мой милый, ты запри двери, молчи и обнимай меня крепче.

      Чувствуется невообразимое воодушевление, когда разговоры льются так легко, как с этим парнем. У меня было и есть много добрых приятелей, с которыми интересно разговаривать, мы можем делать это часами, но даже с такими людьми возникают молчаливые кризисы. Говорить не о чем или не хочется, да и просто хочется взять тайм-аут в этом обмене энергией и впечатлениями. А с Женей почему-то абсолютно иначе – я слушаю его так отчаянно и жадно, как будто каждый разговор последний. Я рассказываю ему столько всего, будто после нашей последней беседы прошла тысяча лет, а на самом деле может пройти даже полчаса. Я услышала новую песню, увидела смешную картинку или классную шмотку – Жене точно будет интересно. Он очень понимающий и старается разделить любое моё развлечение, даже ему на самом деле это не так уж интересно. Просто потому что мы с Женей ценим друг друга и чувствуем какую-то связь. Тонкую ниточку, которая тянется от моего мизинца к его. Это самое удивительное и приятное ощущение из всех, которые я когда-либо испытывала.       Калинкин говорит, что чувствует то же самое.       Со слов Жени, Петербург – абсолютно не такой, как любой другой город, очень противоречивый и любит только сильных людей, которые готовы не сдаваться. Калинкин признаётся, что этот город можно только сильно полюбить, чтобы там остаться. В Москву – по работе, а в Петербург – только по любви. Я с полуоткрытым ртом слушаю его рассказы и новости. Я почти влюблена в этот город.       –Я искренне думала, что про солнце, переменчивую погоду и прочее – это хитрые байки. Оказывается, всё именно так? – я недоверчиво усмехаюсь, глядя в чашку с остатками кофе.       – Саш, всё даже чуточку хуже, – он искренне смеётся и поправляет чёлку снова и снова.       – Интересно...       – Мы обязательно съездим с тобой в Петербург. Хочешь? – с неожиданным запалом и энтузиазмом говорит Калинкин.       – Спрашиваешь! Конечно, хочу! Только не сейчас. Не в ближайшее время.       – Почему? – он поправляет сползшие на кончик носа очки и встаёт, чтоб вскипятить чайник. Наверное, уже в пятый раз.       – Жень, я старая и нудная тётя. Мне надо всё продумать, спланировать, а потом уже ехать.       – Глупая. Всё, что может пойти не так, скорее всего и пойдёт по пизде, но мы справимся, – меня коробит от этого «мы». Слышать подобное от него странно, но приятно.       – А если поезд сойдёт с рельс?       – Погибнем молодые и счастливые. Или ты хочешь состариться до состояния трухи и пепла, и уже потом умереть?       – Не знаю, я как-то вообще умирать не очень хочу...       – Значит, хочешь жить скучно! Я понял, я всё понял.       – Ладно, блять. Сколько билеты-то стоят?       – А вот это уже разговор! – Женя наливает кипяток в кружку и садится рядом со мной, открывая ноутбук.       

*

      – Где мы? Это что? – только выйдя с вокзала, я начинаю озираться и восторгаться даже проходящей мимо толпе китайцев, хотя и в Москве таких навалом.       – Вышли с Московского вокзала. Это Площадь Восстания. Там «Галерея», можем зайти и выпить кофе или поесть, рядом метро, клубы и бары. Короче, мы в самом центре.       – Нет, ты мне обещал какую-то классную экскурсию пешком. Зря что ли распогодилось?       Женя поднимает голову и смотрит на небо. Я следую его примеру и понимаю, что в Петербурге небо кажется каким-то низким по сравнению с тем же московским. Но дышать необъяснимо легче. Спустя пару минут рюкзак на плечах становится невыносимо тяжёлым.       – А жить где будем?       – Я уже такси вызвал, скоро увидишь нашу потрясающую квартиру. Кинем вещи и гулять,– он подмигивает мне и стягивает с меня рюкзак.       Мы едем не больше десяти минут, значит, жильё у нас тоже где-то в центре. В честь моего предстоящего через восемь месяцев дня рождения Калинкин собирается платить кругом за нас обоих, и четыре следующих дня я буду настоящей содержанкой. Женя забирает из почтового ящика ключи, которые там, видимо, оставил арендодатель, и поднимаемся пешком на последний, пятый этаж. В квартире целых две комнаты, просторная кухня и ванная, и, конечно, уютный балкон для ночных душевных бесед. Я брожу по коридору, восторгаясь жилищем, и всё повторяю Калинкину, что он супер.       – Все, а теперь гулять!       Выясняется, что мы живём почти на Невском проспекте. От него рукой подать до Адмиралтейства, Спаса на Крови и ещё кучи мест, которые я не запомнила. Мы делаем вместе и по отдельности тысячи фотографий. Кажется, что даже Женя заразился моим туристическим энтузиазмом и в таком же детском восторге от города.       Поздно вечером мы вваливаемся в квартиру, звеня бутылками сидра и пива в пакетах. Ноги страшно гудят, кажется, что я бегала кросс. Зато нам очень повезло с погодой: было солнечно и сухо. Правда ветрено, поэтому пройдя мимо зеркала в прихожей, я ужасаюсь: моя чудесная причёска превратилась в веник для уборки.       – Ты видел, что я хожу, как чучело, и молчал! Весь день, – беззлобно ворчу я на Калинкина. Он в ответ ещё сильнее взъёрошивает мои волосы пальцами и говорит, что я очень красивая. Я показываю Жене язык и ухожу на кухню готовить ужин.       За ужином мы обсуждаем впечатления прошедшего дня и опять много смеёмся, хотя каких-то полтора часа назад мне казалось, что я физически больше не могу смеяться после того, как Женя поскользнулся на банановой кожуре как в самом настоящем ситкоме и плюхнулся на брусчатку. После этого на него сел дрессированный голубь, фото с которым стоит кучу денег, и начал клевать куртку парня. Я думала, что скончаюсь прям там. Мы пересматриваем фотографии, что-то Калинкин сразу закидывает в Инстаграм.       Разойтись по кроватям мы смогли только к часу ночи. В два я сидела на балконе с сигаретой и думала обо всем, что случилось, и смотрела на удивительное небо. Дверь балкона открылась, и я автоматически дёрнулась, чтоб её закрыть, и запах дыма не шёл в квартиру, но она не поддавалась.       – Да хули ты дёргаешь, пусти меня, – хохочет Калинкин.       – Ой. Извини, – я смущённо улыбаюсь и плотнее запахиваю рубашку, под которой только топ.       – Ой, не прикрывайся, ты и не в таком при мне уже ходила. Мы сначала были соседями, помнишь? И ты наверняка думала, что я не смотрю. Или что я гей. Короче, шлялась как модель Виктория Сикрет.       – Бля.       Женя закуривает и кладёт голову мне на плечо. Мы оба молчим и смотрим, видимо, на один и тот же движущийся огонек в небе. Возможно, это вертолет или что-то в этом роде.       – Сашка, Саш. Ты не обижайся на меня за всё то, что я наговорил после бара. Мы это не обсуждали, но я никак не могу перестать об этом думать. Я не считаю, что ты неуместно шутишь. Просто я... просто мне показалось, что ты так демонстрируешь своё безразличие. Мне не хотелось бы твоего безразличия ко мне. Понимаешь?       – Понимаю. Всё хорошо. Ты меня тоже прости. Мне стоит чаще проявлять свои чувства и эмоции, – я говорю немного несвязно, делаю большие паузы, потому что я явно перебрала с выпивкой. Женя разговаривает примерно также.       – Прояви сейчас. Сделай что-нибудь, – в его голосе одновременно со сталью умещается тепло и какое-то отчаяние.       Я, опешив, сначала просто стряхиваю его голову со своего плеча и отрываюсь от неба. Смотрю ему куда-то в скулу. Он прячет от меня взгляд в пепельнице и собственных тапках, потому что очков нет. Когда я носила очки, я тоже думала, что их стекло защитит меня от чужих взглядов.       – А ты посмотри на меня, – похоже на перестрелку. Кто кого перепросит? Кто кому сложнее задание даст? Женины глаза наверняка подскажут мне, что можно делать, а что нет. Как быть и как с ним взаимодействовать. Невыносимо сильно хочется его касаться. Почему? Да чёрт его знает. Хочется касаться...       Он без сомнений поднимает на меня немного красные глаза и выдыхает дым сигареты мне прямо в лицо. Я недовольно морщусь, забираю из его пальцев «Парламент» и бросаю за перила балкона. Калинкин терпеливо ждёт, что будет дальше. Я убираю лежащий между нами смартфон Жени подальше. Беру его за ледяные пальцы одной рукой, другую – кладу ему на грудную клетку. Он сбивчиво дышит, сердце ощутимо колотится под кончиками моих пальцев, которые, кстати, тоже подрагивают.       – Ты волнуешься?       – Не ври, что ты – нет.       – Не буду.       Я смотрю в его глаза. Синий цвет его глаз непростительно красиво контрастирует с этой краснотой. Он снова пытается отвести взгляд, посмотреть сквозь меня, и меня приходится взять его за колючий подбородок и держать неподвижно. Стараюсь улыбнуться, но от холода лицо едва слушается. В конце концов у меня получается, и Калинкин даже почти улыбается в ответ. Сжимает крепче мои пальцы и берёт в свою ладонь мою руку. Теперь уже он крепко держит меня, а не я его. А потом вдруг отстраняется.       – Слушай, всё, я зря попросил, я не совсем готов к такой искренности. Я... я зря попросил. Зря. Прости. Я не готов.       – Блять. Ладно, – я вздыхаю и ухожу в квартиру, едва ли не переступая через него. Слышу, как он матерится и рычит сквозь зубы, а потом щёлкает зажигалкой и выдыхает дым. Наблюдаю за его высокой фигурой ещё пару минут и ухожу в комнату. Всё, спать, спать. Хватит с нас обоих этих игрушек.