Целомудрие и крайности

Завеса ночи покрывает темнотой не только город, но и разумы самых чистых и смиренных. На пустой кухне чьей-то необжитой квартирки стоит недопитый, полный зеленого чая китайский чайник. Крепкого зеленого чая. Свет в спальне погашен, за окном виднеется лишь облачковый слой переливающегося в свете фонарей снега. А в квартире слышится шелест простыней, сбитое, нетерпеливое дыхание двух отдавшихся страсти людей, и звуки непрерывных томных поцелуев. Ночь рождена для страсти. Хосок нависает над лежащей под ним девушкой, целует мягкие губы, сжимает в руках простыни и всеми силами сдерживается, чтобы не сорваться. А с Наын не сорваться это просто пытка. Медленная, отдающаяся колючими ежиками в каждой клеточке тела, мучительная пытка. От одного её сладкого стона по спине и напряженным рукам бегут мурашки, а приятное, тянущее возбуждение комом собирается где-то внизу. Когда её маленький язычок касается края его уха, а ногти, дразняще проходятся под футболкой, по напряженной груди, Хосок, не выдержав, резко и обрывисто вскакивает. — В чём дело? — спрашивает Наын, приподнимаясь на локтях. Хосок тяжело дышит, зарывается пальцами в волосы и начинает озабоченно ходить взад вперёд, пытаясь хоть немного снять с себя возбуждение. Парень перевёл взгляд на Наын, сидящую на кровати, непонятливо уставившись на него. Лямка на шёлковой майке упала (или он её спустил) почти на локоть, открывая вид на усталые, искусанные им в волшебном порыве ключицы. Красные отметины красовались и на тонкой белоснежной шее, груди, которая тяжело вздымалась. Девичьи губы распухли от долгих, жадных поцелуев, а красивые глаза всё ещё безумным туманом на него возмущались. Хосок сглотнул. Ему кажется стало только хуже. — Я… — неуверенно начала Наын, уронив взгляд на простыни. — Тебе не нравится, да? Я знаю, я недостаточно опытная… — Перестань, — отрезал Хосок, неосознанно делая шаг вперёд. — Не смей так говорить. Наын замолчала, совсем посерев. — Тогда почему ты не хочешь со мной… — Хочу. Очень хочу. — Нет, не хочешь! — взмахнула руками девушка, раненная в самое сердце. — Я же вижу, что не хочешь! Пыхтишь и мечешься, будто заставляешь себя! — Наын… — Что? Разве не так? Думаешь, я не вижу? Не хочешь меня, так и скажи! — Как ты можешь даже думать о таком? — стал возмущаться в ответ Хосок. — Посмотри на себя, какой парень не захочет такую красивую девушку как ты. Ты же… идеальная… Это было правдой. Наын нравилась Хосоку, как не нравилась ни одна в этой бессмысленной жизни, заводила его как никто другая, просто крышу ему сносила любыми своими касаниями и неоднозначными взглядами. Если бы она только знала каких усилий ему стоит не трогать её, какие сны ему сняться каждую ночь, после которых приходится стоять по холодной струей воды часами, как часто он слышит её томный голос, зовущий его по имени. Но… — Тогда в чём дело? Хосок тяжело вздыхает, внимательно смотря на девушку, затем массирует переносицу, пытаясь собраться с мыслями. Как ей объяснить. — Когда я с тобой это делаю, я думаю о Джине. Наын вытаращила глаза, опешив и попыталась правильно понять смысл этой двусмысленной фразы. — Кхм… ну… — Я имею ввиду, я не могу перестать думать о нем, понимаешь? Каждый раз…. — Я же сказала тебе, у нас с Джином нет никаких чувств друг к другу. Это просто брак без… — Я знаю, знаю, — Хосок облизывает губы, бегая глазами по комнате. — Но это не значит что вы не… Ну вы же должны были после свадьбы… Наын нахмурилась, всё ещё не понимая к чему он ведёт. — Разве у вас не было брачной ночи? — с трудом выдавливает Хосок, давясь болью и ревностью. Перед глазами опять всплывает эта ненавистная картина, преследующая его всякий раз, когда дело доходит до самого важного. Брошенное на пол свадебное платье, Наын в белом кружевном белье, её стоны, принадлежавшие не ему, маленькие пальцы, касающиеся не его, запах её кожи, который вдыхает кто-то другой, а потом… Хосок сглатывает, сипло выдыхая, чувствуя, как вибрирует от злости грудь. — Ты что, думал… — догадывается наконец девушка, убирая простыни с пути и поднимаясь на кровати. Волосы падают на разъяренное лицо, тоненькие, белоснежные руки скрещиваются на груди. — Ты думал, что я всё это время спала с Джином? Хосок молчит, недовольно кусая губы. Наын ахнула. Так он и думал. — И всё это время… С этой мыслью ты со мной… мы… Ааахх!!! Не выдержав, Наын хватает подушку и со всей силы кидает её в Хосока, надеясь сделать ему как можно больнее. — Стой, — перехватив подушку, говорит Хосок. В глазах загорелась надежда. — Так вы не… — Конечно, нет! Как ты мог даже подумать о таком? Я по твоему шлюха? Ты кем себя возомнил? Моим любовником? У меня есть только ты! Больше никого! Нет и никогда не было! — Наын хватает ещё одну подушку и не выпуская её из рук, начинает яростно наносить удары парню. — Я гуляю только с тобой! Обнимаю только тебя! Целую только тебя! Дарю своё тело и душу только тебе! Люблю только тебя! Хосок резко перехватывает женскую кисть, уставившись в красивые, но обозлённые, сверкающие маленькими рубинами глаза. — Что ты сейчас сказала? — переспрашивает Хосок серьезным тоном, выискивая в любимом лице ответ. А улыбка так и лезет на довольное лицо. Счастье медленно, но стремительно настигает влюблённого. — Ты что меня не слушал? — стала вырываться Наын, дергаясь и раздражаясь. — Ты глухой? Или никого кроме себя не слышишь? — Ты меня любишь? Наын молчит и застывает, но хмуриться не перестаёт, всё ещё пытаясь прожечь в парне дыру. Она не собиралась ему об этом говорить. Не должна была... — Я такого не говорила, — мычит девушка, убирая спутавшиеся пряди волос с лица. — Только что сказала. Я слышал, — довольно улыбается Хосок, сцепляя руки на талии и притягивая брыкающуюся девушку к себе. — Ты сказала, что любишь только меня. — Тебе послышалось. — Правда? А почему ты тогда так раскраснелась? — Потому что мне жарко! Ты меня сейчас задушишь, отпусти! — Нет, — говорит он, сомкнув губы на девичьей шее, закрывая глаза от удовольствия. Так я ошибся? Ты лишь моя? Всегда была и будешь? Наын пыхтит, начиная тарабанить кулачками по крепкому плечу. — Отпусти! Я ухожу! Не хочу тебя больше видеть! Хосок смеётся, поднимая девушку на руки и опуская на кровать, тут же улеживаясь сверху, чтобы не дать ей шанса улизнуть. — Прости меня за мои слова, малышка. Но ты никуда от меня не уйдёшь. — Видишь ту женщину? Наын вытянула шею, чтобы выглянуть из-за мужского плеча. Крайне широкого, надо сказать. — Какую? — Очень высокую, с шляпкой, — тихо промолвил Джин, не оглядываясь и отпил ещё шампанского. — Вижу. — Помнишь, я тебе про неё рассказывал? Наын ещё какое-то время внимательно разглядывала незнакомую ей женщину. — Нет. — Я как-то упомянул о ней на свадьбе. Она была одной из почетных гостей. — А, — вдруг вспомнила Наын, вытянув тонкий указательный пальчик. В руке она держала бокал, а на тонкой кисти красовался увесистый золотой браслет. — Любовница твоего отца… Сокджин нахмурился. — Не любовница, близкий друг семьи. Девушка хмыкнула, как бы насмехаясь, но не показ и отпила маленький глоток шипучего напитка. — Прости, мысли вслух. Джин на секунду застыл, хмуро уставившись в пол, будто серьезно о чём-то задумываясь, выглядя при этом крайне сконфуженным. Тряхнув головой, он продолжил: — Не так давно она заходила к нам на ужин и как бы случайно обронила одно колкое замечание. Наын, слушая Джина, краем глаза поглядывала на худосочную женщину, у которой, не смотря на хорошо сохранившуюся внешность, были довольно морщинистые руки и выпирающие на тонкой, состарившейся коже вены. Наын уже подумала, как при разговоре с ней она бы будто случайно упомянула длинные шелковые перчатки, которые не так давно вошли в моду и очень ценятся среди молодого населения, следящими за трендами. А потом искоса, уверачиваясь от чужих взглядов, стрельнула бы глазами в сторону кое-чьих рук. — Какое? — без видного интереса спросила девушка, ненамеренно начиная раскачивать корпус из стороны в сторону. — Что мы держимся друг с другом холодно и не похожи на пару. Тем более на женатую. Наын еле сдержалась, чтобы не фыркнуть. Как же её раздражают особы, сующие свой нос не в свои дела. — Так может, нам нужно кричать об этом на каждом публичном мероприятии? — с видным сарказмом сказала девушка, не сдержавшись. — Или ещё раз показать ей наше свидетельство о браке? Может приклеим их к себе на лоб? Это заставит их заткнуться? — Ты сильно нервничаешь в последнее время. — Не мудрено, — нахмурилась Наын, играя с жидкостью в бокале. — Если каждый будет лезть в наши личные отношения, мня себя экспертами в области супружеских отношений. Не терплю такого. С меня хватило подстраиваться под всех подряд по каждому взмаху руки. Не собираюсь больше корчить рожи, как девчонка. Джин чуть хмыкнул, а правый уголок рта чуть приподнялся, делая юношеской лицо приветливее. — Не терпишь, говоришь? У тебя появились мнения и жалобы? Не узнаю свою жену. — И слава богу, — покачала девушка головой. — Надеюсь, с прежней Наын мы больше никогда не встретимся. — Поддерживаю. Супруги чокнулись, допивая напитки до дна. Джин вдруг, заметив кого-то за спиной Наын, резко потянул девушку к себе за руку и уткнулся носом куда-то в шею. — Что ты делаешь?! — зашипела Наын, пытаясь высвободиться, упираясь руками в широкую грудь. — Стой смирно, она идёт, — тихо промолвил Джин, не выпуская жену из рук. Наын замерла, прислушиваясь к постукиванию каблуков. Что случилось в следующее мгновение, девушка не сразу поняла. Сначала она почувствовала как сильные пальцы на её талии медленно отпустили её, затем голос Джина, адресованный той самой знакомой, но что именно говорил её муж Наын не расслышала. Его голос перебил звон бьющейся посуды, за которым последовали тяжелые мужские шаги и всеобщее перешептывание. Наын оглянулась на источник шума, но всё что она успела заметить это чей-то уходящий силуэт и очень знакомую походку. — Была рада знакомству, Наын, — услышала девушка в свой адрес и тут же развернулась. — Да, — рассеянно ответила она. — Взаимно. — Ещё увидимся, Сокджин, — улыбнулась женщина многозначительной улыбкой. Наын снова оглянулась, глазами выискивая чью-то фигуру. Куда он делся? — Наын? Девушка снова повернулась к обеспокоенному мужу. — Что-то случилось? — Нет, всё нормально. Я услышала какой-то шум. Посуду разбили. — Наверное официант выронил поднос, — пожал тот плечами. — Извини, что я так тебя схватил. Так надо было. Но я не успел тебя даже предупредить. — А? — снова рассеяно ответила она. — Не волнуйся об этом. Раз надо было… Джин слегка нахмурился. — Ты уверена, что всё в порядке? Выглядишь обеспокоенной. — Мне надо в туалет, — сказала Наын и всучив супругу свой бокал направилась в коридор. Внимательно оглядевшись и не найдя никого, девушка в какой-то момент решила, что ей всё просто показалось, но случайно выглянув в окно, она тут же бросилась к входной двери. — Хосок! Мужская спина была сгорблена, а бытовой уверенный шаг сейчас отдавал глубокой озабоченностью, повернувшееся на зов лицо оказалось осунувшееся, словно в нескольких слоях страданий, в глазах читалась самая серая грусть. Наын почувствовала, как сжалось сердце. Давно её не слушается, бунтует. — Зачем ты пришёл?! — крикнула она так, чтобы он расслышал. Хосок рассматривая девушку, отвёл глаза и понурив голову, запихнул руки в карманы помятых брюк. — Уже неважно, — бросил он уже разворачиваясь к ней спиной. — Важно, если ты приехал сюда посреди зимы в одной рубашке. Хосок остановился. Долгое время Наын с тяжёлым сердцем рассматривала его спину, теряясь в догадках. Через пару минут, девушка не выдержав, сорвалась на крик. Она имела право. Она ведь тоже выбежала в одном лишь платье. Виновата тут любовь или упрямство? Или жадность? Жадность на любимые глаза... — Ну и молчи! Я знаю, всё это для тебя не имеет никакого значения! Ты только прячешься и молчишь — это всё что ты делаешь. А знаешь почему? Потому что ты жалкий трус. Боишься трудностей, боишься преград. А значит, ты никогда не станешь счастливым! Только и умеешь, что пить и закатывать вечеринки. Показушник! Гэтсби недоделанный! — кричала что есть мочи Наын, срывая голос и выпуская большие клубни пара в холодный, спустившийся к ним с самых небес воздух. Губы уже посинели, щеки раскраснелись, в глазах слезы, кажется превращающиеся в снежинки. Хосок молчал, но спина напряглась, рука сжалась в кулак. — Уходи! Зачем разбираться с проблемами, если можно просто убежать. Приходишь ко мне, смотришь так, будто я для тебя что-то значу, кружишь мне голову, бросаешь взгляды, целуешь… — на последнем слове голос уже начинал срываться. — А я попадаюсь на твою удочку, как последняя дура. Думаю о тебе каждую ночь, перед сном, скучаю, черт подери… Всхлип. А затем звук разрывающегося сердца. Сердец. — Как я могла… Ты же… Я ведь… Наступило молчание. Хосок не шевелился всё это время, застыв в одном положении. Наын заметила, что рука его уже покраснела от холода. Тяжело вздохнув и шмыгнув, девушка обреченно опустила плечи. Ни к чему её крики всё равно не приведут. — Можешь идти, Хосок… — Я обо всем знаю. — Что? — переспросила Наын, не понимая к чему это было сказано. Парень медленно развернулся, впервые заглядывая заплаканной девушке в глаза. Темные, обычно живые глаза сейчас были так опустошены и измучены, что Наын на секунду показалось, что это не Хосок вовсе. Какие-то последние остатки его ритмичной, непоседливой плоти. — Я знаю о вас с Джином. О вашем фиктивном браке. Девушка замолчала. Она не могла отвести глаз от его лица. Так хотелось подойти к нему. Нога предательски дрогнула, тело потянулось вперёд. — Как ты узнал? — Это не важно. — А что тогда важно? Ты за этим пришёл? Хосок снова отвёл взгляд, неуверенно переступая на другую ногу. А в Наын все металось от одной только мысли, что ему сейчас невыносимо холодно. — Я не знаю зачем пришёл. Наверное… — его глаза снова встретились с её, выискивая в них что-то для себя. — Всё что ты сказала не соответствует тому, что я видел несколько минут назад. Наын нахмурилась. Он говорит о них с Джином? Он увидел как они… — Это не то, что ты подумал… Мы не… — Я же сказал, Наын, это не важно, — резко выпрямился парень, занимая уверенную позу. — Суть в том, что он имеет права тебя касаться. А я нет. Я даже не имел никакого права злиться, или подойти и врезать ему, хотя очень хотелось. Потому что он твой муж. У Наын упало сердце, руки задрожали. Весь мир вдруг стал в десять раз меньше и в сто раз бессмысленней. — Так что, не важно, зачем именно я пришёл и что я хотел тебе сказать. Всё это не имеет никакого смысла. Я это понял, как только зашёл туда и увидел тебя с ним… Хосок сглотнул, и моргнув, рассматривал заплаканное лицо девушки, которую ему сейчас так хотелось успокоить, согреть и поцеловать… Ему вдруг показалось, что это всё что ему нужно для счастья. Парень нехотя развернулся, до последнего не отрывая взгляда с нежного девичьего лица, снившегося ему каждую ночь последний месяц. Хосок уже сделал пару шагов по тонкому слою рассыпчатого снега, мысленно прощаясь со всем светлым и хорошим, что было в его жизни. — Подожди! Хосок успел только обернуться, взметнуть от удивления ровные брови, почувствовать сильный толчок, холодные пальцы на своём лице и влажные губы на своих. Он опешил на несколько минут. Ему никогда никто так не бросался в руки. С таким отчаянием, с таким доверием, целиком и полностью отдаваясь. Её губы плотно прижаты к его губам и были солоноватыми на вкус от пропитавшихся в них слёз. Он не заметил, как быстро сбилось его дыхание, почувствовав плавные движения её губ, целующие его с неимоверной отдачей и… любовью? Лоб уткнулся в его лоб, пальцы гладили его лицо, а горячее дыхание грело кончик носа, покрывая его испариной. Хосок все ещё хлопал глазами не совсем понимая, что только что произошло. Он никак не ожидал этого от Наын. От сдержанной, скупой на эмоции, холодной Наын. Он думал, что после того, что он сделал ей в ту ночь, напившись вдребезги, после того, как он бессовестно приставал в ней, зажимая в переулке, она и видеть его не захочет. Не то что прикасаться, не то что целовать… Он совершенно ничего не понимал. Но сердце стучало, как заведённое. А держать эту девушку в руках неимоверно приятно. Увидев её зажмуренные веки, дрожащие губы и слезы на щеках, Хосок наконец всё понял. Она с ним прощается. — Всё могло быть по-другому, — прошептала она хрипло, с болью в голосе. Они не настолько близки, не так хорошо друг друга знают. Но когда они вместе, происходит волшебство. И они оба это чувствуют и игнорируют. Просто потому что они встретились совсем не в то время и не в том месте. Всё и правда могло быть по-другому… Пару недель спустя… Квартира пустовала во время отъезда Джина и потеряла важную часть уюта и тепла. Первые дни Наын не так сильно грустила, время от времени звала девочек в гости, смотрела фильмы, чтобы отвлечься, и так постепенно дело дошло и до уборки. Девушка пропылесосила, вымыла полы, постирала, оставалось только протереть пыль и просто расставить вещи по своим местам. Комнату Джина Наын почему-то оставила напоследок, старательно избегая. Ей было неловко посягать на его личное пространство и даже заглядывать она старалась как можно реже. Просто неловко и все. У него своя комната, у неё своя. Их пространство ограничено также, как и их отношения. Медленно открыв дверь, Наын осторожно вошла в комнату, которая и так в принципе содержалась в чистоте. Стены были белые, постельное белье сине-чёрное, лишних вещей не имелось, но за время отсутствия хозяина, поверхность мебели покрылась еле заметным слоем пыли. Девушка начала со стола, поднимая рамки с фотографиями и разные канцелярские предметы. Наын улыбнулась, засмотревшись на фото Джина со своим младшим братом. Сам кадр был запечатлён на пляже. Оттенки были сероватыми из-за пасмурной погоды, но два парня, изображённых на картинке светились и излучали радость и счастье. Если бы у Наын имелись брат или сестра, она хотела бы иметь такие же тёплые отношения, как у этих двух. Поставив рамку на место, она быстро, но тщательно протерла каждый уголок, чтобы к приезду Джина всё сверкало и блестело. Наын улыбнулась, представив его удивленное лицо, затем довольную улыбку и колкое замечание насчёт несвойственного ей поведения. Закончив с пылью, и сложив на идеально застеленной кровати стопку постиранного белья, Наын уже собиралась покинуть комнату с чувством выполненного долга идеальной жены, но в последний момент засомневалась, остановившись на пороге. Взгляд её пристал к стопке не разобранных вещей. — Если уж делать, то до конца, — решила девушка и вернулась в комнату. Взявшись за пару домашних футболок Наын открыла шкаф, чтобы сложить их к остальным домашним вещам. Затем она разложила шорты, джинсы, а когда дело дошло до кашемировых свитеров, Наын не сдержавшись, вдохнула запах из простого любопытства. Они пахли в точности как Джин — отдавали теплотой, спокойствием и тишиной. Тёплые вещи лежали почти на самой верхней полке, и чтобы дотянуться, Наын пришлось встать на носочки и изрядно попыхтеть. Когда удалось закинуть вещи на место, а Наын была готова браться за следующий предмет одежды, она внезапно заметила упавший на пол кусочек картона. Он был продолговатой формы, белого цвета и явно перевёрнут. Фотография. С плохим предчувствием, Наын нагнулась, охладевшими пальцами поднимая бумажку. Завороженными глазами она уставилась на дату, написанной на обороте. Фотография была сделана пол месяца назад. Сглотнув, Наын дрожащими руками перевернула фотографию, уставившись на изображение. Тело мгновенно охладело, куда-то выбросило, перевернув душу, а затем впихнули обратно горящей, как огонь. Руки затряслись сильнее, сжимая кусок картона, который она не должна была увидеть, ноздри раздулись, выпуская сопение, грудь часто и груздно вздымалась. Три. Два. Один. Протяженный, истошный крик вырвался из девичьих уст, оглушая пустую квартиру, звук которого, отпрыгивая от стен, бился рикошетом о потолки и окна. Яростно кинув фотографию на пол, Наын зажмурила глаза и зарылась пальцами в волосы, продолжая кричать что есть силы. После десятиминутного, непрерывного крика, уже выспустив весь имеющийся голосовой запас, девушка схватила вещи, которые только что постирала и бросила на пол, затем стала яростно разбрасывать одежду из самого шкафа. Все сложённые свитера и кофты, рубашки, развешанные на вешалках, галстуки, куртки, шарфы — всё полетело на пол и в стены, сопровождаясь гневным рычанием и воплями. Впившись ногтями в постельное белье, Наын сорвала его с кровати, комкая в непонятную кучу, добравшись до подушки, она сорвала наволочку и разорвала материю, выпуская охапку перьев наружу. Наын тяжело дышала, волосы были похожи на гнездо, глаза стреляли гневом, губы искусаны, руки исцарапаны. Одной комнаты ей было недостаточно, девушка направилась на кухню. Открыв шкафчик над раковиной, Наын схватила несколько тарелок и что есть силы, бросила их в противоположную стену. — Козёл!!! — вопила девушка, наряду со звуком разбивающегося стекла. — Неблагодарный, избалованный, бесчувственный придурок! Уже шестая тарелка последовала за остальными, заканчивая свои дни в виде осколков на мраморном полу. — Всё мои страдания коту под хвост! Тарелка в стену. — Столько вытерпеть. Наплевать на своё счастье! Всё ради него! Ради нас! Звук разбивающегося стекла. — А он гуляет налево и даже не думает о том, чтобы чувствовать себя виноватым! Ни капли совести! Ни грамма мужества, чтобы сказать мне это в лицо. Никакого уважения! Осколки мелким слоем покрыли отдалённую часть пола, в стене образовалось несколько мелких дыр, штукатурка отвалилась. Наын стояла на кухне, тяжело дыша, сжав кулаки и пытаясь не плакать. Впервые в жизни ей было так жалко себя. Впервые она чувствовала себя такой брошенной, преданной и в то же время невероятно свободной и сильной. — Я свободна, — прошептала Наын, неверующим взглядом уставившись в пустоту. — Свободна. Резко сорвавшись с места, Наын побежала в коридор, спешно надевая куртку и сапоги, на ходу набирая номер. Зимний воздух хлестал лицо, солнце ярко светило, освещая бегущую девушку, будто встретив её впервые, а Наын бежала. Навстречу к новой жизни, новым чувствам, множествам открытий и неизвестностей, к сбывшимся мечтам и появившемуся будущему. И всё это Наын обязательно преодолеет, потому что больше, чем счастья и любви в своей прожитой словно в заточении жизни, она не хочет. — Алло? — слышится сонно в трубке и Наын улыбается самой счастливой улыбкой, не чувствуя, как сильно отмерзли щеки, а в лёгких больно царапает зимний воздух, отчаянно пытаясь её остановить. Наын пока не любила. Но здесь и сейчас она вольна выбирать кого любить, как сильно и как долго. Никто не давал ей на это гласного разрешения, ситуация не изменилась и последствия останутся те же. Но Наын просто чувствует, что время настало. Её время наконец настало. — Жди меня.