Впусти меня.

      «Луи, мне больно! Что ты, черт возьми, творишь?»       Снова пропуски в школе. Снова мама разочарована. Я просто не могу собраться и пойти в эту идиотскую школу, мне так стыдно, ведь я такой беспомощный и жалкий. Моя семья только страдает из-за меня. Мелисса пытается поддержать меня, но я даже не знаю, зачем меня поддерживать? У меня никаких проблем, ведь я в чёртовом порядке.       Дождь стучит своими каплями в окно уже второй или третий день подряд, и я ровно столько же никуда не выходил. Единственным спасением, моим убежищем оказались разговоры с ним.       Да, теперь мы с Гарри общались. Но не виделись с той ночи, когда я предложил ему какую-то дебильную игру, как маленький глупый ребёнок. А он, как маленький глупый ребёнок, согласился. Наше общение было таким обыденным, эту игру никто не упоминал, но что-то все ещё оставалось в этом парне такое притягательное, что я не уставал от него, как от всего остального мира.       «Может всё-таки придёшь завтра? Или, хочешь, завтра встретимся вечером?»       Одеяло давило на голову, ведь я полностью завернулся в него, раскаленный ноутбук беспощадно обжигал мои колени, а я судорожно набирал сообщение в ответ:       «Я правда не знаю, стоит ли? Учителя говорят что-нибудь? Мне все ещё не хочется выходить, чувствую себя отвратительно.»       Мне стыдно перед Мелиссой, ведь она так отчаянно хотела дать мне поддержку, а я доверился едва знакомому парню со школы. Я всей душой не хочу ранить её, она не заслужила такого свинского отношения с моей стороны. И в один момент во мне загорелось желание сделать ей что-то приятное. Какой-нибудь подарок в знак благодарности за то, что она столько лет терпит такого мудака как я.       Гарри больше не отвечал. Я всё ждал и ждал, нервно мотая ногой, что уже вошло в привычку. Но моя нетерпеливость взяла верх.       «Гарри, ты можешь встретиться со мной прямо сейчас?»       Мне не пришлось долго ждать, ответ пришёл почти сразу же, а в моей груди будто снова разросся огромный розовый сад — колючки давили, а бутоны нежно ласкали изнутри, ведь я испытывал двоякое ощущение. Но больше всего меня приободрила возможность встречи с ним. Может давно нужно было так сделать?

***

— Снова мы одни посреди ночной улицы, — заметил Гарри, глядя на фонарь, упорно пытавшийся спрятаться в тумане, что залил улицы после таких сильных дождей. — Место встречи изменить нельзя, — сейчас внутри меня царило полное спокойствие, то ли из-за Гарри, находившегося рядом, то ли из-за ушедшей вместе с дождями пустоты.       Как и заметил мой спутник, улица была совершенно пуста. Люди прятались дома за просмотром телевизора после тяжёлого рабочего дня, а кто-то только что вернулся домой из отпуска, кто-то делал ненавистное домашнее задание, а мы вдвоём и никого более просто стояли здесь, под лондонским фонарём среди тумана. Воздух был свежий и приятный, пахло асфальтом и влажной землёй, с крыш все ещё капала вода, напоминая тиканье настенных часов, что были в моей гостиной, сколько я себя помню.       Гарри переминался с ноги на ногу, а потом ему и вовсе надоело стоять, и он молча направился вдаль, я же пошёл вместе с ним. А он и не возражал. — Куда мы идём? — мой вопрос разрезал стоявшую тишину, которую изредка нарушали хлопки входных дверей в домах, да машины, мчавшиеся по главной магистрали вдали. — Тебе вечно надо все испортить. — Я слышал его тяжёлый вдох. — Мы почти на месте.       Здесь Гарри неожиданно завернул за угол. Я никогда прежде не бывал на этой улице, хотя знал о ней. Просто не хотелось там ходить, да и всё. Улица выглядела как типичная лондонская — пустая дорога, освещённая фонарями, по её краям два ряда домов, в которых жили такие же люди, как он и я. А может, немного другие.       Мы прошли до конца улицы, и Гарри остановился напротив сгоревшего, обвалившегося дома, которого в темноте было почти не видно. Стайлс всё смотрел и смотрел на него, а я не мог вновь нарушить эту тонкую гармонию между нами, а вместе с ней и режущую тишину. — Когда-то я жил здесь. С матерью, отцом, малышкой Джеммой. Как обычная семья. Как твоя семья. Как семья любого другого, — он говорил так размеренно и тихо, будто слова причиняли ему боль. — А что здесь произошло? — этот парень вызывал во мне ещё больше любопытства, чем раньше.       Запели свои песни сверчки, ветер легонько качнул деревья с желтеющими листьями, а Гарри продолжал смотреть на всё, что осталось от дома. — Когда мне было три или четыре, точно не помню, мама пекла наш любимый пирог. Вишнёвый, с такой сладкой начинкой и тонкой хрустящей корочкой наверху.       Парень снова тяжело вздохнул, а его взгляд уже ничего не выражал, он смотрел в пустоту. А я продолжал смотреть на него, трепетно ожидая дальнейших подробностей. — Произошла утечка газа и взрыв. Мы еле уцелели, но остались ни с чем, — он оторвал взгляд от дома и посмотрел мне прямо в глаза. В его взгляде я видел боль и отчаяние, чего не видел никогда прежде. — Мне жаль, — всё, что я мог выдавить. Безумно хотелось его обнять и дать почувствовать безопасность, но я знал, что он не позволит этого, не подпустит к себе так близко. — Хм. Твоя очередь, Томлинсон. Это был мой секрет, теперь я хочу услышать твой, — Гарри развернулся и пошел в ту сторону, откуда мы пришли, а я спешно последовал за ним.       Мы уже молча дошли до парка, а я всё ещё думал, что же ему рассказать. А он, в свою очередь, не давил на меня, за что я был благодарен. В голове проносились отрывки из моей жизни, я выбирал более подходящий, чтобы наконец-то обнародовать то, что так долго томилось в моей голове.       Проходя между вековыми дубами, я решился показать ему свои шрамы, которые никто никогда не видел. Ни мама, ни Мелисса. Никто, кроме меня. Я сам изуродовал себя, и мне приходится жить с этим.       Я снимаю куртку, неприятный холодок пробегается по моему телу, оставляя за собой мурашки. Закатываю рукав толстовки и выставляю руку вперед.       Гарри молча изучал отметины от острых лезвий на моей коже. Но через некоторое время прервал это молчание, которое только и спасало меня. Я так боялся его слов. — Почему ты это сделал? — всё, что я услышал от него. Подняв взгляд, я увидел его сосредоточенное лицо, морщинку меж бровей от напряжения и плотно сомкнутые в линию губы.       Я быстро раскатал рукав и надел куртку, отчего почувствовал приятное тепло. Небо начинало светлеть и проясниваться. Неужели мы провели всю ночь вместе? — Это было пару лет назад в один из моих… Срывов. Я так сильно ненавидел себя, что не хотел, чтобы такое ничтожество продолжало жить, чтобы оно загрязняло мир, — я говорил об этом и вновь переносился в те тяжёлые дни. Сейчас я надеюсь, что это больше никогда не повториться, ибо всё подобное хочется оставить в прошлом. — Ты не ничтожество, Лу, — длинные и тёплые пальцы обхватили моё запястье, забираясь под куртку.       Я был в недоумении. Он назвал меня Лу? Он сам приблизился ко мне? Черт возьми, моё сердце вновь ожило и забилось в бешеном ритме, а Гарри это почувствовал, ведь держал большой палец там, где отстукивает свой ритм пульс.