тебя тут только не хватало.

— А и Б сидели на трубе. — Накахара болтал ногами, сидя на краю крыши и крепко сжимая бутылку дорогого вина тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года. — А упала, Б пропала, я уволен, охренеть. — Ну что ты, Чуечка, не расстраивайся. Тебя всего лишь отстранили от работы на несколько дней. — сидящий рядом Осаму похлопал Чую по плечу. Чуя лежал на кровати и едва слышно посапывал, утомившись после тяжёлого дня. Сон не приходил к нему на протяжении всей недели, а вместо него — хаотичный и безобразный поток мыслей. Сомнения, связанные с происшествиями в жизни парня, оккупировали его голову. Но от этого, оказывается, легко избавиться, взяв в качестве лекарства от бессонницы своих шумных коллег и утомившись от их присутствия. Раздалась очередная классическая мелодия, записанная на телефон Накахары, используемая для звонков. Уборщик, перевернувшись на другой бок, раздражённо хмыкнул, но трубку всё-таки поднял. — Если Вы из полиции, с моей работы… — Чуя помедлил, оглянувшись на пустующую кровать соседа, — Или, может, Дазай, то я помогу собрать Ваши вещи, шагом марш в пень. — Ты ужасен, как подкроватный монстр, и тёмен, словно зимняя безлунная ночь, Чуечка! Чем занимаешься? — Гей-порно смотрю, что я ещё могу делать в три часа ночи? — флегматично произнес уборщик. — Многого я о тебе не знаю, оказывается. — Осаму направил озадаченный взгляд вперёд. — Чёрт, я не это хотел сказать, — спохватился Чуя. — Ну-у, человек всегда говорит то, о чём думает… — Твою мать, я прикончу тебя, как только найду! — Накахара всерьёз разгневался. Парень сжал кулак так, что костяшки в мгновение побелели, а в ладонь вонзились острые ногти. — Да, кстати. Я оставил тебе записку на столе, удачных поисков. — звонок резко оборвался. Чуя растерянно вздохнул, направляясь на кухню. При всём своём желании Дазай был в состоянии компенсировать усталость уборщика, предоставив ему возможность беспрепятственно отдыхать, но этого, как и следовало ожидать от такого человека, как Осаму, не произошло. Добравшись до нужной комнаты, парень резво схватил листок, и прочитал оставленное кондитером послание: «Ни к чему не обязываю, просто жду тебя на крыше с лекарством, малыш.» — Какой я тебе, чёрт побери, малыш? Снова шутит про рост. — Накахара возмущённо фыркнул. Подниматься к Дазаю не хотелось совершенно. Но Чуе почему-то было жутко тревожно за парня. — Проклятье, этот идиот может с крыши сброситься! Уборщик, поборов в себе сомнения, натянул лёгкую куртку и вылетел из квартиры. — С гордостью преподношу тебе сей божественный эликсир, в миг залечивающий душевные раны и дарующий печальному веселье, — воскликнул Осаму. — Это ж вино! — Накахара попытался улыбнуться, но улыбка эта походила скорее на оскал. — Но-но, мать! Цыц. Это волшебный эликсир! — кондитер поставил перед Чуей большую бутылку дорогого вина, которое уже несколько лет хранил в погребе у знакомого. Уборщик, оперевшись кистью руки в бедро наслаждающегося видами ночного города Осаму, закрыл глаза. Дазай недовольно поджал губы, но предпочёл промолчать. Чуя неторопливо потягивал вино, крепко сжав бутылку в руке. — Тебе нравятся киты? — внезапно спросил Осаму, нарушив тишину. — Я люблю их всем сердцем. Этакий огромный символ грусти и печали, наполненный воспоминаниями о море и волнах, приносящих вместе с собой морскую пену. — Потянуло тебя на лирику, прекрасно, — вздохнул Накахара, опускаясь на колени кондитера. — Впрочем, знаешь, мне они тоже нравятся. Киты такие романтичные, свободные и… немые, пожалуй. К чему ты, собственно, клонишь? — Я не первый раз говорю тебе о том, что никогда ни на что не намекаю, поэтому не пытайся найти в моих словах скрытый смысл. — Дазай закатил глаза. — Меня вдохновляют ваши отношения с Атсуши. — Что? — Накахара раздражённо посмотрел вверх. Осаму счастливо улыбался и тихонько нашёптывал что-то невнятное. Увлеченный своим занятием, он не заметил недовольного взгляда Чуи. — О каких, чёрт возьми, отношениях идёт речь?! — Как объяснить тебе это, не сломав твою хрупкую детскую психику? — кондитер опустил взгляд, озадаченно осматривая лежащего на его коленях уборщика. — О гомосексуальных, так сказать. Знаешь такое слово? — Я убью тебя, если ты ещё слово скажешь о моих с Атсуши отношениях. — Чуя с презрением взглянул на Дазая. — Вы двое такие горячие! Словно закипающая вода, — провозгласил Осаму, подняв одну руку вверх, а другую прижав к сердцу. — О-ох, я уже представляю, как ты обнимаешь его ночью, желая сладких снов! А он отвечает тебе: «Я бы никогда не расстался с Вами, мой дорогой Чуя-сан». Это так трогательно! — Дазай театрально потёр руками глаза, изображая неистовые рыдания. — Когда ты первый раз пригласил Накаджиму на свидание? — Но-о, но… — Накахара приподнялся, в замешательстве разглядывая продолжающего изображать плачь кондитера. — А-а, ничего не говори. По его инициативе вы решили воссоединить два любящих сердца, я прав? — Дазай вопросительно посмотрел на недоумевающего коллегу, широко раскрывшего глаза. Тот исчерпал лимит удивления за предстоящий год и ничего вразумительного произнести был не в силах. — Я надеюсь, ты был хорошим мальчиком, не изменяющим своему благоверному? Как часто вы говорите друг другу о любви? Прямо как в американских сериалах! А у вас уже бы… — Заткнись, кобелина ебучая! — Чуя рывком поднялся со своего места и ударил Осаму ногой в бок. — Ай! Зараза! Больно же! — прошипел кондитер, — Не кобелина ебучая, а Дон Жуан! — Ещё одно упоминание об отношениях, которых нет — и я сброшу тебя с крыши. — Накахара, тяжело вздохнув, приземлился на своё место. — Боже-боже, спасибо тебе, Чуечка! — Осаму протянул руки уборщику, желая объятий. Тот брезгливо отполз назад. — А ты уверен, что я разобьюсь? Накахара резко остановился, широко раскрыв глаза от удивления. Лишь преданный своему делу самоубийца произнес бы что-то вроде этого в ответ на угрозу. Парень положил голову на свои колени, предварительно обвив их руками, и принялся раскачиваться из стороны в сторону. — Кажется, мне следовало остаться дома. — А ты ожидал увидеть здесь благоухающие сады и цветастых птиц, ежесекундно повторяющих о том, какой ты распрекрасный человек? — возмутился Дазай, поднявшись на ноги и неуверенными шагами подойдя к ограждению у края крыши. — Или, может, прекрасную даму, держащую небольшую коробочку с чудодейственным эликсиром? — С чего ты решил, что я ожидал именно даму? — уборщик довольно ухмыльнулся, пожав плечами. Кондитер выплюнул свой чай, взявшийся будто из ниоткуда, в пропасть между домами, и разразился гулким хохотом. — Неужто ты у нас по мальчикам, Чуечка? — Осаму, покачиваясь от смеха и с трудом удерживая своё тело на ногах, наконец повалился на пол, и начал конвульсивно дёргаться, держась за живот. Накахара же, оставаясь на своём неизменном месте, наблюдал за трясущимся Дазаем, состроив гримасу, ясно выражающую что-то походящее на «когда ты успел с катушек съехать, а, дорогой?!». Возражать парень не собирался. И не собирался он делать этого совершенно не потому, что действительно относился к представителям нетрадиционной ориентации, а хотя бы потому, что сил для возражений не оставалось, а желания удивляться сказанному своим коллегой не было и подавно. — Господь спустился со своего ложа на небесах, покинув грудастых тёлочек исключительно ради меня! — Осаму вознёс руки к небу, оставаясь в позиции «лёжа». — Не-ет, это какой-то парашютист с вертолета сиганул, — Накахара безнадёжно вздохнул, когда до него всё же дошло, что в таких ситуациях человеку не поможет абсолютно ничего. — Цыц, даже не пытайся сквернословить на имя божие! — Дазай по-детски погрозил Чуе кулаком, возвращаясь в исходное положение. — Ах. Красив, рыж, чудесен. — Осаму глядел будто сквозь соседнего дома. — Спасибо. Не ожидал от такого, как ты, совершенно никаких комплиментов, — произнёс уборщик, едва заметно покраснев. — Я, вообще-то, имел в виду того кота, сидящего на подоконнике у окна того дома! — кондитер нахмурился, опустив голову. По самооценке Чуи неторопливо проехался неподъёмный трактор. Накахара предпочёл последовать примеру коллеги и поднялся на ноги. Парень порылся в кармане и лениво вытащил оттуда пачку сигарет, а вместе с этим и зажигалку, и закурил. Едкий дым в мгновение ударил в глаза, неторопливо расползаясь по лицу. Уборщик отхлебнул вино из бутылки и тут же закашлялся. — Курение вредит вашей ориентации, — философски изрёк взглянувший на Накахару Дазай. — По твоему мнению, кажется, всё вредит ориентации. — Чуя раздражённо хмыкнул, поставив бутылку на ее прежнее место. Затянувшись вновь, парню внезапно вспомнились его несчастные попытки остановить сверстников, которые принимали решение покончить со своим здоровьем, используя сигареты. Накахара большую часть своей жизни был против курения, но другой выход был давно утерян, и даже жалкие насмешки коллеги не были помехой его новой зависимости. Фонари, излучающие тусклый свет, склонялись над деревьями, освещая листья и придавая им некоторой мистичности. Люди, сонные и уставшие, добирались до своих жилищ различными способами. Чуя же смотрел на них сверху вниз, разглядывая каждого человека до мельчайших деталей. С осторожностью повернувшись к кондитеру, уборщик пристально всматривался в черты его лица. Парень продолжал вертеть в руках чашку чая, которую, похоже, принёс ещё до прихода Чуи. Это было опрометчивое и глупое решение. Вопреки своим ожиданиям, Осаму провел забинтованной рукой по щеке Накахары, терпеливо переходя к волосам. Затем аккуратно, словно заигрывая, притянул парня к себе. На уборщика же в момент соприкосновения их губ снизошло великое охренение, вызванное действиями коллеги. Он принялся размахивать руками в хаотичном направлении, но вырваться не удавалось. Вот он — Чуя, имеющий слабое представление о любых начинаниях однополых отношений и оставшийся обделённым опытом в такого рода вещах, целуется с парнем, которого ненавидит, кажется, больше, чем всё остальное. Кондитер, не обращая абсолютно никакого внимания на действия Накахары, продолжал самозабвенно сминать губы уборщика своими и перебирать рыжие пряди между пальцами. Он прекрасно понимал, что настаивать на чём-то большем не стоило, поэтому углублять поцелуй парень не решался. Ему было достаточно и этих манипуляций, чтобы насладиться происходящим. Чуя, прекратив тщетные попытки оттолкнуть Дазая, упёрся руками в его грудь и легонько надавил, но и этого было достаточно. Осаму, выждав несколько мучительных секунд, всё же отстранился, позволяя уборщику спокойно выдохнуть. Накахара раздражённо хмыкнул, возмущённо посмотрев на кондитера. Улыбка с лица последнего, к слову, мгновенно сползла, сменяясь на ограниченную эмоциями гримасу. — Знаешь, Чуечка, мне кажется, твоей ориентации уже ничто не повредит, — проговорил Дазай, неторопливо подбираясь к выходу, и, помахав рукой, спустился на этаж ниже, оставляя Чую в наедине с его мыслями.