Головные боли

Он помнит каждое слово. И с каждым днем все лучше, все четче и все ярче видит те губы, которые их произносили, воспевали их. Губы. Он закрывает глаза, чтобы вспомнить. На свои в отражении он даже не смотрит. Нет, он избавился от каждого зеркала в доме, потому что так он бы себе соврал. Это не его губы, не его глаза. Не его это все. Они долго говорят по телефону и, кажется, находятся так близко, что в какой-то момент Карсон привычно выбрасывает вперед руку. В темноте он ни на что не натыкается, а тишина от Курта в трубке все звонче, все яростней. Курт на другом конце света касается кончика носа и никак не может понять, почему это сделал. - Наверное, мы умрем по-особенному, - смеется он, - нам говорили… А потом он просыпается. И на секунду, всего на одну, ему кажется, что в руке застрял мобильник. Воспоминания - это здорово. Воспоминания - это обещание того, что однажды он это все не придумал. Что однажды он не проснулся с навящевой идеей иметь близнеца. Он у него был. Моя надежда, мой конец. Моя любовь и моя нежность. Моя извечная безбрежность, Ты начинаешься во мне... My first kiss, my last and everything. my end, my piece. Они писали песни, но больше Курт. Они бы и пели вместе, но ему на уши наступил неизвестный зверь. Этот же зверь скреб изнутри каждый раз, стоило Курту открыть рот, вдохнуть побольше воздуха, разомкнуть губы и… Умереть. Он слушает его музыку, нащупывая плеер в кармане и пустоту в груди. Кажется, за последние месяцы он стал немного легче. Потому что зверь умер в этот же день. И лучше бы он сгорел, чем сдох, потому что гниль изнутри терзает всех до сих пор… Жизнь вдруг оказывается состоящей из диалогов, одним бесконечным набором букв, в котором не хватает главных: К, у, р, т. Его речь постепенно тускнеет от их недостатка. Дневник кажется исписанным вдоль и поперек, но Финну ответить нечего. Финну ему сказать нечего. Он брат, конечно, но не тот. - Все в порядке, - этими словами он учится обманывать всех и каждого. - Однажды ты вернешься к нему, - говорит он себе, чтоб не спятить. - Однажды – не понятно, когда наступит, - осуждающе шепчет Курт в его голове, а затем отворачивается и начинает плакать. Начинает скулить, завывать. Зверь подох, но оставил после себя призрака, - живи. - Жить, говоришь? Время лечит и все дела, да... Но я не хочу отходить, я не хочу, блять, просыпаться! Жить! И я не хочу оживать от комы, твоей, которая однажды так внезапно и быстро переросла в смерть, и с тех пор чувствуется как моя собственная. Я прошу, чтобы меня полюбили, я умоляю тебя об этом. Но новый ты - это облака и солнце над головой, которое предает тут же. Его лучи не тёплые, а летний ожог на коже выглядит очередным предательством. После твоего ухода, конечно, же... Нет, это не значит, что он не дает шансов, он их дает. Он желает, ему правда хочется, чтобы их тёплые отношения с Финном остались при нем, но Курт всплывает то тут, то там, и Карсону все чаще кажется, что он потерял обоих братьев. Карсон и видеопленки смотрит чаще, уже не возвращая другу проектор. На стене то и дело появляются братья, которым пять, девять, семнадцать. Ему не кажется, что это они - нет, уже нет - но от того желание прикоснуться, почувствовать не становится меньше. Он подходит ближе, загораживая электрический свет. Ему кажется, что он там, совсем близко, что вот, еще немного, закрыть глаза и открыть, и окажешься в том солнечном дне... Вместо этого он врезается в стену. Карсону интересно, боятся ли животные темноты? Не оттого ли и мотыльки слетаются на свет? На огонь. Возможно, в какой-то момент и людям кажется, что сгореть намного лучше, чем потеряться. Он говорил, возможно, если меня не останется здесь, где-то наверху я все еще буду. Карсон до сих пор задирает голову, каждый раз оказываясь на улице. И все, что его ослепляет, это сияющая и яркая... Пустота. И тогда Карсон считает дни, и ему начинает казаться, что времени, которое он тратит на воспоминания, слишком много. И становится больше с каждой секундой. Карсон думает, что если так и дальше пойдет, то за следующий месяц он успеет прожить всю жизнь. We are rock stars, not for people but for us. Мы рок-звезды. Но поем мы не для людей, друг для друга. И Карсон поет, прячась на крыше дома после вечерней смены. Сходу делать это под солнцем он не готов, поэтому решает начать с малого. С звезд. Проблема в том, что их голоса слишком похожи. Но этот звук больше не умножить на два. И Карсон, конечно же, не смыслит в математике, но понимает, что тут не просчитался точно. Курт умер из-за ожогов в пожаре, пожар случился в их доме. В их доме, где Карсон не выключил телевизор. Произошло замыкание. На самом деле он умер в коме. Много позже. - Еще много чего произошло вообще-то, - скулит зверь из головы. Вообще-то, скулит лишь память, - но ты не виноват. И мы не расстались, эй, Карсон, - призрак возникает из ниоткуда, как ему и положено, - ты знаешь, где меня искать, эй Карсон, - он растворяется, все повторяя эй Карсон, эй Карсон, эй… Когда он в очередной раз выходит из дома, солнечные лучи на коже ощущаются еще сильнее, еще привычней, чем прежде. Голос Курта в голове так отчетливо повторяет: Наверное, мы умрем по-особенному. Нам говорили. Эй, Карсон, эй… И он не загадывает. Карсон перестает думать, соглашаясь, слыша, как его зовут. Он сгорает. Головные боли больше не мучают.