11:14
Ещё рано собираться, но Лиза уже закончила: расчесала волосы, надела любимый свитер, а на голову — чёрную кепку, красится она не умеет, да и не хочет, поэтому Неред решает уже выходить, всё равно идти не так близко. Скорее всего, неделя дождей в Питере закончилась, и впервые на серо-голубом небе нет ни облака, а весь город купается в тёплых лучах солнца. Щурясь от лучей, Лиза, пошатываясь, переступает такие огромные, как ей самой казалось, лужи. Кашин, отпросившись у Юлия, поспешил в кафе. Пока он шёл, встречная машина уже успела слегка облить пешехода. Выругавшись про себя, Даня отряхнулся и ускорил шаг. Опаздывает на пять минут, а тревожится, как первоклассник в первый день. Лиза пришла раньше, поэтому просто сидела, ломая зубочистку и осматриваясь по сторонам. Внешний шум не заботил девушку, она летала в своих мыслях, которые через секунду даже не вспомнит, но, услышав имя Даша, у неё закружилась голова, а к горлу подступил ком. — Да, я уже отправил Дарье Р. отчеты, я не знаю, почему они не пришли. С чего вы взяли, что я лгу? — за соседним столом, недалеко от Лизы, сидит за ноутбуком мужчина лет тридцати-сорока в деловом костюме и о чём-то громко разговаривает по телефону. — Так, всё, Даша написала мне, всё у неё теперь. Как ты думаешь, получится ли мне пригласить её на свидание? Ну спасибо за честность! Знаешь что? Я не буду слушать твои «советы» и напишу Даше. Все, пока. Даша, это имя слышится везде, оно преследует Неред, напоминая о мёртвой подруге. Все звуки обострились, и ей показалось, что все начали смотреть именно на неё, воздуха стало катастрофически мало, поэтому она жадно глотала его, будто только что вынырнула из воды. Раздался звонок, главная дверь открылась, и вошло рыжее нодоразумение: взъерошенные волосы, скошенный рюкзак на спине, мокрая куртка. Он, обернувшись и завидев Лизу, расплылся с улыбке, подходя к столу. Все обратили внимание к самой Лизе, хотя сначала она никого не интересовала, двойные стандарты и лицемерие — обычность в обществе. С десяток глаз уставилось на эту пару, некомфортность русоволосой повысилась, и она крепко схватилась за край скатерти. Данил, заметив скованность девушки, оглядел всех присутствующих осуждающим взглядом, дабы не лезли в чужие дела, и сел напротив девушки. — Всё в порядке? — первое, что спросил Кашин, беря Неред за подергивающуюся руку. — Нет, — она вырвалась и ладоней парня и спрятала лицо за руками, негромко вздыхая. — Что случилось? — Лиза, опустив руки, подняла на него свои стеклянные глаза, надеясь, что он всё поймет и без слов, и он это понял. — Прости, пожалуйста. Если тебе здесь некомфортно, мы можем уйти, дай только знать. Немного уперевшись о стол, Лиза встала, давая понять, что она готова выбежать отсюда, и надела тёмные очки, пряча свои покрасневшие глаза, натянула фальшивую улыбку, словно хочет показать всем, что она в порядке. Пока она брела в сторону выхода, уже успела чуть ли не сбить официантку, которая одарила её таким взглядом, будто русоволосая сделала это нарочно, но, стиснув зубы, обошла её и подходящего к Лизе Кашина. Пока Неред пыталась отдышаться от небольшой панической атаки, Данил решил закурить, но, увидев со стороны девушки взгляд, полный непонимания, только ответил: — В жизни случается такое дерьмо, что курение — обычное дело, этим ты прячешься от собственных проблем, возможно, это глупость, но я уже привык. — Тогда дай мне тоже, — она взяла в руки протянутую сигарету и аккуратно зажала губами, пока Кашин поджигал. — Неприятно, — она сильно закашляла. — Глупая, зачем сразу так затягиваешься, не умеешь же, — выдыхая дым, засмеялся рыжий. — Мне без разницы, всегда хотела так попробовать, — она сделала ещё одну затяжку, уже не кашляя, и стряхнула пепел на асфальт. — Курить — глупо, но мне нравится. — Может, пойдём в другое место, я и, скорее всего, ты тоже проголадались? — он выкинул фильтр в мусорный бак, стоящий рядом, и посмотрел на Неред, которая пыталась курить красиво, будто в фильме, но выглядела, как школьник, чудом сумевший стащить где-то эту заветную сигарету. — Всё, заканчивай. Потом научу, всё равно не получается сразу. Он забрал наполовину сгоревшую сигарету из ледяных пальцев девушки, с отвращением бросая ту, пока проходившая мимо бабушка качала головой. — Ладно, но давай пойдём пешком, не хочу сидеть в такси, там душно, — она согласилась, морщась и вздрагивая.***
Лиза сидит в неприятно пахнущем такси, водитель о чём-то громко беседует по телефону. По радио идёт какой-то шансон, впрочем, как всегда. За окном снова дождь — как же без него в Петербурге. Настроение у Неред не самое лучшее, так как её лучшая подруга сейчас лежит в больнице с не самым хорошим диагнозом. Врачи говорят, что пока медицина не может полностью избавиться от опухоли, поэтому ожидать какого-то чуда Даше совершенно не стоит. Но Лиза не опускает руки: она практически каждый день навещает её, так как больница недалеко от дома Неред, приносит открытки, которые они вместе писали неизвестно когда, иногда навещает с укулеле, исполняя незамысловатые песенки. Даша всё время радуется этим приходам, но в душе она понимает, что в один день она не проснётся, её тело глупо закопают под землю и будут приносить цветы, будто мёртвым они нужны. На телефоне Неред высвечивается надпись «Мама Даши», и она понимает — это не спроста. Лиза, закусывая губу, отвечает. Сначала сплошное молчание, потом негромкий всхлип женщины, потом слова: «Лизочка, ты же всё понимаешь… — голос дрожит, и мама Даши вот-вот расплачется. — Приезжай скорее». Русоволосая с трудом глотает воздух, напрочь пахнущий сигаретным дымом, она, не спрашивая, открывает полностью окно, но на улице не лучше. — Ээ, закрой, не видишь что ли, дождь идёт, — явно, что таксист попался строгий. — И-извините… — Неред с трудом подбирает слова, заикаясь. — М-можно мне оставить, у меня больше нет подруги, и… и мне очень плохо. — Ладно, а на счёт подруги, не переживай, вы либо снова сдружитесь, либо больше никогда не встретитесь, вы все, бабы, такие, — он усмехнулся, но сразу же закашлял — видно, курит он часто. — Ч-что? — ожидая ответов, нахмурилась Лиза. — Её вообще больше нет. — Ну тогда сожалею, ничем помочь не могу, и вообще, я тут работаю, не чтобы помогать людям, — хорошо поддерживать в трудную минуту он тоже, походу, не умеет. — Можете, пожалуйста, изменить адрес, мне надо в больницу? — Нет уж, у меня есть другие клиенты, которые тоже ждут, когда я приеду, потерпи, тут недолго осталось, — сказал он это таким тоном, будто Лиза попросила его свернуть на Альфу Центавру. В тот день Неред пришлось заказывать ещё такси и только потом ехать в больницу, где рыдает мать Зарыковской, держа ту за мертвецки холодную руку.***
Они подходят к небольшому, но уютному кафе, судя по отзывам. Кашин замечает, как сильно трясутся руки Лизы, ведь полностью тёплого дня в Петербурге — не бывает, ветер всё равно начинает сильно дуть ближе к полудню. Он также заметил, как блестят её глаза от красивой вывески. Медленно перемещались жёлтые крупные огни, название «Лунная река» написано в стиле 50-х годов, пара клёнов высажены около входа. Словом, очень красиво. За окнами сидят люди, о чём-то беседуя, между ними шныряют официанты, а за стойкой, где разливают напитки, нет отбоя. Данил и Неред решают всё-таки зайти в помещение. Как только отворяется дверь, они слышат классический джаз, чувствуют запах свежей выпечки, заставляющий посетителей вытирать слюнки, а также аромат дорогого алкоголя, который, может быть, рано пить, но, походу, некоторые не отказывают себе побаловать свою даму или себя самого. Они садятся в самый дальний угол на мягкий велюровый диван, оттуда их могут увидеть только официанты, которые разносят блюда, невыносимо аппетитно пахнущие. Лиза, озираясь на всё, действительно, улыбается, в глазах играет восторг этим местом и дикий интерес. Данил в это время смотрел без остановки на девушку — она впервые за два дня после их встречи улыбнулась искренне. Это место было неким пузырём — на улице ветер, но не настолько сильный, чтобы деревья качались из стороны в сторону, но по людям на улице видно, что ветер довольно крепкий. Зато тут всё великолепно, будто очутился в другом временном пространстве — возможно, можно даже заметить мафиозную банду, которая вся без исключения курила сигары, и девушек в причудливых платьях того времени. Тут хочется сделать только единственную вещь — остаться как можно дольше. Но голод есть голод. Кашин заказывает обоим мясо под каким-то соусом и кофе — простенько, но со вкусом, особенно когда это приносят. У обоих слюни потекли ручьём, поэтому за трапезой они ни о чём не разговаривали. Как только они доели и откинулись на спинку дивана, Даня неожиданно встрепенулся: — Чёрт, чуть не забыл, мы уже сделали приглашения, вот они, — он протягивает Лизе в руку небольшой конверт, обмотанный обычной верёвкой, но выглядит очень по-домашнему. — Спасибо большое, нет, правда, — она аккуратно провела худыми пальцами по упаковке, ощущая шероховатость. — Да ладно, это «наша» работа, — произносит Кашин, показывая пальцами кавычки. — Юлиус вчера ходил с Дашей в кино, а я пол ночи просидел за изготовлением, зато они готовы сегодня, а так только бы завтра. — Спасибо, похороны будут через день, ты мне помог, — она надорвала конверт, посмотрела на одну карточку, крутя в руке, и продолжила: — Кстати, кто такой Юлик, Каплан мне вчера тоже про него говорила? — Оо, Онешко крутой человек, надо будет обязательно тебя с ним познакомить, вы точно сдружитесь, — сказал рыжий, щёлкая пальцами, будто поставил себе задание. — Ты можешь сделать мне небольшое одолжение — прийти завтра со мной? У Даши было мало друзей, и будут практически только родственники, но тоже немного. Просто мне нужна будет чья-то поддержка, и я подумала, может ты… хотя, наверно, ты завтра тоже работаешь. Короче, забудь, — отрезала Неред, перебирая от смущения пальцы и ёрзая на стуле. — Нет, если тебе это так надо, я схожу с тобой, и больше не обсуждается, — Кашин поднял палец вверх, грозя им. — Всё, решено. Потом, когда захочешь, познакомлю с Юликом. — Спасибо, — явно краснея, поблагодарила Лиза. Ей чужда такая забота. Она никогда не купалась в родительской любви, хоть и была единственным ребёнком в семье. Мать после развода спихнула дочь на попечение бабушки, отец появлялся редко, присылая только открытки на дни рождения. Сама Елизавета как-то спокойно перенесла эти моменты, возможно, потому что бабушка не была ни на чьей стороне — её дочь никогда не отказывалась выпить, зять был строгим человеком, иногда даже чересчур, — и была только рада, что внучка будет у неё, нежели у кого-то из них. — Раз ты их делал, то время и место ты знаешь, но всё равно возьми, это, наверно, какая-то традиция — дарить приглашения, и неважно, по какому они случаю, — она передала ему небольшую карточку и случайно соприкоснулась с ним. По коже прошёл холодный пот — она редко кого-то задевает, — и в палец словно ударило током — не таким, как от маленький нейронов, а каким-то действительно внутренним. Данил, кстати, тоже это почувствовал, но не так сильно жгло как у Лизы, и оба решили промолчать, ведь вдруг, они посчитали, это только с ними так, а другой ничего не почувствовал. — Тогда, ладно, до завтра, — Кашин решил, что если он сейчас не уйдёт, Лиза начнёт плохо себя чувствовать. Было видно, что хоть ей и нравится это место, но людей там немало, именно поэтому, думает Даня, он испортит ей и так нехорошее самочувствие. — Да, думаю, уже пора и мне идти, — немного замешкавшись, она направилась к выходу, оставив свою долю на столе. Пока официант забирал счёт, Даня подумал, что Лизу надо как-то поддержать, иначе она сегодня снова закроется в себе, потом вообще не сможет прийти на похороны из-за депрессии. Он быстро накинул куртку, которая уже достаточно высохла, и побежал её догонять. — Лиза, стой, — он как раз перехватил Неред у входа. — Главное — не переживай, постарайся самообладать, я помогу тебе завтра, всё будет в порядке. Он похлопал Елизавету по плечу и пошел обратно на работу. А Лиза, оцепеневшая, осталась стоять, на месте; куда прикоснулся Кашин слегка жгло, по спине прошёлся холодный пот, лицо залилось багровым цветом, а коленки слегка подкосились, но Неред сделала вид, что не заметила это, и, нахмурившись, пошла, сама не зная куда, ей захотелось проветрить голову от уничтожающих разум мыслей. Ничего не оставалось, кроме как бродить по пустой набережной несколько часов. В это время Лиза, усаживаясь на лавочку, наблюдала за иногда снующими парочками: некоторые шли щека к щеке, крепко вцепившись за руки, другие — в нескольких метрах друг от друга, но вели оживленный диалог, будто ставят спор на деньги, где каждый знает, что никто не останется в проигрыше. А русой было интересно, как они могут клясться в любви до гроба, но после смерти своего спутника жизни уходить к другому, как будто меняя перчатки, и снова обещать верность.***
Завтра будет трудный, полный печали и невозвратимых моментов, только оставшихся в памяти, день. Это надо просто пережить, сжав руки в кулаки, но не ударив ни разу об землю. Нужно зажмурить глаза, внушая самому себе сладкую ложь, будто Даша сейчас подойдёт и обнимет за плечи. Нужно стоять как штык, но мысленно падать в пропасть, даже не хватаясь за соломинку надежды. Просто надо принять факт, что её подруги нет. И никогда больше не будет. Неред заходит в пустую, холодную квартиру, измотавшись морально. Сейчас ей нужен только душ и сон, в котором, может быть, она расслабится, растворится в своих иллюзиях, настолько сладких, что вся жизнь — горький кофе, который Лиза пьёт в перерывах между алкоголем залпом, по несколько кружек. Она подходит к зеркалу в ванной, смотря с отвращением на себя: волосы, давно немытые, сбились в комок, впалые щёки, искусанные до крови губы, под впалыми глазами — сине-фиолетовые пятна на пол щеки. Но как бы там не было, девушка видела в отражении последствия своих мучений. Русая лишь вздохнула и пошла в душ. В кровати Неред из-за усталости как никогда раньше не чувствовала такую силу притяжения: подними она руку немного на воздух и расслабь, она тут же упадёт с глухим звуком обратно на кровать, словно намагниченная, а само тело будто прибили гвоздями. Немого понаблюдав за таким явлением, глаза Лизы отправили её в глубокий сон, закрыв тяжёлые веки как ворота настоящего мира, и Елизавета уснула, укутанная мраком ночи.