Небо Севера

Свеча тусклым своим огнем освещала покои леди Винтерфелла. Это освещение совсем не нравилось Джораху, его пугал полумрак, навевал дурные мысли, а завывание метели за окном лишь усиливало чувство тревоги. Санса не приходила в себя уже второй день, и все это время рыцарь дежурил у ее постели, даже ничем не объяснив такое беспокойство ее братьям и сестре. Впрочем, они его и не спрашивали — всем было не до того. Победа над мертвыми оказалась куда легче победы над живыми. Предстояло организовать поход на Королевскую Гавань, а в распоряжении Дейенерис теперь было только два дракона. Но этот факт не столько волновал Мормонта, как-то, что Сансе не становится лучше. Ухудшения, впрочем, тоже не было, но оно вполне могло наступить. Значит, тот сон был вещим, и хрупкую девочку-королеву все же погребет снег? Джорах не хотел думать об этом, но не мог отделаться от мыслей о худшем стечении обстоятельств. Давно ему не было так страшно. Не страшно было драться в бойцовой яме, не страшно было убегать от Каменных людей, не страшно было уйти за Стену и сразиться с армией Короля Ночи — но лишиться Сансы! Лишиться единственного человека, который искренне любил его, не требуя ничего взамен и не отвергая его проявления нежности… Рыцарь только сейчас понял, насколько ему дорога королева Севера. И вот она перед ним — лежит в своей постели без памяти, мечется в лихорадке, и так больно смотреть на ее сухие губы, которые он недавно целовал, и они были такими мягкими и горячими. Сейчас Санса тоже горячая, и это тоже пугает — ее жар не спадал ни разу. Грудь леди Винтерфелла вздымается высоко и часто. Она что-то ищет рукой на одеяле, пока Джорах не берет ее ладонь. Тепло его руки успокаивает королеву, и Санса затихает, погружаясь в сон — к сожалению, короткий и беспокойный. Спустя минуту она снова мечется и шепчет, зовет: — Мама… мама… Она была очень близка с матерью, вспоминает Джорах то, что рассказывал Джон. Или Арья, или Бран… Кто-то из них, кто навещал Сансу в свободное время и говорил с рыцарем о ней, как будто их сестра уже умерла или обречена на смерть. Ее мать, Кейтилин Старк, урожденная Талли — Санса пошла в нее, у нее такие же рыжие волосы и голубые глаза, в отличие от Арьи и Джона, что удались в отца, лорда Эддарда Старка. — Папа… — прошептала Санса, — папочка… Мормонт вспомнил суровое лицо лорда Севера, что собирался казнить его за работорговлю. Если бы не побег и вынужденное изгнание, он стал бы лордом Медвежьего острова, никогда бы не встретил Дейенерис и Линесса бы не бросила его… но тогда, соответственно, он никогда бы не встретил Дейенерис, что до сих пор была дорога ему, и не заслужил бы любовь Сансы. Нет смысла жалеть о прошлом, пока есть настоящее. — Джон… Как только имя брата сорвалось с ее губ, Санса бессильно затихла, как будто это имя отняло у нее все оставшиеся силы. Но через минуту она снова пошевелилась, и снова позвала, уже не шепотом, а громко, и Мормонт замер с отчаянно бьющимся сердцем. — Сир Джорах! Джорах! Джорах! Санса буквально выкрикнула его имя, и рыцарь прижал ее горячую ладонь к своим губам, шепча: — Я здесь, Санса, я здесь. Успокойся. Все хорошо, я здесь, я не уйду. Санса вдруг открыла глаза, пронзительно-синие, как северное небо, и проговорила: — Никогда не уходи от меня. Джорах не знал, что именно заставляет Сансу говорить это. Она могла просто бредить — и, скорее всего, бредила. Но он лишь сильнее сжал ее тонкую руку и уверенно ответил: — Никогда не уйду. Никогда. Я… я твой, Санса. И, говоря это, Джорах понял, что не просто успокаивает ее, а верит в свои слова. Он принадлежит ей, девочке-королеве, юной леди Винтерфелла, нежной северянке, созданной холодом, но источающей невероятное тепло. Он принадлежит ей, Сансе Старк, что так много пережила, но осталась способна на любовь, горячую и истинную. Он принадлежит ей — навсегда. Не Линессе — она давно покоится в могиле. Не Дейенерис — эта любовь была для него сродни болезни, а болезни имеют свойство исцеляться. И Санса исцелила его, а он принадлежит ей — девушке с огненными волосами и небесно-синими глазами, бледной кожей и удивительно мягкими губами. И если Санса не выздоровеет, жизнь Джораха потеряет последний смысл. — Я твой, — повторил рыцарь, целуя ее ладонь. — Я люблю тебя. Санса улыбнулась запекшимися губами. Признание Мормонта повлияло на нее успокаивающе. Возможно, она все же была в бреду, Джорах не спешил отметать эту догадку, но, как только леди Винтерфелла услышала его слова, как спустя пару секунд задышала ровнее, а потом просто заснула, тихо и умиротворенно, а на ее лбу появилась испарина — верный признак того, что горячка спала. Джорах не знал, сколько времени он просто сидел рядом с ее постелью, и смотрел на нее, на то, как она спит — и, в конце концов, сам не выдержал и задремал, склонив голову на подушку рядом с Сансой. И даже не заметил, как в покои королевы следом за мейстером Волканом вошел Джон Сноу.