***
Чердак был большим, но заставленным совершенно разными вещами, о многих из которых Гермиона даже не знала или же давно позабыла. Всё было покрыто толстым слоем пыли, успевшим скопиться здесь за те полгода, что они жили в этом доме. Среди предметов она разглядела фоторамки, которые уже давно были заменены на другие, фотоальбомы со времён Хогвартса, лежащие стопкой, старые пергаменты, перья и прочая школьная канцелярия, которая была свалена вместе с учебниками. Девушка знала, что всё это её книги, так как к своим Драко никогда не относился так, как она, а ей было жаль выбрасывать то, что до сих пор хранило воспоминания о школе, пусть они и не были изрисованы внутри, как у Гарри с Роном, и не хранили записки, как у Джинни. Ей это всё равно было безумно дорого, и совсем не потому, что это были именно книги. Для неё это было нечто большее. Гермиона бережно провела пальцами по корешкам книг, оставляя на них яркие полоски, и тепло улыбнулась. Она не могла поверить, всё это столько лет спустя: они все уже взрослые, прошли войну, многие вышли замуж или женились, а у кого-то уже свои дети. Ностальгия хлынула, как нескончаемый поток воды в океане, вызывая в памяти яркие отрывки прошлого и странную, но широкую улыбку на лице. Немного успокоив себя и напомнив, что до возвращения мужа осталось не так много времени, и если она хочет успеть, то нужно начинать прямо сейчас. Она повертела головой, думая, с чего стоит стереть пыль в первую очередь, что лучше выкинуть, пока Драко не заметил, а что можно оставить. Девушка неспешно оглядывала помещение, когда её внимание привлекла небольшая деревянная коробка в самом углу у окна. Она подошла поближе и осторожно взяла её в руки. Это было что-то вроде большой прямоугольной шкатулки из резного дерева, покрытой прозрачным лаком с каким-то необычным узором на крышке. Гермиона была уверена, что раньше она эту шкатулку нигде не видела. Вещь была явно не её, а значит, принадлежала Драко. Она уже хотела отставить её в сторону, так как уважала его личное пространство, но коробка будто притягивала её, вызывая неуёмное любопытство, которое хотелось немедленно удовлетворить. Зачем-то оглядевшись вокруг, девушка протянула руку к медной застёжке, но тут же отдёрнула её. В ней упорно боролись совесть и жажда узнать, что же там внутри. В конце концов, успокоив себя для вида фразой, потянулась к ящичку: — Ну, я же прибираюсь, значит, мне нужно посмотреть, что это, и понять, насколько это необходимая вещь и куда её убрать, если что. Совесть где-то внутри тут же проснулась и пробормотала: «Ага, как же, а дождаться Драко и спросить его ты, конечно, не догадалась!» Кое-как избавившись от этого внутреннего голоса, она всё же справилась с крышкой и распахнула её. Увиденное заставило её удивлённо вскинуть брови: внутренность коробки была поделена на небольшие отсеки, и в каждом из них стоял небольшой флакончик, заполненный мутноватой серебристой жидкостью. Она не могла поверить, что такой не сентиментальный человек, как её муж, мог хранить какие-то воспоминания. Только она протянула руку к первому флакончику, как совесть снова разбушевалась: «Ну ладно, ты посмотрела содержимое коробки — это можно объяснить необходимостью приборки, но смотреть его воспоминания — это как читать чужие письма! Ты всегда была такой примерной, правильной, даже местами чересчур щепетильной, а тут…» Гермиона была, конечно, согласна со своей совестью, но было так мучительно интересно, какие же воспоминания мог хранить Драко. Минут десять она, не двигаясь, стояла со шкатулкой в руках, борясь с собой и собственным любопытством. В один момент она слегка покачнулась и внезапно наткнулась на собственное лицо, плавающее в одном из флаконов где-то на поверхности. Не удержавшись, она подняла его и обнаружила, что под каждым, судя по всему, лежит небольшая картонка с надписью. Та, на которой стояла взятая только что бутылочка, гласила: «24.12.1995г.». Рождество. Их четвёртый курс — тот самый, со Святочным балом, на который она ходила вместе с Виктором Крамом. Они немного общались по сей день и были разве что хорошими знакомыми, а тогда он проявлял к ней нешуточный и весьма понятно трактующийся интерес. Она отлично помнила и то волнение перед балом, и то, какими взглядами одарили её все, увидев с Крамом, поначалу не узнавая, и то, как на неё кричал потом Рон, испортив настроение и доведя до слёз. Только вот Драко почти не отложился в памяти в тот день, кроме, пожалуй, его наряда, который Гарри с Роном язвительно прокомментировали: «Ну, точь-в-точь пастор», — и громко фыркнули. Она усмехнулась, припоминая, что он и правда походил на протестантского священника в своей чёрной мантии с поднятым воротником, а потом расхохоталась, представляя рядом с ним Пэнси Паркинсон, которая тогда была одета в светло-розовую мантию, обильно украшенную рюшами и бантами. Ей ещё тогда невольно подумалось, что она похожа на торт с кремом в этом своём наряде. Она снова взглянула на лежащую на ладони капсулу и уже хотела сложить обратно, когда разглядела в коробке ещё один кусок пергамента, небрежно засунутый сбоку. Развернув его, она увидела тот же аккуратный каллиграфический почерк Малфоя: «Гермиона, если ты нашла это (я же знаю, что ты не удержишься и откроешь шкатулку, — тут Гермиона покраснела и представила фирменную малфоевскую усмешку, которая должна была отразиться в этот момент на его лице. — Но я нисколько не сержусь, честно), то моя репутация сдержанного аристократа уже точно разрушена. Но я хочу, чтобы ты знала, что для меня эти воспоминания значат очень много. Пусть большинство из них не покажут меня в хорошем свете, они мне дороги. Знаешь почему? Потому что все они связаны с тобой. Да, теперь можешь смеяться надо мной: я был влюблён в тебя ещё в школе, но сначала попросту этого не понимал, а потом не мог признаться ни себе, ни тем более кому-либо ещё. Представь выражения лиц твоих обожаемых (не закатывай глаза, милая) Поттера и Уизела (прости-прости, Уизли), а ещё лучше моего отца (о нет, это лучше даже не пытаться), если бы я курсе на четвёртом озвучил подобное. Помимо этого, я думаю, ты сама понимаешь, что это было бы опасно и для тебя — больше всего для тебя. Ты же умная ведьма, иногда даже слишком (шучу). В любом случае, если ты держишь в руках эту шкатулку и читаешь моё письмо, то знай: я не просто разрешаю тебе посмотреть все мои воспоминания, но даже прошу об этом. Я хочу, чтобы ты видела всё с моей стороны, безумно. Люблю тебя. Целую, Драко». Гермиона дочитывала письмо с открытым ртом и никак не могла прийти в себя от таких признаний. Она глубоко вздохнула и медленно выдохнула, снова посмотрев на текст записки, не видя ни единого слова. Он сам позволил ей посмотреть свои воспоминания, и теперь её ничего не останавливало, но почему-то ей стало очень страшно. Сложно было объяснить себе причину, ведь ей предстояло увидеть сцены из школьной жизни, пусть и не самые приятные — с оскорблениями человека, который сейчас был её мужем. Девушка знала, что там было, но также понимала, как этот человек относится к ней сейчас. К тому же теперь ей было известно, что и тогда нравилась Малфою, просто он скрывал чувства за тем, что говорил абсолютно противоположное. Все эти сумбурные мысли, враз появившиеся в её голове, не давали покоя и вызывали дрожь по коже. Тем не менее Гермиона взяла себя в руки и откупорила тот самый флакон, который до сих пор держала. Содержимое она тут же вылила в специальный сосуд, который нашла неподалёку. Видимо, Драко иногда просматривал эти воспоминания и пользовался им. Глубоко вдохнув, она погрузила лицо в мутноватую субстанцию. Её тут же закружило и вытолкнуло куда-то наружу.Предисловие. Любопытство не порок
24 декабря 2017 г. в 04:38
Уборка перед Рождеством уже давно стала неотъемлемой частью подготовки к празднику, ведь так называемый новый год всем хочется начать в чистоте и порядке, да и праздновать, когда в кресле валяются давно прочитанные книги, а на кухонном столе — старые документы, тоже никому не доставляет радости.
Гермиона вздохнула и, взяв щётки, тряпки и ведро, отправилась на чердак, до которого у неё целых полгода не доходили руки.
Конечно, она могла бы прибрать всё с помощью волшебства, однако это было их первое Рождество вместе, в статусе семьи, и она почему-то невообразимо волновалась. А уборка ещё с подросткового возраста её всегда успокаивала.
Их дом, в отличие от пафосного Малфой-мэнора, был куда более простым, но от этого не менее уютным, особенно после свежесделанного ремонта, которому она посвятила первые месяцы после свадьбы.
В огромном поместье ей было некомфортно, и девушка никогда не чувствовала себя там как дома, несмотря на то, что после войны его перепланировали и от прежнего интерьера, так напоминавшего ей о пытках и сумасшедшей Беллатрисе, не осталось ничего.
Пусть даже Люциус и Нарцисса стали более толерантными в отношении маглорождённых и искренними и не позволяли себе грубости или какие-либо нелестные высказывания в адрес невестки, она не смогла там прижиться.
Тем не менее Гермиона с удовольствием гуляла по их огромному саду, вполне душевно беседуя с Нарциссой, когда они с Драко приезжали в гости к его родителям и он уединялся с отцом в кабинете.
Миссис Малфой, которую Гермиона называла исключительно по имени, по просьбе самой свекрови, оказалась чудесной женщиной, безумно любящей свою семью, и с очень неожиданными хобби. Гермиона сначала никак не могла поверить, что чистокровная волшебница увлекается садоводством и вышиванием.
Тем не менее Нарцисса вышивала чудесные картины, висевшие в её будуаре и кабинете мужа, и множество розовых кустов и других декоративных растений в саду были заботливо выращены именно ею. Благодаря свекрови сад около их с Драко дома был пусть не таким же большим, но очень красивым и уютным, а на диване в гостиной и в спальне лежали думки с ручной вышивкой.
Что бы ни было в прошлом, Гермиона искренне привязалась к этой мудрой женщине, которая всегда давала ей дельные советы по поводу внешнего вида, семейной жизни и Драко в частности. Нарцисса с готовностью соглашалась помочь невестке с выбором наряда на очередной приём, подарка для мужа и свёкра или блюда на романтический ужин.
Когда они с Малфоем поцапались через пару недель после свадьбы и он, неожиданно психанув, аппарировал к родителям, именно свекровь перенеслась к ней уже спустя десять минут, пока девушка не успела сбежать к друзьям.
Нарцисса застала её в слезах, запихивающей в сумку очередную книгу и украдкой вытирающей дорожки на щеках и без лишних слов просто обняла её.
После чего поставила на стол пару бутылок хорошего эльфийского вина и, совершенно по-девичьи хихикнув, сообщила, что Люциус устроил Драко немыслимый разнос за «бабский поступок» и за то, что бросил молодую жену одну и «прибежал плакаться родителям, как пятилетний ребёнок».
В ответ Гермиона слабо улыбнулась и достала бокалы и сыр с плиткой её любимого горького шоколада.
Они тогда проговорили всю ночь: сначала о ссоре и семейной жизни в целом, а потом уже просто по душам. Нарцисса не перебивала, когда Гермиона плакала и пересказывала случившееся, а после успокоила и, усмехнувшись, дала парочку разумных советов по приручению Драко, заметив, что когда-то ей они очень помогли с её собственным мужем.
Когда же разговор перешёл на более обыденные вещи, оказалось, что у них очень много общего, и с этого дня их общение стало ещё более близким и душевным.
Узнав о привычке невестки прибираться вручную перед праздниками, Нарцисса с энтузиазмом поддержала её, что было весьма неожиданно от чистокровной волшебницы, с детства окружённой домовиками. Сложно было поверить, но она и сама любила поработать руками перед праздниками, чтобы немного разложить по полочкам мысли.
Вот и сейчас, как все предыдущие годы, только ранее в доме родителей, она поспешила начать уборку, пока мужа не было дома. Почему-то она хотела сделать всё именно до его прихода. В этом не было какого-то стеснения или требования Драко, это было лишь её желание, подкреплённое неизвестно чем.