Гиблое дело

— Нет, этого не может быть… Прошелестел тихим шепотом голос Нако. Настолько тихим, что женщина сама не разобрала, произнесла ли вслух. Слова Учиха Итачи не желали укладываться в ее сознании. Ощущение было такое, точно Нако в мгновение ока вылетела из привычной реальности, из собственного тела. И теперь, паря где-то под потолком в двухмерной, полупрозрачной вселенной пыталась экстренно сообразить, как вернуться назад. Он выбил почву у нее из-под ног. Конечно, Нако должна была ожидать чего-то убийственного в его признании. Но оказалась не готова. Да и как поверить, что капитан отделения полиции мог быть серийным убийцей?! — Почему? — лицо Учиха Итачи было спокойным и даже немного заинтересованным. Он наблюдал за ней, как наблюдают брачные игры запертых за стеклом насекомых. — Потому что это полнейший бред! — взвилась Курасава, наконец обретя точку опоры в этом безумном, сломанном мире. Ее непоколебимая вера в органы правопорядка не должна была дать трещину. Никогда. Иначе она потеряла бы сам смысл жизни. Осознание, что все, ради чего она боролась и упрямо двигалась вперед фикция. Что полицейский, в ее представлении, средоточие добра и законности, может быть убийцей, резало ее по живому. Она должна была найти разумное объяснение всему происходящему. — Как может капитан полиции столько лет убивать людей и не вызвать подозрений? Невозможно! Психиатрическая проверка давно бы выяснила, если что-то в его поведении было бы не так. То, что этот маньяк подсунул старый значок твоего отца вовсе не значит, что… Она не успела договорить. Учиха Итачи вдруг улыбнулся. Не снисходительно, как делал прежде и без тени иронии. Можно было сказать, что его улыбка носила весьма приятный характер. Красиво очерченные губы, искрящиеся глаза. Эта картина так противоречила привычному его образу, что Курасава забыла, как дышать. — Не значит, — согласился он. — Но я знал это и без подсказок. Знал, потому что отец учил меня этому — убивать людей. Нако так и застыла, пораженная в самое сердце чистосердечным и в то же время ужасным до дрожи в пальцах признанием. Где-то на задворках сознания еще продолжала работать крошечная частичка рационального мышления и именно она испытывала надежду, что Нако не раззявила рот перед ним. — Учил убивать? — одеревеневшим языком еле выговорила она. Он шагнул к ней. Протянул руку с намерением забрать значок и его пальцы неосторожно и нечаянно коснулись ее кожи. Место их прикосновения тут же вспыхнуло и жар растекся от него по всему телу, будто древняя сила приводящая в движение плотные потоки магмы глубоко в дремлющем вулкане. — Не так, как ты подумала. Отец не давал мне оружия и не пускал по улицам, в поисках жертвы. У него была иная, более успешная методика, — продолжил говорить он, словно не замечал, что стоит слишком близко. Что его пальцы плавят пламя у нее под кожей. Что его глаза погружают ее в своеобразный мистический транс противиться которому женщина не могла. — Он говорил, что эти уроки помогут мне стать лучшим полицейским в городе и учил: как читать человеческие чувства, как пользоваться ими с выгодой для себя. Как прятать тела так, чтобы никто их не нашел… — Зеленые булавки на карте! — осененная внезапной догадкой, пискнула Нако. Он кивнул, при этом его волосы упали на ее лицо, защекотали и застыли в паре сантиметров. От его волос, как и от него самого, пахло леденцами. Этот мучительно сладкий запах будет преследовать ее всю жизнь, если сейчас она оборвется. — Да. Зеленые булавки — мои. Я сам указал эти места, когда был младше. — На сколько? Сколько тебе было, когда ты понял, что делает отец? — она не знала куда приведет этот разговор, но раз он еще не убил ее, даже не схватился за оружие, то ответит на ее вопросы. А она очень хотела знать о нем все. Всю свою жизнь Нако прожила с мыслью, что не бывает ничего хуже, чем жить без отца. Однако, выходило, что и наличие второго родителя в семье не обещало блестящего будущего. — Двенадцать, — сказал Итачи и на губах его мелькнула горькая усмешка. — Слишком поздно для меня, но впереди у меня было время, чтобы поразмыслить. Университет, догадалась Курасава. Он поступил в университет в тринадцать. Но к чему привели уроки его отца, Нако пока не знала. — И? Какой путь ты выбрал? — голос у женщины обрывался и дрожал. Она боялась услышать самую страшную тайну. Страшную, потому что уже перестала в нее верить. Убийца он и все это время он только играл с ней. В горле у нее пересохло и женщина с трудом сглотнула ком. Он смотрел на нее все так же, предвкушающе, выжидая. А Нако чувствовала себя распятой на операционном столе подопытной крысой, не знающей, что ее ждет в следующее мгновение. — Почему ты дрожишь? — спросил Итачи. И только после его слов Нако осознала, что ее бьет крупная, как в лихорадке, дрожь. — Ты боишься меня? — Нет, — язык не слушался ее, заплетался и спотыкался о зубы. — Вовсе нет. Но дрожь никак не удавалось унять, руки тряслись, точно не родные. Но от страха ли? Может все дело совсем в другом? В том, что он стоит очень близко. Настолько, что помимо воли в памяти женщины всплывал полузабытый вечер в полицейском участке. Ощущение его губ на собственных губах. Его рук на ее спине, талии, плечах. Охватившего ее безумия и невиданной прежде страсти. — Разве? — казалось в его глазах вспыхивали и затухали, как угли в камине, озорные огни. — Ведь ты, Нако, как никто другой, уверенна, что убийца я. — Я уже давно так не думаю. Тебе есть что скрывать, это правда, но убивать… Будь ты убийцей, уже давно бы убил меня. — Да, несколько раз у меня была такая возможность, — честно признал Итачи. Его глаза все еще держали ее в плену, не позволяя отнять взора, опустить ресницы. Он пользовался этим, читая ее внутреннее смятение и раздирающие противоречия. Может он и не понимал их, человеческих чувств, как говорил Шисуи, но прекрасно знал их назначение и умел отличать одно от другого. — С другой стороны, я мог и не убивать тебя, а позволить бегать за собственным хвостом, как будто ты вот-вот настигнешь убийцу. И обеспечить себе прикрытие. Он мог сделать это. Его разума хватит, чтобы ввести в заблуждение всех и каждого. Заставить перегрызться управление обоих участков и попросту свести все попытки поймать убийцу на нет. Но он еще никогда не использовал эту свою способность против нее. Против кого-то еще из полиции. Шикамару всецело верил Итачи. Киба тоже проникся к нему уважением. Да и Шисуи, какие бы горькие слова в адрес брата не срывались с его губ, верил Итачи безоговорочно. Единственный человек, с кем Итачи захочет играть — убийца. — Так, какой путь ты выбрал? — повторила свой вопрос Нако, ощутив однако некоторое успокоение от того, что убивать ее Учиха Итачи не собирался. — Я выбрал свой путь, — сказал он. — Несколько лет я был предоставлен сам себе. Отец потерял ко мне интерес, но не прекратил попыток создать себе приемника. — Твой брат, — только по тому, что ресницы мужчины едва заметно дрогнули, Нако поняла, что попала в цель. Итачи потребовалось несколько мгновений, чтобы продолжить. — Саске всегда был другим. Он слишком много чувствовал. Отец сломил его. Вдаваться в подробности Итачи не стал, а Нако не стала требовать. Эту историю она знала. И теперь, в такой окраске, Итачи вовсе не выглядел антисоциальным типом, не способным контролировать свои поступки из-за наркотиков или по иным причинам. Нет, он поступал как раз логично. Вступился за брата, моральному здоровью которого нанесли серьезный ущерб. Скорее всего он даже чувствовал свою вину. Возможно, первое сильное чувство, которое он испытал. И оно по сей день не давало ему покоя. Способен ли он чувствовать что-то еще? — Я дал слово, что остановлю его, — продолжил Итачи, гипнотизируя ее взглядом. — Любой ценой. Я десять лет работал в его полицейском участке и каждый вечер он спрашивал: как продвигается мое особое расследование? Я не нашел ни одной улики, способной подтвердить его вину. Как и сейчас. В этих останках нет ничего, что указало бы на его личность. Кроме этого значка. — Он постучал пальцем по металлической пластине значка, зажатого в ладони Нако. — Но я остановил его. Нако не знала, что ответить. Нет слов, способных выразить сожаление этому человеку и его семье, которая даже не догадывается, каким чудовищем был их отец. Что бы Нако не сказала, изо рта ее вылетят банальности, потому что понять она тоже не сможет. Итачи и не ждал от нее слов поддержки и сожаления. — Это место — храм безумца. Оно содержит в себе множество ответов, но не улик. Тебе нечего здесь делать, Нако. Ты не найдешь здесь то, чего ищешь. А если и найдешь, я не дам тебе этим воспользоваться. — Что?! — не поверила женщина. Взгляд Итачи похолодел. В нем не осталось ничего от прежней откровенности. Будто опустили жалюзи, оставив солнечные лучи по ту сторону стекла. — Я знаю, кто убийца, — холодно произнес он, смотря прямо в глаза женщине. Так что в честности его она не могла усомниться. — Но не скажу ни тебе, ни кому бы то ни было. Вы не получите его. А я не стану его трогать, пока не получу от него то, что нужно мне. Оторопевшая Курасав не сразу нашлась со словами. Он выбил почву у нее из-под ног и Нако упала с разбега в ледяную воду. Сейчас вода иглами заливала ее легкие, пока она пыталась сделать необходимый ее организму вдох и только тонула. Из этой пучины нет спасения. — Не верю, —она шагнула назад. Голос ее дрожал, слезы от колючих игл звенели в нем. — Не верю, что ты позволишь ему убивать людей и дальше. — Почему? — он смотрел на нее заинтересованно, как будто ожидал совсем иных слов. — Думаешь я настолько человечен, что способен испытывать сожаление к жертвам? Мне плевать сколько еще он убьет. Я буду ждать столько, сколько потребуется ради достижения собственной цели. Нас воспитывал один человек, думаешь мы сильно отличаемся? Плечи Нако вдруг дрогнули. Бесконтрольное движение, напугавшее ее. Женщина не сразу поняла, что же происходит. И пока она пыталась сообразить это, щеки опалило кипятком. Она плакала. Плакала, потому что не могла поверить. Не могла и не хотела принимать его слова: бесчеловечные, бесчувственные, жестокие. Они убивали ее. Нако подняла руку, еще не веря, что горячие слезы текут из ее глаз. Хотела дотронуться, проверить. И внезапно всхлипнула. Разум отключился. Разум жил совей жизнью, пытаясь анализировать происходящее. Только чувства наполняли тело. Бесконтрольная, первобытная сила. Она плакала, потому что все, что сказал Итачи может быть правдой. Потому что он может быть бесчувственным убийцей. И эта истина причиняла боль ни ей, а ее любви к нему. Смириться с которой она не могла. Но ни этого ли он добивался с самого начала? Чтобы она возненавидела его, чтобы ушла, позволив ему поступать по собственному усмотрению. Ни это ли было его планом? Она поспешно вытерла слезы, обретая уверенность в себе и бросила твердый взгляд на мужчину. Те несколько секунд, что она боролась со слезами, Итачи смотрел на нее мягким, немного тревожным взглядом. Будто не мог постичь грань нанесенного ущерба и опасался, что перегнул палку. Нако не смогла прочесть его взгляда, пелена слез заволокла ей глаза и женщина почти ослепла. Но не утратила решимости. — Я знаю, чего ты добиваешься, — голос дрожал, но в нем уже не чувствовалось отчаянья и боли. Она снова обретала контроль над собой, так бесцеремонно отнятый им. — Но на это раз у тебя не выйдет. Можешь изображать из себя кого хочешь, но мы оба знаем, что происходит на самом деле. Тебе нужен лишь повод, чтобы избавиться от меня. Ты боишься, Итачи, что я опережу тебя и отниму твою славу! Вычислил ли ты убийцу? Разумеется, вычислил. Вас ведь воспитывал один человек. Вы как братья близнецы: один начинает фразу, другой заканчивает. Вы мыслите, как один человек и ты заранее знаешь, какой шаг он предпримет. Ты знаешь его! Но и я могу узнать. И тогда ты лишишься своей славы! — Славы? — это слово Нако повторила дважды, точно оно играло особую роль в жизни Итачи и что-то для него значило. — Думаешь этого я хочу? Нако перевела дыхание и облизала пересохшие губы, готовясь ответить. Итачи, парой, слитых воедино, как танцевальное «па» шагов, оказался около нее. В нос женщины ударил хорошо знакомый запах сладких клубничных леденцов. Его горячие пальцы сжались на ее ладони, в которой женщина держала значок. От неожиданности Нако не нашлась, что сказать. Она смотрела на него во все глаза. Лицо Итачи было так близко, что она могла рассмотреть даже самые крошечные детали, различить зрачки в темно-карих, почти черных глазах, пересчитать все ресницы. — Ты совсем не слышала меня, Нако? — горько признал он, наконец. Нако попыталась отвести взгляд от его лица, но не смогла. — Я слышала, и все поняла! — ей хотелось сохранить за собой преимущество и не раскиснуть, как в прошлый раз. Близость Итачи действовала на нее самым неожиданным образом. Будто она оказывалась заперта в сосуде целиком и полностью принадлежащем ему. Внутри нее бился только разум, но он ничего не мог контролировать. Она уже поняла, насколько опасно терять контроль перед ним и не могла позволить себе еще одной ошибки. — Разве? — ей казалось, что глубины его глаз засасывают. Как огромные колодцы черных дыр, поймали ее в свое гравитационное поле и уже никогда не выпустят, пока не поглотят полностью. — Я сказал, что не хочу видеть твой труп. Мне нет дела до славы. Ничто не имеет значение, кроме этой цели. И если для ее достижения мне нужно стать чудовищем для тебя, я им буду! Нако оторопела. Отпрянула. Под подошвой сапога захрустели камешки и она почувствовала, что теряет равновесие. Нога подвернулась на камнях и женщина стремительно заваливалась на бок. Итачи обхватил ее за плечи, удержал, прижал к себе, так близко, что она чувствовала исходящий от него жар. Он всегда горел, как суперкомпьютер без достойной системы охлаждения, ему всегда было жарко, он открывал окна настежь даже в самый трескучий мороз. Но сейчас Нако не думала об этом. В спутанном, сбитом с толку мозгу женщины всплыло воспоминание. Точно так же они стояли, когда Итачи принес ей папку с медицинской картой Юки Танаки. Она подвернула ногу возле подъезда и чуть не упала. Кажется, именно тогда она и влюбилась в него. Когда почувствовала на себе его тепло и силу, когда запах его кожи щекотал ее обоняние. Только не поняла этого. Шисуи был прав, уже тогда Итачи, точно вирус, проник в ее разум и переписывал файлы так, чтобы она больше никогда не сумела о нем забыть. Он заполнил ее всю мыслями, чувствами, тревогами о нем. Стал ее ахиллесовой пятой. Но могла ли она рассчитывать на взаимность? — Почему? — вопрос прозвучал так тихо, что Нако сама едва расслышала его в полной тишине. Нако не знала, зачем задала этот вопрос. Она не хотела слышать на него ответ. Боялась, что предположения верны и ему нет до нее никакого дела. Что он продолжает играть с ней, так резко меняясь, что она не успевает за выбранным направлением. Она не должна питать надежд, не должна задыхаться от одной только мысли о нем. Сердце ее не должно пропускать удары всякий раз, как его взгляд останавливается на ней. Но все это происходило с ней и от правды никуда не деться. Она не должна была задавать этот вопрос, но уже ничего не попишешь. Нако не могла видеть себя со стороны. Не могла знать, что выражало ее тело, вопреки приказам здравого смысла: расширенные зрачки, приоткрытые губы, будто сияющая внутренним светом кожа. Она манила его, звала к себе, как не способны ни одни слова. — Поэтому, — севшим, не своим голосом прошептал он. Их губы столкнулись, с той же разрушительной мощью, с какой сталкиваются две звезды. Взрыв оглушил женщину, яркая вспышка ослепила. Нако не видела и не слышала ничего, кроме гулкого стука крови в ушах. А сохранять пространственную ориентацию ей помогали его глаза, широко распахнутые, излишне внимательные, дотошные — единственный источник света во внезапно потухшем мире. Он целовал ее и это было все, что ей нужно, что важно для нее. Они пожирали губы друг друга с неистовой, ненасытной жадностью. Будто дикие звери, которым долгое время приходилось обходиться без пищи, дорвались, наконец, до сочной мякоти. Дыхание, одно на двоих, сбилось, голова шла кругом, ноги подкашивались. Если бы Итачи не держал ее так крепко, словно боялся, что она исчезнет, Нако давно бы рухнула на пол. Она и сама цеплялась за него не менее жадно, будто он буй в бушующем море и только он сможет удержать ее. Бешеная радость ворвалась в легкие женщины вместе с единым на двоих с ним воздухом и захлестнула ее с головой. Эйфория застлала глаза и наполнила кончики пальцев жжением электричества. Оно саднило, щипало, щекотало и не желало униматься, пока не почувствует под пальцами гладкость чужой кожи. Кажется, Итачи чувствовал тоже. Спешно он расстегнул ее пуховик и прошел руками по ее телу, поверх блузы, сминая ткань и кожу и женщины под своими пальцами. Нако вздрогнула, руки Итачи были горячими, как и он сам, и они обжигали ее. Жаркие ладони блуждали по ее спине, ребрам, талии, точно ожившее, разумное пламя. Пробуждая в ней все более сильные ощущения. Внезапно, поцелуя, который минутой назад был самым необходимым в ее жизни стало недостаточно. Безумно мало, точно крупица в море. С огромным трудом она оторвалась от его губ, необходимых больше, чем кислород, сразу хлынувший в легкие холодным потоком. — Ты же говорил, что не возьмешь, даже если я стану предлагать, — задыхаясь, напомнила Нако. В глаза Итачи плясали коварные, опасные черти. — Я лгал. Сердце в груди Нако бешено забилось, а щеки запылали. Еще никогда слова мужчины не значили для нее столько, как теперь. Он сам значил для нее больше, чем вся ее жизнь, чем способность дышать. Охваченная этим безумием, Нако обрела немало смелости. — Давай уйдем отсюда. Я живу недалеко, — разумеется Итачи знал это, но Нако показалось, что будет слишком пошлым приглашать его к себе домой напрямую. Он видел ее смущение и не стал заострять внимание на щепетильной теме. Хотя сам Итачи не видел в ее словах ничего серьезного. Для него все условности выглядели ненужными и только усложняли жизнь. — Боишься мертвецов? — вскинув точеную бровь, спросил он. Нако и думать забыла о том, что в соседней комнате, замурованными в бетонные сваи остаются останки убитых людей. — Здесь сыро, грязно и воняет, — честно озвучила она причину своего желания. Итачи улыбнулся. Ничего не ответив, он подхватил Нако под руку и повел к выходу. *** Всю дорогу до квартиры Нако не отпускало чувство, что она совершает самую большую ошибку в своей жизни. Эта мысль поселилась в ее голове, стоило свежему воздуху проветрить ее мозги. Она вдруг осознала, какое положение стремилась занять. Меньше всего на свете ей хотелось стать второй Конан, зацикленной на одном человеке, которому до нее нет дела. Нако вошла в квартиру и принялась снимать сапоги. Мышцы ее напряглись и она понимала, что двигается, как робот — неестественно прямо. Итачи вошел следом. Дверь за ним хлопнула, но мужчина так и не показался из-за ее спины. Она чувствовала на себе его пристальный, чрезвычайно внимательный взгляд и от этого чувства волосы у нее на затылке вставали дыбом. Она выпрямилась во весь рост, расправила плечи, стараясь этим жестом придать себе уверенности. Хотела снять пуховик. Но, внезапно, на ее плечи упали его руки. — Ты передумала? — его дыхание обожгло затылок женщины. Она вздрогнула, судорожно выдохнула, но ничего не смогла ответить. Язык задеревенел от внезапного удовольствия, прокатившегося по ее телу, как рябь по воде. — Спина выпрямлена, плечи напряжены, губы плотно сжаты, а взгляд устремлен вниз, — подытожил он свои наблюдения, заставляя Нако отметить точность каждого пункта. — Если не передумала сейчас, то очень близка к этому. Ты думаешь, что совершаешь ошибку. — Нет, вовсе нет… «Я думаю, что боюсь стать одержимой тобой», — следовало сказать Нако, но она не произнесла этих слов вслух. Он снял с нее пуховик. Нако слышала, как шуршит набитый пухом мешок за ее спиной. И чувствовала, что вместе с этим жестом обретает легкость, будто на нее давила гора, а теперь ее давление исчезло. Руки Итачи снова вернулись на ее плечи, легко легли. Опалили своими прикосновениями ее кожу под тонкой тканью белой блузки. Проскользили вниз, до плечевых суставов, и обратно, наверх, к шее. Чуть придавили одеревеневшие мышцы, плотностью своей похожие на камень и Нако громко охнула. От резкой боли, разливающейся под его пальцами и эйфорического удовольствия, наступающего с мгновенной задержкой, когда мышцы расслаблялись и успокаивались. Итачи массировал ей плечи, непринужденно, точно проделывал это регулярно и точно знал, где именно ей будет приятно. Потом его пальцы взобрались вверх по шее, легонько надавливая по обеим сторонам от позвоночника и сосредоточили усилие на выступающих отростках в основании черепа. Если Нако еще не знала, где скрыта причина всех головных болей, то сейчас узнала ее. Подаваясь нажиму его пальцев она прикрыла глаза и всеми силами стараясь не мурчать вслух. Он поднял пальцы еще выше, зарылся в волосы, приятно массируя затылок, и вынул пару шпилек, удерживающих пучок на ее голове. Непокорная, вьющаяся грива темным морем обрушилась на ее плечи. Нако слышала, как шумно он втянул носом воздух, пришедший в движение от падения ее волос, подался ближе. Его нос почти коснулся ее затылка. Это было, как в тот вечер, когда она оскорбленная и униженная, после страстных поцелуев в полицейском участке стала заложницей снегопада и двух судебных медиков, перепить которых не смог бы и самый опытный выпивоха. Когда она хотела сбежать, никем не замеченная, Итачи тоже подкрался к ней сзади. И стоял так же близко, как теперь. Так, что стук его сердца отражением отзывался у нее на спине, а его дыхание щекотало щеку. Все, что происходило с ней сегодня, повторяло в хронологическом порядке прошлые моменты: подвернутая нога, страстный поцелуй, теперь это… Будто прежде, они разучивали отдельные движения, чтобы в итоге исполнить танец полностью. Знал ли он, чем все это закончится? Руки Итачи снова вернулись к ее плечам, опустились по рукам до бедер. Взмыли вверх по бокам, талии, ребрам. Почти коснулись отяжелевших и крайне чувствительных сейчас грудей. Но замерли в миллиметре он них и уплыли на спину, массируя лопатки, плечи, шею, затылок. Она сама не заметила, что начала дышать глубже. Он повторял этот круг несколько раз, всякий раз останавливая поднимающиеся вверх руки в непосредственной близости от ее грудей, но ни разу не коснувшись. Потом он остановил руки на плечах и скользнул ладонями вперед, к основанию горла и вниз по грудной клетке. Всего на пол-ладони, снова не касаясь ее грудей. Нако кусала губы, не в силах и дальше терпеть эту муку. Ей хотелось, чтобы он бросил свои игры и уже занялся делом основательно. У Итачи был другой план. Он, растирающими движениями, оглаживал ее грудную клетку под горлом, к центру и к бокам, к центру и к бокам. Затвердевшие, возбужденные соски Нако терлись о ткань мягкого, без подкладок лифчика. Она млела под его прикосновениями, тяжело дыша и кусая губы. Спина Нако выгибалась и под блузкой отчетливей проступали округлости ее грудей, приглашая к активным действиям, но пальцы его сделали совершенно иное. Внезапно Итачи надавил ей ребра, на середине расстояния между ключицами и началом грудей. Женщина резко взвизгнула и вытянулась в струну. Острая боль, змеей сползла к ее соскам и ужалила за ушами, а шею обожгло жаркое прикосновение его губ. Нако так и не поняла, что заставило ее кричать, боль или осознание того, что он наконец поцеловал ее. — Ты все еще сомневаешься? — голос его был хриплым и низким, а его вибрации пробуждали в женщине приятную, томительную дрожь. Сомневалась ли она? Нет, не осталось никаких сомнений, не осталось страхов, только живое пламя, пляшущее в ее крови. Только жгучее, колкое желание внизу живота. В конце концов, что она потеряет, если позволит себе расслабиться и получить удовольствие? Она ведь провела ночь с Шисуи, которую почти не помнила и совершенно не чувствовала угрызений совести по этому поводу. — Скажи сейчас, Нако. Она глубоко вдохнула, прикусила нижнюю губу и повернулась к нему лицом. Поймала взгляд темных, как вулканическое стекло глаз, тяжелых и напряженных, свидетельство того, что и ему ожидание дается с трудом. — У меня нет сомнений, — пробормотала она, смущаясь от того, как он смотрел на ее губы. И сама потянулась за поцелуем. Итачи не отказал, и не подумал бы об этом. Он с жаром и жадностью набросился на ее рот, будто боялся, что ее у него отнимут. С проворством опытного ловеласа он расправился с мелкими пуговками на ее блузке и отправил ее в свободный полет. Следом за блузкой, последовал и лифчик, ловко расстегнутый двумя пальцами. Наконец ее груди оказались в его ладонях и Нако вздохнула с облегчением, когда он сжал одну из них и провел большим пальцем по твердому, как алмаз соску. Жадно целуя ее рот, он подхватил Нако под бедра и приподнял над полом. Скользнул поцелуями по горлу, ключице, груди женщины, добрался до сосков так дразнящих его все это время. Он не оставлял маленькие бусины в покое, пока Нако, обвившая ногами его талию, не застонала от удовольствия. Он уложил ее на диван и навис сверху. Черные глаза пылали, глядя на нее и от этого взгляда она задыхалась не меньше, чем от его ласк. И как только раньше она могла принять это взгляд, пылающий страстями за взгляд бесчувственного убийцы? С тем же проворством, с каким избавлялся от ее блузки, Итачи расправился с застежкой ее брюк и стянул их со стройных ног женщины. Она осталась перед ним только в маленьких белых трусиках, классического покроя. В то время как сам он оставался почти полностью одетым. Нако подалась вперед, дрожащими от нетерпения пальцами стаскивая с его плеч так надоевший пуловер, карманы которого вечно полнились конфетами. Бросила его на пол. Маленькие карамельки со звоном рассыпались по полу. Темную футболку, длинные рукава которой скрывали извилистые, как запутавшиеся змеи в лианах туземные татуировки, покрывающие все его предплечья на обеих руках от запястий до локтевых сгибов. Черные узоры горели на бледной коже, как клеймо. И Нако безумно захотелось узнать, что значат эти татуировки и почему он сделал их? Но не сейчас. Сейчас она сгорала от сжигающей ее страсти и хотела, как можно быстрее утолить ее. Ее руки так дрожали от нетерпения, что Нако никак не могла справиться с пуговицей на его джинсах. Итачи отстранил ее руки и сам избавился от них, вместе с трусами. Пожалуй, Нако слишком пошло сглотнула ставшую внезапно вязкой слюну. Итачи был идеален. Никогда прежде она не видела человека столь совершенного, как он. Даже Шисуи, хоть и следил за собой, казался на его фоне полноватым. Итачи был похож на гепарда, гибкий, подтянутый с длинными тугими мышцами проступающими под бледной кожей. Плоский, как отполированный камень живот, ниже пупка и до самого паха украшала такая же татуировка, как и на руках. Он казался изящным и опасным. Тускло поблескивали три стальных кольца на его шее, подвешенные на черную нить. Он придавил ее своим весом, жадно целуя. Нако обезумела от желания, ощутив его твердый, налитый такой же жаждой член своим бедром. Она протестующе застонала, когда он снова принялся играть с ней, доводя до исступления ловкими пальцами и жаркими губами. У нее не осталось терпения, не осталось сил ждать. Мучительно медленно он потянул на себя резинку ее трусиков и они, спотыкаясь и застревая каждый миг, поползли вниз по ее ногам. Она приподняла бедра, чтобы ускорить процесс. Кровь ее кипела, голова шла кругом, она сходила с ума. Каждая секунда растягивалась для нее в бесконечность, которую она не могла пережить. — О, Господи! — воскликнула она с восхищение и вожделением в голосе, когда ощутила его внутри. Итачи улыбнулся, третий раз за сегодняшний день, той особой улыбкой, которую показывал только ей. Подхватил под колено ее правую ногу и высоко закинул себе на спину. Толкнулся сильнее и глубже и женщина громко застонала, не в силах скрыть своего удовольствия. — Ты тоже, — запустил пальцы в ее волосы Итачи и с шумом втянул носом аромат ее шеи. Она хотела что-то сказать, но голос ее оборвался очередным стоном, а потом и вовсе ни о чем не смогла думать, пока бешено крутящийся вокруг мир не разлетелся на ослепительные осколки фееричным финалом. *** Они лежали, тесно прижавшись друг к другу. Влажные от пота, тяжело дышащие после оглушительного удовольствия. Голова Нако нашла пристанище на плече Итачи. Он закинул руку под голову, а другой, обвивая плечи Нако, легонько теребил ее сосок. Ее волосы покрывалом накрывали их обоих. — И что ты собираешься делать? — спросила Нако, когда молчание затянулось. Покидать объятья друг друга никто не спешил, но и прерывать тишину тоже. Она хотела знать, что Итачи будет делать с ними? И есть ли эти «они», или она на самом деле повторила судьбу Конан? Как не прискорбно было признавать, но женщина не могла забыть подобный опыт. Итачи лучше любого другого мужчины умел предугадывать ее желания, ее особые потребности, потому и добился такого головокружительного успеха. И теперь Нако особенно хорошо понимала Конан. — Ничего. Он найдет меня сам. Нако рассеяно моргнула, глядя на него. Несколько коротких секунд ей потребовалось понять, о чем же он говорит. В итоге она разобралась и с трудом подавила разочарованный вздох. Он даже не допускал мысли о том, что между ними могло что-то быть. Вместо этого Итачи целиком и полностью сосредоточился на работе. Осознав это, ей стало холодно в его объятьях и Нако потянулась за покрывалом, натягивая его на себя. Он видел, что обидел ее, не оправдал ожиданий, но ничего не сказал. Это так походило на описанного Конан Итачи, что Нако захотелось нервно рассмеяться. Ничто не способно изменить этого человека. С Конан он говорил о трупах, с ней — тоже. Больше ничто не волновало и не интересовало. Только смерть, разгадать которую он пытался. — Так, ты знаешь кто он? На самом деле, — Нако бы отодвинулась от него, но Итачи зарылся пальцами в ее волосы и удерживал их в кулаке, будто нарочно пресекая все ее попытки отстраниться. Она не могла понять о чем он думает и чего добивается. Но в этом и был весь Учиха Итачи. — Нет. Но ты права, мы думаем одинаково. И я могу предсказать его следующий шаг. Он смотрел в потолок, говорил отстраненно и холодно. В его взгляде не осталось и тени сжигающей его страсти. Он выплеснул свою бурю и обрел покой. В отличие от Нако. В ее груди зародилась новая буря, приносящая боль, а не удовольствие. — И каким он будет? — она продолжала говорить о убийце, только чтобы не молчать, не расстраиваться и не думать, какая она наивная дурочка. — Ты действительно хочешь это знать? Нако приподнялась на локте и смогла заглянуть ему в глаза. Взгляд его черных глаз был спокоен, лицо расслабленным, но уголки губ оставались напряженными. — Ты говорил, что он выбрал нас, — напомнила она. — Я долго не могла понять, чего он хочет от тебя. Но теперь знаю. — В глазах Итачи мелькнула легкая заинтересованность. — Он хочет показать тебе, чего ты лишился. Напомнить тебе, от какого удовольствия ты отказался. Итачи молча смотрел на нее и, судя по тому, что не стал опровергать ее слов, Нако попала в цель. — Что же до меня… — она замолчала. Опустила голову, собираясь с мыслями и силами. И не заметила, как нервная судорога пробежала по его лицу. — Мы оба знаем, какой финал меня ждет. — Это только твои догадки, — он отвел от нее взгляд, как будто боялся, что она застанет его на лжи. — Твое сходство с Изуми еще не значит, что именно ты его цель. Мало ли в мире похожих друг на друга людей. Она горько усмехнулась. — Слабое утешение. Он тоже знал это, но ничего другого сказать не мог. Она помолчала несколько секунд, а потом встряхнула головой, отгоняя мрачные мысли. — Мы можем перехитрить его. Опередить, — женщина подняла на него твердый, полный решимости взгляд. — Если ты мне поможешь. Скажешь, к чему готовиться. Мы сможем его взять. — Даже не думай, — отрезал Итачи и глаза его вспыхнули тем самым, хорошо знакомым Нако, пугающим до дрожи в коленях неистовым огнем. Вот только теперь, погладив дикого зверя, она больше не боялась его. Она облизала губы и села удобнее, кутаясь в покрывало, как единственную защиту, не столько от холода, сколько от его взгляда. — Ты не можешь отказываться от этой идеи. Возможно, это единственный шанс арестовать его. Нужно лишь разработать хорошую стратегию, — ее слова нисколько не убедили Итачи. Она поняла это по напряженному взгляду мужчины, но продолжала гнуть свою линию. — До сих пор у нас нет ни одной улики. Ни одного свидетельского показания. Он не засветился ни на одной камере наблюдения. У нас ничего против него нет! Но мы знаем, что ему нужна я. Так или иначе, он все равно доберется до меня, а я не буду даже подозревать кого опасаться. Что лучше: умереть просто так или с пользой для дела? Он не ответил. Ему и не нужно было ничего говорить, Нако каждой клеточкой тела чувствовала, если не порицание, то явное неодобрение. И она не могла осознать, почему он так противится ее решению. Нако по собственному опыту знала, что полиция никогда не брезговала «ловлей на живца», если представлялась такая возможность. Даже если была другая возможность, более осторожная, не ставящая в опасное положение гражданских лиц, полиция чаще всего шла по пути наименьшего сопротивления. И тем более не упускала такую возможность, если она была единственной. Нако однажды, по поручению Хирузена, пришлось упрашивать зареванного, трясущегося от ужаса, едва избежавшего смерть мужчину встретиться с его потенциальным убийцей лицом к лицу. Она обещала, что волос не упадет с головы жертвы, так тщательно его будут охранять — муха мимо не пролетит. Но на самом деле все ее заверения были ложью, продиктованной вышестоящими начальниками, гонящимся за раскрываемостью в ущерб человеческой жизни. Правда заключалась в том, что полиция не в силах гарантировать и тридцатипроцентной гарантии безопасности «живца». Никто не в состоянии спрогнозировать любой, даже самый невероятный сценарий и успеть отработать их все. А убийцы, хоть чаще всего они и не отличаются особым умом, порой бываю куда умнее всех детективов полиции вместе взятых. В той операции Нако участия не принимала. Она была слишком молода для этого, да и у Хирузена имелись свои неотложные дела. Наставник и не готовил ее к тому, чтобы гоняться за убийцами по всему городу. Он учил Нако думать наперед, предугадывать события. Но посчитал, что опыт уговоров гражданских согласиться рискнуть жизнью ради общего дела поможет ей в будущем. В итоге, она смогла уговорить человека пойти на смертельный риск и он погиб. Хуже того, что полиция так и не смогла захватить убийцу. На все вопросы, руководившие операцией детективы только пожимали плечами, мол, его никто не заставлял. А Нако решила, что никогда больше не станет подвергать кого-то опасности. Но сейчас эта жертва была необходима и она хотела ее принести. Вовсе не потому, что не ценила собственную жизнь. Напротив, Нако до ужаса боялась, того, что ждет ее впереди. И только общая цель могла придать ей сил принять свою судьбу с достоинством. Так почему в этом так сложно убедить Итачи? Он вышел из ванной, а Нако так и сидела, укутавшись в покрывало. Она надеялась, что он передумает и поможет ей. Но Итачи избегал смотреть в ее сторону. — Так, что скажешь? — не вынесла молчания Курасава. И в этот момент в дверь постучали. Взгляд Итачи тут же впился в нее. — Ты кого-то ждешь? — Нет, — недоуменно отозвалась она. В дверь стучали твердо и настойчиво, так, будто точно знали, что ее откроют. И это сбивала с толку. Нако не могла припомнить, чтобы кто-то из ее знакомых так стучал. Да еще являлся без предупреждения. — Итачи, — отозвались из-за двери, слыша, что они переговариваются. — Я знаю, что ты здесь. Открой. Мне нужно срочно с тобой поговорить. Голос Учиха Саске до сих пор преследовал Нако в кошмарных снах. Поэтому даже растерялась, услышав его голос. Но куда больше ее удивило, что Саске обращался к своему брату, точно зная, где он находится. Как ему это удалось, Нако не знала. Но не хотела думать, что он следит за ним. Итачи тут же выполнил просьбу брата и открыл двери, не утруждая себя необходимостью прикрыть наготу. Однако, судя по отсутствию какой-либо реакции у Саске, он вполне привык к такому виду. — В чем дело? — Сразу потребовал он ответа. Саске вытянул голову, стараясь заглянуть вглубь квартиры, но Нако так и не смог увидеть. Женщина, замерев с пледом у подбородка, молилась, чтобы младший Учиха не знал, чья эта квартира. Саске не оправдал ее ожиданий. — Добрый день, Курасава Нако, — она только ахнула в ответ. Итачи смерил брата тяжелым взглядом. — Я задал вопрос. — Прости, — в голосе Саске сразу проступили стальные ноты, свидетельствующие о том, что дело серьезное. — О’Коннор мертв. — Итачи не отреагировал на новость, будто ждал именно ее. — Ибики-сан тоже мертв. Убит. Его тело нашли в туалете палаты О’Коннора. Так что и его смерть под вопросом. Если хочешь узнать что-то, придется успеть раньше Эйя. — Ясно, — ему не требовались подробности. Ничего лишнего. — Дай мне минуту. И закрыл дверь. — Я жду в машине, — донеслось из-за двери, а потом все стихло. Ошарашенная Нако так и сидела, прижав покрывало к подбородку. Итачи спешно собирал вещи, раскиданные по квартире. Благо, что она была крошечной. И сел на диван, одеваясь. Нако взглянула на его напряженную спину. Заметила неглубокие царапины, оставленные ее ногтями и поспешно отвернулась, не желая пробуждать в себе воспоминания о их безумной страсти. — Его убили, верно? — осторожно спросила она. — Похоже на то, — отозвался Итачи, поднялся на ноги, застегивая джинсы. — Но О’Коннор был в коме. Он и так мог никогда не очнуться… — Он очнулся. Сегодня утром. Я говорил с ним, — слова Итачи повергли ее в шок. Нако подползла ближе. — Тогда, он назвал имя покупателя? — Нет. Наркоторговцы не спрашивают имен и не проверяют документы, — весьма грубо и раздраженно бросил он через плечо. — Он знал только прозвище. — На ее лице застыл немой вопрос и Итачи ответил. — Тофу. — Тофу?! В груди Нако расплылся первобытный ужас. Она широко распахнула обезумевшие глаза, резко дернулась, будто опасаясь, что из-под дивана выскочит монстр. И из-под дивана действительно выскочил кот. Тофу решил, что хозяйка позвала его и, забравшись на диван, с гордым видом хозяина, игнорируя присутствие Итачи, точно тот был частью мебели, бросился под ласковые руки. Никто, ничего не говорил. Итачи смотрел на кота и все понимал. Он слишком резко поправил ворот футболки и как-то стремительно подался вперед. Нако не успела опомниться. Его взгляд опалил ее. — Будь здесь, — потребовал он. — Когда вернусь, обсудим план. Она хотела кивнуть, но снова проморгала когда его пальцы подхватили ее подбородок и приподняли голову. Он заглянул ей в глаза и Нако показалось, что под напором его чернильного взгляда тьма разлилась по ее венам. Она зябко поежилась, но взгляда не отвела. Не нашла в себе сил. Будто только тьма в его глазах и была способна удержать от нарастающей паники. Он не произнес ни слова. Все что ему было нужно, он прочел в ее полных страха глазах. Поднялся, набросил на плечи куртку, втиснул ноги в ботинки и, подхватив ее пуховик, образовавшийся на пути, повесил его на вешалку у двери. Как только дверь за ним закрылась, Нако не знала куда себя деть. Ей было страшно так, как никогда в жизни. Одно дело предполагать и даже делать вид, что готова к своей судьбе. И совсем другое знать, что все твои опасения — чистая правда. В глубине души она надеялась, что ее паранойя не носит под собой никаких оснований. Что Итачи был прав и ее сходство с Изуми не значит ровным счетом ничего, кроме того, что это толкнуло к ней Шисуи. Мало ли в мире похожих людей? Она прижимала к себе мурчащего, утыкающегося мордой ей в ладонь кота. Женщина не могла пошевелиться, не могла вздохнуть без ощутимой боли в груди, не могла думать. Страх загнал ее в гол и приковал к месту крепче, чем кандалы. И все-таки она заставила себя встать на негнущиеся ноги. Сделать несколько шагов и запереть дверь, чего никогда не делала прежде, если была дома. На всякий случай, успокоения ради.