Искушение

— Знаешь, иногда мне кажется, что я сумасшедший, — шепот у Влада тихий, чуть хрипловатый. Глаза лихорадочно блестят. Он сидит в кровати, обнимая ладонями чашку, от которой идет горячий пар, и кутается в плед: температура сорок и три. Я только вздыхаю и, кивнув, поглаживаю его по плечу. Лекарство все равно придется пить. А то еще немного, и у Влада начнется бред. Или он уже? — Да, да, — продолжает он, тряся влажными от пота волосами. — Вот ты тоже думаешь, что я неправильный. Я знаю. — Он прикусывает губу и смотрит на меня, над чашкой, чуть прищурившись. Я качаю головой. — Пей, Влад. Будет лучше, — прошу я. Вступать в дискуссию с больными — занятие бесполезное. Да и… нечего мне ему возразить, если уж по-хорошему. Совершенно нечего. — Пей, — повторяю, глядя в его упрямо сверлящие меня глаза. — Скоро придет Брижит. Принесет лимонов… — Не хочу. — Губы Влада упрямо сжимаются, и он пытается сунуть чашку мне в руки, промахивается, и все ее содержимое тут же растекается по моей футболке и брюкам. Горячо, черт! — Влад, твою ж мать! Влад смотрит на меня огромными широко распахнутыми глазами, потом на чашку, слишком белую на темном паркете, и на расплывшееся под ней бордовое пятно. — Матье… — произносит он одними губами и всхлипывает. Черт-черт-черт! С температурой Влад ужасен. И кажется жаропонижающего в доме больше нет. — Матье… — Влад хлюпает носом и пытается встать. То ли чтобы подойти и извиниться, то ли чтобы отвесить мне подзатыльник. Никогда нельзя быть уверенным… — Сиди. — Я удерживаю его за плечи. — Не надо. — Почему ты думаешь, что я странный? — Влад вцепляется мне в плечи своими пальцами и снова смотрит в глаза. — Скажи. Я качаю головой: — Ты бредишь. — Скажи. — Влад проводит по моей футболке ладонью и недовольно хмурится. — Мокрый. — Твоими стараниями, — улыбаюсь я и глажу его волосы. Боже, сколько я мечтал иметь на это право… Закрываю глаза. А через секунду чувствую, как руки Влада забираются под мою футболку, приподнимают влажную ткань и тянут вверх. Я мотаю головой и отодвигаюсь. — Влад. — Хочу, чтобы голос звучал строго, но ни фига не получается, конечно. Слишком странный разговор, слишком странное все… — Влад, — пробую я снова. — Ты болен. Температура. Ложись. Влад мотает головой так, что волосы бьют по щекам. — Тут тени, — объясняет он, обводя диким взглядом стены. — А ты говоришь, что я псих. — Я не говорю. — Я все-таки стягиваю футболку и поднимаю кружку. Нужно спуститься вниз и поискать еще лекарства. И тряпку заодно. — Думаешь. — У Влада даже шепот получается упрямым. Я вздыхаю и качаю головой, отворачиваясь. Спорить я не буду. —Но почему?! – Влад снова тянется ко мне и я, не выдержав, сажусь рядом, прижимаю его к себе, покачиваюсь с ним в такт, вдыхая запах его волос. Сейчас он пахнет болезнью. Но это все равно приятно. Потому что свое, родное. Потому что я могу его обнимать и шептать на ухо какую-то фигню, поглаживая по спине. Потому что могу, закрыв глаза, раствориться в нем и не думать ни о чем кроме. Забыть, что он странный, забыть, что я ломаю свою жизнь, что я гибну рядом с ним каждую секунду… Все забыть и быть счастливым. Так, как умею. Столько, сколько получится. Внизу хлопнула дверь и по коридору застучали легкие шаги: Брижит прибежала домой с работы. Я качаю головой и прижимаю Влада ближе. Тот тяжело сопит мне в плечо и что-то бормочет еле слышно, то и дело тихонько постанывая. Кажется, уснул. Я сижу так до тех пор, пока Брижит не влетает в комнатку, вся растрепанная, пахнущая стылым зимним воздухом и лимонами. Вместе мы укладываем Влада обратно на кровать, накрыв несколькими пледами по самые уши, потом вместе толчемся на кухне, осматривая ящик за ящиком в поисках уксуса или спирта. И раздеваем его тоже вместе. Влад стонет и пытается брыкаться, одновременно стараясь натянуть на себя все одеяла. Но мы не позволяем. Обтираем его, кладем компрессы на лоб и руки. Он мотает головой, ругается, кажется, по-русски и, то и дело хлюпая носом, надсадно кашляет. Но температура падает. Мы с Брижит переглядываемся над кроватью и, вернув наконец-то спокойно спящему Владу его одеяла, спускаемся в кухню. Тут уже темно и пахнет уксусом. Я включаю вытяжку, Брижит ставит чай. А потом мы сидим за столом и молчим, чтобы наперегонки побежать наверх, стоит Владу зайтись в очередном приступе кашля. Иногда я думаю, что Влад не зря не понимает, почему его считают странным. Что странного в том, чтобы любить, заботиться и наслаждаться этим? Что странного в том, чтобы делать все это с теми, кто тебе действительно важен, вне зависимости от их пола, возраста и количества? Но потом… потом я представляю глаза мамы, голос отца и понимаю, что я, наверное, тоже болен. Заразился от Влада его безумием. Я никогда не скажу этого ему, и Брижит тоже не скажу… Потому что… потому что не хочу, чтобы они понимали то, что понимаю я. Не хочу, чтобы, поверив мне, они вычеркнули меня из своей истории как портящий ее элемент. Пусть я эгоист, грешник, распутник и еще черт знает кто, но я не хочу… Влад снова кашляет и, кажется, просыпается. Брижит снова торопится наверх, а я иду на кухню за градусником и заодно готовлю чай… Такая хрупкая иллюзия счастья. Я вдыхаю запах трав и ягод и закрываю глаза. Что ж, буду верить в нее. Столько, сколько получится. Я качаю головой: — Ты бредишь. — Скажи. — Влад проводит по моей футболке ладонью и недовольно хмурится. — Мокрый. — Твоими стараниями, — улыбаюсь я и глажу его волосы. Боже, сколько я мечтал иметь на это право… Закрываю глаза. А через секунду чувствую, как руки Влада забираются под мою футболку, приподнимают влажную ткань и тянут вверх. Я мотаю головой и отодвигаюсь. — Влад. — Хочу, чтобы голос звучал строго, но не фига не получается, конечно. Слишком странный разговор, слишком странное все… — Влад, — пробую я снова. — Ты болен. Температура. Ложись. Влад мотает головой так, что волосы бьют по щекам. — Тут тени, — объясняет он, обводя диким взглядом стены. — А ты говоришь, что я псих. — Я не говорю. — Я все-таки стягиваю футболку и поднимаю кружку. Нужно спуститься вниз и поискать еще лекарства. И тряпку заодно. — Думаешь. — У Влада даже шепот получается упрямым. Я вздыхаю и качаю головой, отворачиваясь. Спорить я не буду. —Но почему?! – Влад снова тянется ко мне и я, не выдержав, сажусь рядом, прижимаю его к себе, покачиваюсь с ним в такт, вдыхая запах его волос. Сейчас он пахнет болезнью. Но это все равно приятно. Потому что свое, родное. Потому что я могу его обнимать и шептать на ухо какую-то фигню, поглаживая по спине. Потому что могу, закрыв глаза, раствориться в нем и не думать ни о чем кроме. Забыть, что он странный, забыть, что я ломаю свою жизнь, что я гибну рядом с ним каждую секунду… Все забыть и быть счастливым. Так, как умею. Столько, сколько получится. Внизу хлопнула дверь и по коридору застучали легкие шаги: Брижит прибежала домой с работы. Я качаю головой и прижимаю Влада ближе. Тот тяжело сопит мне в плечо и что-то бормочет еле слышно, то и дело тихонько постанывая. Кажется, уснул. Я сижу так до тех пор, пока Брижит не влетает в комнатку, вся растрепанная, пахнущая стылым зимним воздухом и лимонами. Вместе мы укладываем Влада обратно на кровать, накрыв несколькими пледами по самые уши, потом вместе толчемся на кухне, осматривая ящик за ящиком в поисках уксуса или спирта. И раздеваем его тоже вместе. Влад стонет и пытается брыкаться, одновременно стараясь натянуть на себя все одеяла. Но мы не позволяем. Обтираем его, кладем компрессы на лоб и руки. Он мотает головой, ругается, кажется, по-русски и, то и дело хлюпая носом, надсадно кашляет. Но температура падает. Мы с Брижит переглядываемся над кроватью и, вернув наконец-то спокойно спящему Владу его одеяла, спускаемся в кухню. Тут уже темно и пахнет уксусом. Я включаю вытяжку, Брижит ставит чай. А потом мы сидим за столом и молчим, чтобы наперегонки побежать наверх, стоит Владу зайтись в очередном приступе кашля. Иногда я думаю, что Влад не зря не понимает, почему его считают странным. Что странного в том, чтобы любить, заботиться и наслаждаться этим? Что странного в том, чтобы делать все это с теми, кто тебе действительно важен, вне зависимости от их пола, возраста и количества? Но потом… потом я представляю глаза мамы, голос отца и понимаю, что я, наверное, тоже болен. Заразился от Влада его безумием. Я никогда не скажу этого ему, и Брижит тоже не скажу… Потому что… потому что не хочу, чтобы они понимали то, что понимаю я. Не хочу, чтобы, поверив мне, они вычеркнули меня из своей истории как портящий ее элемент. Пусть я эгоист, грешник, распутник и еще черт знает кто, но я не хочу… Влад снова кашляет и, кажется, просыпается. Брижит снова торопится наверх, а я иду на кухню за градусником и заодно готовлю чай… Такая хрупкая иллюзия счастья. Я вдыхаю запах трав и ягод и закрываю глаза. Что ж, буду верить в нее. Столько, сколько получится.