Слово Мэра

– Алиса! Алиса, блять, не смей уходить, когда я с тобой разговариваю! – Пошел к черту! Не пустишь меня, я через окно уйду. Шестнадцатилетняя девчонка показала мужчине средний палец и помчалась к большой и толстой даже на вид двери. На пути у неё встал огромный бугай и перегородил собой выход. – Саша, запри её. Под окна людей поставь. Бритоголовый кивнул Мэру и, пробормотав «Простите, Алиса Мироновна», закинул девушку на плечо. – Я ВСЕ РАВНО УБЕГУ К НЕМУ! Я ЛЮБЛЮ СЛАВУ И ТЫ НИХУЯ НЕ СДЕЛАЕШЬ, ЧЕРТОВ ЖИД! – блондинка кричала и извивалась на плече охранника, но вскоре затихла – стены в доме Мэра были звуконепроницаемые. Мэр начал яростно тереть глаза руками, сев в ближайшее кресло. Такие фортели стали частым явлением со стороны его дочери. Даже это самое «Жид» в её лексиконе. Она стала все больше напоминать свою мать, это утомляло. И раздражало. – Охра, – прохрипел мужчина. В проеме появилась темная фигура, лицо которой было скрыто в тени капюшона. – Найди этого Славу. Тень кивнула и скрылась из поля зрения Мэра. День Мирона Федорова, Мэра Горгорода, начался явно не так, как хотелось.

***

Слава знал, что рано или поздно за ним придут. Перед глазами замелькали картинки прошедшей недели. Он встретил её на хате Замая. В задымленную тесную квартирку влетела хрупкая девчонка, захлопнув за собой дверь. У неё были светлые волосы до талии и яркие большие голубые глаза, обрамленные длинными ресницами. Куколка. Славу сразу зацепил её вид, она явно не вписывалась своим образом в атмосферу блядства, наркоты и алкоголя. Девочка подошла к Андрею, взяла бонг и с удовольствием затянулась. Голубые глаза тут же затуманились, и она потянула себя за волосы на затылке. Парик. Это был именно он. Светлые волосы небрежно шапкой упали на пол, открывая для всех выбритый затылок и едва ли десятисантиметровый ежик волос. Темных. Девушка пинком ноги отправила парик в захламленный угол комнаты и села на диван рядом с Фалленом, начав непринужденную беседу. Слава присел с другой стороны и протянул ей руку. – Слава. – Алиса, – задорно ответила она, пожав его руку, и кокетливо подмигнула. Алиса была пиздецом в его жизни, Слава понял это через пару дней их знакомства. Девчонка вела себя не хуже самого Славы, принимала из его рта таблетки, курила красного Петра, пила неразбавленный портвейн и материлась. И засирала Мэра наравне со Славой. Она была дочерью Мэра. Слава сразу ей сказал, что является независимым писателем и хает Мэра ничуть не хуже, чем соседние государства. Слава был голосом бедных районов, Мэр был головой всего Города. Они переспали в тот же день, как познакомились. Иногда она уходила – надо было показываться на глаза ублюдка отца хоть изредка, он вполне мог прислать своих псов за ней, найти девчонку в Городе, где у Мэра везде есть глаза и уши, было не так сложно. Просыпаясь по утрам и не обращая внимание на стойкий отходняк, она бледными губами шептала «Охра» и мчалась одеваться. Прилаживать парик обратно, поправлять короткую светлую юбочку и красить губы розовым блеском. Блеск был отвратительным на вкус, Слава знал это, но его девочка пиздец очень уж любила эту марку. Слава знал, кто такой Охра. Мало чего знал о нем, правда. Чертова черная лошадка, которая следовала за Мэром незримой тенью. Вообще, никто даже не понял, откуда в их городе взялся Мэр. Он резко возник из ниоткуда вместе со своим преданным черным Псом, и загреб весь Город в свои руки, словно жар из печки. Город почти сразу добровольно сдался и перешел под каблук черных мэровских туфель, переименовавшись из Санкт-Петербурга в хайповатый и пафосный Горгород. Чем Мэру не нравилось историческое название «Санкт-Петербург» так никто и не понял. Горожанам по барабану, кто ими правит, что ими движет, были только такие, как Слава, но встречались редко и умещались все в одной трешке в Купчино. Славина девочка всегда возвращалась, рано или поздно. Чаще всего поздно, когда Горгород погружался во тьму. Она с порога скидывала с себя туфли на невозможно высоком каблуке, парик, и кидалась на шею Карелина, сразу же увлекая его в поцелуй. Слава морщился от вкуса блеска для губ и отвечал с той же страстью, тут же хватая её за грудь или за задницу. Дочь Мэра была чудо, как хороша. Слава буквально захлебывался слюной, когда его Алиса поднималась из ванны, оставляя на кафеле мыльные следы и размазывая по ладной фигурке мыльную пену. У Славки стояло на неё колом, она давала, он брал. Поправляя утром на ней одеяло, еще до того, как она проснется и уйдет, Слава вставал и садился за ноутбук. Писать очередную статью и придумывать панчи о их Горячо Любимом Мэре. Сегодня Славина девочка не пришла. Это настораживало, но не удивляло – предел терпения был даже у Мэра. Наверняка он обуздал строптивую девку и запер дома. Это было не удивительно, нет. Слава сел за ноут, открыл ворд и приготовился печатать. В дверь постучались. Слава никак не отреагировал, у Алисы был ключ, у Замая ключ, а больше он никого не ждал. Еще один короткий стук – у Славы не было звонка – и входную дверь вынесли с ноги, словно картонную. Карелинскую однушку тут же заполонили люди в черных костюмах и черных же очках, люди встали в полукруг и мимо них, прямо к Карелину подошел субъект. У Славы бы ни за что не повернулся язык обозвать это человеком. Субъект оскалился в дикой улыбке и поправил капюшон. – Тебя вызывает Мэр, Карелин. «Блядство» – подумал Слава и поправил на себе футболку перед тем, как его в трусах вывели под белы рученьки из собственной хаты и запихали в Мэрс.