Часть 2
7 июня 2018 г. в 17:46
Патрик сразу понял, что Бауэрс не очень заинтересован в том, что сейчас крутилось по телеку, но как же так? Такая годная и качественная порнуха, почему бы и не подрочить… Друг другу? Хокстеттер лишь убавил звук и, поднявшись на свою кровать к хулигану, уставился тому в глаза, пока не решаясь поднимать свою бутылку и чокаться.
— Ох, Генри, обещаю, что когда-нибудь, да натяну твою задницу на что-нибудь интересное, — хищно улыбнувшись, Хокстеттер столкнулся своей с бутылкой Бауэрса и наконец допил содержимое, выкидывая пустышку в полуоткрытое окно. Спустя считанные мгновения раздался крик, кажется, Патрик в кого-то попал, но сильно его это не беспокоило, только из сжатых уст вырвался смешок, — и что тебя может заинтересовать, раз не порнуха, импотентом стал?
— Обещай дальше, — усмехнувшись, выдаёт Генри, откидываясь назад и упираясь локтями в мягкую простынь. Они испачкают эту беленькую простынь, запачкают спермой, кровью и прочим дерьмом.
Лицо Хокстеттера растягивается в улыбке, больше напоминающей оскал.
— У меня подозрение, что мои слова — ложь, всё же не правда, но давай-ка удостоверимся насчёт этого.
Генри был недостаточно пьян, даже вообще не пьян, чтобы что-то с ним делать, а разве волновало это Хокстеттера? Именно — нет. Ему совершенно всё равно: ударит ли Бауэрс его, забьёт ли до потери пульса, это всего лишь воображение брюнета, которое закончится, когда он будет близок к смерти. Патрик убрал с живота друга футболку, провёл по нему пальцами, ногтями чуть задевая кожу, и опустил ладонь на пах.
Переведя взгляд, на руку Патрика, Генри слегка поднимает брови, показывая наигранное удивление. На самом деле, ничего подобного. Он прекрасно понимал, что всё этим закончится, с Патриком — только жёсткий трах. Даже если он задумал трахнуться с Бауэрсом, то так просто Хокстеттер его не получит.
Бауэрс сжимает зубы и странно еле слышно урчит, провоцируя Патрика. Этот парень уже испорчен, испорчен своей «реальностью», мыслями об одном себе и своей коллекции. Подарок от Патрика всегда будет странный, отличающийся от других своей оригинальностью и жестокостью.
Улыбнувшись, Генри немного сползает вниз, показывая, что будто поддаётся подобию ласки Патрика. Когда Хокстеттер надавливает Бауэрсу на пах, тот надеется на какой-нибудь ответ, стон или же расслабление, но ничего не происходит. Генри показывает абсолютное спокойствие, не хочет показывать всю свою натуру.
— «Сволочь, никак не реагирует, лежит себе спокойно и наблюдает, вот же, неинтересный, » — Патрик был бы рад, если бы ему лишний раз заехали кулаком по лицу, так хоть какое-то развлечение, но нет, делай всё сам, без какого-либо сопротивления. Он привык мучить своих жертв и тех лузеров лишь из-за того, что они начинают орать, пытаясь выбраться из крепких — хоть по ним и не скажешь — рук Хокстеттера.
Генри слегка ворочается ногами, пытаясь скинуть с себя Патрика. Тот, как на зло, делает всё, что ему вздумается: лижет там, где не положено, ехидно улыбается, причиняет Бауэрсу боль. Вмазать бы этому человеку, возомнившему о себе многое. Но нет, Генри лишь неслышно урчит и отползает назад, пока не упирается лопатками в холодную стену, на которую прикреплен плакат. Очередная рок-группа или готерский фильм, Хокстеттер фанатеет по ним, любит дрочить на баб в чёрном, Генри же всегда представляет себе хорошенькую сучку из бара, которая сосёт ему и иногда получается, что вместо шлюхи перед его глазами всплывает Хокстеттер, хотя… Так даже веселее, сам предложил, сам и делает, а Бауэрс полюбуется за жалкими попытками соблазнить его, знаю даже то, что в конечном счёте он отдастся на провокации и полезет трахаться.
Патрик всё делает медленно; ловкими пальцами расстёгивает ширинку на джинсах, избавляется от ремня и сильнее оттягивает ткань боксёров, которую в итоге резко отпускает, и та с пронзающим уши звуков впечатывается в лобок Генри.
Хокстеттер расплывается в широкой улыбке, когда видит лицо друга: зажмуренные глаза и поджатые губы, которые еле обнажали зубы. Одно удовольствие, хоть какие-то эмоции с его стороны. Патрик успевает за всё это время, когда Бауэрс что-то шипел себе под нос, стянуть до колен вещи и пройтись языком по месту удара, на котором, оказывается, была чуть содрана кожа, должно быть, из-за слюней могло защипать.
— Ну же, Патрик, — шёпотом бубнит Генри, настойчиво и провоцируя парня, проводит пальцем себе по паху вниз, к набухающей плоти, — неужели, сука, ты этого так долго ждал?
Взгляд проследил за рукой, Хокстеттер не мог не взять пару пальцев в рот и как следует обслюнявить их, к сожалению, продемонстрировать все свои навыки хорошего, может и не очень, отсоса на них он не смог, но и ладно, на это же есть совсем другая вещь, даже поинтереснее будет, чем какие-то обычные пальцы.
— Да ладно тебе, Бауэрс, не торопи меня, такой момент могу упустить, может и не появится он больше, — Патрик с каждым разом всё тише и тише произносит свои слова, что кажется, в скором времени начнёт только молчать и разряжать обстановку будут стоны, а может и крики, кто его знает.
Генри отстраняется, смотрит в глаза Патрику, злобно улыбаясь. Губы обнажают зубы-клыки и улыбка становится больше похожа на звериный оскал, что добавляет больше пошлости образу Генри.
Патрик долго водил языком и ставил яркие засосы вокруг члена, никак не задевая его, тем самым дразня. А он давно успел подняться, заметил брюнет, благодаря до сих пор подвижным и еле касающимся органа пальцам Хокстеттера.
Коснувшись губами пульсирующей головки, Патрик обхватил заострёнными зубами и чуть сжал её. Вряд ли можно получить от подобного наслаждение, когда ещё не знаешь, останешься ли со своими гениталиями, или без них.
Патрик наконец коснулся губами к пульсирующей головке, обхватил заострёнными зубами и чуть сжал её. Вряд ли от такого можно получить наслаждение, когда ещё не знаешь, останешься ли со своими гениталиями, или без них. Хокстеттер взял в рот больше затвердевшей плоти, языком, на подобие спирали, обвивая её. Ещё бы чуть-чуть и он бы уткнулся носом в лобок Генри, что, возможно, и произойдёт со временем.
— Патрик, сука, — стонет Генри, закатывая глаза. Хокстеттер это делает слишком хорошо, невозможно не застонать. Бауэрс поддаётся вперёд, незаметно, как показалось ему, двигает бёдрами навстречу глотке Патрика, толкаясь по самое основание. Генри чувствует, как нос Хокстеттера упирается в его лобок, щекочет грубые волоски, обдаёт горячим рваным дыханием. Бауэрс сжимает ладони, захватив простынь и слегка тянет на себя. Он не может сопротивляться сам себе, не хочет признавать, что прямо сейчас ему сосёт мужик. Нет, его мысли затуманены нахлынувшим возбуждением. Оно, словно червь, сжирает остатки разума. Сознание становится туманным, неразборчивым, зрачки увеличиваются, а изо рта выдаётся стон. Негромкий, но этого достаточно, чтобы показать, что Генри жаждет чего-то большего.
Бауэрсу достаточно было назвать хулигана по имени, чтобы тот улыбнулся. Со стороны выглядело это нелепо: во рту у Патрика находится член, а помимо этого он ещё и улыбаться начинает, что, естественно, у него и не получилось, лишь тихие усмешки вырывались изо рта, провоцируя парня на смех, но тот держался как мог, пытаясь в мыслях прогнать эту картину и утихомирить как-то себя.
Зубы с языком тихо постукивают по коже и выступающим венкам, пока голова Патрика медленно наращивает темп. Бывали и такие моменты, что из-за движений бёдрами со стороны Бауэра, челюсть соскальзывала и прижимала с двух сторон тонкую кожу на органе, заставляя после такого только сильнее дёрнуться и что-то шикнуть в ответ.
Генри шипит, когда зубы начинают сжиматься на его плоти. Не то, чтобы больно было, Бауэрс ожидал подобного от Патрика, но не думал, что будет так неприятно. Хокстеттеру не сильно-то и важны были комментарии от парня, ему уже хватало его стонов, которые иногда Генри мог скрыть, что забавляло.
В комнате только они вдвоём, так чего стесняться? Ну, если не считать все эти трупы животных и пристальный взгляд от некоторых статуэток, к примеру, от того безглазого незавершенного кота, которого трогал недавно Бауэрс. Выглядит это довольно жутко, особенно когда прекрасно понимаешь, что они все мертвы.
Патрик остановился, прошёлся губами снова по плоти, собирая собственные слюни и перемешавшуюся с ними смазку, после отстраняясь, так и не дав кончить.
— Ну что, Генри, дашь выебать свою упругую жопу? — улыбается пироман и всматривается в глаза товарища, большим пальцем проходясь по его скуле и губам.
— Заткнись, — шипит Генри, схватил Хокстеттера за ворот рубашки и толкает под себя. Это выглядело нелепо с его стороны, одежда, спущенная до колен сильно мешалась, да ещё и Патрик попытался сопротивляться, но Бауэрс всё-таки смог его повалить на спину.
— Почему же? Мне хочется поговорить, — усмехается Хокстеттер и сразу же выгибается в спине, поддаваясь рукам Генри, как только он касается тела.
Рывком выдернув из штанин ноги, Генри быстро избавился от нижней одежды — чувствовалась некая свобода. Возможно, Патрик прав, что они одни в этой комнате, и им нечего стесняться, так почему Генри чувствует, что его перят взглядом, прожигают?
— Ох, Патрик, — Бауэрс поднимается чуть выше, рукой залёзая под одежду Хокстеттера. Бледная кожа, худощавое тельце, мелкая дрожь от возбуждения и часто вздымающийся живот от частого неровного дыхания, — иди сюда.
Генри говорит последние слова, будто они уже давно находятся в любовных отношениях, как-то ласково, нежно, так, как ему не свойственно.
— Так я давно здесь, куда идти-то? — прошептав на ухо шатену, хулиган расположился на кровати и притянул его лицо к своему при помощи ворота футболки.
Патрик сводит брови к переносице, хмурясь, и улыбка пропадает с лица. Он будто бы передразнивал Генри, его выражение лица, но оно сейчас было совсем другое. Эти расплывшиеся в ухмылке губы, оголяющие заострённые зубы, где-то в подсознании парня таилось желание быть укушенным ими, может, даже быть разорванным на части и съеденным, но это уже переходило границы Хокстеттера, если они были, всего лишь мысли.
Вертит им как вздумается, словно беспозвоночное существо, которое пытается как можно скорее выбраться из хватки ловкого хищника или охотника. Иногда ускальзывает, не давая трогать себя, тем самым вызывая лёгкое негодование со стороны Бауэрса. Мало чем можно было привести Патрика в удивлённое состояние, разозлить или сделать так, чтобы он начал покрывать даже единственного человека комплиментами, как делают многие подростки своим матерям, девушкам или кому-то другому, в подробности пироман не вникал, но у Генри получилось, своим голосом, Хокстеттер лежал и с наплывающей на лицо уже искренней еле видной улыбкой смотрел на парня. глубоко внутри ликовал всё время ждавший подобного от друга человек, но выплёскивать наружу все эмоции Хокстеттер не хотел.
— Ш-ш, — расслабляюще шепчет Генри прикасаясь языком до шеи Патрика, ведёт вниз, до ключиц, и полностью задирает руками футболку, снимая её и отбрасывая, как ненужную в данный момент вещь, на пол рядом с кроватью.
Генри чувствует, как по телу разливается приятное чувство, оно ему нравилось, было хорошо, даже слишком. Бауэрс ведёт пальцем вдоль позвоночника, прежде обхватив Хокстеттера руками и подтягивая к себе для удобства. Теперь Патрик в его власти, как и все те жалкие шлюхи до него. Генри уже про себя согласился насчёт того, что Хокстеттер сосёт лучше продажных девок.
Положив руки на поясницу Патрика, Бауэрс слегка оттягивает резинку боксёров вместе со штанами, тут же убирает руки и она отстреливает в пах, больно заехав по возбуждённому члену, делая так, как недавно сделал ему Патрик — сам напросился. Генри ухмыляется, обдав горячим дыханием шею Хокстеттера, отчего тот не видно дёргается.
— Ну ты и гадёныш, Бауэрс, — процедил сквозь сжатые зубы парень и нервно посмеялся, закусывая и так повреждённые губы до проступающих алых капелек, которые слились в одну, и медленно соскользнули с уголка рта, теряясь в лохматых и не прибранных волосах. Вряд ли Хокстеттер расчёсывал их, он не видел в этом такой сильной надобности. Сразу же после душа раскидывал кудри по подушке и на утро просыпался с парой прядей во рту, раздражённо выплёвывал и шёл куда ему нужно было.
— Ну же, Патрик, расслабься, — пробубнил Бауэрс, ведя свободной рукой по бедру любовника.
Патрику нравилась боль и также нравилось причинять её другим, конечно, не так как делал это Генри: он не любил возиться, делал всё быстро и как ему удобно, чтобы наконец избавиться от назойливых людей. Хокстеттер же мучал как можно дольше, ловил в подворотнях и переулках, прижимал к стене, оставляя сильные ожоги или порезы, отпускал, а после снова находил, ещё и ещё до того, пока ему не надоест.
Хулиган облизывает губы почти каждые десять секунд, это вошло в привычку, от которой избавиться уже невозможно. Обхватывая ногами бёдра Бауэрса, прижимается пахом к его паху, зависая в таком положении на несколько минут. Даже если родители явятся именно сейчас, им будет как минимум всё равно, главное, что есть чем заняться на данный момент, а всякие стоны, крики, грохот из комнаты старшего сына — всего-то пустяки, которые когда-то, да прекратятся.
Генри следит за движениями Патрика. Слишком вызывающе, он хочет, провоцирует Бауэрса на большее, придавливает к себе и он чувствует стояк в штанах Хокстеттера. Это лишь забавляет, Генри может врезать за распускание рук, но не делает. Ему нравятся жалкие попытки Патрика соблазнить Бауэрса.
— Ты хочешь, чтобы я выебал твой узкий зад? — рыкнув, Генри утыкается в ключицы Хокстеттера, скользит рукой под ткань боксёров и обхватывает член у самого основания, — ну же, ответь.
Хокстеттер молчит, играясь хищным и ехидным взглядом с Генри, наблюдает за тем, что он вытворяет, Патрик даже мог точно сказать, что горло охватил приятный стон и он вырвался наружу, а виной всему те самые заострённые зубы. Дождался ведь. Кадык дёрнулся при сглатывании накопившейся слюны и снова встал на место, он очень сильно выпирал из-за худобы юноши да и просто тонкой кожи, которая отделяла орган от внешней среды.
Генри впивается зубами, оставляя след на шее. Метку, которая показывает, что Патрик теперь его, он принадлежит только Бауэрсу и больше никому. Эти неосторожные движения, Генри заводится больше, но ему мало, когда Патрик стонет, двигает бёдрами навстречу руке Бауэрса, и он чувствует это, сжимая сильнее. Стягивает боксёры совсем, немного сползает, проводя по плоти невидимую линию, ведёт до головки и слегка надавливает. Сразу же выступает белая капля спермы, и Генри тут же её стирает пальцем.
— Давай же, — бурчит Бауэрс, мгновенно подтягиваясь к лицу Патрика и встречаясь с ним взглядом. Сейчас между ними столь малое расстояние, что Генри готов поклясться, что чувствует, как бьётся сердце Хокстеттера.
Так забавно наблюдать за Бауэрсом, надеется, что получит ответ от Хокстеттера, даже нет, он требует этого. боже, да все прекрасно знают, что добиться желаемого у него получится всегда, но почему бы его не подразнить? Патрик выискивает подходящий момент и переворачивается, оказываясь теперь сидящем на торсе у Генри, раз не в сексе с этим мудаком будет сверху, то в позе.
— Чего ждём, на согласие надеешься? — и снова эта мерзкая улыбка на лице, она словно приросла и не сойдёт никогда, но это лишь на время.
Бауэрс шипит, раздвигает ноги и приподнимается на локтях. Патрик всерьёз надеется заполучить его просто так, да?
— Что, не хочешь быть блядской омежкой, который так просто лезет под каждого альфу, да? — съязвил Генри, облизывая губы. По уголку рта скатывает капля слюны, падая на грудь и тут же исчезая.
Как же сейчас приятно наблюдать за Патриком, как он улыбается, кажется, он никогда не знал поражения, поэтому сейчас так настойчиво ёрзает на бёдрах Генри, пытаясь устроиться поудобнее.
— Я же вижу, что ты текёшь, — теперь Бауэрс смотрит на Патрика исподлобья, волком, хочет показать своё превосходство, но раз уж Хокстеттер хочет вести, Генри согласен отдать свою роль… На время.
Бауэрс задирает руки и кладёт их на грудки Патрику. Медленно ведёт вниз, очерчивает невидимые узоры и останавливается, когда руки доходят до поясницы, обхватывает со спины и кладёт ладони на ягодицы, сжимая их.
— Садись на меня, — шёпотом произносит Генри, чувствуя, что больше не может терпеть. Слишком раскалённая атмосфера в комнате, жаркий воздух, а на теле уже начинают выступать капельки пота.
— Уф, Бауэрс. Бауэрс, — голова покачивается из стороны и юноша что-то выдаёт себе под нос вместе со смешком, — думаешь, я так просто сяду и поскачу на твоём верном коне?
Не всё так просто. Будь они нормальными людьми, то, скорее всего, приступили к этому занимательному делу быстрее, а они всё сидят друг на дружке, беседу ведут, будто пришли в дом Хокстеттера только поболтать, а не разогреть задницы друг друга.
За окном продолжало светить уже дневное солнце, уроки давно закончились, наверное, все пошли по домам, некоторые остались на дополнительные занятия, некоторые отсиживают свои пятые точки в классе, отбывая наказание за плохое поведение. Посадили бы так всем известную шайку — так они давно бы сдрыснули оттуда. Уж лучше прогуляться, выпить и расслабиться, чем сидеть в напряжённой обстановке и делать какие-то бесполезные задания. Мысли должны быть заняты другим, если смотреть со стороны на сложившуюся ситуацию. Секс, не учёба.
Патрик то и дело, что усмехается при виде Генри, он лежит, тяжело дыша, жаждет продолжения и выполнения своего «приказа», но Хокстеттер же не простая сучка, готовая прыгать с члена на член и сосать кому попало. Вот Бауэрс попал, бедный, видимо, не дождётся, но вот нужно же было этому моменту наступить. Хокстеттер чуть выгибается в пояснице и встаёт на колени, руку убирает за спину, нащупывает член хулигана и насаживается, жмуря глаза и скалясь. Ему было приятно, пусть по лицу и не скажешь.
Генри шипит, чувствуя, что анус Патрика сдавливает его член. Было очень узко, но хорошо. Бауэрс сжимает ладони в кулаки до побеления костяшек, хватая покрывало. Перед глазами на мгновение всё зарябило, казалось, тьма теперь не отступит, но это лишь маленький дефект этого момента. Генри задирает голову, выгибаясь в спине, приподнимаясь на ногах и толкаясь в Патрика. Было жутко неудобно, сидящий сверху парень весил немало, да ещё и не проявляет никакой инициативы. Если он хочет помучить Генри, пускай прекращает, это уже не смешно.
— Сволочь ты Патрик, — грубо, почти с хрипом, сквозь стоны говорит Бауэрс, жмурясь. На лице уже выступил пот и начал щипать глаза, что не скажешь о Хокстеттере — он сохранял спокойствие, даже сидя на члене Бауэрса.
Генри снова пытается толкнуться, но это уже свыше его сил. Он пытается встать, но не получается, хватает Патрика за плечи и тянет на себя, чтобы он хоть как-то упёрся на постель, а не давил своим задом на пах Бауэрсу. Генри снова хрипит, обхватывая Хокстеттера за спину и царапая её. На местах сразу же появляются маленькие кровоточащие полоски.
— Легче, легче, — шепчет сам себе Генри, пытаясь себя успокоить, но никак не выходило — возбуждение уже закрывает сознание.
— Ну, не веди себя так, будто я тебя ебу, а не ты меня, — чуть ли не промурчал Патрик и перевёл вес на руки, которыми упёрся в постель около головы хулигана.
Парень наклонился к его лицу и коснулся его губ своими; поцелуй был сначала нежным, словно Хокстеттер боялся хоть на миллиметр сместить и так повреждённую кожу, но потом он тут же впился зубами в нижнюю губу, покусывая и слизывая кровь. Патрик вспомнил своё первое убийство, когда впервые попробовал чужую кровь, он запомнит это надолго: неумелые порезы по всему телу, такие же слабые ожоги, но то, как человек мучался. Это стоило того. Хокстеттер даже мог поспорить, что губы Генри, обмазанные алой жидкостью, были намного вкуснее.
Руки перебрались на сильные плечи Бауэрса, сжимая и иногда царапая их поломанными и чуть отросшими ногтями, также оставляя заметные следы. Взгляд упал на засосы на шее лидера, и тут-то он понял — зря ставил их, ведь если увидит его отец.
Задница горела, если не болела, но несмотря на это Патрик начал двигать бёдрами, тихо постанывая в рот Генри. Стонов он не стеснялся, наоборот, выплёскивал их из своей испорченной душонки, как только мог, ведь ощущения его переполняли.
— Заткнись, блять, — стонет Генри, впиваясь в губы Патрика и чувствуя привкус крови, затем слегка отрывается Хокстеттера, слизывает кровь, — я же у тебя первый. Сука, ты никому до меня не давал, как жаль.
— Жаль? А поче… — не успев договорить, из горла вырывается ещё один стон, только более яркий и сладкий.
Бауэрс цепляется сильнее, зарываясь пальцами в волосы Патрика и сжимая их. Пара толчков и Генри натягивает Хокстеттера до основания, достаёт головкой до простаты и вынимает почти до конца. Растянуть этот сладкий момент, помучать побольше, насладиться стонами Патрика, как он извивается от изнеможения, хочет, чтобы в него снова вошли и жёстко трахнули.
— Отвечай! — уже криком заставляет Генри, переворачиваясь и прогибая под себя Хокстеттера. Его голая спина, кое-где оставлены следы: царапки, синяки и капли засохшей крови.
Патрик даже не успел среагировать, как оказался под Бауэрсом лежа на животе. Дыхание участилось не только из-за повисшего в воздухе напряжения, но и из-за того, что пироман начал тихо посмеиваться после крика шатена.
Генри ведёт пальцем вдоль позвоночника, ниже, ещё чуть и сжимает в ладонях ягодицы Патрика, усаживаясь тому на бёдра, заставляя расставить ноги коленом.
— Так что мне сделать, заткнуться или ответить? — широко улыбнувшись, Патрик закусил губу и, дотянувшись до своего органа, обхватил пальцами, медленно массируя, — ну давай же, без члена в заднице неинтересно, да и ублажать себя, когда со стороны смотрят. Одиноко как-то.
Хокстеттер глянул на Генри через плечо и проскулил наподобие мелкого и беззащитного щенка, которого не кормили с момента рождения. вот же. стоит как истукан и смотрит, вот что ему нужно, этому Бауэрсу?
— Патрик, — шепчет Бауэрс, приближаясь к его лицу. Генри снова улыбается, на это раз более агрессивно, без оскала, хватает Хокстеттера за затылок, сжимает волосы и резким толчком входит. Больно было не только Патрику, судя по его рваному стону, но и Бауэрсу, когда его член сжал узкий анус, — в тебе узко и мокро. Ты ещё та блядская сучка, Хокстеттер.
— Твою ж, — Хокстеттер успел только набрать воздуха в лёгкие, сжать как можно сильнее в руках простынь и попытаться хоть как-нибудь выдохнуть. Сконцентрироваться невозможно, когда входят в зад, ладно, если бы просто, но с такой силой. Юто неимоверно больно и тяжело, а от дополнительного веса — Генри, который руками упирался в ягодицы, позвоночник ныл не переставая.
Генри ведёт рукой по спине, натягивает голову Патрика на себя, нарочно заставляя его прогнуться в пояснице. Волосы Хокстеттера — святое, и, видимо, тут и подвела его ленивость, если бы он расчёсывал их, то можно было бы избежать сильного натяжение, но тут-то они ещё и путаются между собой, «собираясь» в хорошую опору для руки Бауэрса, дабы как следует протрясти голову брюнета.
— Неинтересно, да? Неинтересно! — Бауэрс наращивает темп, грубо и жёстко вдалбливаясь в зад Патрика, заставляя того испытать боль, почти что не рвёт его, но, казалось, он уже на грани.
Генри на мгновение останавливается, восстанавливает дыхание и снова, на этот раз медленнее, начинает двигаться в Патрике, давая ему привыкнуть к неочень удобной позе. Патрик же любит боль, так почему он не в восторге от такого поворота событий? Быть может, с первого раз не всё получается настолько гладко, насколько можно было представить.
Жадно глотает воздух и Хокстеттер уже чуть ли не валится на постель, когда любовник решает замедлиться, но вряд ли такой отдых приведёт к хорошему концу. Даже не смотря на произошедшее, Патрик, улыбнувшись, взял одну из рук Генри и переплетая пальцы чуть сжал его ладонь, после лицом упал в подушку, восстанавливая дыхание.
— Ну что ты, — ухмыляется Генри, сдавливая руку и входя до самое основание. Казалось, разрядка уже близко, но Бауэрс решил немного замедлить темп, разряжая обстановку, выходит из ануса Патрика и падает рядом на спину, схватившись за живот, — какой же ты слабак, Хокстеттер.
— Да кто бы говорил, Бауэрс, — процедил сквозь зубы Патрик и повернул голову к приятелю, осмотрел с ног до головы, будто впервые увидел и хмыкнул, настойчиво глядя в глаза, — у меня вообще-то желание выдрать тебя в задницу ещё не пропало.
Бауэрс переворачивается, хватая Патрика за плечи и усаживает перед собой. Сбитое дыхание, бледная кожа с мелкими царапинами и слегка приоткрытый рот. Хокстеттер стонет, когда Генри кладёт свою ладонь поверх его ладони и медленно начинает водить по члену. Такие сладостные для ушей звуки. Бауэрс придвигается к лицу Патрика, касаясь его скул своими губами, оставляя кровавые пятна. Чёрт, Хокстеттер всерьёз прокусил губу Генри.
Патрик в этот раз договорить успел перед очередной выходкой Генри; по комнате тут же пробежался стон, эхом отдавшийся из углов, губы сами собой поджались, но широкую улыбку этим не испортили. Волна наслаждения снова пробежалась по бледной коже, оставляя после себя много мелких мурашек, от которых Патрик пару раз дёрнулся, даже когда Бауэрс коснулся губами его скул, от чего пироман неслабо ударился о приоткрытые зубы шатена и что-то прошипел себе под нос, но недовольство скрыл очередной стон, только более тихий.
— Ш-ш-ш, расслабься. Не волнуйся, — Генри сладко урчит, нежно поглаживая мягкими подушечками пальцев головку, — ты дрожишь, успокойся.
Бауэрс упирается свободной рукой о мягкий матрас, отчего тот страдальчески скрипит и ещё сильнее прогибается. По ладони бежит тонкая прозрачная струйка спермы, оставляя вязкий след и, капнув на постель, расстворяется, но не сразу. Генри спускает к губам Патрика, чуть отстраняется и касается уголка рта языком, подразнивая. На лице Хокстеттера до сих пор играет улыбка и Бауэрс не мог не заметить, что парню нравятся его ласки. Генри слегка сдавливает головку ладонью, вызывая гортанный стон у Патрика прямо ему в губы. Как Патрик почувствовал горячий и мокрый язык Бауэрса на головке, он расплылся в улыбке и что-то промычал, отчётливо было слышно имя партнёра, пусть и тихо. Недоумение сменилось на ехидство через каких-то жалких пару секунд и парень схватил Генри за волосы на макушке, медленно начиная прижимать ртом к своему члену и заставляя тем самым постепенно раскрывать губы с зубами.
— В этом нет ничего сложного. Давай же, — свободной рукой Хокстеттер провёл по кончику оттопыренного носа и перешёл на скулу, медленно поглаживая её. В отличие от того случая, когда юноша обрабатывал спину с ранами мазью, движения стали намного нежнее. От своих мыслей Патрик захотел снова прикоснуться к повреждённой коже.
Как пироман убедился, что Бауэрс справляется без его помощи, причём настолько хорошо, что парень стонет почти что на весь второй этаж, пальцы отцепились от волос и начиная с шеи аккуратно прошлись по еле заметным царапинам, переходя на более свежие. Патрик второй рукой гладит лицо товарища, заостряя внимание на ярко выраженных частях наподобие нижней челюсти, скул и иногда прикосаясь к кадыку, дабы почувствовать его постоянные движения от сглатывания слюней.
— Ну же, давай. Выплесни наружу, — Бауэрс двигает рукой, увеличивая темп. В лицо бились горячие струи воздуха, когда Хокстеттер, опустив взгляд, следил за ладонью любовника и стонал, — чего же ты ждёшь?
Генри опускается ниже, соблазнительно ведёт руками по обнажённому худому телу, подгибает ноги и упирается закрытым ртом в сочащуюся головку.
— Давай, кончи на меня, — последние слова Бауэрс кричит приказным тоном, привлекая к себе недоумевающий взгляд Патрика.
Генри еле слышно хрипит, когда Хокстеттер дотрагивается до царапин на спине. Патрик хорошо промазал кремом кожу, тот хорошо впитался, возможно, именно поэтому Бауэрс не чувствует такой резкой боли, конечно, ощущение осталось, но не столь сильное, его можно перетерпеть.
— Хокстеттер, сволочь! — рычит, оторвавшись, Генри. Если тот будет разглядывать его спину, вдаваясь в подробности, то рано или поздно кто-то кого-то убьёт. Приподнявшись на руках, Бауэрс пошло облизывает губы с незаметными каплями слизи вперемешку с собственной слюной, приближается к паху, обдав горячим дыханием. Было видно, как по телу Патрика пробежалась мелкая дрожь кучкой мурашек. Генри ведёт рукой по выраженому на худощавом теле прессу, ниже, слегка касаясь бёдер, подтягивает парня под себя и целует в губы. Быстрый, неаккуратный поцелуй, Генри цепляет зубами нижнюю губу Патрика, оттягивает и слегка прокусывает. На язык сразу же капает капля крови, стекая в глотку. Тонкие, сухие, потрескавшиеся губы Хокстеттера, теперь непривычно мокрые, в кровоточащих ранках. Патрик же любит боль, да?
— Да мы оба давно поняли кто я, Генри, — лежала бы под ним очередная шлюха, то не высказывалась бы так каждый раз после очередного словечка Бауэрса, уж хотелось выйти живой, нежели по случайности разлагаться потом где-нибудь в канализации или подвале. Прекрасно видно, что Генри на такое способен, разве что его пока не довели до такого состояния, чтобы он ходил и убивал всех, кто на глаза попадётся, пусть животное даже какое-то, в отличие от Хокстеттера. Хрен пойми как работает полиция в этом городке, ведь Патрика могли давно посадить, но этого не происходит, а ему это всё на руку.
Патрик смотрит своими чисто голубыми глазами на парня, которые вот-вот и «загорятся» только сильнее огоньком наслаждение и облизывает губы. Снова этот вкус крови, собственной крови. Он ему уже так надоел, что, когда сидит на уроках и сдирает с них кожу, любуясь видом из окна, мечтает разодрать всех в классе и продегустировать эту металлическую на вкус алую жидкость.
Входная дверь неожиданно открылась, и этот невыносимый скрипучий звук разнёсся по всему дому, Хокстеттер насторожился, неужто родители вернулись? Они очень вовремя.
Пироман как можно тише выползает из-под Генри, стараясь не создать лишнего шума при помощи матраса и пола, он закрывает дверь на щеколду и полностью удостоверившись, что родаки пока не поднимаются наверх, садится перед Бауэрсом, касаясь его члена рукой.
— Давай-ка побыстрее покончим с этим.
— Патрик, они услышат, — шипит Генри, откидываясь назад, — и настучат моему отцу.
— Всё будет нормально, — услышать такого от Хокстеттера никто раньше не мог, особенно с таким тоном, будто перед ним лежит раненный любимый человек и уже начинает потихоньку уходить в мир иной, или, как всегда думал Патрик, проснуться в больнице после довольно долгой комы, промедлить пару секунд, вспоминая произошедшее и откинуться уже на самом деле.
Бауэрс сжимает ладони до побеления костяшек, но он ещё не готов кончить, просто не может. То ли не хочет, то ли не получается, но ощущение, словно приятное тёплое пятно, расплывается по всему телу, сбивается в комок в горле, затем тянется вниз. Генри откидывается назад, чувствует, как рука Хокстеттера приятно поглаживает шершавыми пальцами его головку, зажимает во рту ладонь и изливается, через силу, мало. Выступает несколько капель, которые мгновенно впитываются в кожу руки, исчезают. Бауэрс смотрит в глаза Патрика несвойственным для себя взглядом. Не тем дерзким, ехидным, каким-то страдальческим, жалким.
Генри снова жмурится, чувствует приближение, и с приглушёным рыком кончает Патрику на руку. Белая сперма стекает вниз, расплывается вязким пятном по смятому покрывалу.
— Блять, — Генри хватается за живот, скрючиваясь. Обычно он изливался не по собственной воли, от насилия, что творил с ним отец, избивал и жёстко входил, сейчас он кончил сильно, от кайфа, от того, что ему дрочил Патрик, от сладкого ощущения. Если родаки Хокстеттера услышат его стон, пускай, это даже сильнее возбуждает.
Пальцами другой руки парень поглаживает бедро Генри, тем временем смотря в его изумрудные дрожащие глаза. Ласки продлились недолго, ибо нужно было что-то делать и со своим стояком. Убирая руку от ноги, Патрик обхватывает ладонью плоть, начиная двигать ею в том же такте, в котором дрочит сейчас Бауэрсу. Приходилось держать себя в руках, а так как юноша был голосистым во время секса, было трудно. Из горла вырывалось кряхтение и еле слышные маты, но они прекратились, когда Хокстеттер с каким-то тихим скулением наподобие жалкого щенка излился себе в руку, после почувствовал, что в другой ладони появилась такая же вязкая жидкость.
Брюнет тяжело и нервно дышит, откидывается назад, головой встречаясь с холодной стеной и что-то невнятно говорит. Видимо, родителям до сих пор всё равно что делает их старший сынок, главное, не сжигает дом и не душит снова кого-то из семьи.
— Ты тот ещё дибил, Патрик, — шепчет Бауэрс, медленно вставая, точнее пытаясь встать. Ноги ватные, при каждом шаге отдаётся колокой болью, словно пол состоит из одних иголок, и Генри, не жалея себя, идёт по ним. Снова что-то на подобии кряхтения, потом слышится шуршание вещей, — где у тебя блядская ванная?
Генри задаёт вопрос, не волнуясь о том, что его могут спалить, но, как говорил отец, в ванной, когда моет голову, он похож на ту ещё сучку. Поэтому, возможно, волноваться не о чем. Бауэрс открывает дверь и, опасливо оглядываясь, что никого нет, поворачивается к Хокстеттеру.
— Сразу направо, — проговорил Патрик и, восстановив наконец дыхание, поднимается, хватает джинсы с футболкой, на которой изображён давно потёртый и еле видневшийся Том из мультфильма, берёт Генри за руку и затаскивает за собой в, слава чёрту, пустую ванную комнату. Как парни заходят внутрь, дверь тут же закрывается на щеколду.
— Мы можем и в душе поебаться, — тихо засмеявшись, Хокстеттер направился к ванне, включил воду погорячее сначала в кране, после в самом душе, залезая и становясь под её теплые струи, после протягивая Бауэрсу руку, — ну, иди сюда.
— Патрик, ты последняя похотливая сука, — фыркает Генри, сам перелезая через невысокий борт ванны. Его руки скользят по мокрому телу, обводя все его неровности: выступающие рёбра, совсем худые бока, наконец ведёт до ягодиц и сжимает их. Патрик чуть ли не тает от такой грубости, хоть эти действия так не назовёшь, скорее, резкость.Он знал, что за ним следил изучающий взгляд глаз Хокстеттера. Резко придавливает к стене целует шею, оставляя засосы, затем чуть отстраняется.
— Не сейчас, — шипит Бауэрс и отстраняется совсем.
— Не сейчас? Как жаль, Бауэрс, а такая подходящая обстановка, — Хокстеттер склонил голову к уху товарища и прошептал это всё именно на него, обхватил его талию и заключил руки в замок за спиной, прижимая к своему уже горячему от воды телу. Он готов простоять здесь сколько угодно, разве что до того, пока не начнёт течь хоть немного, но прохладная вода.
В этот раз всё было быстрее. Генри даже не сопротивлялся. Поддавался каждому движению Хокстеттера, его ловкие пальцы, он пытался задеть особо нежные места, когда дошёл до члена любовника, стал медленно ускорять темп, переводя взгляд сначала на лицо Бауэрса, потом обратно на сочащуюся головку. В этот раз Генри кончил быстро, без подготовки, сильно сжав ладони. Возможно, это был первый раз для Патрика, но точно уж не последний. Генри знал, чучела, ванна и секс — для Хокстеттера вещи хорошо совместимы.