My placebo

Тэхёну не сразу удается попасть ключом в замочную скважину. Он опирается лбом о дверь, чувствуя неконтролируемую слабость в своих ногах. Веки слипаются, голова ноет неприятной, тягучей болью. Не знает, сколько времени проходит, пока он наощупь, наконец, попадает. Нажимает на ручку и чуть не падает, спотыкаясь о порог. Тэхён ужасно матерится, яростно захлопывая за собой дверь, а потом резко затихает. Настороженно прислушивается к мертвой тишине, которая наступила так неожиданно. Припечатавшись к стене, он ползет вдоль, присматриваясь в темноте к очертаниям мебели и других вещей. На диване ему видится силуэт спящего, и он взволнованно думает о том, что мог разбудить Чонгука. Тэхён перестает дышать. Лишь делает несколько более устойчивых шагов благодаря силам, которые появились в нем так неожиданно. Он маскирует от самого себя свою нежность, которая сразу же сменяется безнадежностью, когда он не ощущает под своими пальцами ничего, кроме скрученного пледа. И тут туманное осознание, которое он пытается уже несколько дней утопить в пьяном угаре, резко полоснуло больное сознание. Ким оседает рядом с диваном на пол, ощущая черную пустоту вместо своего тела. Тэхён — огромная червоточина, которая медленно поглощает саму себя. Он закрывает глаза и укутывается в плед, который, кажется, до сих пор пахнет слабо им. На ткани все еще остались его молекулы, может, даже его тепло. И Ким комкает мокрую часть пледа, убирая её от своего лица. Если представить, что они с Чонгуком просто во временной разлуке. Например, тот уехал по работе, временные трудности, то у Тэхёна почти все хорошо. Даже отлично. Он знает, что Чон слишком занят, чтобы ответить ему. Слишком занят, чтобы уделить несколько секунд любимому, и это точно не потому, что «не нужен» или еще что-то из того бреда, который он нес. Тэхён достает из кармана телефон и набирает один единственный номер в списке его постоянных вызовов. Он кладет трубку себе на щеку, так и не открыв глаза, слушает длинные гудки. Плевать, что сейчас глубокая ночь, плевать, что он пьян в стельку и даже с трудом стоит на ногах. Его разум затуманен только тупой головной болью, которая, может, далеко не головная. И Ким привык слушать эти противные гудки, и вдруг перестает дышать, когда они пропадают. Тихий чужой вдох по ту сторону — мурашки бегут по коже. Эти несколько дней Тэхён так много думал о том, что скажет, но единственное, на что его хватает: «Не клади трубку». И получилось то ли слишком резко, то ли зло, но он не думал об этом, сжимая в руках телефон как последнюю надежду на спасение. Сегодня впервые за последние несколько дней они так близко. — Чонгук, Чонгук, — Ким повторяет его имя каждый раз с новой интонацией: нежно, отчаянно, с просьбой. И у парня на обратной стороне сердце готово вырвать из груди, лишь бы не быть так далеко от места, где действительно должно находиться — рядом с Тэхёном. И Чонгук сворачивается в колачик на своей маленькой кровати в сырой, пустой однокомнатке, лишь бы удержать его на месте. Ким почти ощущает каждый прерывистый вдох на своей коже и тоже пытается дышать с ним в такт. — Рад тебя слышать, — заплетающимся языком говорит он, зная, что ни одного слова не дождется. — Видел бы ты, во что я превратился. Но обещаю, сегодня последний день моей слабости. Завтра все будет нормально. Включу как обычно бесчувственную суку и все, конец мне, — горько усмехнувшись, говорит он и замолкает, снова прислушиваясь к молчанию. Тэхён думает, какую бы фразу вырвать из потока своих мыслей. Ему так много надо успеть сказать. — Можешь врать мне, я все равно все знаю. Я не могу быть не нужен тебе, ты не можешь не любить меня. Я знаю, Чонгук, слышишь? Все знаю. И ты дышишь так часто, волнительно, потому что тоже рад слышать меня. И ты тоже не можешь уснуть ночью, потому что я не обнимаю тебя. Возможно, ты даже плачешь, прямо как я. А если нет, то все равно молчи. Не хочу быть одним в своем одиночестве. Чонгук, не знаю, как ты терпишь это. Не знаю, как у тебя хватает сил жить без меня? Потому что у меня их нет. Он любит Чонгука, и погибает от этой любви. Воспоминания о прошлом и Хосоке просят его возненавидеть мир и закрыться в себе. Но Ким помнит, как он жил те годы, как относился к людям, распространяя словно страшный вирус свою ненависть вокруг. Он боится этой части себя. Погибает от борьбы внутри, не может найти примирения, но не хочет снова становится таким. Каждый день страшно ломает от одной только мысли. И он боится сорваться, скрываясь в темных клубах, среди грязных людей. Не ездит больше в больницу, только ищет вечно Чонгука глазами в толпе. Но он чувствует, что ничто уже не может замедлить внутреннего процесса разложения. Видимо, он ошибался в Чонгуке — не смог он спасти его от этого, ушел. А ведь был момент улучшения, но, видимо, тоже ошибочного. Эффект плацебо, и Ким сам в это верил. Может, и не любовь вовсе? Привыкание, зависимость от веры в лучшее. Может, все снова повторяется. — Чонгук, — зовет Ким, и Чон неосознанно вопросительно мычит в ответ, вызывая чужое ликование — почему? Почему Тэхён чувствует его присутствие рядом, хотя тот просто молчит в трубку. И почему, понимая, что предали, оставили, что просто временное помутнение рассудка, Ким не может отказаться от него, обрывая все связи. И Тэхёну нужно ещё несколько минут, чтобы собраться с мыслями и тихо прошептать, — мне страшно. Это сделал ты, — голос переходит на хрип, и Ким говорит с упреком, — снова сделал слабым перед самим собой. Я думаю об ужасных вещах. Понимаешь, мне тяжело бороться с собой, когда тебя нет рядом. Каждую ночь сниться, что убиваю тебя или душу… Своими собственными руками сжимаю твою шею, смотрю в твои глаза и жду последнего хриплого вздоха, — у него у самого от этих слов голос ломается. Тэхён размазывает пледом по лицу мокрое тепло и продолжает. — Как я насилую тебя, пытаясь отомстить за боль, и снова убиваю. Снова и снова, бесконечно, — его мысль обрывается. — Боюсь, что это может когда-нибудь произойти. — Так убей меня. Можешь приехать и отомстить, перед этим напишу записку о суициде и все. Мы будем свободны друг от друга, — Чонгук старается сдержать дрожь в голосе. И Тэхён мучительно долго молчит. Его трясет то ли от наслаждения голосом, то ли от радости, то ли от страха. Просто молчать — так похоже на Чонгука, а он ответил. Тэхён мотает головой. — Нет. Мне не нужна такая свобода. Чонгук, — снова тихо зовет он, — никто не сможет полюбить тебя так сильно, как люблю я, — в ответ слишком громкая тишина. — И если ты умрешь, то я возненавижу тебя ещё больше. И мне придется прикончить себя следом. Глупо было пытаться излечить свою душу — это просто невозможно. Но хуже всего то, что Тэхён подцепил ещё одну болезнь. Куда более страшную и безнадежную. *** — Хочу, чтобы все было изысканно и утонченно. Сора выбрала пастельные оттенки розового, думаю, это идеально. Здесь разместим гостей. Нужно, чтобы родственники сидели по разные стороны, — Тэхён устало ведёт пальцем по витиеватым узорам дерева на столешнице. Заметив, как буквы сложились в имя «Чонгук», он одергивает руку. Ниже сползает со стула, исподлобья смотря на свою мать, которая сидит в противоположной стороне рядом с Сора. Обсуждение их «долгожданной свадьбы» в самом разгаре, но единственно, о чем может думать Тэхён — это Чонгук и все, что хоть как-то может быть с ним связано. Когда он проснулся, вызов был завершен после трехчасового «разговора». Очевидно, что все то время Чонгук был на связи и, возможно, спал вместе с ним — за последнее время самое близкое их нахождение рядом, пусть и косвенное. Он помнит, что говорил. Ему, если честно, обычно нет разницы, что молоть, начиная от абсолютной тупости, заканчивая страшными вещами. Это тоже тот случай, Тэхёну лишь противно не от слов, а от себя. Он только и делает, что занимается «саможалением». Будто все потеряно, будто Чонгук больше никогда не вернется. И это точно неправда, но вероятно, учитывая, что Ким пьет, а по утрам сходит с ума от похмелья и всяких своих бурных фантазий, которые могли бы даже напугать кого-то, но только не его. И сейчас Тэхён зол на себя за вскрытую слабость, своё похмелье, тупую боль в висках. Пора уже что-то делать и перестать бояться. — ... и, если свадебная арка будет здесь, то вот тут клетки с голубями, — Сора украдкой поглядывает на Тэхёна и, столкнувшись с его испепеляющим взглядом, строптиво утыкается обратно в фотографии. — Моя мама наняла фотографа, — он внимательно рассматривает её, испытывая раздражение от каждого малейшего движения или слова. Ким видит вещи не такими, какими они есть, а такими, каким есть он. И Тэхён старается как-то компенсировать свои внутренние переживания внешней неподвижностью, плавностью движений и безразличием к действиям. Он поднимается и идет к дверям. — Куда ты? — резко окликивает его мать. — Покурить, — не оборачивается отвечает Ким, доставая пачку сигарет из кармана. — Кто тебе разрешил снова курить? — напряженно спрашивает она почти оскорблённым тоном, но Тэхён ничем не отвечает. Он возвращается обратно и мягко садится на стул. Зажигает сигарету, смотря прямо в глаза с холодящим безразличием. Это вызов, провокация, его простой ответ. — Ким Тэхён, быстро убери эту гадость, — требовательно говорит мать, но на него давно не действует её слова. Тэхён никогда не пытался мстить своим непослушанием, потому что это как минимум по-детски и совсем бесполезно. И он делает все это, чтобы удовлетворить какое-то противное существо внутри себя. Темного зверя, который требует этого. — Да ладно, не притворяйся, что тебе не все равно, — отмахивается он, ища глазами, куда бы деть пепел. — Конечно, нет! Сейчас здесь будет ужасно вонять. И от тебя тоже. Хочешь, чтобы мы задохнулись? — Было бы неплохо, — она ахает, чем вызывает гаденькую улыбку на его лице. — Шучу, хочу, чтобы вы просто оставили меня в покое. — Но у тебя свадьба на носу. Мы должны все обсудить или кто, по-твоему, должен этим заниматься? — Все мы знаем, что мне глубоко плевать, как и что там будет. И ты, дорогая мама, знаешь, что я согласился на это лишь бы продолжить спокойно заниматься тем, чем хочу. И желательно как можно реже встречаться с вами. — Но в нашем уговоре не говорилось о том, что ты будешь иметь отношения на стороне и постоянно оскорблять Сору, которая ни в чем перед тобой не виновата. Уже молчу о себе. Я вырастила тебя, как можно так ужасно неуважительно себя вести? — Тэхёну кажется, что он сейчас услышит шипение. Упоминание Чонгука и «отношений на стороне» начинает заставлять его терять контроль над своим выражением лица. — Вот мне интересно, откуда ты и она, — показывает сигаретой на Сору, которая тихо сидит рядом с матерью и сразу же опускает глаза в стол, — знаете о нем? Откуда деньги на операцию? И почему он вдруг сбегает, не сказав ни слова. — Что? Как это ничего не сказал? Да как этот безмозглый… — её резко перебивает Сора, схватил за руку. — Неужели ты не понимаешь, что этому парню плевать на тебя? Я из шкуры вылезаю, только бы ты заметил меня, но все бесполезно! — У меня чувство дежавю. Кажется, я уже все объяснил в нашу последнюю встречу. И больше не хочу повторять эти слова. — Но он не лучше! Чонгук продал тебя как последняя сволочь. Думаешь, человек, который любит так легко пошел бы на это? Ты просто идиот! Он изменял тебе, я просто хотела помочь. Я хотела спасти тебя, — Тэхёна слегка обезоруживают эти слова. Он переводит растерянный взгляд с ревущей девушки, на мать, которая обеими руками подпирает свою голову. У Кима внутри все, видимо, давно оборвалось, потому что сейчас он находится в подвешенном состоянии полного непонимания. — Зачем ему было это делать, если я и так готов был в любой момент помочь, — неуверенно говорит он. Мама нервно смеется, и её плечи трясутся. — Да потому что ты всегда выбираешь тех, кто после предает и подставляет. Мать, которая постоянно думает о твоем благосостоянии, — враг номер один. Нашли невесту, образование дали, рисовать позволили. Так что еще тебе надо? Ее слова звучат убедительно и правдиво, но они не отменяют действительности, в которой у Тэхёна никогда не было родителей, готовых идти ему навстречу. В его памяти нет добрых, радостных семейных праздников — пышные пиршества с кучей гостей и им, таких лишним. Никакого поощрения и похвалы за успехи — только равнодушным взгляд и «нет времени». И постоянный страх сделать что-то не так, пока Тэхён не понял, что никогда не сможет угодить. И жил он только два раза за жизнь, и уже два раза умирал: с приходом и уходом двух единственный людей в этом мире, которые были дороги ему. Больше никогда. Тэхён говорит холодно и бесчувственно. — Ты не думаешь обо мне. Только о себе. Мне не нужно было ничего из того, что ты мне давала даже даром. Но этим ты умудрилась отобрать все, чего на самом деле я хотел. Но сейчас не об этом. До сих пор не понимаю, откуда вся эта чушь про предательства. Тем более я никогда не говорил, что случилось в тот вечер в магазине, — Тэхёна слегка потряхивает. Он чувствует, что все это время о нем знали чуть больше, чем он думал на самом деле. Будто за ним следили. И Ким боится правды, которая уже сейчас пугающе страшит его своей непредсказуемостью. — А ты на это посмотри, — снова подает голос Сора, толкая в его сторону телефон. Тэхён медленно опускает глаза. Эту макушку он узнает из тысячи. А вот, почему Чонгук целуется с каким-то парнем, Ким не знает. Все в нем каменеет: тело, конечно, лицо, внутренности. И он молчит, продолжая всматриваться в знакомые черты лица, которые знает наизусть. — Знаешь, Тэхён, я не понимаю, почему ты такой. И понятия не имею, что случилось в тот вечер, когда ты поставил на нашей репутации несмываемое пятно. Хотя сам ты одно сплошное пятно. Неисправимый гей, извращенец, которого я так отчаянно пытаюсь спасти всю свою жизнь! И мне обидней еще больше, потому что все твои парни считают себя ужасно дорогостоящими. Приходится платить им, чтобы избавить тебя от них. — Ким думал, что мать уже никак не может его удивить, а тем более ранить, но то, с какой отрешенностью она говорит о всех тех вещах, которые он никак не может изменить в себе, добиваются его не хуже этой фотографии. — Не понимаю, — на самом деле просто не может поверить. Все время он просто ошибается в каждом. Чувства преданы, надежды убиты — опустошения. — Все просто, Тэхён. Ты никому никогда не был нужен, кроме меня. Поэтому все они уходили, стоило мне помахать деньгами перед носом. Но я остаюсь здесь и все жду, когда ты поймешь. И Хосок твой, и Чонгук —никому ты не нужен. Ты, твое бессмысленное рисование… — она продолжает что-то говорить, но Тэхён уже не слушает. Почему все это происходит с ним? Видимо, у него нет таланта даже к жизни. *** Идя на кухню, Ким спотыкается о несколько бутылок, лежащих на полу. Матерится и с трудом добирается до раковины, чтобы набрать воды и попить. Его мучает страшное удушье. Тэхён уверен, Чонгуку как-то удалось забрать даже его способность дышать. Он поспешно открывает окно нараспашку, впуская в комнату ледяной ветер. Подходит к краю и смотрит куда-то вдаль на бескрайние просторы стеклянных домов, припорошенных снегом. Потом взгляд сам по себе медленно опускается вниз: серый, серый асфальт — плоскость его жизни, граничащая со смертью. Он тянется к сигаретам, лежащим на столе, и запихивает в карман шорт. Тэхён залезает на стул и аккуратно перекидывает ноги, свешивает их и садится на подоконник. Держа в трясущихся руках сигарету и зажигалку, у него не сразу получает зажечь. Он делает первую затяжку, сильно вытягивая щеки, и, наконец, опускает взгляд вниз. Внутри что-то перехватывает. Кашляя, Тэхен выпускает облако дыма перед собой и часто-часто дышит, неустойчиво покачиваясь на краю. Он выбрасывает сигарету, больше не смотря вниз, и обеими руками впивается в подоконник под собой. Стоит сделать всего одно неосторожное движение вперед, и он свободно полетит вниз, совершенно никем не спасенный и незамеченный. — Тебя здесь нет, — злобно и раздраженно говорит он вслух и зачем-то оборачивается к пустоте позади себя. Надломанно улыбается. — Отлично, я схожу с ума. На улице так холодно, что он выдыхает паром и уже почти не чувствует пальцев рук. Настойчиво продолжает сидеть, все думая о том, что если только решится, на одну секунду закрыть глаза, все может закончиться. Жить больнее, чем умирать. Но не так, не здесь, не сейчас. Тэхёна окутывает мандраж. Он и без того чувствует себя херово, слишком болезненно. Голова нещадно болит, и ни одной здравой мысли. Только Чонгук, Чонгук, Чонгук. Ким спрыгивает, ощущая твердую землю под своими ногами. Он идет обратно в спальню, переступая завалы всякого мусора. Развести здесь настоящую свалку не составило ему особого труда. У него талант к этому. Нет ни сил, ни желания убирать все это. Напоминание его «любимой слабости» в каждой вещи. Ким замечает недопитую до конца бутылку и с тяжестью наклоняется за ней. Он падает в кресло около окна. Его взгляд переходит от одной фотографии к другой, которые в хаотичном порядке расположены на стенах вперемешку с картинами. Тэхён сделал это просто... от безделья. Несколько дней назад в пьяном угаре на него нахлынуло что-то и вылилось в это. Может, чтобы немного облегчить свою тоску о нем. Или потому что до ужаса одиноко пить в пустой квартире. А сейчас он испытывает настоящие муки, смотря на все это. Видимо, Ким мазохист, потому что он сидит так еще какое-то время, бездумно изучая заученные уже наизусть черты лица. Пытается довести себя до какой-то крайней, невидимой грани, испытывает свою выносливость перед ним. Тэхён прекрасно знает неутешительную правду. Его оставили, оставили навсегда, предали, использовали и ушли. Он смотрит Чонгуку прямо в глаза. Просил убить, потому что уже знал обо всем. А Тэхён, наивный, надеялся, что чувства, тоска… Лучше бы тогда вообще бы не отвечал на этот ебаный звонок, не дал бы сказать все то, что сказал Ким, о чем он сейчас страшно сожалеет. И выть готов от одной только мысли. Пусть бы послал его и не давал снова эту разъедающую надежду, которая только поддает масла в его костер внутренних противоречий. Тэхён смотрит долго, мучительно. И приходит к точке своего максимума. Рука до боли сжимается на бутылке, которую он с криком швыряет в стену. Стекло разлетаются в разные стороны. Несколько картин с грохотом падают на пол. Вино насыщенно красным пятном расползается по белой шпаклевке, тонкими полосами стекает вниз. — Да пошел ты! — орет он. Тэхён сжимает подлокотники стула и яростно трясется из стороны в сторону, всеми силами удерживая себя на месте, чтобы не разнести к черту всю эту квартиру. — Иди ты нахрен, сволочь! Лжец! Обида на себя за то, что полюбил, так жестко подсел на эти бесполезные пилюли, которые только отравляли подсознание. На него за то, что так жестоко позволял любить себя: касаться, быть рядом, смотреть на улыбку, утешать, поглощает бесконечную боль. Слишком безжалостно. Слишком несправедливо. Глупо было думать о том, что помог, что все будет с Чонгуком иначе. Они все одинаковые. И Тэхён не может. Он подскакивает на ноги, переворачивая кресло, бросается к стене. Его ноги ступают на осколки стекла, но он ничего не чувствует. Срывает фотографии и не может перестать кричать. Надорванно. Болезненно. Обливаясь позорными слезами боли и ненависти. — Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! Чтоб ты сдох! Когда на стене ничего не остается, а вокруг валяются обрывки фотографий и куски картин, Тэхён замирает. Он прислоняется лбом к стене и медленно сползает вниз. Больше нет сил. Нет надежды. Ким все ещё тяжело дышит. Он хочется уйти из этого мира туда, где нет Чонгука. Забыться, хочет забыть их всех и больше никогда никому не доверять, чтобы снова не сгореть. Лишь бы только он не стоял сейчас над его душой, не смотрел на него, сидящего на полу, свысока. А он смотрит. Ким даже сквозь прикрытые веки чувствует его взгляд на собственной спине. — Уйди… Уйди уже, блять, — мычит он себе под нос. Спустя ещё несколько бесконечно долгих минут успокоения, Ким находит в себе силы подняться на четвереньки, чтобы доползти в ванную. Он избегает своего отражения в зеркале, умывается, стараясь дышать как можно глубже, и тихо шепчет: — Прости. *** Сора радостно подбегает к знакомой машине, запрыгивая на переднее сиденье. — Я так рада, что ты позвонил! Просто не представляешь! — первое, что она кричит, уставляясь глазами на Тэхёна. Тот дерганно поворачивает голову в ее сторону, как-то рассеянно несколько раз кивает и широко улыбается, отчего мурашки бегут по коже. Сора облегченно выдыхает и сразу чувствует себя более свободно. Легким движением тянется, чтобы пристегнуться. В ее теле что-то трепещет от такого Тэхёна. И она в полном предвкушении чего-то грандиозного из-за того, что тот решил позвать её куда-то, возможно, даже дает шанс. Уже точно нельзя его упустить. Если бы у Сора были крылья, она бы сейчас порхала. Тэхён исчез на недели две, будто кто-то стер его с лица земли. Первые несколько дней, когда ему невозможно было дозвониться и где-то найти у знакомых, Сора страшно переживала. И теперь такое облегчение видеть его. Даже позвонил! Сложно в это поверить. Миссис Ким даже не хотела его искать. Она так и сказала, чтобы Сора не волновалась, до свадьбы еще есть время, Тэхён успокоится и успеет вернуться. И вот он, действительно, вернулся. Но Ким ничего не делает просто так. Тэхён устроил такой скандал в последний раз, что даже страшно было подумать, где и как он мог быть. Сора до этого момента даже не могла представить, что он может быть таким, но это, оказывается, очень важно для нее. Но лучше бы больше не видеть его слезы на глазах, которые не способен он был сдержать. Умереть бы ей сто раз, вместо того, чтобы почувствовать, как он грубо отталкивает и уходит. И надо признать, когда теперь Сора знает о том, что Тэхёну тоже может быть больно, что он тоже живой и, наверное, живее их всех, она начинает сожалеть о том, что совершила. Не нужно было показывать ту фотографию, не нужно было лезть. С другой стороны, все это дало ей возможность сидеть здесь, на этом месте прямо в эту минуту рядом с ним. — Где ты был все это время? — начинает она свой непринужденный разговор и все не может нарадоваться. — Отдыхал, немного думал, — отвечает он, пытаясь удерживать на своем лице что-то наподобие улыбки. Сора тоже улыбается. Пусть отдыхал, пусть. Она просто надеется, что теперь все будет хорошо. Она может лучше его рассмотреть. Огромная бесформенная байка, джинсы в обтяжку с дырками на коленях, стильные кроссовки. Неяркие рубашки и свободные, воздушные штаны, в чем она привыкла его видеть. Все черное, громоздкое. И Тэхён, который обычно легок и открыт, сейчас создавал впечатление полной своей противоположности и даже кого-то напоминал. Но больше всего в этом образе поражают его волосы, черные как смоль. Что-то витает вокруг него в воздухе. Не только сейчас — всегда. Уверенность, решимость и то, что Сора все никак не может определить, не может понять. Видимо, ей не дано. — Ты покрасил волосы? — Да, что-то захотелось, — Тэхён непроизвольно ведет по ним рукой. — Подумал, что будет смотреться неплохо, — Сора внимательно присматривается к нему. Все-таки появилось что-то новое. То, чего она раньше не замечала. Почему он так много улыбается? Его левая ладонь, крепко сжимающая руль, перебинтована, а правая, которой он все еще задумчиво перебирает пряди, в синяках и мелких ссадинах. — Мне... мне идет? — он поворачивается и впервые смотрит ей в глаза. Боже. В них отражаются мерцающие огоньки ночного города, но даже это не может заставить их гореть как раньше. Да, Сора видела там только огонь ненависти или презрения, или всего стразу, но сейчас она видеть только холодные отражения света. Она неуверенно кивает на его вопрос. — Да, ты очень красивый, но... — Ха, — горько усмехнулся Ким, — он бы не так сказал. Сора не приходится долго думать, что понять, о ком он. Волосы, наверное, тоже поэтому черные, как у Чонгука. Она напрягаться, и уже не видит улыбку Кима такой радующей, как несколько минут назад. Но что-то подсказывает ничего на это не отвечать. Сора понимает, что тему разговора пора переводить, плавно и так, чтобы это никак нельзя было связать с НИМ. — Куда мы едем? — учтиво спрашивает девушка, ерзая на месте от волнения. Тэхён больше не поворачивается в её сторону. Рука слегка трясётся на руле, что уже не ускользает от её внимания. Вдруг она начинает замечать много разных деталей: пересохшие губы, которые он нервно кусает, сигаретный запах в салоне, мешки под глазами, которые пытался скрыть тонирующей косметикой, учащенное дыхание. — Просто покататься, ты же ничего не имеешь против? — не дожидается ответа. — Это в знак примирения. Хотел извиниться за все сказанное ранее. Но все равно ты должна понимать, что между нами ничего не может никогда быть. Что бы я ни делал, все равно думаю только о нем. Видимо, этой темы избежать не удастся. И Сора с сожалением думает о том, что никаких шансов нет. Бессмысленно даже думать об этом. Надо как-то исправить все ошибки, переступить через себя, потому что госпожа Ким ошибалась. Тэхёну не становится лучше. Ни на капельку. И дело даже не в том, что прошло слишком мало времени. Сколько бы не прошло, он никогда не станет тем, кто полюбит её. Но, возможно, если она поможет, то можно будет стать друзьями? Просто хотя бы снять с себя груз перед ним, пусть делает, что угодно. — Знаешь, мне все рассказала твоя мать, — Ким хмыкает. — Давно пора было. — Не знаю, кто прав, кто виноват. Они тебя предали, это факт, — Тэхён никак не меняется и Сора аккуратно продолжает дальше. — Но если ты его любишь, верни его и не мучайся больше. По его лицу расползается противная улыбка, от которой больно становится почти Соре. — Я ненавижу его. Ненавижу вас всех, — он холоден не так, как обычно. И это безразличие хуже всего. Когда уже нет даже скрытой реакции, нет ничего. Девушка понимает, что с ним невозможно нормально поговорить. Тэхён не в себе, и об этом обязательно нужно сказать его матери. Иначе, кажется, все может зайти слишком далеко. — Ладно, я все поняла, ты нас ненавидишь. Пожалуйста, можешь остановится вон там, что-то устала сегодня, — мягко и тихо просит она, не желая нарваться на что-то более ужасное. — Устала ходить по магазинам? Какая неожиданность, — с издевкой говорит Ким. — Да ладно тебе. Прокатимся ещё. Приятно общаться с хорошим человеком, — Сора знает, что он так не думает. Знает, что говорит лишь бы насолить. — Почему ты так себя ведешь? Я ведь пытаюсь идти на контакт, пытаюсь отпустить тебя, хотя мне тоже тяжело! — «Не кричать, не кричать, не кричать», — повторяет про себя Сора, чувствуя, как машина стремительно набирает скорость. Она делает глубокий вдох, выдох. — Тэхён, пожалуйста, высади меня здесь. Я как-нибудь доберусь домой. — Нет! Ждешь извинений от меня? Думаешь, все забуду и буду ползать перед вами на коленях, как ручная собачка? — Сора пытается перебить его, крича смотреть на дорогу. — Почему я должен извиняться за то, что стал монстром? — впереди загорается красный свет. — Никто не извинялся передо мной, что сделали меня таким! — машина быстро приближается к вышедшему на дорогу пешеходу. Сора бьет Тэхёна по лицу и орет. Ким оборачивается к дороге. Мгновение. Пешеход замирает на месте и смотрит прямо в его глаза. В его лице, как и во всех остальных, Ким видит единственное. Чонгук. И он резко выворачивает руль. Сора видит свет, такой яркий и многообещающий. Красивый кукольный домик с игрушками на день рождение. Первый день в школе. Букет цветов. Отец, ругающий за ужасное поведение. Признание в любви и первые чувства. Желтый удав в террариуме. Глаза Тэхёна. Яркая улыбка. Его руки в краске. Слезы Тэхёна. Его крик. Скрипение тормозов. Тьма.