крохуютные пидоры bts

Его протряхиват почти насквозь, слегка лупит по спине и напряженным плечам. Мелко дубасит по вискам, жмет у солнечного сплетения, крутит по квадрату и немного выворачивает до легкой тошноты. Просто потому, что Тэхен-ебанько внезапно решил, что течка в компании друга - это, вроде как, нормально, и вообще «ну, если припечет, можем даже трахнуться, давно пора, сколько лет дружим». Только вот далеко не лет, а месяца этак четыре, но Кима это нихера не смущает, а Хосоку почему-то этот пакостник и слово «секс» вместе, одним предложением - никак. Припекать-то может и припекает, ибо изломы тела у того красиво-изящные и запах совсем дурной, не такой приторный, не такой прелый, скорее пряный и насыщенный. Но, сука, это же мудачный Ким, мудачный-друг-омега-Ким - и просто нет, без заебонистых заебонов, кроме одного конкретного: Чон хоть и альфа, но члены в собственной заднице - его первостепенная задача (пусть искусственные, пусть и резиновая жужжалка, плевать вообще-то, очень плевать). Поэтому зубы стучат и губы жуются десятый раз за минуту, ведь захоти он засадить в тэхенову задницу член, в процессе полез бы дрожащими пальцами растягивать и себя, вдавливая по костяшки сразу три. Тэхен о маленьком хобби Чона ни слухом, но духом, своим омеже-понимающим, ибо, вроде как, сам с первого дня знакомства, не лезет, текущей дыркой под носом не елозит, даже таблетки какие-то горстями и сегодня две пачки с собой (хотя особо не спасает. он их там сегодня, блять, хоть пьет вообще, падла? или все же...). Тэхену, видите ли, дома не получается: атмосфера не та, родители под боком и стены в плакатах смазливых кумиров с розовой, блестящей пеной вихров вместо волос и зачатка мозгов. Зато у Хосока - полный набор глянцевых фотокарточек команды по баскетболу - все (будь духу мужики) на подбор: мышцы на мышцах и взгляд бешеный, грозный. Вот Ким и течет здесь. На карточки Чона, на которые тот, вроде как, и сам бы не прочь потечь, правда, за неимением иной, нужной в таких случаях жидкости, просто слюной и спермой под итог. Но, сука, инстинкты ведь не пропьешь(а если и пропивать, то дайте Хосоку лучше средство раз и навсегда - в омегу). Вот и получается: Тэхен с ногами на его кровати и полным набором для дрочки, а еще убойным запахом, от которого то ли блевать, то ли выебать хочется. Пиздец, однозначно. Чон на кухне с пластиковой бутылкой и какими-то успокоительными травами, где валерьяночный чай - далеко не главный спаситель. Вот вы, например, календулу хоть раз через бонг пробовали? То-то и оно... Пол кухни устлан собственным телом, а в соседней комнате три на четыре - еще одно. Альфа и текущий омега в маленькой квартирке. Парадоксально, ни один не кидается, но только лишь по принципу собственных заморочек. Или эти заморочки хосоковы, а Ким просто ебанутый (не)много. Однако суть все равно неизменна. Хуево от слова хуевыйизтебядругТэ. Ниспослали же, будь ты четырежды в колодце муторных перипетий, такое в повседневную жизнь. Да еще и наглухо отбитому. Хотя, наверное, все правильно. Чон - ненормальный альфа, а Ким - его припезднутый друг, как по законам всех сопливых романов или крикливых матерных комедий, где юмор, что дрисня судьбы, а любовь - отрыжка вселенной. За стенкой глухие стоны, проклятия мирозданию и восхваление капитану команды по баскетболу («хочу его член у себя в...»), а еще то, что мечтается отрастить себе: сладость в течной дырке. Под рукой адово воняющая спиртягой бутылка, самодельный бонг, трава, прохеренная гордость и ответное лекарство для заглушения шкалящих рецепторов, позволяющее заложить нос, обретя белые искры под веками напополам с тошнотворным головокружением. Терпимо. Но это уже третий час рядом с вдалбливающимся под корку душком похоти, лоснящейся химическим подтекстом. Хосок, конечно же, уйти никуда не может, а надо бы, очень бы надо. Собрать себя с сырого от стекшего пота и остатков соджу линолеума, подняться на обе две, плечи по струне, грязную тряпку на части по ноздрям и бегом отсюда; дверь на четыре оборота по ту сторону бешенства и собственной природы. Да плевать ему, что Тэхен не против хорошего засада в филейные части, ему саму-то это не-не. А еще, хорошо бы, хрясь так по непутевой бесстереотипной головушке тупой омежки, - у того магией мозги на место, а тушка - домой, подальше от места соприкосновения надлома чоновой души с несправедливой судьбой. Но он так не будет. Он, сука, даже стопы сейчас не поднимет, безвольно придавленный по конечностям к полу. А мудачный Тэхен, по ходу, на таблетки нахуй забил, ибо душно пиздец, муторными парами все ниже принципов до блевоты затапливает и тянет в небытие. Хосок очухивается чуть погодя от жуткой тряски. Трясет его, конечно же, Тэхен, еще бы, кто кроме него может так зверски вырывать из блаженного оцепенения. Вид у того встрепанный и злой, полувозбужденный. Он крепко держит за плечо, вцепившись длинными пальцами, а спрашивает с разочарованной мольбой. - У тебя совсем никак? Совсем. У Чона на омег совсем никак. Вернее, как, но члены с узлами вернее. Хосок туго думает, еще хуже соображает, но выдать из себя хрипло удается. - Прости. И Ким вздыхает, так тяжко, что заблеванный пол под распластавшимся телом, кажется, тоже огорченным и печальным в своей смердящей вони спирта, желчи и остатках подавляющей возбуждение химии белых таблеток. Тэхен садится рядом, чуть ли не в эту извергнутую ослабшим организмом лужу; хорошо, что все-таки мимо. Глаза у него сырые, заплаканные, но твердый взгляд не позволяет просочиться на его долю и капле жалости. У Чона в башке ад, пиздец и вакханалия полная, а еще он надеется, что благополучно проспал всю тэхенову течку. Зря, конечно, потому что минутой молчания после, слышит густой запах сладости и горечи. Ким таки наглотался колес. Спасибо ему за это. Но на эту реплику сил уже никаких. Только молчаливая благодарность и скорбь вперемешку за густым туманом в голове. Блевать тянет опять, но желудок пуст. А Хосок не помнит, как выцедил из себя уже все возможное, в какой момент бессознательной активности из глотки вылезло месиво, осевшее грязным пятном на полу. Тэхен и не думает морщиться, понуро опуская подбородок к груди, в момент прислонения виском к чужому плечу. Они сидят так минут пять, молчат слишком громко, каждый об одном и том же. И обоим хреново. Киму от однозначности отказа. Чону от неоднозначности мыслей. Под Хосоком скапливается лужа из внутренних переживаний. Под Тэхеном - смазки. Наверняка это должно сближать. Хочется разрыдаться. Некрасиво так и по-настоящему, заплыв отеками, раздербанив соплями носоглотку, звучно, с истерическим подвыванием. Потому что так нельзя. Нельзя быть таким, как Хосок. Нельзя жертвовать собой, забивая на требующую отдачи сущность, как Тэхен. Чон за это не расплатится. Хотя, кто бы просил. Омега ведь все понимает, не знает - чувствует. Он и не требовал - предложил, но не взяли. И тут без всяких «спасибо - на здоровье». Не на здоровье, на очередные муки. - Ты давно так? - тихо спрашивает Тэхен, сползая ниже и вдавливая светлый затылок Чону куда-то под ребра. Хосок приходит в себя, насколько получается или нет. Кивает, но понимает, что Ким его не видит, спрятав себя под чужой локоть. Поэтому стискивает кулак на правой и обхватывает за предплечье левой, прижимает к себе еще ближе. Сейчас Ким пахнет, в целом, отвратительно, и обнимать его приятно, без риска перегнуть через колени, задницей кверху, пройдясь при этом ладонью. - Давно, сколько помню. Не стоило природе делать меня альфой. Даются слова почти просто, почти не больно, после них даже получается продолжить хоть как-то дышать. - Ну и придурок, - хрипло смеется Ким. Навзрыд смеется. И зарывается лицом еще глубже, промачивая слезами светлую ткань в районе сердца. Чон прячет в уголках губ нервную улыбку, прикрывая глаза. Тэхен ерзает, сжавшись крошечным комком под боком. Теплый такой. И не воняющий надсадно. Приятный, как плюшевый медвежонок на руках в затяжную зимнюю ночь. В солнечном сплетении что-то безропотно рассасывается, диафрагма опускается на долгом выдохе. Пробивает на любовь ко всему. - Я истинного нашел, - слышится горько, куда-то в чонову подмышку. А Хосок таки не удерживает гадость расползшихся губ. - Это же не я? Смешно даже. - Да. Да - нет или да - да? Тэхен хрипло хмыкает. - Не ты. Хосок тянет правую руку куда-то за спину, ощупывает стеклянный холод. Сопьется он, точно.