. Элама с трудом открыла глаза — в ушах шумело, а предметы расплывались и дробились перед глазами. Под щекой растекалось что-то липкое и влажное, забивая ноздри солоноватым запахом. Элама с трудом повернула голову. Гайя смотрел на нее, но в черных, заполнивших всю радужку зрачках не было и тени узнавания. В них вообще не было ничего, кроме пустоты. Она дернулась, пытаясь приподняться, но лишь скребанула обломанными ногтями по камням. — Хочешь взглянуть поближе? — ласковый голос Элара раздался прямо над ухом. Он дернул ее за волосы, рывком поднимая на колени и толкая вперед. Элама инстинктивно выставила вперед руки, чтобы не упасть и замерла. Бурая кровь еще не ушла в землю, щедро окрасив камни киноварью. — Нравится? Скажи мне, тебе нравится? — Элар склонился ниже, обжигая ухо торопливым шепотом. — Нет? Ну коне-е-ечно, кому понравится смотреть на падаль… — Он снова дернул ее и потащил за собой, не слишком обращая внимание на попытки вырваться. — Пойдем, я приготовил для тебя зрелище получше. Элар подтащил Эламу к самому краю площадки, вздернул на ноги и толкнул вперед, заставляя взглянуть вниз. Серединный храм все также кутался в дым и гарь, едкий дым, принесенный чужаками, смешивался с зеленоватым колдовским огнем, и в нем бесновались люди в рваных одеждах и вывернутых наизнанку шкурах. Они подхватывали камни, брошенное кем-то оружие, выкрикивали что-то. Элама видела — они бросались друг на друга, чужаков, попадающихся Хранителей, не видя никакой разницы, одержимые лишь желанием причинить как можно больше разрушений. Шин’джи смотрел на мир, и его смех дробился криками и предсмертными хрипами. — Скажи, Хау’Эшс показывал тебе это в своих озерах? — шепот Элара поднимался все выше, пока не обернулся криком. — Нет? Тогда смотри хорошенько, разгляди все как следует, Избранница! — он снова засмеялся, а потом с силой толкнул Эламу между лопаток, прямо на ступени длинной лестницы Хау’Эшс. Элама успела закричать, прежде чем первая ступенька лестницы выбила из нее голос, а потом она только катилась вниз, собирая телом все камни и ребристые края ступеней, лишь каким-то чудом сумев прикрыть лицо и голову. Сознание вернула боль. Элама чувствовала ее каждой частью своего тела, впитавшего в себя, казалось все камни лестницы Хау’Эшс. Элама почти радовалась этой боли — она прогоняла собой другую, ту что множеством зубастых духов рвала ее сердце, преследовала черной пустотой глаз и вязким кровавым запахом. Элама не знала, сколько прошло времени — вечность или всего мгновение, прежде чем она, свернувшаяся клубком и баюкающая собственное израненное тело, услышала шаги. Легкие и невесомые, они тем не менее казались отчетливее, чем весь сонм доносящихся до нее криков. Шаги, что уверенно направлялись к ней. Элама тяжело приподнялась на подрагивающих руках и села. Она не будет жертвенным животным, жмущимся к земле в тщетной надежде на спасение. Он выступил из дыма, окутанный силуэтами едва заметных духов, чьи тени иногда виделись Эламе в озерных водах. Призрачные и неверные огоньки, что так любили заманивать путников в топи дальних болот. Они путались в белых волосах, оттеняли одежды, что сквозь их силуэты сияли незамутненной киноварью. Белый призрак. Он все-таки нашел ее. — Мое почтение, Избранница. Кажется, наша предыдущая встреча прошла в более… приятной обстановке. Не находите? — Элама слушала ровные, лишенные всяческого чувства слова, и ей хотелось рассмеяться: так чудовищно неправильно звучали они в пахнущем дымом и гарью мире, но ее горло отказывалось рождать звуки. Она всмотрелась в светлые, как озерные воды на солнце глаза. Элама знала, даже самые глубокие озера имели дно — тем яснее видимое, чем прозрачнее были их воды. Но в этих глазах дна не было — только бесконечная застывшая озерная гладь, окутанная сиреневой туманной дымкой, в которой Элама ничего не могла прочитать. — Но все же я не ожидал встретить вас так скоро, — на губах чужака мелькнула так и не коснувшаяся глаз улыбка. Элама стиснула руку, ощущая, как новая крупинка боли отгоняет начавшую застилать глаза злость. — Хочешь убить — убивай, — она очень старалась, чтобы голос звучал так, как и полагалось Избраннице Хау’Эшс. — Ну что вы, Избранница, — Белый призрак укоризненно покачал головой, — ваша смерть, в отличие от ваших слов, не отдаст мне островов. — Тогда вы их не получите, — Элама зло оскалилась, — унять хаос намного сложнее, чем дать ему свободу. — Возможно, к нашему следующему разговору вы будете думать иначе. Эше Кью! — от резкого окрика Элама невольно вздрогнула и оглянулась, только сейчас заметив, что все это время вокруг них безмолвными тенями стояли чужаки, похожие на черных горных птиц. Совсем как тот чужак, что достался священным крокодилам. Если можно сравнить дикую птицу с ее прирученным собратом. — Избранницу Хау’Эшс необходимо доставить в форт. — Вам, господин иерарх, тоже стоит вернуться, — названный Эше Кью едва мазнул по ней взглядом и сделал какой-то знак рукой. К Эламе тут же подскочили двое чужаков и подняли на ноги, умело заломав руки за спину. Белый призрак не обернулся: он сосредоточенно смотрел куда-то вверх, и Элама видела, как рой духов вокруг него истончился. — Позвольте? — он протянул руку в сторону и забрал у одного из чужаков странное отдаленно похожее на лук оружие. — Лишний хаос пора устранять сейчас. Звонко щелкнула тетива, посылая куда-то в дым короткую стрелу. Белый призрак потянулся еще за одной, но потом опустил оружие. — У меня еще есть дела здесь. — Господин иерарх! — Я смогу о себе позаботиться, а нашей гостье явно нужна помощь Духовных Сестер, — Белый призрак сделал шаг назад, и Элама увидела, как вокруг него взметнулись духи, похожие на скользящие по воде блики небесного ока Хау’Эшс. Удаляющихся шагов она не услышала. — Капитан? — Возвращаемся, Шилаю, — Эше Кью говорил удивительно спокойно для человека, вокруг которого клубилось так много алых духов гнева.***
— Славное, славное зрелище, — Элар тихо засмеялся, и закружился на месте. Слух его жадно улавливал звуки кипящего внизу боя. Он высунул язык, ловя привкус пропитавших все дыма и крови. Священные озера всегда были покоем — какие бы грозы не бушевали за пределами вод, они обходили стороной укрытую Крыльями Хау’Эшс долину. Но сейчас пламя пылало в самом ее сердце, и в озерах не осталось ни клочка спокойствия. Элар чувствовал его — беспорядочное дрожание множества сердец, мечущихся в дыму и не знающих, с какой стороны подстерегает опасность. Они сталкивались друг с другом, вцеплялись в глотки и только умножали хаос. Элар постарался, чтобы тех, кто и правда мог усмирить его, не осталось. Даже старый Лоям так крепко вцепился в одного чужака, что позабыл обо всем вокруг. Не зная, что ни он сам, ни чужак больше не имеют значения. — Бес-смыс-слен-но, — промурлыкал Элар вслух, отвечая на собственные мысли, — все бессмысленно, — он резко присел на корточки и схватил Гайю за подбородок, — помнишь, как ты называл меня падалью? Теперь ты и сам падаль. Бессмысленная падаль, — он рассмеялся и оттолкнул от себя не способное ответить тело. Внутри бурлила сила — поднималась горячими подводными ключами, что выплескивали на поверхность ядовитые пузыри. — Вы все — падаль, и ты, сестрица, и твой шакал. Долго ли длилось твое торжество? Долго ли ты смотрела на всех свысока? А теперь ты внизу… внизу и все они, все, кто тянул к тебе руки, разорвут тебя на части, — Элар радостно захихикал и запрыгнул на поваленную колонну. — Да, ты внизу. А я… я здесь, наверху. Я победил, Элама… Элар запрокинул голову вверх и зажмурился, на мгновение ослепленный яростным светом поднявшегося уже высоко солнца. — Теперь правильно, теперь все правильно… — снова зашептал он, — я здесь, я вернулся… Элар вышел к вам… — он запнулся и глянул вниз. Глаза Элара расширились, а рот исказился: — Так почему вы все молчите?! Почему вы не приветствуете меня?! Я, Избранник Шин’джи, здесь! — он раскинул руки и замер, оглушенный собственным криком. Ответом ему была звенящая тишина, вспоротая угрожающим свистом. Элар дернулся в сторону, и только поэтому короткая арбалетная стрела вонзилась в плечо, а не в горло. Его развернуло на месте, Элар зашатался и рухнул на камни, с обиженным скулежом вцепившись в стрелу. — Больно! Мне больно, — прохныкал он и поднял голову, осторожно высматривая стрелка. Внизу все закрывал дым, но Элара не отпускало отчетливое ощущение — его видят. И стоит приподнять голову чуть выше… Он испуганно всхлипнул и прянул к самой земле, прикрывая голову рукой. — Нет, меня нет, я спрятался, я хорошо спрятался, — Элар зажмурился, повторяя по кругу одни и те же слова, но чужой холодный взгляд не покидал его — целился прямо между лопаток, а весь мир вокруг звучал сотней поющих стрел. Элар не выдержал, он вскочил на ноги и, низко пригибаясь, побежал к храму. Прямо перед ним с треском рухнула потолочная балка. Он высоко взвизгнул и бросился вперед прямо сквозь обжигающее босые ноги пламя. Все внутреннее помещение храма заполнял густой вязкий дым. Элар метался в нем, натыкался на покрывающие стены жертвенного зала головы — они падали вниз, тут же жадно пожираемые пламенем, рассыпались трескучими искрами и пеплом, выпуская заключенных в них духов, стремящихся испуганными птицами вырваться из огненной ловушки. Элар споткнулся, упал на четвереньки, нос к носу столкнувшись с одной из голов. Остатки белых волос облепили высушенный череп, а рот до сих пор кривила насмешливая улыбка. Элар отшвырнул ее в пламя и метнулся в сторону, наконец-то разглядев лаз в пещеры. За спиной ему отчетливо слышался торжествующий смех. Нити истаяли. Аю чувствовал, его будто что-то толкнуло под руку, и нацеленная стрела ушла в сторону. В любое другое время это стоило бы беспокойства, но сейчас вновь вспыхнувшие нити тянули его куда-то с такой настойчивостью, что все остальное меркло в сравнении с опасностью промедления. Собственные слова звучали будто издалека, заглушенные тягучим пением нитей, и Аю не слышал их, лишь следовал выверенной золотистой дорожке — единственному просвету в густом фиолетовом мареве, окутавшем его. Он никогда не касался нитей настолько глубоко — даже когда они с Ию шли через лес от Змеиного Храма. Ию. Мысль вспыхнула золотистым узелком, принося понимание, куда так бесцеремонно тащили его нити. Аю сосредоточился, оттесняя фиолетовое марево куда-то вглубь сознания. Он не уподобится тем идиотам, что подменили волей Тана свою собственную. Благословение нужно, чтобы показать дороги, выбор какой из них следовать — за ним. Нити обиженным клубком свернулись где-то за уголком глаза, оставив лишь золотистое напоминание о возможном и необходимом. Аю вновь стал различать мир вокруг, тут же задохнувшись от режущего глаза дыма, и едва успел пригнуться, уклоняясь от удара выскочившего прямо на него островитянина. Все же в том, чтобы позволить Тану вести себя были определенные плюсы. Он коснулся пояса, запоздало вспоминая, что рапиру он оставил где-то в форте, а от арбалета сейчас проку не было совсем. Нити тревожно вспыхнули алым, Аю дернулся в бок, споткнулся обо что-то мягкое и полетел кувырком, чудом не сломав шею при ударе о землю. Здесь не было Покрова, способного смягчить любой удар. Ведомый россыпью желто-зеленых вспышек, он перекатился в сторону по земле. Скрыться с чужих глаз ему хотелось достаточно сильно, чтобы Покров натянулся почти сам собой. Вернувшееся зрение показало медленно поворачивающегося вокруг своей оси островитянина, ищущего внезапно исчезнувшего противника. Дожидаться, пока тот сообразит ударить вслепую, Аю не стал и пополз назад, стараясь производить как можно меньше шума. Подняться на ноги он рискнул через добрых десять шагов. Золотистый узелок на нитях вспыхнул ярче, и Аю с трудом подавил желание ускорить шаг. Он должен быть осторожен, если вообще хочет куда-то дойти. Вокруг все еще кипел бой — если можно так назвать множество одиночных схваток, в которые превратилось упорядоченное сражение. Если к сражениям вообще применимо слово порядок. В памяти Аю оно отпечаталось урывками — редкими вспышками реальности, прорывающимися сквозь фиолетовую рябь нитей, да и тех было почти не разобрать через ровный слой льяттцев. У них не было ни одного Покрова, но кажется Эше Кью воспринял слишком серьезно слова Ию насчет «сберечь благословение». И вряд ли обрадовался тому, что ему не дали возможность сдержать слово до конца. Аю беззвучно фыркнул, отметая лишние мысли, и прислушался: полагаться сейчас он мог только на себя, а все отмеренные на сегодня чудеса уже должны были произойти. Впереди снова сталкивалась сталь, и стоило подумать о том, как обойти очередной очаг сражения. Порыв ветра немного разогнал плотный дым и Аю увидел Шессах Лею. Уже потерявший где-то шлем и щит паладин и здоровенный островитянин медленно скользили по начертанному кем-то невидимым кругу, выбирая момент для удара. И ни один из них — Аю был в этом уверен — не видел третьего участника сцены. В его руках не было даже оружия — только обломок колонны, с которым тот по-звериному бесшумно заходил за спину паладину. Аю вскинул арбалет, выцеливая дикаря. Тонкие голубые нити легли пунктиром, выстраивая траекторию выстрела. Он не промахнется. Стрела легла на свое ложе, плавно двинулся рычажок натяжения тетивы. На долю мгновения Аю замер, а потом медленно опустил арбалет. Дикарь высоко подпрыгнул вверх, обрушивая удар на незащищенную голову Шессах Лею. Второй островитянин тут же прянул вперед, вонзив ему в горло копье. Одна из тонких нитей медленно растворилась в темноте. Фаах Аю заставил себя не отводить взгляд — и только убедившись, что все было кончено, медленно сделал шаг назад. Обладать знанием — всегда опасно. Шессах Лею был на той проклятой площади. И был слишком умен, чтобы не догадаться. Вряд ли он мог предпринять что-то сейчас — Острова были достаточно далеко от Святого города, а сам Аю слишком пристально следил за каждой покидающей форт птицей, чтобы хоть одно слово просочилось без его ведома. Но все — и Островная кампания тоже — закончится. И Фаах Аю понятия не имел, что Шессах Лею станет делать, когда его нога ступит на землю Иерархии. Один слух о Святом Свете и его обладателе… Он не мог позволить себе так рисковать. Чем угодно, только не… Будь его воля — Фаах Аю не выпустил бы с Островов никого, кому не посчастливилось оказаться на той площади. Фаах Аю беззвучно оскалился, как никогда напоминая собственный гербовый символ. Время на сожаления истекло. Золотой узелок полыхнул тревожным белым светом, нити почти распались, и Аю побежал, больше не задумываясь о том, кто или что может ему встретиться. Все исходы сливались в один, оставляя ему единственный из всех возможных выборов.***
Каждый шаг давался с трудом. Ию поднял руку, защищая глаза от пыли. Старик все еще неподвижно стоял перед ним и, казалось, не делал совсем ничего, вот только пыли становилось все больше, в ней мелькали смутные силуэты каких-то зубастых существ. Иллюзии? Если не верить в них… Додумать мысль он не успел: боль от вцепившихся в лодыжку зубов была самой настоящей, такой острой, что разорвала бы любой дурман. Ию тихо вскрикнул от боли и привычно вскинул Покров, закрываясь от очередного укуса. Тварь рассыпалась пылью, чтобы спустя мгновение собраться снова — уже по другую сторону Покрова. К ней присоединились другие, и Ию завертелся волчком, пытаясь сбросить с себя множество мелких тварей и хоть как-то защитить от них глаза. Впервые с того дня, как Тан простер над ним руку, Покров оказался бесполезен. Ию всегда знал, что он — благословенный, почувствовав простертый над ним взгляд раньше, чем мог осознать и понять, что именно он ощущает. Покров не требовал ни молитв, ни усилий, был таким же естественным, как дыхание. Он окутывал его быстрее, чем Ию поднимал для защиты руку или уклонялся. Его хватило, чтобы удержать весь Змеиный храм. А сейчас мелкие, сотканные из пыли твари пытались разорвать Ию на части и Рука Тана не могла удержать их. Ию рванулся вперед, к все так же неподвижно стоящему старику, но споткнулся о подвернувшийся под ногу камень и тяжело рухнул на колени, твари набросились на него ожесточеннее — покореженный доспех они игнорировали так же, как и Святой Покров. Ию никогда не ощущал себя настолько… обнаженным. Они падали один за другим. Звали, но никто! — никто не откликнулся. Стоило на мгновение прикрыть глаза — и темнота под веками отозвалась тихим шепотом Юата. Теперь он сполна мог разделить чувства тех, кто остался у блокпоста. Они так и не отыскали выхода. Ию уперся ладонью в землю, силясь приподняться. Кусачие твари, пыль — все это было лишь следствием. Причина стояла перед ним, а он никак не мог до нее дотянуться. Нет темноты, которую нельзя развеять. Нет цели, которую нельзя достигнуть. Если не хватает рук человеческих — на помощь придут божественные. Бесполезный Покров осыпался с тихим шелестом. Ию сосредоточился, ощупью пытаясь вспомнить, отыскать снова то что так долго дремало где-то в глубине. Свет отозвался легко и охотно — ему не нужны были ни гнев, ни даже уверенность. Только цель. Неуловимый старик, что стоял так близко — на самой грани касания ладонью, но так далеко, что… Для света не существует расстояний. Кончики пальцев обожгло поднимающимся жаром. Силуэт старика дрогнул и размылся. Или это в воздухе стало чуть больше пыли и дыма? Черты его лица пошли рябью, сквозь него вдруг проглянуло совсем другое лицо, которое Ию не мог не узнать. Пусть и не помнил за Аю настолько сосредоточенного и одновременно отстраненного выражения. Островитяне были мастерами иллюзий. Бегущий по пальцам жар мгновенно стал почти нестерпимым, но прежде чем Ию сумел заставить себя отпустить его, слишком материальный для любой иллюзии Аю врезался в него. Силуэт старика рассыпался пылью за его спиной. Ию развернулся, силясь удержать одновременно и Аю, и равновесие. Старик сидел на обломке колонны. Все это время он был здесь. Намного ближе, чем Ию думал, и слишком далеко, чтобы он смог разглядеть, обманутый дымными силуэтами и игрой пыли. Вьющиеся вокруг старика дымные кольца резко сжались и тут же рванулись вперед гибким змеиным телом, оглушая уже знакомым воющим звуком. Ощущение времени исчезло, сжалось в один слишком долгий удар сердца. Лаар Исаю остановил подобную тварь собственным телом. У Ию не осталось времени даже на это. Оскаленная змеиная пасть с каменным грохотом врезалась в уже оказавшийся сегодня бесполезным Покров. Лоям поднялся на ноги. Воющий голос Предвестника Хау’Эшс затихал — разбился дробным стуком мелких камней и пылинок. Духи чужаков всегда казались старому Лояму невесомой цветочной пыльцой, которую так легко развеять. Те, что он видел сейчас, звенели густым голосом Небесного дара, пусть на его памяти никто и не ковал из него перья. Сияющие, как чешуя Хау’Эшс на храмовых стенах. Старый Лоям отчетливо видел их — будто каждое поднесли к давно уже незрячим глазам. Собранные одно к одному так густо, что он не мог различить — одного человека они укрыли или двоих. Старый Лоям поднял руку, собирая дымные ленты и каменные браслеты духов. В тени Хау’Эшс хватало змей, способных потягаться с любой птицей, из чего бы не ковались ее крылья. Он мог бы… Лоям склонил голову к плечу, слушая, что шепчет прилетевший от самых глаз Хау’Эшс ветер. Голоса. Множество голосов, но ни одного звучащего здесь. Лоям разжал пальцы и легко спрыгнул с колонны. Его ждали оставшиеся под Крыльями Хау’Эшс. Им следовало дождаться хоть кого-нибудь, прежде чем Око Хау’Эшс начнет клониться к соленым водам.***
Элар бежал — за его спиной все еще слышался рев пламени, а по стенам пещеры танцевали отсветы, рождая бесчисленное марево теней. Но с каждым его шагом темнота становилась все гуще, звуки пропадали, пока не исчезло даже эхо его собственных шагов. Темнота сомкнулась над ним, и ней не было места ни шуму сражения, ни запаху гари. Все исчезло, остался только Элар. Он остановился, не слыша собственного сбитого бегом дыхания. Часть темноты, такая же безмолвная и глухая, как все остальные, если бы не дергающая обжигающая боль в плече от стрелы. — Больно, мне больно! — плаксливо пожаловался Элар в темноту. Он смутно ощущал собственное прикосновение к немеющей руке. — Почему так больно? Я же сделал все правильно! — крик потонул в вязкой темноте. Элар сделал несколько заплетающихся шагов и остановился. Или продолжил идти? — Это они. Это все они, — снова забормотал он, не слыша собственного голоса, — они помешали мне. Они. Но мы же все исправим, да? Мы исправим. Они поплатятся. Они все поплатятся! — голос сорвался, и Элар закашлялся, крепче вцепился в собственную руку, раздирая ногтями края раны. Боль проясняла сознание. — Ты молчишь. Ты молчишь! Почему ты не отвечаешь мне, Шин’джи! Ведь я сделал! Я сделал все, как ты хотел! — он беспокойно завертелся на месте, натыкаясь в темноте на стены и не замечая этого. — Все сделал, — едва слышно прошептал Элар и закрыл глаза. Или оставил открытыми? В темноте не существовало разницы. По обожженным ногам потянуло холодом. Элар замер — ему показалось, что его слух различил слабое журчание, тут же сменившееся тихим шелестом. Шурх-шурх. — Кто здесь? — Элар вскрикнул, но из его горла не вырвалось ни одного звука, только еще сильнее стянуло холодом. Он поднимался вверх, обнимал лодыжки, скользил по бедрам, оборачивался шелестящими кольцами вокруг талии, проникал шевелящимися жгутами под кожу… Или выбирался из-под нее? Смешивался с кровью и сдавливал железной хваткой горло. Элар дернулся, ощущая, как нечто незримой хваткой стиснуло сердце. — Я сделал! — голос прорвался хрипом и выплескивающейся из горла кровью, — Все сделал, как ты хотел! Ты ведь этого хотел, да? — Элар упал, вцепился, раздирая ногтями собственную кожу, под которой все отчетливее шевелилось и рвалось наружу нечто. Будто темнота существовала не только снаружи, но и внутри, и теперь эти две темноты стремились слиться в одну. — Нет? Я сделаю! Я сделаю лучше! Скажи… я все-е-е-е сделаю! — Элар закричал, захлебываясь кровью, ощущая, как незримые пальцы впиваются глубже в его плоть, проникают дальше, сквозь кости, пока наконец не вцепляются в нечто еще, разрывают на части, обращая в ничего незначащие частицы, будто стирая само существование того, что звалось Эларом. Темнота молчала.