«Некоторые мгновения имеют привкус вечности» © Марк Леви
— Пиро! Вингардиум Левиоса! Пиро! Вингардиум Левиоса! Огонь и воздух смешивались, становились малой частью Адского пламени. Заклинание подъема и левитации, как оказалось на практике, можно было использовать как кондиционер — из палочки выходила струя воздуха, ни холодного, ни горячего. Едва видимая, но достаточно сильная, струйка магии могла одновременно использоваться с другими заклинаниями при, естественно, должном подходе. Зачем — не знаю. Быть может, я лелеял мысль о воспламенении предмета при левитации. — Пиро! — украденное у когтевранца многоразовое перо гиппогрифа едва опалялось с краев, падая на стол. — Вингардиум Левиоса! — но продолжало парить, не касаясь поверхности, между двумя книгами, установленными для контроля расстояния. Как я и говорил ранее, амулеты у меня забрали, да еще и запретили брать. Нет, я все понимаю, игнорирую как могу, но против Малфоя пока идти нельзя. По крайней мере, на постоянной основе. Так, побалуюсь с ночевкой не в спальне и все. Повышать собственную силу я был обязан без колдовских цацок, дабы расширить хранилище для энергии внутри себя в последующем. Это напоминало о powerbank. Я заряжал его на столько, сколько он вмещал. И как бы я не хотел зарядить агрегат побольше, он не способен был на большую вместимость. — Инсендио! Странно. Эти три заклинания, связанные с вызовом огня, ничем особо не отличались. Адеско Фаир, конечно, опаснее и сложнее контролируется, но и Пиро, и Инсендио способно распространиться на огромные площади. С точки зрения маггла, тушащего лес, они были равны. — Марин! Кх, что ты тут делаешь? — раздался хлопок, стук двери о стену, а затем и возглас Драко. — Откройте окна! Я сидел в заброшенном кабинете на втором этаже, вдали от уроков и людей, тренируя то, что мне самому хотелось. И, к несчастью, меня нашли. Дым от пламени за час заполнил небольшую мрачную комнату от самого грязного каменного пола и до потолка, окутанного паутиной, а я сидел практически в «темноте», и просто иногда выкрикивал заклинания. Разучившись дышать как смертный, я не сразу заметил, что воздух перестал быть. Гарь покрыла меня и мои волосы, немногочисленные столы и стулья. Десятки сожженных перьев валялись вокруг меня кучками.Потерял счет времени
— Не открывается! — кашляя и дергая замки на окнах, ответил на приказ скрипучим голосом Нотт. — Оскар, ты жив? Я поморщился. Надоели своей опекой. Я волен совершать любые безумства ради своих целей! И пусть они такие по-детски необдуманные. — Марин! — как и ожидалось, малыш Малфой подскочил ко мне, тыча своей волшебной палочкой мне в горло. Я обмяк в его руках для драматичности. Он закричал. — Марин! Марин! Ему плохо! — простонал он куда-то вверх. — Разбейте окна! Анапнео! Анапнео! — колданул он на себя и на меня, срываясь через слово в всхлипах. Довольно мило с его стороны прочистить мне дыхательные пути. Не удивлюсь, если они и вправду забиты. Я этого не чувствую. — Я в порядке. Не портите школьное имущество! — ровно и холодно произнес я. В отличие от них, мой голос исходит не изо рта, а из самой моей сути. Он нематериален, как у любого сверхсущества. Нотт и Забини покосились на меня и переглянулись друг с другом. Странные они, эти слизеринцы. — Марин! — содрогался все Малфой. — Анапнео! Анапнео! Держись, Марин! Отпрыск знатного рода не слушал меня. Он продолжал трястись, шептать и прочищать. Я также услышал, как его друзья чистили вручную воздух, вбирая дым в палочки. — Отстань уже. — Марин! — воззарился он с отчаянием в серых глазах внутрь себя, в пустоту. — Марин! Наверняка мальчика одолели разрушающие его гиблые воспоминания о смерти кузена. Впрочем, он часто в них окунался, а потому излечиться от зависимости в виде меня он никак не мог. — Отцепись! — прошипел я уже вслух и даже почувствовал сажу на своем языке. Перегибает палку дружок. Может, мне убить его? А что, на меня никто не подумает, если поизображаю неожиданную любовь за чудесное спасение, а потом придушу спасителя в кладовой ранним утром. Или не стоит? Черт, я так и не определился с жертвой. Ну, помните, которая за видение фестрала нужна. Вообще, я планировал сначала составить список тех, кто со мной знаком по приятельски. Меня могли не заподозрить в таком случае. Но таковых не оказалось, кроме соседей по спальне. Затем черкнул три фамилии ненавистников. И передумал. Здесь меня наоборот могут привлечь как подозреваемого. Потом прошелся в тени по спальням старшеклассников в поисках недостойного. Первокурсник не может убить шестикурсника — такая логика была бы у авроров. И снова отрешился я неожиданно от убийства в людном месте, таком как школа. А ведь на самом деле вся соль состояла в чувствах. Я не мог составлять план убийства в моей обители, где потом бы все плакались по погибшему… Поэтому-то я и жил на кладбище тогда, вдалеке от суеты похорон и плача, но при этом являясь и причиной, и хранителем смерти. Я в тридцати процентах случаев убийств был виновником, косой костлявой, но все также не делал ничего, чтобы ощущать ответственность. Смотреть на совершенное злодеяние с той же стороны, что и жертва, порой невыносимо. Все-таки и я не камень, не ледышка. Слушать причитания родственников, крики возлюбленных, жесткий голос священника… Я бы тогда давно сорвался, бросил свою замечательную деятельность. Убивать тех, кто мне не знаком — большая роскошь сейчас. И такой же подарок.***
— Авада Кедавра! — яркий зеленый луч выстрелил в черное небо, задев три тонких ветви сосны. — Авада… — я учился тихо шептать начальное слово. — Кедавра! — крича затем остаток, выпуская всю энергию. Амулета нет. Ничего нет. Но я заметил странную особенность: моя сила возрастает в Запретном лесу глубоко ночью. Магия переполняла меня постоянно и выплескивать ее нужно было. Заклинание получалось идеально только здесь, на шестой поляне, считая от опушки и идя со стороны Совятни. Вокруг росли только худые, высокие сосны, с колючей зигзагообразной кроной, от которых веяло если не смертью и ужасной погибелью, то жутью и тоской. Мне эта поляна напоминала кладбище, я любил здесь просто сидеть и думать обо всем. — Давай, Забини, иди на меня, — говорил я, улыбаясь. — Покажи свою ярость мулата, накажи меня за издевки. Не можешь? Тогда я снова попробую тебя унизить… Авада… — манерно протянул я, пряча рот за сжатым кулаком. — Кедавра! — обе руки сжимают волшебную палочку, словно катану, а потом расходятся в сторону, давая выплеснуться энергии из груди. Как много движений совершается, однако. Хорошо, в причинах раскрытия моей силы именно здесь мне разбираться не хочется, но ведь надо! Вдруг, когда мне понадобится, сия поляна не даст мне силы как обычно? Например, приведу я сюда кого-нибудь убивать, а хранилище раз! — и обнулится. Придется ножиком тело тыкать, да еще и много раз. Грязная это работа, неприятная. Кстати да, нужно проработать планы убийства. «А», «В», «С» и так далее. Неизвестно, что пойдет не так, да? Сегодня уже 25 ноября, ночь понедельника. Конец месяца приходится на воскресенье. Тогда, в соответствии со своим внутренним перфекционизмом, я могу создать план «А» на тридцатое число, воскресенье. Да и все остальные тоже. Хорошо, дедлайн поставлен. Я должен убить человека тридцатого ноября. И начать новое задание в новом месяце, в понедельник. » — Извини, — я вытер рукавом кожаной куртки кровь со своей щеки. — Но правила есть правила, так? Под моим коленом извивалась испуганная, и, что не менее важно, связанная девушка. Богатая воздухом кладбищенская земля вымарала ее чудное бирюзовое платье и красные в горошек вязаные носки. А что? Холодно ведь, конец первого месяца зимы. Обувь моей очередной жертвы я успешно снял пару минут назад. — Вы, приезжие, всегда сюда суете свой нос в поисках приключений. Все газеты, мессенджеры, новостные ленты и прочие источники информации по приезду в город кричат… — я наклонился к лицу студентки, всматриваясь в ее опухший лик. — Обо мне. О некроманте, что живет в пятнадцати милях к востоку от Сан-Франциско, в лесу, на кладбище… — убираю колено с ее шеи и дергаю за веревки, поднимая тело вверх. — Цыплят по осени считают, а вас, первокурсников, после похода в лес. Говори! Где ваша группа остановилась? Ветер приглаживал иссохшие папоротники, поднимал опавшую листву и заставлял ударяться ветки деревьев друг об друга. Семь, блять, вечера, уже стемнело, я только встал, но уже кто-то попался в мою сеть. Холодный воздух разрядился пронзительным криком час назад. — Я не помню, они уже ушли, — в ее хриплом голосе слышится фальшь. — Я специально отстала от них, чтобы зайти сюда. Отпустите меня, пожалуйста! Как запричитала-то. А когда я ее поймал, наотрез отказалась просто поболтать. По-дружески. Пришлось малость покалечить и связать потуже. Синее небо в черных лепестках — единственное, что она запомнит. — Твои друзья ушли за помощью, — черт, только сейчас услышал топот. — И уже вернулись. Ты тянула время! — удар по щеке. — Но в качестве заложника сгодишься! Я уже на взводе. Мертвая магия собирается под ладонями, готовится к битве. Одним быстрым движением я притянул девушку к себе спиной и выставил руку с ножом вперед, словно пистолет. Одно движение — и я порежу себе внешнюю сторону предплечья. Несколько капель моей крови имеют такое могущество, что хватит на убийство трех-четырех человек. А вот и они. В темной чаще леса, со стороны трассы, ко мне приближаются фигуры в ярких комбинезонах и платьях. Да кто они? Ясно, что студенты, но какие-то придурковатые. Нехорошо это. — Отпусти ее! — сказал кто-то, включая попутно фонарик. Поняли, что их заметили и не подобраться скрытно. — У нас есть огнестрел и дротики с успокоительным! Хм, что-то новенькое. Уже семь месяцев как меня не пугали дротиками. Только те мужики были охотниками, а эти? — Захват сердца, — прошептал я, надрезав палец. Жертва закрутилась при этом. — Пикнешь — и тебе крышка, и им. Хочу пока поиграть… в выживание. — Отпусти! — свист пуль. — Стреляйте! Он опасен! Я знаю этот голос. Полицейский Мартинс, имитирующий стрельбу, вместе с ними. Неужели чужаки ходили в деревню? А мне плевать, я их всех убью, будь даже с ними местные. А с Мартинсом, моим другом, у нас договор. — Захват сердца! — я направил энергию в фигуру, что была ближе всех. — Рак крови! — уже на дальнюю. — Четвертая стадия! — дополняю, для пущего эффекта. — Инфаркт Миокарда! — уже просто без разбора разбрасываюсь смертельными заболеваниями и приступами. — Приступ эпилепсии! — надрезал я снова ладонь и отправил какого-то мальчишку в нокаут. — Инсульт! — уже на девчонку в моих руках. Надоела что-то. Как жаль, что я не могу убивать сразу. Я должен ждать или сильно ослабить противника, чтобы добить. Который раз заставляю себя гуманно относиться к приезжим. Они же гости все-таки. — Сжатие! — направил я стрелу магии в того, кому отдал «захват сердца». — Вот и мгновенная смерть. Пять секунд ждать, как жаль, да, Мартинс? Прекрасно вижу в темноте. Люблю сумерки, особенно в зимнее время суток. И сейчас я лицезрею замечательную картину: пять человек задыхаются в своих болезнях. Или в моих? Ах, как мило. Женщина в сером пальто опустила свою «Беретту» и схватилась за грудь. Парень трясется в судорогах на мху. Ах, как скучно. Через час они все умрут. Мы с полицейским обкрадем их, он спишет их на буйного гризли, а я… Я их подниму рыть себе могилы.»***
На воспоминания потянуло после тренировок. Такое часто случается, когда лелеешь мысль о физической выносливости и былых временах, славных до безумия. Мне нравилось убивать, признаю, но сейчас… Идеально гладкое, чистое зеркало в мужском туалете Слизерина отражало поблекшее лицо малолетки со светлыми волосами и черными как ночь глазами. Уже как три часа кряду я пытался вернуть очи Оскара Коллинза. Я тер веки до синих ссадин, держал голову в тазу с ледяной водой несколько раз по десять минут, даже проткнул белки чистой иглой. Не помогало. Скоро проснутся слизеринцы и вообще вся школа, и мне остается только спрятаться, ждать… Но я не мог! Ночь вторника. Сегодня утром должны состояться зачеты у всего первого курса по полетам на метлах. Кто не придет на него — тот обзаводится проблемами, ибо это по сути экзамен. В будущем нас учить полетам не будут — настает снежная зима, древки на морозе трескаются и ломаются. А весной… да ясно, что трех месяцев с лихвой хватит для обучения полетам. Но я мало того, что не научился, так еще и постоянно пропускал занятия. Один раз, правда, пришел, чисто из-за распирающего любопытства, и через десять минут ушел, позорно свалившись с высоты на гриффиндорцев. Смягчил полет. Их увели в медпункт, а я сбежал. Не мое это оказалось — летать. Но на итоговый зачет я должен прийти, потом уже не смогу уделить этому время. Да и Снейп с Дамблдором могут начать проверять меня. И вскроется, что я мертв. Тьма вряд ли поможет мне во второй раз. Ха, вспомнилось выражение школьников Америки: «To take the last train to glory», что значит сесть на последний поезд на пути к славе… А вообще, я что-то задолбался с этой учебой. Да! Не хочу и не хотел никогда я учиться приземленным вещам, обыденным. А как мне сбежать от нее, этой учебы? Куда? Разве что сесть на поезд перед Рождественскими каникулами домой, а на вокзале сбежать. Благо, навыки выживания на улице у меня есть. Я окончательно запутался. Может, у меня деменция или какой-нибудь Альцгеймер… Я слышал, их можно подхватить и в моем возрасте.***
— Говори, блять, кто поставщик амулетов? Паренек лет пятнадцати, едва услышав «плохое (кодовое) слово», попятился от меня к стене, осел на пол и, как мне показалось, весь сжался под пристальным взглядом. Он опустил взор на ладони и, словно не веря своим глазам, потянулся рукой к моей руке. Или, скорее, к моему оружию. — Не смотри туда, сука, — прошипел я, когда парень почти дотянулся, и слегка ударил его по предплечью короткой арматурой, сворованную под шумок из конюшни. — Это просто веревка, чтобы запястье не болело. Я, знаешь ли, страдаю физически от отсутствия амулетов, — да, он обратил внимание все-таки не на стальную палку, а на несчастных двадцать сантиметров красной пряжи. — Так что даю тебе двадцать секунд на построение логического рассказа у себя в голове. Я ухмыльнулся и подошел ближе к пуффендуйцу. Мне почему-то хотелось его испугать еще больше, так сильно, чтобы он начал заикаться. На правах доминирующего самца я закинул диллеру на плечо свою ногу. Его губы, будто бы испачканные в сахарной пудре, растянулись в растерянной улыбке. Он не ждет от меня драки? Ничего не делает со сложившейся ситуацией? Я тут стою с тяжеленным предметом в руках, только и жду возможности кого-нибудь убить. А он… — Малой, ты откуда такой дерзкий взялся? — мальчишка не понял еще, кто я? — Где арматуру взял? Поделись инфой и я услужу в ответ. Ну все, блять, я прождал слишком много. Набрав в себя побольше воображаемого воздуха, я дал себе буквально секунду раздумия. В каком случае меня раскроют быстрее? Насколько жестокое наказание будет у меня в случае избиения арматурой? Хотя в любом случае я рассчитываю на причинение тяжкий телесных повреждений. Ай, будь что будет! Быстрый замах — и на левом плече подростка красуется глубокий порез. Еще мгновение — и между его ног лежат волосы. Грязные черные волосы, срезанные почти под корень. А нечего носить такую длинную челку. — Меня зовут Оскар Коллинз и я самый сумасшедший в этой школе ученик, — наконец брошенная арматура достигла пола. Теперь вы понимаете, с какой скоростью я могу двигаться? С громким звоном палка упала на древние плиты и покатилась от нас в нишу под гобелен. Там ее не найдут в ближайшие часы. — Со мной всегда нож, которым я часто угрожаю. Первые курсы сторонятся меня, ибо моя непредсказуемость может стоить здоровья. — Придурок, — зашипел аки змея барсучонок и, зажимая кровотачущую рану ладонью, выкрикнул. — Петрификус Тоталус! У него в поврежденной руке все это время была волшебная палочка… Он в любое время мог дать мне отпор, но не делал этого, даже когда я унижал его прижатием к стене ногой. Ему было интересно, чем закончится сегодняшний вечер? Чертовы маги прячут свое оружие в рукавах, как я — нож. И это нужно запомнить, Росс! И все-таки реакция этого тела постепенно становится взрослой, не детской и не юношеской. Я его упорно тренирую, и когда-то оно должно было стать полностью моим. — Тень! — мгновенно отреагировал я на полупрозрачный луч боевого заклятья. — Тень… Отлично, моя способность уходить в царство мрака достигла приличного уровня. Теперь я буквально за несколько секунд могу стать невидимым и неосязаемым. А сейчас — за две. — Черт… чертов Коллинз… и на факультатив лечащих я не ходил в прошлом году. Блять… Из тени я наблюдал как пуффендуец снимает ботинки, кряхтя аки старик от артрита. Он снимал обувь довольно странно, словно имел поврежденную стопу. Может поэтому он в начале разговора осел на пол? Или снимать обувь тяжелее, когда одна рука занята? А что если он начал терять силы вслед за кровью? Кровопотеря и ее результат часто видны сразу. Спустя некоторое время и манипуляций, парень стал обвязывать свои пальцы шнурком с правого ботинка. У него все еще обильно вытекала кровь, уже на пол. Плюнув на все, пуффендуец стал использовать обе руки. Он плотно, до красноты, змейкой обвил три пальца из пяти и снова начал колдовать, вернув ладонь туда, где все уже стало черным от крови. — Лечение… лечение… Все же амулеты работают именно так? Достаточно одного желания? Ни заклинаний, ничего? Так почему амулеты являются запрещенными? Сложности в изготовлении особой нет. С маниакальной улыбкой я образовался по правую руку от пуффендуйца. Он был обращен к своему левому плечу, а потому и не заметил меня. Я высоко поднял обе руки, обхватив рукоять ножа, и вонзил его в районе ключиц, практически вертикально. Естественно, мальчишка кричал. Еще ни разу в этом заведении я не слышал таких громких криков. Не теряя времени, я наклонился и выхватил из ослабевшей ладони его волшебную палочку и просто вырубил его ударом маленького кулачка в висок. У меня было около трех минут до тех пор как он проснется или кто-нибудь придет на крик. Двигаться нужно было быстро. Очень быстро. И я двигался. Развязать шнурок было не так-то и просто, даже сложно. Проще, конечно, было отрезать кисть руки и уже в безопасном месте нормально снять необычный амулет, но… отрубленная конечность — уже более серьезно, чем два ножевых. Мне большие неприятности ой как не нужны. — Отдавай… В начале коридора послышались короткие шажки нескольких человек. Наверняка кто-то услышал и не рискнул идти в одиночку. Надо торопиться. Свет факелов достиг поворота, и тогда я смог снять последний узелок, с мизинца между прочим, вынуть нож из тела парнишки и уйти в темноту. Мои ноги исчезли только тогда, когда тело старшекурсника уже увидели. Школу в очередной раз посетили крики. С довольным видом я обвязал крепкие черные шнурки вокруг голени и, убедившись, что их не видно снаружи, пошел в гостиную Слизерина — спрашивать Панси о вчерашнем походе в Хогсмит. Она, в отличие от многих из младших студентов, активно общалась со всеми курсами и даже факультетами. У нее можно было раздобыть какой-никакой план местности деревушки. Хах, да, я икона коммуникабельности. Сегодня я понял, что убивать в школе — слишком опасно.Темные дела лучше делать вдали от света