* * *
Когда они въезжают в Оттери-Сент-Кэчпоул, пассажиры на пару секунд замолкают, чтобы выглянуть в окно и полюбоваться дорогой, травой и деревьями, сверкающими от мороза. Гарри проезжает мимо дома Рона и Гермионы на окраине деревушки, мимо скопища магазинчиков, почтамта и паба, мимо утиного озера, мимо школы Лили — закрытой на Рождественские каникулы — и, наконец, сворачивает на подъездную дорожку своего дома. Гарри выходит из машины и разминает затёкшие плечи, бросая взгляд на возвышающуюся неподалёку Нору. Делает глубокий вдох, смакуя запах зимы, холодного воздуха и едва заметных ноток дыма, змейкой поднимающегося из кривой трубы Молли и Артура. Отголоски детского смеха, доносящиеся с порывами ветра, могут принадлежать Хьюго, который любит играть на улице с бабушкой, но их быстро перекрывает хлопание дверей машины и шаркание чемоданов. Где-то слева кот Лили протестующе попискивает в ответ на резкую смену температуры. — Ну что ж, — громко зовёт Гарри, впуская морозный воздух в лёгкие и стряхивая с себя минутную задумчивость. — Подождите, сейчас я зачарую чемоданы. — Он вытаскивает палочку и поочерёдно облегчает каждый из них, бросая взволнованные взгляды на машину Артура — очень не хотелось бы возвращать её поцарапанной второй раз подряд. — Оставляем верхнюю одежду и обувь в прихожей, чемоданы — наверх, — пытается призвать детей к порядку Гарри и вздыхает: — Молча. Хотя бы тихо. — Спасибо, пап… кто быстрее до лестницы… отдай, Джеймс… эм, а это что?.. ГИГАНТСКИЙ ГИППОГРИФ! — доносится до Гарри с разных сторон, а затем он оказывается один на подъездной аллее. Дом отдаёт затхлостью и холодом, словно простоял пустым целый день, но Гарри слышит, как Джинни ходит по кухне. Ногой захлопнув за собой входную дверь, он идёт на звук гремящих тарелок, по пути стягивая с себя зимнее пальто. Почти бессознательно делает вдох, прежде чем зайти на кухню, пытаясь сбросить с себя впечатления этого ужасного дня и отвлечься от шума и громких детских голосов, доносящихся с верхнего этажа. С лёгким вздохом он понимает, что забыл завезти Розу домой. Уже не в первый раз. — Дети остались целы? — спрашивает Джинни, не оборачиваясь. Её рабочая мантия перекинута через спинку стула, как будто она вернулась домой совсем недавно. — Все четверо, — признаёт Гарри, и Джинни требуется мгновение, чтобы понять смысл его слов. — Опять? — Боюсь, что да. Она откидывает длинные волосы с лица. — Главный мракоборец не в состоянии посчитать детей? — На работе за меня считают другие, — отзывается Гарри, понимая, что её вопрос был задан почти шутливо. Но лишь почти. — Старею? — предполагает он, не получив ответа. Джинни издаёт короткий смешок и взмахивает палочкой, отправляя строй тарелок из раковины в настенный шкаф. Гарри отступает. Ему всегда кажется, что они обязательно столкнутся и разобьются прямо в воздухе, но, как и всегда, тарелки аккуратно укладываются друг на друга в шкафу и дверца закрывается с лёгким щелчком. Джинни приступает к вчерашним сковородкам; Гарри хмурится. — Я же сказал, что вымою их, — негромко произносит он. Джинни на мгновение поднимает голову, её выразительные глаза выглядят устало. Она неловко пожимает плечами, и Гарри, оперевшись на столешницу, едва заметно напрягается и вжимает ладони в мрамор. — Тут был ужасный беспорядок. Он меня раздражал. Ты вроде брал отгул на вторую половину дня, — обвинительные нотки просачиваются в её голос. Гарри морщится. Он взял отгул, но, как обычно, всё сложилось не по плану. Пришлось просидеть за бумажками почти до трёх часов, и оттянуть поездку на вокзал до последней минуты. В подчинении у Гарри целый отдел, но каждый считает своим долгом попросить о помощи, а ему всегда было сложно отказывать. — Да, знаю. Прости. Хотя сомневаюсь, что детям важна чистота в доме, — добавляет он с осторожной улыбкой, надеясь на лучшее. — А тебе? — бросает Джинни, поворачиваясь к нему и упирая руки в бока. На мгновение она становится похожа на свою мать. Это не плохо, вовсе нет, но заставляет желудок Гарри сжаться. — Я просто пошутил, — примирительно говорит он, ища повод сменить тему. — Кстати, ты слышала о Малфоях? — Конечно, слышала. — Джинни наполняет чайник и снова смотрит на Гарри, явно успокоившись. — В офисе только об этом и говорят. Даже гоблины не удержались от сплетен. Гарри фыркает. — Постоянно забываю, что вы иногда работаете вместе с ним. На лице Джинни появляется недовольная гримаса. — Нет, не забываешь. И мы с ним не работаем вместе. Я работаю в Гринготтсе, он — независимый финансовый консультант. Мы иногда пересекаемся, вот и всё. Гарри замирает, задетый её замечанием. В этот раз он действительно забыл. Может, он и правда несколько раз упомянул Малфоя после встречи на платформе, но понятия не имел, что Джинни устала о нём слышать. С другой стороны, усталость знакома Гарри очень хорошо. Возможно, у Джинни выдался такой же плохой день. Нет смысла спорить при детях. — Ал сказал, что Скорпиус не слишком расстроен, — наконец произносит Гарри, прикрывая глаза и разминая шею. — Нет? — задумчиво бормочет Джинни, разливая кипяток по шести кружкам, которые наполняют комнату приятным ароматом. — Что ж, дети быстро приспосабливаются. Может, развод давно назревал. Гарри открывает глаза, но картинка перед ним не меняется. — Хм-м. Воздух вспарывают топот и громкий гул, и в одно мгновение кухня наполняется детьми. Они кидаются в объятия Джинни, заставляя её улыбнуться той самой улыбкой, которая молодит на добрый десяток лет. Несмотря на шпильки в сторону Гарри, она счастлива видеть Розу, которую заключает в объятия со словами «Как же ты выросла!». Теми же словами Джинни встречает и остальных, за исключением Лили, которая перекидывает кота через плечо и несёт его к столу. — Что случилось, пап? — спрашивает она. Сердце Гарри сжимается. Он сглатывает, отворачиваясь от радостной кучки детей и переводя взгляд на младшую дочь. — Ничего, Лил. Просто голова разболелась. Она морщит носик. — Мальчишки громко шумят. Понимаю тебя. Гарри улыбается, на этот раз искренне. — Ага. Но только не Фрэнк, — добавляет он, потрепав полосатую голову кота, свисающего с плеча дочери. — Фрэнк тоже иногда шумит, — мрачно сообщает Лили. — Но он хотя бы не спорит со мной, не одалживает у меня книги и не расставляет их в неправильном порядке. — Это важные качества, — соглашается Гарри, про себя думая, что в этот момент не отказался бы от отношений без ссор и вопиющего захвата личных вещей. — И с Фрэнком приятно обниматься, — добавляет Лили. На другом конце кухни Джинни всё ещё стискивает в объятиях Джеймса, спрашивая, что он натворил со своими волосами. Гарри внутренне встряхивается, наклоняется и с некоторым усилием поднимает дочь и кота на руки. Лили хихикает, а Фрэнк лижет мочку его уха своим шершавым языком. — Со мной тоже.* * *
Вернув Розу в «другую» семью и недолго поболтав с не менее уставшими Роном и Гермионой, Гарри возвращает машину Артуру — без единой царапины — и смакует прогулку до дома в спокойствии морозного вечера. Свежий воздух так успешно избавляет от головной боли, что Гарри в состоянии насладиться последующим ужином с дружескими перебранками и детским хихиканьем. Разумеется, основные события происходят за другим концом стола, где сидят Джинни, Альбус и Лили, но Гарри откидывается на спинку стула, хрустит жареным картофелем и позволяет общей дружелюбной атмосфере обволакивать его, подобно приятному аромату. Поразительно, но к десяти часам все уже в кроватях. Гарри плетётся вверх по лестнице, сцеживая зевоту в кулак и поочерёдно щёлкая выключателями ленивым взмахом кисти. Из груди вырывается один большой вздох, когда ступни касаются ворсистого ковра на вершине лестницы и напряжение, наконец, покидает тело. Он останавливается у комнаты Лили. Дверь в спальню открыта, как и всегда, и Гарри улыбается, наблюдая за спящей дочерью, крепко прижимающей к себе плюшевую рыбу, которую он выиграл для неё на ярмарке, когда Лили была ещё совсем малышкой. В ногах у дочери покровительственно свернулся клубком Фрэнк. Свет в комнате Джеймса включен, но сам он громко храпит. Гарри раздумывает, не наложить ли беззвучный «Нокс», но затем решает, что в дела подростков лучше не вмешиваться. Он продвигается дальше и замечает, что Ал приклеил к двери записку. Он часто оставляет Гарри послания, когда ночует дома. На ней написано: «Пап, Мудрый человек никогда не станет играть в чехарду с единорогом». Гарри усмехается, осторожно отклеивая скотч, и кладёт записку в карман. С улыбкой он толкает дверь в конце коридора. Она с негромким щелчком закрывается за спиной, и Гарри машинально продвигается к кровати, усаживаясь на край и сонно расстёгивая пуговицы рубашки. — Это ты разрешил Джеймсу выкрасить пряди в синий? — требовательно спрашивает Джинни с зубной щёткой во рту. Нахмурившись, Гарри поворачивается к жене. Она возвращается в спальню, обхватив себя свободной рукой поверх фланелевой ночной сорочки. — Разрешал? — Что? Нет! — Гарри растерянно трёт лицо ладонями. Затем, понизив голос, добавляет: — О чём ты говоришь? — О том, что мой сын выглядит как… как… Не знаю, но он наверняка советовался с тобой! — Почему ты так решила? — спрашивает Гарри, неловко теребя запонки, пока Джинни продолжает яростно чистить зубы. Из-за зубной пасты кажется, что у неё изо рта пошла пена. Гарри немедленно отгоняет эту мысль, пока она не успела развеселить его. Честно говоря, он даже не заметил, что Джеймс покрасил волосы, пока Джинни на это не указала. — Потому что тебя он любит больше, — негромко отвечает она, останавливая зубную щётку. — Ты серьёзно? Она замирает и вытирает рот. Вздыхает. — Иногда мне так кажется. — Джинни, не глупи. Он любит тебя. — Гарри пожимает плечами и делает шаг к жене. — И я не знал о волосах. Если честно, в машине я ничего не заметил. — Он протягивает руку — желудок скручивает узлом — и обхватывает её за талию. Пытается притянуть ближе, но Джинни не двигается с места. — Ничего не заметил, — вздыхает она тихо, почти неслышно. — Слишком занят, чтобы замечать что-то вокруг. Её глаза выдают усталость и разочарование, но Джинни позволяет себе прильнуть к Гарри на секунду или две. Её дыхание горячо касается оголённой кожи, и он запутывается пальцами в рыжих волосах… Гарри всегда нравились её волосы. На ощупь они как шёлк и пахнут кокосом, двадцатью годами совместной жизни и знакомым объятием, которое уже не кажется интимным. — Я просто устал, — говорит он, выдыхая ей в макушку. — Давай ляжем спать. Это мольба, а не просьба. Не предложение. Джинни обмякает. Опускает голову. Уступает. Когда они забираются в постель, она немедленно поворачивается к Гарри спиной, сворачиваясь калачиком. Ничего личного, он это знает. Она всегда так спит. Гарри смутно припоминает время, когда они спали сплетясь в один счастливый клубок, соединившись всеми частями тела, но такого не случалось уже много-много лет. Измождённый, Гарри выключает свет и взбивает подушку. В темноте получается разглядеть рождественские огни, сверкающие на морозе в их деревушке, и он слабо улыбается, прежде чем закрыть глаза.* * *
Кто-то плачет. Гарри растерянно смотрит по сторонам в поисках источника звука, а затем делает резкий вдох. Ему знакомо это место. Он бывал здесь много-много раз. И сценарий всегда один и тот же. — …Я не могу это сделать… я не могу… Ничего не выйдет. Гарри оборачивается, хотя уже знает, что увидит. Всегда одна и та же сцена. Взволнованный призрак и страдальчески согнувшаяся бледная фигура, упирающаяся руками в раковину. Парень. И он плачет. — …он говорит, что убьёт меня. Фраза снова и снова отдаётся эхом от кафеля, пока не теряет смысл. Гарри ждёт, примёрзнув к полу. Он знает, что произойдёт дальше, но не может ничего изменить. Парень оборачивается, замечает Гарри, и комната кренится, приобретая размытые очертания. Треск, крики, и всё вокруг заполняет вода. Затем: «Хватит! Нет! Остановись!» — но заклинание всё равно срывается с палочки, он это чувствует, и трудно дышать — а потом остаётся только кровь. Так много крови. Она расползается по белой ткани и закручивается ужасными узорами на воде. — Нет, — снова и снова шёпотом повторяет он, словно это единственное слово, которое способны извлечь голосовые связки. Короткие рваные вдохи. Судорожно царапающие пальцы. Оглушительное мгновение зрительного контакта. Снейп. Комната тошнотворно крутится, и Гарри пробирается по тёмному коридору, почти не дыша, пальцы сжимают края мантии. Пальцы, покрытые высохшей кровью; ногти, сгрызенные почти под корень. Лестничный пролёт и свет. На этот раз что-то не так. Что-то изменилось. Он шагает в полоску света, и мир растворяется. Гарри рывком возвращается в сознание, жадно хватая ртом воздух. Сердце бешено колотится, он моргает в темноте и фокусируется на взволнованной Джинни, которая склоняется к нему, приподнявшись на локте. — Ты в порядке? Гарри кивает и трёт глаза. Уже не в первый раз он возвращается во сне в ту комнату, и отлично знает, что давно исчерпал запас терпения жены на обсуждение этой темы. Наверное, сегодня можно было предвидеть возвращение сна, хотя от ожидания вряд ли полегчало бы. — Да, — наконец говорит Гарри, переводя взгляд на часы у кровати. Едва перевалило за пол-одиннадцатого. Он вздыхает, покидая тепло постели, и встаёт. — Я выйду прогуляться ненадолго… подышать свежим воздухом, — бормочет Гарри. Поднимая с пола брошенные вещи и быстро одеваясь, он морщится от прикосновения холодной ткани к коже и бросает короткий взгляд на Джинни, которая молча наблюдает за ним в темноте. Её лицо выражает что-то среднее между волнением и раздражением. Кажется, что она хочет что-то сказать, но мгновение спустя Джинни снова сворачивается калачиком и утыкается в стену. — Я ненадолго, — повторяет Гарри в тишине. Годы полуночных шатаний давно позади, но инстинкты берут своё, и Гарри ощущает знакомое трепетное волнение, пытаясь пробраться по дому, не издав ни звука. Схватив плотное пальто с крючка и замотавшись в тёплый шерстяной шарф, он выходит в ночь и бесшумно закрывает за собой дверь. Холодный ветер немедленно набрасывается на Гарри, но воздух вкусно пахнет морозом, скользящим вдоль горла, а внимание немедленно привлекает безоблачное звёздное небо, влекущее прочь от подъездной аллеи к деревне, и он следует зову, запрокинув голову и засунув руки в карманы. Дневной мороз укрепил свои позиции, невозможно ярко сверкая в лунном свете. В темноте деревня искрится как драгоценный камень, и, направляясь к ней, Гарри вспоминает Рождество, которое они с Гермионой провели в Годриковой впадине. Он медленно выдыхает облачко пара, выбитый из колеи сплетением грусти, облегчения и ностальгии, которые отозвались тянущим чувством в области живота. Гарри понимает, что прокручивать воспоминания о прошлом бессмысленно. А ещё он понимает, что кошмары о грёбаном Драко Малфое не приносят никакой пользы, но это осознание примерно так же эффективно, как веселящие чары против непростительного. У местного паба горит мягкий свет, а из окон доносится негромкий шум разговоров, болезненно напоминая Гарри, как же чертовски рано он ложится спать в последнее время. Он не помнит, когда режим дня поменялся, но подозревает, что это как-то связано с появлением детей. Ладонь уже касается цветного стекла на двери, когда краем глаза Гарри замечает какое-то движение. Он оборачивается. На другой стороне улицы, прямо напротив, согбенный старичок сходит с тротуара, неуверенно опуская сначала одну, а затем и вторую ногу на ледяной асфальт. Периодически он перемещает взгляд между дорогой и пабом, словно пытаясь притянуть свою цель, и Гарри медлит, размышляя, оскорбит ли незнакомца предложение помощи. — Чёрт подери, — бормочет старик, теряя равновесие; мгновение он с трудом балансирует, раскинув руки, но в следующую секунду ноги его подводят. Гарри действует не задумываясь, накладывая замедляющие чары прямо из кармана пальто, и бросается на дорогу, хватая мужчину за плечо, пока тот не ударился о безжалостный асфальт. Старик пыхтит от удивления. Гарри понимает, что он, скорее всего, магл, и понимает, что ему, скорее всего, не следовало вмешиваться, но сложно противиться въевшимся под кожу инстинктам. — Вы в порядке? — спрашивает Гарри, подхватывая мужчину под мышки, чтобы вернуть в горизонтальное положение. Тот оказывается поразительно лёгким, и есть ощущение, что значительную часть даже этого скудного веса составляет поношенная и замызганная штормовка. От старика пахнет прелыми листьями и дымом, и его борода царапает подбородок Гарри, когда он встаёт на ноги, а глаза кажутся мутными в лунном свете. — Похоже, что да, юноша, — мурлычет он с мягким местным акцентом. — Благодарю. Теперь переведите меня через дорогу, чтобы я мог угостить вас выпивкой. Гарри замирает в удивлении, когда откуда-то из глубин бороды показывается широкая улыбка, обнажив несколько блестящих золотых зубов. Всё это так странно, но, с другой стороны… сегодня один из таких дней. Поддайся безумию. — Так и быть, — бодро соглашается Гарри, аккуратно пересекая дорогу, позволив старику опереться на свою руку. — Пропущу с вами по кружке. Мужчина смеётся. Достигнув верхней ступеньки паба, он оборачивается и качает головой. — О, нет, юноша. Сегодня вечер джина! Гарри жмурится. Но ничего не говорит. Мужчина со скрипом открывает дверь, выпуская поток тёплого пивного духа, который окутывает лицо Гарри. Он вдыхает успокаивающую смесь ароматов и расправляет плечи, следуя за стариком, который уже шаркает к барной стойке. Паб забит до отказа и гудит от разговоров между магловским населением деревни, но в толпе мелькает парочка лиц, знакомых Гарри по волшебному миру: Камилла Рот — милая пожилая дама, которая торгует отличными домашними снадобьями и зельями в домике на берегу реки — попивает сладкий шерри и безбожно флиртует с Эдди — барменом средних лет. В дальнем углу, поглощённый беседой со своим чёрным лабрадором, сидит Грейди — местная достопримечательность. По мнению Гарри, он вполне обычный, пусть и немного эксцентричный мужчина, который любит носить лиловый сюртук и нигде не появляется без своих акварелей, но определение «обычности» для Гарри уже давно искажено. Грейди отрывается от разговора с собакой и машет так энергично, что рукав его сюртука мажет по поверхности бренди в бокале. Гарри приветствует мужчину в ответ, намеренно отворачиваясь, когда тот достаёт палочку, чтобы убрать коньяк с ткани. В конце концов, Гарри сейчас не при исполнении. Страшно представить, как ужаснулся бы Джереми из отдела неправомерного использования магии, будь он здесь. Но его здесь нет. Равно как нет никого, кто мог бы узнать Гарри, за исключением Грейди и миссис Рот… и ещё половины паба, если получше присмотреться к посетителям. Добавить к ним старика в штормовке, который как раз куда-то запропастился. Гарри медленно осматривает паб. Он так долго витал в собственных мыслях, что за это время его нового друга и след простыл. Гарри уже начинает думать, что оно и к лучшему — непонятно, насколько хорошо его изнеженная пищеварительная система отнесётся к неожиданным вливаниям джина посреди рабочей недели — но тут кто-то хлопает или, скорее, тычет ему в плечо. — Уже нашёл свободный стол? — требовательно вопрошает старик, изучая Гарри расфокусированными туманными глазами. — Ну же, парень, не тормози. Гарри осознаёт, что никто уже давно не называл его «парнем», и, хотя он прекрасно понимает, что определение это относительно, оно заставляет почувствовать себя чуточку моложе. Заставляет забыть, пусть и на краткий миг, что он взрослый мужчина с тремя шумными детьми, скучной работой и недовольной женой. Гарри быстро осматривается. Указывает в сторону. — Вон там есть свободное место, — сообщает он, пробираясь через громкую толпу под звон бокалов и занимая пустующую скамью с высокой спинкой у камина. Видавшее виды дерево оказывается потёртым, жёстким и потрескавшимся, но длинная подстилка, брошенная сверху, соблазняет уставшее тело своей мягкостью. Откинувшись назад, Гарри расстёгивает пальто и закидывает ноги на невысокий столик перед собой. —- Хм-м, — одобрительно мычит старик, тяжело опускаясь рядом. В руках он держит два бокала, заполненных до отказа, и даже от этого простого действия жидкость выплёскивается через край, оставляя заметные пятна на штормовке. Гарри морщится, но старик, похоже, ничего не замечает. — За твоё здоровьице, — тостует он, впихивая второй бокал Гарри в ладонь и поднимая свой собственный. — Эм… за здоровье, — эхом отзывается Гарри, копируя его жест. Уже на полпути ко рту резкий запах чистого алкоголя атакует обоняние и щиплет глаза. Гарри замирает, нервно сглатывая, но старик не спускает с него выжидательного взгляда, жадно осушая собственный бокал. Гарри прислоняется затылком к жёсткой спинке и делает задумчивый вдох. Старик почти не видит, да и передвигается с трудом, и всё же крошечная часть Гарри никогда не теряет бдительности в компании незнакомцев. Даже теперь, когда он уже сто лет не ловил настоящих преступников и не сражался на войне. В голове кружат вопросы. Кто этот человек? Чего он хочет? К чему хорошему могут привести обильные возлияния джина поздней ночью? Затем эти вопросы сменяются другим: в какого же старого, унылого, параноидального… бухтильника я превращаюсь? Позабавленный внезапной мыслью, Гарри позволяет себе улыбнуться, делая глубокий вдох и первый отважный глоток. — Тебе это сейчас не помешает, — подмигивает старик. Когда Гарри давится джином и закашливается, загадочным образом умудрившись вдохнуть алкоголь через нос, старик ухмыляется и похлопывает его по бедру шишковатой ладонью. — Неужели? — слабо отзывается Гарри, вытирая рот тыльной стороной ладони. — С чего вы взяли? Ещё один внушительный глоток и следом: — Джин избавляет от страданий. — Что? — От страданий, юноша. Я ещё по твоей походке заметил. — Седая макушка и борода убедительно кивают. — Ты полон терзаний. А матушка моя, покойный свет, всегда приговаривала: «Если ты совсем один, выпей старый добрый джин». Гарри не может сдержать улыбку. — Впервые слышу. — А и неважно. Всё равно совет прекрасный. До дна, сынок, — говорит старик, запрокидывая голову и осушая собственный бокал. Наверное, блаженная истома, медленно растекающаяся по венам, и улучшающееся настроение — лишь плод воображения Гарри, ведь он не то чтобы сильно… пьян. Даже когда с усилием допивает свой джин, пытаясь не отставать от нового знакомого. …Гарри спокойно изучает пустой бокал. Очень большой бокал. Гарри вздыхает. Он уже давно отвык от подобных посиделок — если вообще когда-нибудь к ним привыкал — но, когда старик забирает его стакан и ковыляет к барной стойке, предварительно наотрез отказавшись от денег и любой помощи, Гарри с удивлением осознаёт, что его это несильно волнует.* * *
— И какая же походка у несчастного человека? — пьяно уточняет Гарри, бережно обхватив ладонями третий или четвёртый бокал джина. — Вот такая, — отвечает старик, старательно морща лицо и неуклюже покачиваясь из стороны в сторону. Очередная порция джина опрокидывается на штормовку и брюки Гарри. Гарри машинально трёт мокрое пятно и смеётся. — Не страдаю я… у меня просто… сложный день, — упрямо говорит он, с трудом подбирая слова. — Жизнь вообще сложная штука, — замечает его собеседник, и Гарри согласно кивает. — Да уж. Сложная. И такие удивительные вещи… знаешь… бум! Бах! — сбивчиво поясняет Гарри, размахивая свободной рукой и заворожённо наблюдая за огоньками, которые будто следуют за его пальцами по воздуху. — Совсем как рыбалка, — раздаётся рядом пьяное бормотание, и Гарри протестующе выдыхает, до боли мотая головой. — В рыбалке нет ничего удивительного. — Это ты так думаешь, — загадочно говорит старик. Гарри хочет уточнить, что тот имеет в виду, правда хочет, но вместо этого поясняет: — Я не говорил о… сюрпризах в рыбном смысле. Я имел в виду… Не знаю, что я имел в виду. — А я уверен, что знаешь. Обычно с молодыми людьми так и бывает. — Борода вздрагивает, и старик сцеживает кашель в кулак, в очередной раз собирая пустые бокалы и оставляя Гарри в одиночестве. Гарри вытягивает ноги, пытаясь согреть ступни в затухающем жаре, исходящем от камина, у которого он так любезно позволил расположиться своему новому знакомому. Медленно выдохнув, он осматривается по сторонам, разглядывая всё ещё полный паб, пока его не начинает подташнивать от света и кружащихся узоров на ковре. Голова полна неразборчивых, смутных образов, среди которых всплывают рыбы, Лили и её кот, Джинни — молодая, задорная Джинни, искрящийся снег, и автобусы, полные престарелых тёток, и Малфой, Малфой, Малфой. Гарри удивлённо вздрагивает и моргает. Во рту сухо и липко, но он всё равно принимает вновь наполненный бокал, поднося его к губам. От страданий. Как выяснилось. — Тебе когда-нибудь казалось, что всё получилось бы по-другому… если бы ты изменил один поступок в прошлом? Старик задумчиво ёрзает на месте, скрипя старой штормовкой и старыми костями. — Зависит от поступка… и от «всего», полагаю. Гарри теребит манжеты и вздыхает. — Есть один человек, которому я мог помочь… очень давно. Я всегда думаю, как… как всё поменялось бы… если бы я… понимаешь? — Гарри замолкает, измотанный поиском подходящих слов. — Прости за нескромность, — бормочет старик, скосив глаза на собеседника — теперь их напрочь заволокло туманом, как у Арагога, невольно думается Гарри. — Но почему ты не помог, когда была возможность? У Гарри защемляет сердце, и он молчаливо пожимает плечами. — Нет, знаешь, — ворчит старик. — Допивай свой джин. — Испугался, — едва слышно произносит Гарри, обращаясь больше к самому себе, чем к старику. — Я испугался. — Он опрокидывает в себя остатки алкоголя ровно в тот момент, когда звенит колокол, возвещающий о приёме последних заказов. — Ещё по стаканчику на дорожку? Гарри неловко смеётся. — Не думаю, что это хорошая идея, — надо ещё как-то добраться до дома. — Как знаешь, — ворчит старик. — Проводишь меня до калитки?.. Я живу в одном из тех домишек через дорогу. — Естественно, — бормочет Гарри отяжелевшими, резиновыми губами. — Никаких проблем. Очень аккуратно, настороженно прислушиваясь к ощущениям, он поднимается и шагает к выходу. Старик, пошатываясь, ковыляет за ним. Открывшаяся дверь впускает неожиданно холодный воздух, который заставляет Гарри замереть на добрых несколько секунд. Когда он возобновляет движение, мир словно ещё сильнее скашивается набок. — Вон там, приятель, — указывает старик, хватая руку Гарри, и уже вместе они проходят извилистый, коварный путь через заледеневшую дорогу, выдыхая клубы горячего пара и продолжая негромкий, бессмысленный разговор. У ворот старик со скрипом открывает задвижку и останавливается, глядя снизу вверх на Гарри из-под сведённых бровей, как будто что-то для себя решая. — Ты хороший парень, — говорит он, всё ещё хмурясь. — Спасибо, — мычит Гарри в ответ, тронутый внезапными сантиментами. — Рано меня благодарить. Я окажу тебе услугу… но есть правила. Ты понимаешь? Гарри склоняет голову набок — вдруг в таком положении странные слова приобретут смысл? — М? — Правила! — спутанная борода топорщится от внезапного порыва ветра. — Правило номер один: никто не должен знать. Правило номер два: если я тебе понадоблюсь, выпусти вверх красные искры. — Я понятия не имею, о чём ты говоришь, — заявляет Гарри. — Пока что не волнуйся об этом, ладно? — старик похлопывает его по руке и тяжело ступает вверх по садовой дорожке, на ощупь отыскивая щель для ключа. Гарри наблюдает за его действиями в пьяном молчании. — Иди спать, Гарри. — Хорошая идея, — соглашается он в пустоту, когда дверь домика захлопывается, оставляя его в одиночестве. Гарри поднимает ворот пальто, засовывает руки в карманы и начинает путь вверх по улице. Когда он добирается до спальни, раздевается и залезает под одеяло, Джинни даже не шевелится во сне.* * *
Снова этот свет. На вершине лестницы. Он делает шаг, затем другой и ещё один. Напуганные серые глаза в темноте. Мантия больше не скрывает вошедшего. — Какого хера ты тут делаешь? — страх быстро сменяется злостью, затем — любопытством. Твёрдый пол и слова, которые он так отчаянно пытается разобрать. Звук, который он никогда раньше не слышал — прекрасный звук, — а потом кто-то зовёт его по имени, и всё растворяется.* * *
Гарри лежит, распластавшись на кровати и не решаясь открыть глаза. Так паршиво он не ощущал себя уже лет двадцать. Как же много грёбаного джина. Его вкус повсюду: в горле, во рту, поверх сухого горящего языка. — Нет, — твёрдо заявляет Гарри в очевидно пустой спальне, судя по изученной на ощупь простыне. — Просто… нет. Неужели он серьёзно всю ночь пил в компании мутного старика? Гарри вздыхает и с усилием поднимает руки, чтобы потереть глаза. Судя по всему, так оно и было. — Ты весь день собираешься проваляться в постели, ленивый педик? Гарри вздрагивает. Глаза всё ещё плотно закрыты, но этот голос совершенно точно принадлежит не Джинни. С бешено колотящимся сердцем он прикусывает щеку и пытается соображать как можно быстрее. Прошлой ночью он точно добрался до дома, тогда что в его спальне делает непонятный мужик? «Мужик» тем временем вздыхает и присаживается на край постели. — Ты же курсе, что я прекрасно знаю, когда ты притворяешься? — в его голосе звучит улыбка. — У меня было семнадцать лет практики. Желудок делает сальто. Собрав остатки стойкости, любезно нетронутые похмельем, Гарри с горем пополам принимает сидячее положение и через силу разлепляет веки. И моргает. И трёт лицо, размышляя, возможен ли такой расклад, при котором он всё ещё спит. — Только посмотрите, какой живчик, — замечает Драко Малфой всего в нескольких дюймах от него. — Какого хера ты тут делаешь? — требовательно вопрошает Гарри, подтягивая ноги к подбородку и чувствуя себя крайне уязвимо, но радуясь, что не снял с вечера боксеры. Ужасаясь, что снял всё остальное. Малфой вскидывает бровь, но остаётся непоколебим. — Не беспокойся. Я просто вернулся за своими записями. Человек, который назначает встречи на девять утра в рождественский сезон, заслуживает гореть в блядском вулкане. Пока Малфой говорит, Гарри использует выигранное время, чтобы осмотреть комнату, и ему становится совершенно очевидно, что это не та спальня, которую он делит с Джинни. Эта спальня больше и светлее, и кажется одновременно очень знакомой и очень чужой. А ещё в ней находится Драко Малфой. Другой Драко Малфой, следует признать. Он выглядит моложе и счастливее, чем мужчина из «Пророка» или мужчина на вокзальной платформе, но всё-таки это именно Драко Малфой. Чувствуя, как внутренности скручиваются тугим узлом, и стараясь не паниковать, Гарри делает глубокий вдох и решает снова попытать удачу. Последний ответ Малфоя не внёс никакой ясности, и какая-то часть — маленькая часть, которую Гарри называл здравым смыслом — подсказывала, что гнев тут не поможет. Если Драко Малфой действительно не вламывался к нему в спальню, то вокруг творится что-то очень странное. — Я имел в виду: где Джинни? — делает ещё одну попытку Гарри. Малфой хмурится. — Что? — Где Джинни? — повторяет он, перемещаясь так, чтобы можно было опустить ноги на пол в поисках хоть какой-то устойчивой опоры. — Какого чёрта тут творится, Малфой? — Малфой? — Он ухмыляется. Наконец-то выражение, с которым Гарри хорошо знаком. — А, понятно… Внезапно на оголённое бедро Гарри опускается ладонь. Тёплая ладонь. Малфоевская ладонь. А сам Малфой находится так близко, что можно почувствовать его запах (чистый, зубнопастово-мятный, цитрусовый), а это неправильно сразу по куче параметров. Ещё и отблески света в его глазах с такой силой вколачивают значение намёка в мозг Гарри, что становится больно. Он поспешно отодвигается и встаёт с постели. — Эм… серьёзно, Драко, где Джинни? Малфой как-то странно на него смотрит. — Осмелюсь предположить, что Джиневра дома со своим мужем и ребёнком, — он делает паузу, поднимаясь на ноги и задумчиво зачёсывая волосы назад. Впрочем, те немедленно возвращаются в исходное положение. — Со своим…? — шепчет Гарри, но договорить ему не дают. — Ты всегда такой странный, когда выпиваешь… Надо будет узнать у Блейза, что он подмешивает в свои коктейли. — Малфой вздыхает, притягивает Гарри к себе за запястье и оставляет на его губах лёгкий поцелуй, прежде чем тот успевает среагировать. — Увидимся вечером. С этими словами он разворачивается и покидает комнату, взметнув подол плаща и конец полосатого шарфа. Гарри неподвижно наблюдает, медленно касаясь пальцами губ. Он понятия не имеет, что здесь происходит, где бы ни было это «здесь», но творящееся безобразие наверняка как-то связано с джином.