Вечные

      Город старый. Он был старым, когда они пришли сюда, и останется старым после них, даже если все вокруг окончательно застроят небоскребами в сотню этажей. Людей на планете не уменьшается, и Дин мысленно извиняется перед городом: он старается, честно, но всех не вырежешь.       Мосты через Влтаву, не замерзшую до сих пор, светятся огнями: раньше это были фонари, еще раньше — факелы, а сейчас — какая-то невозможная химическая смесь, которая не портит экологию и сберегает энергию. Все помешались на природе и экономии. Когда-нибудь планета прикончит сама себя, и он поглядит на это, и брат поглядит тоже. Они даже посмеются, может быть. Сэм такой спокойный стал — ни одной чертовой эмоции из него не выудить просто так. А он-то думал, будет весело, хотя братовы птицы пришлись ему по вкусу. Сэмми всегда был сладеньким малышом, независимо от смертности или вечности. Все равно мелкий, и теперь это не изменится никогда. Они застыли, а время обтекает их, как ручей камни.       — Нарушаешь законы средь бела дня? — Сэм кивает на стакан с пивом у Дина в руке. — Распитие алкоголя на улице запретили, еще когда я был человеком. И ты был.       Дин хмыкает. Вода реки искрится от огней. Какой-то святой, забытый всеми, с отбитым или стесанным ветром лицом, опустив голову, смотрит на них и, наверное, думает, что хорошо, что он умер задолго до того, как нечестивые стали бродить по этой старой земле.       — Сейчас ночь. И мне все равно. Законы — не для меня.       — Звучит, как строчка из неудачной песни. — Сэм опирается на высокий бортик моста. Локти нарушают слой снега, который припорошил темный камень. Зима почти в Праге, но они уедут, прежде чем она окончательно настанет. Немного грустно почему-то от этой мысли.       — Ты или я? — спрашивает Дин, допивает пиво и накрывает бокал ладонью. Черный туман вращается за тонким стеклом маленьким смерчем.       — Буря в стакане, да? — усмехается Сэм, понимая, что Дин поинтересовался из чистой вежливости. — Может, не сто́ит?       — Не люблю, когда за мной ходят.       — Это я хорошо усвоил, — слабо улыбается Сэм и делает жест рукой, мол, валяй.       Огни гаснут везде — это похоже на скачок напряжения. Восемнадцать мостов Праги исчезают. Фигуры святых, видавшие все от чумы до войны, тонут в темноте. Вода Влтавы становится матово-черной. Сэм слышит шаги брата, гулко отдающиеся в тишине, слышит чужое сердце, бьющиеся неистово: страшно, да, но не темноты надо бояться, а того, что в ней, чувак.       Ничему новых охотников не учат. Он слышал, что в Штатах даже школа для них открылась, но, видимо, все прогуливают уроки. Этот, по крайней мере, точно.       Все заканчивается быстро, и Сэм удивлен, на самом деле. Чужое сердце молчит. Родное тоже. Прага вновь светла и сказочна, как в старых-недобрых историях братьев Гримм. Химические фонари медленно меняют цвет. Карлов мост то синтетически-синий, то истерически-фиолетовый, то травянисто-зеленый, но в конце концов свет останавливается на нейтрально-желтом, как в старые времена: явно Диновы старания.       — Даже играть не стал? — спрашивает Сэм без особого интереса. Буря в стакане успокаивается: туман оседает и развеивается.       — Салага, — отвечает Дин и вытирает клинок о снег, оставляя красную полосу. — Даже не заметил меня. С такими играть — только время тратить.       — Времени у нас достаточно, — замечает Сэм, стряхивая кровавую дорожку с бортика. Дин наблюдает за этим с ухмылкой, а потом достает из внутреннего кармана фляжку и выливает содержимое в пустой стакан.       — Угощаю, — говорит он. — Кажется, закона, запрещающего распитие крови двадцатидевятилетней выдержки посреди ночи и моста, еще не придумали.       — Уж не забота ли это? — смеется Сэм, но к крови не притрагивается. — Где мальчишка, Дин?       Тот глядит исподлобья и плотоядно скалится. Сэма передергивает от отвращения: никто никогда не найдет мальчишку, потому что не осталось того, что можно искать. Фокусы брата намного более страшные, чем его. Навыки брата намного более практичные, чем его.       — Ну-ну, Сэмми, не делай такое лицо.       — Какое?       — Будто жалеешь, что пошел со мной.       Сэм молчит. Дин разворачивается и идет прочь.       Стакан с кровью остается стоять на бортике Карлова моста.