Красной гвоздикой запутались нити...

      Неловкость подкралась незаметно. Я сдала коньки и вышла к Джихуну, который ждал меня с мороженым в руках.       — Держи, — протянул он мне пакетик с лакомством, надкусывая свою порцию.       Я замялась. Почему-то тот факт, что он купил мне мороженое, смутил.       — Неужели девочка с севера не любит мороженое? — нахмурился он, не правильно расценив мое молчание.       — Люблю, — ответила, забирая угощение. — Только, — я прокрутила мороженое, пытаясь понять, что туда намешали эти азиаты.       — Сливочное, — сказал он раньше, чем я прочла. — Я помню, что ты предпочитаешь привычные продукты.        — Спасибо, — я, наверное, покраснела. Мало того, что он запомнил, так и говорил это так обыденно. — Ты внимательный, для парней это редкость.       — Каких парней ты встречала?       — Парни обычно внимательны только к тем, кто им нравится, — пожала плечами. — Всё же это женская черта подмечать все детали, — я откусила мороженое отмечая, хоть и не привычный, но вкус сливочного мороженого. — Вкусно.       — Вероятно по этой же причине я запомнил.       — А? — не поняла, про что он.       — Память у меня хорошая, — повторил, и я кивнула, наслаждаясь мороженым.        Зайти в класс и просто пройти к своей парте, не натыкаясь на чужие взгляды, то, о чём я давно забыла и постоянно мечтала. Каждый ученик был занят своим и на меня им было абсолютно наплевать, что не скажешь о парнях.        Учиться в этом классе тоже было проще, учителя объясняли более подробно и не ленились повторять по несколько раз, даже порой на английском.        — Пошли, — ударил меня по плечу рабочей тетрадью по алгебре Даниэль.        Я подняла на него глаза, закрывая учебник.       — Подожди, — я стала собирать вещи, оставлять портфель в классе я не хотела, пусть ученики тут были заняты своими делами, но беречь свои вещи — моя обязанность.       — Оставь свой хлам, никому он не нужен, — появился Джихун. — Там лапша стынет.        — Парни заказали, — пояснил Даниэль. — Джихун прав, кому нужны твои каракули, ты же пишешь как курица лапой.        — Да ещё с ошибками, — улыбнулся Джихун.        — Как умею, — пожала плечами и пошла следом.        — Даниэль, Джихун, — мы шли по коридору, Джихён в сопровождении своих подружек подошла к нам. — На обед идёте? — она невесомо коснулась пальчиками его пиджака.        — Хочешь, чтобы я пошел с тобой? — улыбнулся парень. — Соскучилась?        — Конечно я хочу, чтобы ты был со мной.       — У меня сейчас дела, — он притянул её за талию. — Ты же потерпишь ещё немного, — невесомый чмок в щеку.        — Ладно, — девушка отошла. — Поскучаю ещё чуть-чуть.        — Моя красавица, — он щелкнул её по подбородку. — Беги.        Было неловко, мы с Джихуном словно посмотрели сцену из молодёжного сериала про сплетни, интриги и любовь.        — И на сколько тебя хватит, интересно? — задумчиво произнёс Джихун.        Даниэль неопределённо пожал плечами.        Парни заказали себе премерзкого вида лапшу в тёмно-коричневой жиже, а мне досталась специально заказанная паста Карбонара.        — Кого благодарить?        Джисон ткнул на рядом сидящего Джихуна, отчего тот даже поперхнулся.        — Спасибо!        — Не за что, — пробубнил он. — Ешь пока горячее, а не клювом щёлкай.        — Чего это с ним? — Сону склонился к Даниэлю.        — Чувствует приближение фестиваля, — усмехнулся Даниэль.       — А если серьёзно, вы все должны его чувствовать, — оторвался от еды Джисон.        — Им нужно что-то лёгкое и свежее, — сказал Сону.        — Давайте огуречный салат нашинкуем, — предложил Джихун.        — И капусту. Гитарными струнами, — кивнул Сону, и смех Даниэля прошелся по клубному классу, который через секунду наполнился хохотом четырёх парней.        Даниэль позвонил Джихуну, чтобы я не скучала одна, хотя нахождение живого объекта рядом для меня было совсем не обязательно. Мы гуляли по парку, потом свернули на пешеходную улицу, где гуляло много людей, играла музыка, бегали детишки, а уличные артисты устраивали представление.       — О, и вы тут, — похлопали меня по плечу, и я резко развернулась.       Даниэль обнимал свою девушку, которая льнула к нему словно кошка, я кивнула, чуть стушевавшись под пристальным, изучающим взглядом Джихён.       — Так вы встречаетесь? — улыбнулась она, указывая своими тоненькими пальчиками на нас.       — Мы гуляем, — поправила я. — Встречаться — имеет другое значение.       — Идём, другое значение, — Даниэль бесцеремонно закинул мне на плечо свою руку, ведя вперёд. — Раз уж встретились, давайте весело проведём время.       — Тогда я не лучшая компания, — скинула руку, вставая рядом с Джихуном, так как от пристального взгляда девушки становилось не по себе.       — По мне прекрасная идея, — удивила меня подруга Даниэля. Она потянула его и Джихуна в самую гущу, откуда доносилась музыка.       Толпа — это определённо не моё. Никогда не любила большое скопление людей, и дело даже не в личном пространстве, с этим у меня проблем не было и никакими фобиями я не страдала, но никогда не лезла в полный автобус, даже если сильно опаздывала, и сейчас, потеряв из виду ребят, я стояла у самой кромки столпившихся людей, не решаясь лезть за ребятами в гущу.       — Чего потерялась? — Джихун вышел из толпы.       — Не хочу туда, слишком много людей.       — Айра, не подвисай, — Даниэль бесцеремонно схватил за руку.       — Джихён решила представление устроить? — я обернулась на Джихуна, и он кивнул смотреть вперёд.       Девушка забралась на имитированную сцену, на которой была группа музыкантов, похожая на ту, что была у парней. Она подошла к парням на сцене, о чём-то беседуя, после чего самоуверенно прошла к микрофону, приветствуя зрителей.       — Даниэль, Джихун, — позвала она вытолкнувших меня в первый ряд парней. — Могу я попросить вашей помощи? — обворожительная улыбка засияла на её губах.       Даниэль пожал плечами, смотря на не озвученный вопрос друга, и подтолкнул его к лестнице, ведущей на сцену. Парни подошли к музыкантам, забирая у них гитары, пристраиваясь к инструменту. Толпа неожиданно взорвалась аплодисментами, и Даниэль взвизгнул гитарой, обворожительно улыбаясь, заводя толпу ещё больше.       — Tito & Tarantula — After Dark, — сказала девушка с придыханием, и ударник поднял палочки, ударяя ими друг о друга.       Даниэль пафосно проехался по струнам, начиная играть, через секунду к нему присоединился Джихун. Заиграла знакомая музыка из какого-то кинофильма, но я никак не могла вспомнить. Толпа зашевелилась в такт музыке, и девушка начала петь. Её голос, мелодичный и нежный заставил толпу вновь взорваться овациями, она благодарно улыбнулась, кивая в такт музыке, чувствуя себя на сцене как рыба в воде. Но вокалистка не шла ни в какое сравнение с ребятами, что филигранно управлялись с инструментами, извлекая мелодию. На репетициях они не были настолько харизматичными, настолько потрясающими, что невозможно было отвести глаз. Возможно сыграл эффект сцены, но, когда Даниэль вышел чуть вперёд, играя соло на гитаре, публика взорвалась оглушительными эмоциями, словно это не школьники, а суперпопулярная группа.       Девушка вытащила микрофон, показывая сильный вокал, но мой взгляд приковало к несколько отрешенному от всего мира Даниэлю, словно для него не существовало ничего кроме музыки.       Последние аккорды, и публика наградила артистов очередной порцией оваций.       — Спасибо вам, — улыбалась Джихён. — Джихун, Даниэль, — ещё раз представила она парней. — Но это ещё не всё, — парни переглянулись, не понимая, что их ждёт ещё. — Я недавно узнала, что в нашей компании есть очень талантливый человечек, который вместе с этими замечательными парнями входит в группу. Айра, прошу, — она указала на место рядом с собой. Я застыла, она смотрела прямо на меня. — Не стесняйся, прошу.       Толпа начала скандировать: «Просим, просим!», а я готова была провалиться сквозь землю. Я посмотрела на Даниэля в надежде, и он разрушил её одним кивком головы. Толпа освободила мне место, чтобы я без проблем прошла к сцене, и я на негнущихся ногах шагнула вперёд, поднимаясь к Джихён, которая самодовольно улыбалась.       — Айра приехала к нам из другой страны, и никогда не выступала перед такой публикой, поэтому волнуется, — обосновала моё поведение девушка.       — Я вообще никогда не выступала, — нахмурилась, пытаясь взглядом вразумить девушку.       — Она очень, — гитара в руках Даниэля взвизгнула, и девушка обернулась, натыкаясь на предупреждающий взгляд.       — Я не умею петь, — посмотрела на Даниэля. — Тем более под музыку.       — Давайте поддержим! — крикнул кто-то в толпе, и хлопки вновь посыпались со всех сторон.       Джихён отошла к Джихуну, освобождая мне место у микрофона, и я словно приросла к полу, не в силах уйти или подойти к микрофону и объясниться, а толпа словно издевалась, озвучивая моё имя. Джихун дёрнулся ко мне, но девушка его остановила, что-то говоря. Руки и ноги тряслись, но я подошла к микрофону, стараясь не смотреть на людей.       — Просто спой, — сказал Даниэль, снова взвизгнув гитарой, заглушив толпу.       Все песни из головы мигом испарились, я дрожащими руками обхватила микрофон, не решаясь даже рот открыть. По части песен всегда была Ида, она знала столько песен, что заменяла радиоприёмник. По праздникам, когда собирались бабушкины подруги, Ида запевала любимую Селиникои, и её тут же подхватывали, превращая в многоголосье. Я же предпочитала больше слушать, подперев подбородок ладошкой и попивая чай с молоком, попутно уплетая бабушкины пироги с сёмгой. Но даже слова этой завсегдатай песни словно испарились, оставляя непроглядную тьму.       — Я, — микрофон издал неприятный звук, и я поморщилась, не решаясь сказать что-либо ещё. Я видела, что людям становилось скучно, они ждали представление, на которое я была неспособна.       — Давай уже! — крикнул кто-то.       Я отошла от микрофона, уже планируя побег, но словно что-то сломалось во мне, и я открыла рот.       — Спите, птички и цветочки. Баю — бай, устала дочка, — часто пела мне бабушка перед сном, когда я не могла уснуть или когда мне было больно. — Спите, колыбель качаю, отдыхай, моя родная, — её голос всегда был такой успокаивающий, нежный. — Детку, Бог, баюкай чутко, — улыбка мягкой. — Божья Мать, храни малютку, — шершавые от работы руки невероятно ласковыми. — Ангелок, закрой ей глазки, — а слова всегда правильными. — Подари до зорьки сказку, — усталые, мудрые глаза смотрели с неподдельной любовью и таким невероятным обожанием, словно я что-то большее, чем просто ребёнок. — Ангелок, закрой ей глазки, — я была для неё всем, как и она для меня, моя родная любимая бабушка. — Подари до зорьки сказку…       За окном светила луна, я выныривала из кокона, а рядом садилась бабушка, ласково хлопая по укутанному в одеяло бочку, напевая колыбельную, наклоняясь, чтобы подарить пропитанный нежностью поцелуй в лоб и вернуться к тихому пению. Она никогда не жаловалась, несмотря на усталость из-за дополнительной работы, чтобы вырастить меня, никогда не отказывала в просьбе спеть на ночь песенку или решить непонятную задачку, отрываясь порой от чтения и по-доброму причитая о моей бестолковости. Она всегда ругалась как-то по-особенному, словно и не ругала вовсе, а в её глазах, полных невыплаканных слёз, казалось, жила сама мудрость. Ласковый голос успокаивал, забирая всю боль и печаль.        Всё разрушилось, стоило мне закончить песню и медленно приоткрыть глаза, ощущая мокрые дорожки на щеках.       — Идём, — мой нос уткнулся в мягкую толстовку, пахнущую мужским парфюмом и стиральным порошком. — Джихун, проводишь Джихён, — раздавал команды знакомый голос, но я будто не понимала или, вернее, не пыталась понять. — Не знаю, о чём ты пела, но это было очень красиво. Ты — молодец, — по плечу ободряюще похлопали. — Тише, тише, успокойся.        — Почему так больно? — не вопрос, утверждение. На меня вновь нахлынули спрятанные глубоко чувства, воспоминания. Чёрная одежда, молитва, звучащая из уст священника, и белые цветы, тихие похороны и слова соболезнования. Я не верила до последнего, пока после похорон не вернулась в пустую квартиру, которая всё ещё хранила бабушкино тепло, запах, но была абсолютно пуста… в то мгновение в груди появилась зияющая дыра, которая невозможно ныла. — Почему я вообще живу? Для чего?       — Причин для жизни очень много, — меня посадили в машину, садясь рядом и тут же притягивая обратно, даря такое необходимое сейчас тепло. — Но ты сама должна найти их.       — Не могу.       — Можешь. Кто-то может сдаться, но не ты Айра. Твоя бабушка не хотела бы, чтобы ты сдавалась.       — Откуда ты знаешь? — я оттолкнула его, размазывая слёзы по щекам. — Откуда ты вообще знаешь, что хотела для меня моя бабушка?       — Я знаю.       Я застыла. Пейзаж за окном сменялся, отдаляя от места, которое вернуло мне воспоминание, но не унимая боль.       — Все желают своим детям счастья, и ты Айра не исключение, — Даниэль посмотрел как-то особенно, отчаянно и невыносимо грустно. — Поэтому живи, чтобы найти это счастье.       Два человечка в малюсенькой машинке, мчащейся через малюсенький город в этом огромном мире, в этой необъятной вселенной. Маленькие, покалеченные людишки.       — Расскажешь, как это случилось?       — По тонкому льду ходишь, сестричка, — грустно усмехнулся Даниэль, не разрывая зрительного контакта, будто это был какой-то мостик. Его рука мягко коснулась моей раскрасневшейся щеки, смахивая слёзы. — Ты такая плакса.       — Прости, — я ушла от прикосновения, отворачиваясь, но мягкий голос не дал это сделать надолго.       — Мы даже с отцом никогда не говорили на эту тему, переживая каждый сам в себе, — он уткнулся в окно, продолжая свой безмолвный рассказ, наверняка возрождая в памяти болезненные воспоминания. — Давай для начала приедем домой и упокоим тебя, — он наконец оторвался от окна, укладывая свою ладонь поверх моих рук — Ты вся трясёшься. Потом будем копаться во мне.       Мы замолчали, каждый отвернувшись к своему окну, смотря в него словно в бездну души, от которой откололся огромный кусок. Все в этом мире кого-то теряют, но не все находят в себе силы встать и идти дальше. Даниэль нашел, а я словно застряла в промежуточном состоянии между прошлым и настоящим.       Даниэль остановил меня возле моей комнаты, беря за руку и ведя за собой, щелкая дверью соседней комнаты, пропуская внутрь.       — Проходи.        Он открыл дверцу шкафа, доставая небольшую коробку, на секунду замирая, словно что-то для себя решая, медленно подошел к кровати и сел, укладывая коробку на колени и подзывая меня.       Я шагнула так же невесомо, ощущая некую связь. Я его понимала, понимала, что говорить об этом тяжело, но не могла забрать сказанных слов, ведь для меня было важно услышать человека, испытавшего такую же боль, как и я.       — Не смотри на меня так, словно я решу твою проблему, — открыв коробку, он поджал губы. — Я уже говорил: время лечит, но не излечивает.       Я кивнула, любые мои слова сейчас казались лишними.       — Она была самой прекрасной мамой, о которой можно только мечтать, — пальцы подцепили фотографию, он с нежностью смотрел на неё, отдавая мне. — Она поддерживала любые безрассудные идеи, которые приходили в мою голову. Однажды мы с ней уехали на море, не сказав об этом папе, но он недолго злился, на маму невозможно было злиться, вообще.       На фото стояла очень красивая женщина, улыбаясь невероятно солнечно, я посмотрела на Даниэля, он был так похож на свою маму, такой же солнечный мальчик с невероятной улыбкой.        — У нас была счастливая семья, — Даниэль замолчал, всматриваясь в другое фото, на котором мужчина держал на плечах смеющегося мальчишку, а рядом улыбалась та самая женщина, невесомо страхуя своих мужчин. — Порой мне кажется, что это было только вчера.       Он достал брелок с маленьким пушистым собачонком, разглядывая его с невероятной тоской.       — А больней всего от того, что ты недостаточно говорил, как ты её любишь, как она тебе дорога и как замечательно, что она просто есть на свете и именно ты её сын. Я скучаю, — голос дрогнул. Даниэль отвернулся, смотря в стену, сжимая в руках маленький брелок с таким невероятно похожим на него пёсиком. — Я очень скучаю по тебе, мама…       Его щеки коснулась солёная влага, и я придвинулась ближе, утыкаясь носом в его плечо. Мои слёзы невозможно было остановить, кто знал, что здесь я найду человека, который испытал всё то, что испытала я, того, кто понимает меня, кому не страшно рассказать, зная, что он посмотрит не стеклянным взглядом непонимающих глаз.       Сколько времени прошло прежде, чем я забрала коробку, бережно укладывая его сокровища.       — Давай пообещаем друг другу, что ради них мы станем счастливыми, — я встала, доставая из коробки брелок и прошла к столу, вешая его на лампочку. — Будет постоянным напоминанием.       — Я хочу, чтобы он был у тебя, — Даниэль снял брелок, отдавая его мне. — Я заметил у тебя нет памятных вещей, — я кивнула.       — Ида запретила брать.       — Мне иногда тоже хочется уехать куда-то далеко, — Даниэль взял коробку, запирая ее обратно в шкаф. — Может, это к лучшему, место, не хранящее воспоминаний?       — Возможно, но не для меня.       — Глупая, — вымученно улыбнулся он.       — И плакса.