Искушение

«Скажи, зачем ты смотришь на меня?» — повторяю я про себя в сотый, наверное, раз, подходя к нашей квартире и нашаривая в кармане ключи. Большая связка с брелоком в виде совершенно розовой собаки со слишком большими ушами и слишком голубыми глазами. Ты, когда увидел, сказал, что она какая-то очень девчоночья. А я обиделся. Мне ее, эту собаку, мама подарила перед отъездом. На удачу. И теперь на ней ключи от нашей квартиры. И еще от моего дома там… дома. И от лаборатории, и от лаборантской… Много всяких ключей, в общем. Только вот значение почему-то имеют только одни. Мы живем в одной квартире уже почти месяц. И все у нас хорошо. Я курю, ты литрами пьешь свой кофе, я готовлюсь к занятиям и хожу на работу в больницу, ты ездишь по клубам и часами пропадаешь в библиотеке. Ты удобный сосед. Ты готовишь завтрак по утрам и покупаешь мне шоколадное молоко. Во всяком случае, оно почему-то всегда есть в холодильнике… А я закидываю твои вещи в стиральную машину, и даже иногда их глажу вместе со своими. Так что мы с тобой почти друзья. Во всяком случае, уже давно намного больше, чем просто приятели. И меня смущает только одно. Ты часто смотришь на меня так… Я каждый раз хочу спросить «зачем?». Но никак не решусь. Мне все кажется, что стоит мне спросить — и что-то неуловимо изменится. Даже если ты только рассмеешься в ответ и назовешь меня идиотом. Иногда я думаю, что я все это придумал, и нет ничего такого. А потом я ловлю очередной твой взгляд над ободком кофейной чашки. И все начинается снова. А сегодня я решился. Подумал, что не могу больше не знать… Впрочем, я точно так же решался на прошлой неделе. Вот и сегодня я всю дорогу тренировался, вырабатывал командный голос. Только он опять потерялся где-то на лестнице, пока я карабкался вверх в нашу мансарду. Замок щелкает: вот я и дома. Ты снова пил свой невыносимо черный кофе. Им пропахло все вокруг… Неужели опять собрался гулять до утра? Вообще-то это вредно для здоровья, ты знаешь? Мне так хочется сказать тебе об этом. Но я молчу. Эти слова тоже потерялись где-то. Наверное, их утянуло в вытяжку, которую я включил на кухне. — Матье? — кричишь ты сверху, и я улыбаюсь. У тебя сонный голос, несмотря на весь твой кофе. А значит, ты сегодня ночуешь дома. И я, конечно же, не испытываю по этому поводу ровным счетом ничего, кроме злорадства. А что? Мы же соседи по комнате. Им положено подкалывать друг друга. Я точно знаю, видел в каком-то мамином сериале. Ты быстро сбегаешь вниз по лестнице. Без рубашки, конечно же, зато в изрядно помятых джинсах. А на голове… Я мысленно усмехаюсь еще раз. Вся твоя роскошная грива сейчас больше всего похожа на большой клубок шерсти, в который запустили котенка. И из нее смешно торчат в разные стороны мелкие кудряшки. Ты вообще довольно смешной парень. Странный немного, но смешной. И наблюдать за тем, как ты потягиваешься, трясешь головой и машешь руками, стараясь объяснить, что ты уснул «только на минуточку» - это весело. И я точно знаю, что сейчас ты пойдешь варить себе очередную дозу своей черной смолянистой дряни. А ты знаешь, что я в честь этого события отправлюсь курить. А еще ты положишь в свою сажу три лишних ложки сахара, потому что только тогда я смогу это выпить… Мириться с привычками друг друга –это же по-добрососедски. И очень правильно. Я знаю. А еще мне иногда кажется, что я смотрю на тебя точно так же. И в такие дни, когда я особенно отчетливо замечаю смуглый, теплый оттенок твоей кожи, форму губ, красивый разрез глаз, в такие дни мне больше всего на свете хочется немедленно съехать и отправиться ночевать на вокзал. Или в гостиницу, или домой… туда, к маме и папе. Но я остаюсь почему-то. Зарываюсь в свои конспекты, курю, не поднимая взгляда. И все равно чувствую каждое твое движение в гостиной, слышу твои шаги на лестнице, текущую воду в ванной. Слышу, как шипит старая газовая конфорка и как ты глотаешь этот свой кофе слышу тоже… И твои взгляды тогда, как щекотка на коже. Как прикосновение, которого так и не случилось. Вот и сейчас… Только конспектов нет под рукой. И старенький ноут остался где-то там у порога в моем аккуратном кожаном портфеле. И я втягиваю в себя горько-сладкий табачный дым и выпускаю его маленькими сизыми облачками. Но их все равно слишком мало. Слишком мало для того, чтобы перестать смотреть на тебя. В сероватом остро пахнущем тумане ты кажешься каким-то ненастоящим. Как картинка в учебнике по анатомии. Вот вроде лежит перед тобой разрезанный человек, рядом мозг в баночке, кишки… А ужаса нет. И отвращения нет. Просто картинка, которую можно долго и спокойно изучать. И я тебя изучаю долго и спокойно. И страх делся куда-то. Только говорить мне отчего-то все равно не хочется. Смотреть гораздо приятнее. От дыма ты смешно морщишь свой красивый тонкий нос и еще больше щуришь чуть раскосые глаза. И небрежным движением закидываешь назад непослушные волосы, норовящие залезть в твою чашку. Они такие же черные, как твой кофе. Так что, наверное, они просто хотят там спрятаться… И когда ты в очередной раз зовешь меня к себе за стол, твой мелодичный голос звучит немного нетерпеливо. Но по-прежнему негромко. И мне снова становится интересно, как ты умудряешься петь со сцены, когда в жизни предпочитаешь говорить так, что слышно тебя только тем, кто стоит рядом. Ты снова ворчишь, и от этого мне почему-то становится смешно и очень уютно. Я не забываю состроить тебе рожу, но все-таки покорно переворачиваю трубку и выбиваю из нее пепел. Он легко падает в пепельницу и на столик вокруг. То ли я не рассчитал, то ли у меня и правда немного подрагивают от волнения руки. И сердце как-то странно заходится… наверное, кофе мне пить все-таки не стоит. Я поднимаюсь, и ты открываешь окно, прогоняя из квартиры последние кольца спасительного дыма. И реальность предстает передо мной во всей своей неприглядной натуралистичности. Как в анатомичке. И я, наверное, даже не удивлюсь, если меня вырвет. Не от отвращения. От страха. В комнате пахнет скошенной травой. А ты смотришь на меня в упор и улыбаешься так, что мне кажется, не надо уже ничего говорить. В солнечном свете твои волосы отливают синим, а кожа выглядит как кофе с молоком. Или какао… И наверное, пахнет также. Я закрываю глаза, чтобы не смотреть. И не думать. И вообще, я ведь могу сделать вид, что нет ничего такого. И не было никогда. Я же тебя знаю лет с пяти! И в жизни не думал, чем пахнет твоя нагретая солнцем кожа. Я жмурюсь, потому что надоедливый солнечный лучик светит прямо в глаза. А потом я чувствую, как он бежит по моей щеке, гладит брови, обводит пальцем губы… Теплый солнечный лучик. Невыносимо, нестерпимо, неправильно теплый и нужный до дрожи. И я не знаю, что мне делать сейчас. Убежать? Уехать? Испариться? Я бы упорхнул сейчас в окно вместе с табачным дымом. Но я не умею. И я стою, как дурак, стискивая до боли ладони, и стараясь не дышать. И чувствую, как ты трогаешь меня легко и нежно. И так приятно, что это почти пытка. И хочется плакать от ощущения собственной неправильности и порочности. От того, как невозможно избежать этих прикосновений, невозможно отказаться от них. И от знания, что именно об этом я думал, когда собирался задать тебе тот самый вопрос… А потом твои губы касаются моих. И мне кажется, я сейчас закричу. Закричу, что так нельзя! Нельзя! Даже если это то, чего мне так хотелось все это время. Наверное, у меня в глазах стоят слезы. И я наконец выдыхаю, а ты целуешь меня нежно-нежно. И я сдаюсь. Я не могу бороться с тобой. И с собой не могу. Я открываю рот, и чувствую, как ты тоже выдыхаешь. Немного шумно. И кожа твоя сейчас пахнет кофе, и дыхание тоже. Ты весь пропах своей горькой дрянью. И на вкус ты как кофе. Такой же терпкий и пряный. И приторно-приторно сладкий. И я знаю, что эта сладость только для меня. Потому что только для меня ты добавляешь в свое зелье три лишние ложки сахара.