Гиблое дело

С пульсирующей болью вспыхивал белоснежный свет, настолько ослепительный, что хотелось тут же зажмуриться и провалиться в мир пустоту. Свет приносил боль. Она увеличивалась, расползалась, будто порча, заполняя собой все, начиная от головы и заканчивая поясницей. Ничего ниже она не чувствовала. Будто наполовину вынырнула из тягучей патоки потустороннего забвения и теперь всеми силами старалась вернуться обратно. Она не отдавала себе отчета, но хотела вернуться в черную пустоту. Яркий свет приносил боль, чувствовать которую она не хотела. Ей казалось, что жидкий огонь поглотил всю ее грудь и готов пожрать, точно жертвенного ягненка. А потом она услышала шум. Вначале он напоминал звук помех телевизора, когда в непогоду пропадал сигнал, чуть позже в нем начали различаться более связные звуки, после — слова. Человеческий голос, который кричал что-то. Два голоса: женский и мужской. Она слышала в основном женский, он был взволнован и немного визглив. Мужской отвечал с неохотой и коротко, будто через силу. — Ты должен был! — вспыхивал с ослепительной вспышкой света женский голос. А потом затухал, с блаженной темнотой. И вспыхивал снова, подобно пульсу: тук-тук, тук-тук. — Всех!.. Никто… Умереть… Всех!.. Убить, черт возьми! Ей удалось задержать взгляд на размытом, ослепительно белом пятне чуть дольше. Достаточно для того, чтобы пустота приняла очертания. Нако увидела женщину, невысокую с прекрасными длинными волосами. Она кричала, будто в истерике, и бросалась всем своим крошечным ростом на мужчину рядом. Он был выше ее и гораздо сильнее, но он сдерживал ее порывы легкими прикосновениями к плечам и короткими фразами. Такими тихими, что Нако никак не могла их услышать. Он будто говорил взволнованной женщине, что беспокоиться не о чем. Что все закончится благополучно. Из обрывков фраз и слов, которые она слышала, Курасава поняла ситуацию: ее должны были убить вместе со всеми, но что-то пошло не так и она осталась жива. Теперь ее привезли сюда, чтобы закончить начатое. Нако попыталась вспомнить, что же произошло, но усиленная мысленная работа привела только к вспышке головной боли, такой сильной, что она замычала. И почти сразу ощутила невыносимое давление на собственных пальцах. Минуту назад, она не знала, что у нее есть руки, теперь нашла их и проследила взглядом за источником боли. Она увидела руку, определенно мужскую, достаточно сильную и крепкую. Более подробных очертаний она не разобрала из-за крови. Подняла глаза выше. В крови была и одежда мужчины, и его длинные волосы, и лицо. Его черные, непроглядные глаза смотрели на нее пустотой, в которой даже свет не отражался. И Нако узнала это лицо — Учиха Итачи. И сразу узнала во взволнованной женщине Учиха Микото, а мужчина, что успокаивал ее, никто иной, как Учиха Саске. Он привез ее сюда, чтобы закончить начатое. Чтобы вся его семья насладилась моментом триумфа. Она была права с самого начала, но почему-то не злилась на него. После резкого толчка движение прекратилось и чей-то еще голос, принадлежащий человеку стоящему за ее головой, так что Курасава никак не могла его видеть, сказал: — Дальше нельзя. Семья Учиха сразу отдалилась, но Нако не поняла, это они отошли или она двигалась прочь от них. Заметила только как пальцы Учиха Итачи соскользнули с ее руки и впервые испытала горечь. Она простила бы его, если бы он сделал это сам. Но Учиха Итачи не хотел марать о нее руки. *** Боль взорвалась. Распустила ядовитые щупальца. Каждое прикосновение невыносимо жгло, точно ее одномоментно кусали тысячи шершней. Болела голова, шея и почему-то грудная клетка. Попытка сделать вдох заставила ее конвульсивно дернуться от нового приступа острой боли. Из горла ее вырвался странный звук, похожий на шипение чайника на плите и только тогда она сообразила, что рот заткнут и из него торчит трубка. Где-то совсем рядом тихо пикали приборы. Боль снова взорвала разум, словно бомба. Нако дернулась инстинктивно желая сбежать от нее. — Тише, тише, — на ее плечо легла аккуратная ухоженная ладонь миниатюрной женщины. Подняв мутный взгляд, Нако разглядела очертания ее головы, длинные, черные, гладкие как шелк волосы, темные глаза, точеный нос. Учиха Микото подалась вперед, пристально заглядывая ей в глаза. — Я знаю, что вам очень больно, дорогая, — продолжал шелестеть голос женщины. — Но вы должны потерпеть. Ваши мучения продлятся недолго. Врачи отключили наркоз, чтобы проверить состояние вашего мозга. Мне нужно задать вам несколько вопросов, но в горле у вас трубка, через которую вы дышите и ответить мне вы не сможете. Поэтому прошу вас моргнуть, если ответ на вопрос будет положительным. Вы понимаете меня? Нако моргнула, думая о том, что в ее голове вряд ли остался мозг, так сильно она болела. Микото-сан улыбнулась, или женщине так показалось. — Хорошо, — на миг ее лицо пропало, а потом появилось снова перед глазами Курасавы. — Вы помните, как вас зовут? Нако моргнула снова, прокручивая в голове эту информацию. Кто знает, может и правда забыла. Но нет, она прекрасно помнила, что зовут ее Курасава Нако и она офицер седьмого участка полиции. Микото-сан одобрительно качнула головой и записала что-то в блокнот. — Вы понимаете, где находитесь? — задала она следующий вопрос. Нако никогда не лежала в больнице. Так сложилось в ее жизни, что ничем серьезным она не болела, кроме простуды, а такие болезни ее мать умела вылечить и дома. Но Нако часто навещала Хирузена, прикованного к постели. И обстановка мало чем отличалась от той, в которой она оказалась сейчас. Во всяком случае пищащий звук приборов был хорошо ей знаком. Так что Нако сразу догадалась, что находится в больнице. Она моргнула, а Микото-сан сделала еще одну пометку. — Последний вопрос, дорогая. Вы помните, что с вами произошло? Над этим вопросом Нако пришлось задуматься основательно. Вспоминая последние события, память забросила слишком далеко назад и первое, что пришло ей на ум, как она целовалась с Итачи-саном в полицейском участке. Она вспомнила это так ярко и живо, что стало стыдно. Нако чувствовала, что кровь прилила к ее щукам от смущения. Проклятье, она ведь говорит с его матерью! Потом она вспомнила метель и бар. Вспомнила, что пошла к Шисуи и провела с ним ночь. При этой мысли она снова покраснела. Но потом… В голове царила такая каша, что она почти не могла сопоставить одно событие с другим. Перед глазами всплывало лицо женщины похожей на нее, как две капли воды, Рет Батлер, почему-то проклинающий всех японцев за то, что они осмелились быть слишком японцами и еще куча неразберихи, дать объяснения которой Нако не могла. Но вся череда оборванных событий все же привела ее к необходимому воспоминанию. Она вспомнила звук выстрела и кровь на своей ладони, хлещущая так, будто кто-то на всю открутил вентиль. А потом вспомнила боль и дернулась, пытаясь дотянуться рукой до шеи и проверить, правда ли это. Однако рука оказалась привязана к поручню койки. — Тише, тише, — снова зашелестел голос Микото-сан. Все время, что Нако думала, она стояла молча и наблюдала за ней. — Не нужно лишних движений. Это для вашей же пользы. Просто моргните, если ответ на вопрос положительный. Вы помните, что с вами произошло? Нако моргнула. Из-за ее сына она получила пулю в шею, истекала кровью и, Нако знала это четко, так же четко, как-то, что она Курасава Нако, она была мертва. — Хорошо, — Микото-сан сделала последнюю пометку в блокноте. И видно что-то прочла во взгляде Нако, потому что наклонилась к самому ее уху. — Не злитесь на него. Он и так достаточно наказан. А теперь отдыхайте и набирайтесь сил. Что-либо понять Курасава не успела. Блаженная пустота заволокла сознание, а боль исчезла. ***  — Говорят, когда приехали врачи, она уже была мертва. Больше пяти минут сердце не билось… Врачи говорили ему, что все бесполезно. Что мозг, скорее всего, погиб или серьезно пострадал. Но он не слушал. И оказался прав. — А теперь его жизнь зависит от того, насколько благодарной окажется она. Две женщины говорили не слишком громко, но в комнате царила такая тишина, что их разговор мог прекрасно расслышать и глухой. И они нисколько не заботились о том, что их может услышать и женщина на больничной койке. Сознание Нако возвращалось урывками. Неоконченными фразами, которые ей удавалось услышать. Или тишиной, такой кромешной и полной, что становилось страшно. О том, что она была мертва, здесь говорили не первый раз, но ее сознание так и не потрудилось придать этому факту хоть сколько-нибудь значения и безжалостно выбросило воспоминания, как мусор. Так действует разум, стараясь защитить хозяина от потрясений. Интересно, откуда он знает, что способна переварить трепетная человеческая душа? Насколько больше забот прибавляется мозгу, если в теле его хозяина совершенно слабый дух? Как часто он вынужден проводить генеральную уборку? Она снова почувствовала боль, но приглушенную. Будто кто-то заморозил нервы и импульс от них доходит до мозга слабым дуновением от той мощи, что должна была сообщить системе о неисправности. Голова уже не болела, как ночью, когда Микото Учиха пытала ее, в сущности, ничего не значащими вопросами. Трубки тоже не было в горле, она поняла это, потому что смогла застонать и прекрасно узнала этот характерный звук. — Она очнулась, — дернулась вдруг одна из них. Нако с трудом разлепила глаза. За окном стояло яркое утро, это было видно по косым лучам солнца, падающим из окна на пол. Две медсестры, Нако поняла это по их белоснежным, хрустящим во время движения халатам, находились в ее палате. Одна суетилась вокруг штативов с препаратами, которые по прозрачным пластиковым трубкам попадали прямиком в ее кровоток. Вторая стояла у постели и заносила данные в больничный лист. Она-то и выбежала из палаты, звать доктора. Ее коллега повесила последний мешок с жидким раствором, заправила капельницу и только тогда обратила свое внимание на пациентку. — Доброе утро, — приветливо улыбаясь, произнесла она. Нако ее искренней улыбке не поверила. Минуту назад эта женщина осуждала ее, во всяком случае именно осуждение слышалось в ее голосе. — Как себя чувствуем? — Пить, — это все, что она смогла произнести. От жажды язык прилип к небу, а губи слиплись и потрескались. Медсестра улыбнулась снова и потянулась к маленькому столику, справа от кушетки, поднимая с него бутылку воды с хитро прикрученной к горлышку питьевой соломинкой. Когда Нако сделала первый глоток, то решила, что ничего вкуснее в жизни не пробовала. Она выпила почти половину бутылки, пока не почувствовала, что желудок полон, но жажда не прошла полностью и во рту сохранялось ощущение вязкой пленки, покрывающей небо и язык. Медсестра едва успела поставить бутылку на место, когда двери палаты распахнулись и вошел врач. Это был невысокий молодой мужчина в белом халате с бейджем на груди и статоскопом на шее. Из-под хирургической шапочки виднелись пепельные волосы. Лицо его было чуть кругловатым, с по-детски выпирающими щеками. Темно-карие глаза внимательно и с сочувствием смотрели через толстые очки линз. — Доброе утро, — поздоровался он, улыбаясь. — Доброе, — проскрипела в ответ Нако и тут же закашлялась. Голос еще плохо ее слушался. Но доктора это нисколько не смутило. — Я только проверю, как вы себя чувствуете после наркоза, — пояснил доктор. Нако пыталась прочесть его имя по бейджу, но никак не могла сфокусировать взгляд. Буквы расплывались и плясали перед глазами, точно загнанные газели и она оставила эту затею. Доктор проверил ее пульс, измерил давление, поводил фонариком перед глазами. — Вас что-нибудь беспокоит? — спросил он, когда с остальными процедурами было покончено. — Есть жалобы? Нако задумалась, прислушиваясь к собственным ощущениям. Боль она почти не ощущала и, — это было странное чувство, необычное, Нако не знала должно ли так быть или это побочный эффект, — предпочла не заострять на этом внимание. — Не знаю, — пожала она плечами. — Я только проснулась. Доктор улыбнулся и тихо рассмеялся. — Это хорошо, — сказал он, убирая в карман маленький, по размеру похожий на ручку фонарик. — Если бы что-то пошло не так, жалобы у вас имелись бы. Отдыхайте. Сказал он и вышел. Однако слова его оказались не пророческими. Вслед за первым доктором в ее палату приходили и другие. Они пытали ее расспросами, задавая одни и те же вопросы по многу раз, измеряя пульс и давление, проверяя реакции зрачков и рефлекс. Истыкали ее вены иголками, для забора крови на анализ. Каждый доктор в этой больнице пытался урвать себе кусочек Курасавы Нако. Спустя пару часов, когда экзекуция была окончена, Нако чувствовала себя такой слабой, точно ей пришлось бежать много километровый кросс. И как бы ей не хотелось узнать, что же случилось после того, как на складе началась стрельба, эти вопросы задать ей было некому. А еще ужасно хотелось спать. С последним она затягивать не стала. *** В следующий раз Нако проснулась уже глубокой ночью. Из окна с белоснежными занавесками смотрела кромешная темнота. Курасава не придала бы этому пробуждению никакого внимания, ощущения у нее было такое, словно она не смыкала глаз пару недель, и уснула бы снова, но на плечо женщины легла узкая, изящная ладонь. — Нако, — она подняла глаза и увидела белеющее в темноте узкое лицо Микото Учиха. Ее внимательные глаза, казалось, жили своей собственной жизнью и бегали из стороны в сторону даже когда Нако поймала ее взгляд. Мать семейства Учиха выглядела осунувшейся и измученной, совсем не такой, как Нако запомнила ее в стенах дома. — Там люди, хотят задать тебе несколько вопросов. Ты готова ответить? Вопрос был риторический и от ответа Курасавы ничего не зависело. Это стало понятно сразу, как только заговорила Микото-сан. Двери палаты сразу растворились, пуская в маленькую комнату ароматы спящего зимнего сада: холодной волы и хвои. Зажегся свет под потолком и Нако с непривычки сощурилась. В палату вошли трое. В одном из визитеров Нако без труда узнала капитана Какаши, двух других видела впервые, но сразу определила их принадлежность к высшему руководству. Судя по их тоскующим минам, ждали ее пробуждения визитеры долго и не собирались оставлять все на случай, сразу заявили о себе, как только услышали голоса. — Если что, я рядом, — предупредила Микото-сан и поспешила выйти за двери. Ее голос при появлении визитеров дрогнул и Нако заведомо напряглась, ожидая чего угодно, хотя и не представляла о чем хотят говорить эти люди, включая Какаши. Единственный на кого она могла положиться в этой ситуации и пролить свет на происходящее, капитан седьмого участка отошел к дальней стене, скрываясь в тени. Какаши никогда не любил внимание, но именно так поступал, когда происходило что-то ужасное. Однако говорить ему все же пришлось. — Офицер Курасава, — голос Какаши был спокоен и сдержан, так что на первый взгляд могло показаться, что разговор не несет в себе ничего существенного. Однако Нако внутренне поджалась. — Перед вами господин Ибики из отдела внутренних расследований. Господин Ибики кивнул лысой, затянутой в черную кожаную бандану головой. Лицо его пересекал отвратительный, как у матерого якудза шрам. Да и выглядел он как член отряда по зачистке из фэнтезийно-фанатастического фильма, где человечество подверглось жестокому геноциду со стороны маниакального правителя — черный кожаный плащ длиной в пол из-под пол которого виднелись тяжелые армейские сапоги. Сложенные руки на груди, пустые, стеклянные глаза выдавали в нем человека не привыкшего к длительным ожиданиям. С ним начинали говорить сразу и охотно, в противном случае Нако даже не хотела представлять, на что способен этот человек. Второго человека Нако не представили, но она и его рассмотрела: высокий, напоминающий гору мускулов, с восторженным лицом и густыми усами. Он выглядел так, точно пришел на прием к императору, ожидая получить земельный надел размером со страну, а то и императорскую корону. Большей ауры победителя Нако никогда не встречала, так что сразу поняла, кто виновник всего собрания. — Могу я узнать, о чем пойдет речь? — спросила Курасава, ни к кому конкретно не обращаясь. Ответил господин Ибики из отдела внутренних расследований и голос его не обещал ничего хорошего. — Отдел по борьбе с наркотиками выдвинул обвинения против Учиха Итачи, занимающего должность консультанта полиции в тринадцатом участке и, как я понимаю, находящегося сейчас под вашим руководством. — Д-да, — запинающимся голосом ответила Нако. — Но только на время расследования серийных убийств, капитан Хатаке подтвердит. — Так и есть, — долетел от стены голос Какаши. Нако была удивлена, что он еще не спит. Обычно Какаши очень быстро терял интерес к происходящему вокруг. — А что инкриминируют консультанту полиции? Нако не нравился человек рядом с Ибики. Должно быть он и представлял отдел по борьбе с наркотиками и именно он выдвигал обвинения против Итачи-сана. Она не удивилась, услышав об обвинениях в адрес Итачи-сана, она и сама отправила его за решетку при первой же встрече. Методы Итачи-сана зачастую выходили за рамки законности и приличия, но сейчас она не могла понять, чем именно ОБН остались недовольны. Мешал и то, что она не обладала совершенно никакой информацией о случившемся. Если бы у нее было время все обдумать… Но поэтому Ибики и здесь, среди ночи, чтобы не дать ей времени опомниться. — Его обвиняют в саботаже, срыве операции ОБН, убийстве, — монотонно зачитал по памяти господин Ибики. — Убийстве?! — у нее вдруг перехватило дыхание и на миг показалось, что она снова лежит на бетонном полу склада, истекая кровью. — Я не понимаю. Кого он убил? — Он убил двадцать четыре человека, включая агента ОБН, — голос Ибики был холоден, как звук горного родника. Нако потеряла дар речи. Ибики говорил что-то еще, но она почти не слышала его. В ушах звенел его холодный голос. Двадцать четыре человека! Нако почти ничего не помнила из того, что случилось на складе. Она быстро потеряла сознание и не могла быть надежным свидетелем, но пистолет у Итачи-сана был. Ее собственный ствол, который Курасава выронила, падая, после ранения. Она точно помнила, что он взял его в руки, но там творилась такая неразбериха. Люди падали замертво один за другим еще до того, как он взялся за ствол. — Вы можете подтвердить, что Учиха Итачи действовал по вашему приказу? — Что?! — нет, Нако прекрасно расслышала последний вопрос Ибики, но была так обескуражена им, что едва удержалась от колких слов. — Вы хотите знать, ни я ли отдала ему приказ открыть огонь? — Это логично, — впервые за все время представитель ОБН подал голос. — Ведь он находится в вашем подчинении. — Вы не знаете Учиха Итачи. Им невозможно управлять! — взвилась Курасава. Она только пришла в себя, вернулась с того света, а эти люди пришли обвинять ее во всех смертных грехах. — Значит, он действовал по собственной воле… — Ничего это не значит! Вы понятия не имеете о том, что там произошло и все ваши фантазии — бред сумасшедшего! — Нако не собиралась быть учтивой с человеком, который осмелился говорить в таком тоне. Он был настолько уверен в своей правоте, что просто не допускал иного исхода. — Давайте успокоимся и начнем с самого начала, — вмешался Какаши. — Офицер Курасава права, нас не было на месте происшествия. Но она была. — Я почти ничего не знаю, — поспешила напомнить Нако, стараясь дать капитану понять, что свидетель с нее не очень надежный. — Меня ранили первой же пулей. — То есть, вы хотите сказать, что первой он выстрелил в вас? — сотрудник ОБН даже фигурой своей выражал давление, склонившись над Нако так, будто на нее в любой миг могла упасть бетонная плита. Она ничего не ответила, он просто не дал ей возможности и продолжил нападать: — Что могло послужить причиной его злости? Может, вы не дали ему того, что он хотел? А может, вы придерживались плана, в котором именно вам офицер Курасава отводилась роль жертвы? В противном случае я не вижу причин, которые побудили бы Учиха Итачи поступить в разрез с логикой и пытаться реанимировать мертвую женщину, а не оказать необходимую помощь тяжело раненому агенту ОБН. Из слов сотрудника ОБН Нако мало, что поняла, по сути своей они напоминали кашу, сваленную из улик и домыслов. Последних, к слову, оказалось больше. Но теперь Нако отчетливо поняла причину нападения. Агенты ОБН пострадали: один погиб, второй — тяжело ранен. Им необходим козел отпущения. Нако спасало только то, что она находилась на больничной койке, но и это не на долго. Как только ее выпишут или состояние стабилизируется настолько, что она сможет выдержать допрос — ее утянут в застенки отдела внутренних расследований и разберут по кусочку. Но если у нее не было другой защиты, кроме положения жертвы, то Учиха Итачи обладал куда большим влиянием и тем удивительно, что следствие против него еще идет. Куда смотрит Учиха Саске, Нако он разорвать хотел за настоящие обвинения, которые она не высосала из пальца. А здесь?.. Произвол чистой воды! Вот почему Микото-сан выглядела такой усталой. Она вздохнула. — Я поняла, — Ибики внимательно смотрел на нее. Человек, кому велено провести жесточайшую проверку просто ждал, наблюдал за тем, как она себя поведет. — В этом истинная причина обвинений ОБН? В том, что Учиха Итачи спас жизнь не агента ОБН? Этот поступок настолько не логичен, что человека нужно посадить в тюрьму? — Что вы несете? — возмутился сотрудник ОБН. Нако уже открыла рот, чтобы подробно объяснить, что именно она имеет в виду, но ее опередил Какаши. — Но со стороны так и выглядит, — тихо протянул он из своего укромного уголка. Нако казалось, что слова Какаши для Ибики стоят гораздо больше, чем сотрудника ОБН. — Отдел по борьбе с наркотиками лишился одного агента, второй серьезна ранен. Но, смею заметить, он находится в стабильно-тяжелом состоянии и, как пояснил его лечащий врач, любая попытка оказать помощь могла только усугубить положение. Но вас ведь это злит, верно, господин Эй? Или вы пытаетесь обвинить офицера Курасаву в том, что она осмелилась выжить? — Я вовсе не это имел в виду! — громыхнул голос усатого мужчины. — Вы прекрасно знаете, как все это выглядит, Какаши-сан. Учиха Итачи открыл огонь, не пожалел даже своего офицера! Ни это ли говорит о его невменяемости? — Он не стрелял, — Нако показалось, что о ней забыли, так резко повернулись головы мужчин. — Учиха Итачи не открывал огонь. У него не было оружия. Пистолет был у меня и я выпустила его из пальцев после того, как получила ранение. — Вы уверены? — поинтересовался Ибики и только это ему было важно знать. Нако облизала губы, ей снова стало трудно дышать. Но именно этот момент она так отчетливо запомнила. Кровь на руках и полу, холод и его лицо перед самыми глазами. Его голос и слова, которые теперь звенели в голове, точно колокола. Нет, он не мог быть причастен к этому. — Я хорошо помню, что случилось. Я помню все до того, как потеряла сознание, — уточнила она на всякий случай. Ибики кашлянул. — И что вы помните, офицер Курасава? — Я помню, как услышала металлический звук, — она смотрела на Эйя из ОБН, прекрасно зная, кто не оценит ее откровенность и честность. — Открылась и закрылась дверь у меня за спиной. А потом прогремел выстрел, с той же стороны. — То есть, вы хотите сказать, что стрелок зашел с улицы, — подчеркнул господин Ибики. Нако кивнула. — Именно это я и хочу сказать. — А где в это время находился Учиха Итачи-сан? — Передо мной. Я видела его, но не стрелка. — Значит, стрельбу начал его брат! — заключил Эй и выразительно взмахнул руками. — Все яснее ясного. Дело закрыто! — Простите, господин Эй, но это дело отдела внутренних расследований, а не ОБН. Я бы порекомендовал вам воздержаться от громких замечаний и выводов, которые могут оказаться лишь досужими домыслами, — отчеканил Ибики и Нако была настолько поражена его красноречием, что с уважением закивала головой. Тем временем Ибики повернулся к ней. — Благодарю за сотрудничество, офицер Курасава. Я обращусь к вам, если возникнут еще вопросы. — Конечно. Нако никогда не приходилось сталкиваться с людьми из внутренней полиции, но она достаточно слышала и о них, и о их методах, чтобы знать, что перечить господину Ибики не стоит. За неподчинение ее запросто могли лишить работы, значка и упрятать в тюрьму на срок, который мало соответствовал тяжести преступления. Ибики направился к выходу, а Эй поспешил следом. Когда за обоими мужчинами закрылась дверь, Нако еще слышала громогласный голос Эйя: — Вы же понимаете, что нельзя полагаться на показания этой женщины! У нее мог повредиться мозг и все ее воспоминания — бред сумасшедшего! Что на это ответил Ибики, Нако уже не услышала. В палате остался только капитан Хатаке. Он выбрался из своего угла и подошел к постели. Его печальные глаза с пониманием смотрели на Курасаву. — Так, как вы себя чувствуете, офицер? — спросил он мягким голосом и Нако была приятна забота непосредственного начальника. Хотя гораздо проще ему было бы переложить заботу на плечи Шисуи, под началом которого она сейчас работала. — Полагаю, хорошо, — пожала она плечами. Шея ее почти не беспокоила, но боль в грудной клетке и ребрах не проходила и каждое движение, даже вдох, давались ей с трудом. — Но я плохо понимаю, что происходит. — А происходит, офицер Курасава, ровно то, что сказал господин Ибики, — Какаши бегло оглядел палату, нашел стул и, проворно придвинув его к постели, сел. — Начальники отдела по борьбе с наркотиками возбудили уголовное дело против Учиха Итачи. Но если им придет в голову, что он действовал по твоим приказам, от обвинений не отвертеться и тебе. — Как им такое в голову взбрело? — недоумевала Нако. — Мы ведь все полицейские. Мы на одной стороне, разве нет? — Всегда найдутся те, кто считает, что их сторона правее, — наставительно протянул Какаши и откинулся на спинку стула. — В любом случае, ситуация такова: на складе в порту произошла перестрелка, об этом сообщили в полицию. Когда отряд полиции прибыл на место, все уже было кончено. В живых осталось двое — Учиха Итачи и господин О’Коннор, так называемый Вест. Но последний получил множество огнестрельных ранений, практически не совместимых с жизнью. Сейчас он в реанимации, врачи держат его в состоянии комы, чтобы уменьшить отек мозга. — Какой кошмар, — Нако сразу поняла, кем был господин О’Коннор на самом деле. Единственный агент ОБН который остался жив, он и был внедренным сотрудником. Вот почему он так охотно был готов дать ей информацию. Но что связывало его с Учиха Итачи. Там, на складе, Нако казалось, что они довольно близко знакомы. — Он выживет? — Врачи не дают гарантий на его счет. Скорее всего господин О’Коннор не выйдет из комы. А они никогда не узнают имя заказчика и возможного убийцы. Поскольку нельзя было утверждать с полной уверенностью, что их маньяк заказывал наркотики лично. Но вслух Нако ничего не сказала. Однако Какаши, казалось, прочел все ее мысли по взгляду. Он кашлянул. — Я сказал, что в перестрелке выжило двое, офицер Курасава. — Она подняла на него глаза, заторможено моргнула, будто не понимая его слов. А потом разинула рот, но так ничего и не смогла произнести. Какаши понимающе кивнул. — Ты была мертва. — Но как?.. — у нее не хватало слов, чтобы оформить свои мысли. — Анализ показал, что сердцевина пули представляла собой полый капсуль, заполненный жидким веществом. Лидокаином. Тебе повезло, что пуля, из-за жидкости, изменила траекторию и не осталась в теле... — Нет! Я хочу сказать, как я… — ей снова не хватило слов. Поражение оказалось настолько сильным, что женщина мгновенно забыла все прочие заботы. Она была мертва! — Итачи откачал тебя. Больше пяти минут… Удивительно, что мозг не пострадал, — капитан видел в ее глазах удивление и недоверие, продолжил. — Когда на место прибыла полиция и медики, он был с ног до головы в крови. Но, как выяснилось, это была твоя кровь. Сам он не получил ни царапины. Пять минут, Нако. Он убил двадцать четыре человека и вернул тебя с того света всего за пять минут. — Это невозможно, — ошарашено произнесла она даже не узнавая собственный голос, таким чужим он ей показался. — Вот почему ОБН решили, что он причастен к перестрелке. Нако не могла обвинять сотрудников отдела по борьбе с наркотиками в выводе. Она и сама пришла бы к такому, если бы оказалась на их месте. Если бы ее люди погибли, а сотрудник ОБН не получил ни ранения и убил двадцать четыре человека. Она бы требовала самого сурового наказания для такого убийцы, но сейчас она знала, что обвинения ОБН ошибочны. Она не знала, зачем Итачи убил всех этих людей и убил ли? Но его действия могли быть расценены, как самозащита. Саске должен был знать это и действовать соответственно. Почему же тогда происходит то, что происходит? Почему следствие еще не развалилось в силу отсутствия веских доказательств? — Итачи подписал признание, — произнес Какаши, когда она не ожидала услышать от него слов. И вынул бумагу из кожаного портфеля, все это время сжимаемого в его руках. Нако впилась взглядом в протокол допроса, по краям которого виднелись следы засохшей крови. Следователь ОБН вменяющий обвинение Учиха Итачи пришел к выводу, что консультант полиции решил отомстить агенту ОБН О’Коннору за старые обиды. По версии обвинения Учиха Итачи и О’Коннор учились в одном университете и О’Коннор задирал значительно младшего Учиха. И все эти бредни Итачи подтвердил собственной подписью. — Зачем он подписал это? — она мало понимала, что должно было происходить в голове такого человека, как Учиха Итачи в тот момент, но явно не то, что нужно. Столь глупые и явно притянутые за уши обвинения не подписал бы даже совершенный идиот, а им Учиха Итачи не был. Так что же толкнуло его, черт возьми, на этот безумный шаг?! — У Итачи не было выбора, — пожал плечами Какаши, забрал документ у Нако и сунул его обратно в портфель. Курасава поняла, что этого протокола она не должна была видеть. — Без показаний твоих или О’Коннора его слова мало что значили. Но О’Коннор в коме, а ты была мертва целых пять минут. Никто не верил, что твой разум сохранит ясность. И даже если и сохранит, Итачи был уверен, что ты обвинишь его. Нако только криво усмехнулась. Разумеется, что мог подумать о ней Учиха Итачи. Она однажды уже бросила его в тюрьму, а потом пыталась доказать, что Учиха, если не являлся маньяком убийцей сам, то прикрывал его. И вот, когда он спас ей жизнь и должен был рассчитывать на ее поддержку, он не верил ей. Нако не могла винить его за это. — А теперь поговорим о главном, офицер Курасава? — женщина удивленно вскинула бровь. Официозность тона капитана Хатаке наводила на определенные мысли. К такому тону он прибегал последнее время все чаще, когда собирался уволить кого-то или раньше времени отправить на покой. Она ждала его слов затаив дыхание. — Я отстраняю вас от расследования. — Что?! — не поверила она. — Вы не можете! — Конечно могу. Вы подчиняетесь мне, офицер Курасава, и выполняете мои приказы, — она попыталась возразить, но Какаши даже рта ей открыть не позволил. — Не знаю, осознаете ли вы, офицер Курасава, но вы были серьезно ранены и даже мертвы целых пять минут! А мне совсем не хочется держать ответ перед вашими родственниками и устраивать панихиду, если подобное повториться, а рядом не будет кого-то вроде Итачи, чтобы вытащить вас с того света. Вы останетесь в больнице и пройдете полный курс лечения и процедур, которые вам назначат. А потом возьмете трех недельный отпуск для полного выздоровления. Это ясно? — Да, капитан, — Нако не была согласна с таким суровым, по ее мнению, наказанием за единственное пулевое ранение, но и рьяно спорить с Какаши она тоже не собиралась. Если капитан расположен к ней сейчас в виду ее положения, то ничто не мешало ему передумать и вообще лишить ее работы. — Прекрасно, — он поднялся со стула. — Когда полностью восстановитесь, я поручу вам другое расследование. Подходящее под ваши навыки и опыт. А этим делом займется другой, более опытный следователь. — Он посмотрел на нее и, дождавшись короткого кивка, удовлетворенно хмыкнул. — Выздоравливайте, офицер Курасава. За ним закрылась дверь, а Нако так и смотрела на нее, чувствуя, как за этой дверью растворяется и исчезает жизнь, к которой она стремилась все годы. Ее счастье и мечты — все вылетело в трубу из-за проклятой пули с лидокаином. Так может, Учиха Итачи нужно было позволить ей умереть? Во всяком случае, разочарования бы от ее смерти мало кто испытал, не ее мать точно. Какаши заблуждался, считая, что ему придется держать ответ перед женщиной, породившей на свет Курасаву Нако, ей уже давно было плевать.