My little Jiminie

Чонгуку не нужно объяснять – он сразу понимает, что Юнги не настроен общаться сейчас, после услышанного от брата по телефону. Поэтому омега довольно быстро уходит, ссылая свою спешку на то, что муж ждет его уже довольно долго. Юнги, конечно же, понимает, в чем все дело, поэтому с благодарностью смотрит, пока друг уходит. Чонгук всегда знает и видит, когда альфе нужно побыть одному. И Мин ценит это больше всего остального. На экране телевизора меняются кадры, Юнги смотрит на них и не может сфокусироваться, у него в голове только «хочу тебя» родным голоском. И главное, он даже не знает – серьезно Чим это или, возможно, просто понял о чувствах брата. Из глубоких раздумий брюнета приводит в реальность сильный стук в дверь. Юнги машинально осматривает комнату, проверяя, не забыл ли чего Чонгук. Убедившись, что не забыл, Мин плетется к двери, по дороге запинаясь о вздернутый край небольшого коврика в коридоре. Стук усиливается, поэтому Юнги не смотрит в глазок, чтобы скорее открыть дверь и избавиться от этого громкого звука. Дверь скрипит, напоминая о том, что нужно бы поменять ее, а альфа замирает в легком шоке, когда видит перед собой растерянное личико Чимина. Он стоит, смотрит в пол и перебирает пальчиками, тяжело дышит и боится поднять взгляд. — Х..хен, — он шепчет, стараясь объяснить ситуацию, но это совсем ни к чему, ведь Юнги альфа, он все прекрасно понимает и сам. — У тебя течка? Чим неуклюже кивает, шмыгает носом и хмурится из-за неприятных ощущений по всему телу – оно ноет, все, с кончиков пальцев на ногах до ушей, все тело. — Я позвоню папе, он заберет тебя, — Юнги помогает брату войти, прикрывает дверь и придерживает омегу за талию, — тебе нельзя тут долго оставаться. — Нет, не звони… — Чимин жмется к телу брата, постанывая в его плечо, — мне больно… Ему больно! Юнги стоит и стискивает зубы до такого скрежета, что можно записывать музыкальную партию, потому что ему тоже больно – там, внизу, очень больно! А еще этот запах… кажется, еще мгновение и Юнги потеряет самообладание. Или же, он уже его потерял… — Хен, пожалуйста, — Чим стонет, дрожит и смотрит так пошло, что тут не только крышу сорвать может. Но у Юнги срывает именно ее. Он поднимает брата, закидывает его на плечо и несет в спальню. Перед глазами пелена и альфе все равно…да, все равно, что будет завтра. Юнги осторожно укладывает омегу на кровать, расстегивает его джинсы и припадает губами к боксерам, чувствуя горячее возбуждение брата через черную ткань. Член сочится ароматной смазкой, которая оставляет влажные пятна на нижнем белье, и это возбуждает до коликов в животе. Альфа стягивает мешающие штаны и боксеры, пока Чимин неуверенно касается его волос пальцами, смущаясь от того, что Юнги сейчас видит его таким обнаженным и совсем беспомощным. Чим двигает бедрами, умоляюще стонет, а Юнги целует его живот, водя язычком вокруг пупка, спускается ниже и останавливается у члена, глядя исподлобья на извивающегося от желания брата. — Хен, пожалуйста… — шепчет младший, избавляясь от рубашки дрожащими руками. Юнги проводит языком по головке, слизывая смазку, гладит накаченные ляжки брата, а затем берет небольшой чимов член в рот полностью, сразу начиная двигать головой в такт движениям бедер брата. Мин водит рукой по анусу Чимина, дразня его и заставляя умоляюще толкаться к брату, чтобы его пальцы оказались внутри. — Тише, малыш, — Юнги вставляет два пальца во влажную промежность, двигая ими внутри как ножницами. — Сейчас хорошо? Чим стонет, но крутит головой. Конечно, не хорошо! Альфа и сам понимает, чего брат от него хочет — кому понравятся пальцы внутри, когда рядом такой крепкий альфа с не менее крепким членом. Но Юнги все еще помнит, что они братья…вроде бы. Чимин кусает губы от желания и выгибается в спине, пока брат стягивает с себя джинсы, отправляя их на пол. В нем сейчас совсем умирает то «альфа отличается от омеги тем, что…», он видит перед собой омегу, он хочет его. И он уверен, что они истинные. Как бы странно это не было. Юнги избавляется от нижнего белья, сразу пристраивается сзади, потому что Чимин умоляет его быть быстрее. Водит членом по анусу, надавливает на него, заставляя брата хрипеть от возбуждения. — Прости меня, малыш… — Быстрее… В это мгновение Юнги кажется, что он лишился некоторых чувств – он не видит ничего и не слышит, только остро ощущает, как Чимин сжимает его внутри. Он лишь изредка слабо слышит то, как младший стонет, как он переходит на крик… он слышит свое имя, произнесенное его голосом, и еще больше теряет голову. Чимин не смеет перечить, только принимает альфу внутри и терпит его грубость – ему даже нравится, когда Мин не дает отдышаться, когда не останавливается ни на секунду, пока не изольется на бронзовую кожу густым семенем, а затем снова входит без предупреждения, заставляя сжимать простынь до белых пятен на коже и ловить ртом воздух, заливаясь в немом крике. Чимин боится. Боится того, что будет, когда брат придет в себя, боится, что тот отстранится и все вернется на круги своя. Хоть и понимает, что это, скорее всего, самый лучший исход из всех возможных для них обоих. Ведь он, как ни крути, его Чимин~и. Его младший брат. Течка Чимина длится три дня. И три дня Юнги не может остановиться. Он не понимает – и об этом, как и об ощущении истинного в своем младшем брате, не было написано ни слова ни в одной оставленной отцом книжке. Юнги просыпается, оглядывается по сторонам и сразу находит сидящего на краю кровати Чимина, который надувает губки и увлеченно читает какую-то книгу. Брюнет робко садится рядом и кладет руки на плечи брата. — Прости меня…тебе нужно… — не нужно быть альфой, омегой, кем угодно, чтобы понять, что произошло. Омега улыбается, откладывает книгу коричневого цвета и поворачивается к брату, осторожно чмокая его в щеку. — Что, уйти? Нет, хен, не угадал, — рыжик виснет на чужой шее и жмется к теплому обнаженному телу своим, — родители звонили. Потеряли меня, мы ведь выпали из жизни на три дня, — чмокает в подбородок брюнета и вздыхает, — Мне пришлось рассказать все, когда они поняли, что я вру о том, что задержался у друга. Я сказал, что ты – мой альфа, а я твой омега. Когда я пришел домой, они ругались, папа плакал, потому что они не слепые и, наверное, догадывались. — Рыжик жмется к телу сильнее, будто ища утешения. — Я уже перенес некоторые свои вещи из дома. Правда для этого пришлось освободить одну твою полку в комоде… Юнги злится, хмурит брови и шепчет на ушко: — Зачем ты это сделал? Ведь родители… — Отойдут…они ведь всегда нам все прощают. Юнги гладит чимову рыжую макушку, пропуская локоны между пальцев. Ему кажется, что Чимин, будто котенок, которому некуда идти, ластится к рукам и телу только, чтобы его приняли, чтобы оставили. — Я люблю тебя, знаешь? — Юнги водит носом по затылку Чимина и вдыхает его сладкий запах, пока тот смущенно прикрывается своей полосатой рубашкой, которая почему-то кажется старшему очень знакомой. — Знаю. Чимин боится, что Юнги разгадает его тайну, ведь он до сих пор не знает, куда пропадали его старые рубашки, которые он собирался выбросить. Ведь он до сих пор не знает, что Чимин каждый день засыпал с мыслью о нем и просыпался с ней же. И у омеги есть хорошая возможность рассказать обо всем этом. Юнги целует Чимина так нежно, будто он растворится, стоит коснуться его немного сильнее. Рыжик улыбается сквозь поцелуй, водит язычком по верхней губе брюнета и медленно водит пальчиками по его волосам. И дело не в том, что они братья или альфа с омегой. Дело в том, что они влюблены. Юнги хочется, чтобы время остановилось, но оно предательски побежит дальше. Родители примут их из-за большой любви, поймут и поддержат. Чимин подарит Юнги столько счастья и столько поцелуев, что считать не имеет смысла, они будут засыпать в обнимку и болтать о всякой ерунде. Они станут друг для друга всем. И возможно в будущем, кто-то из них найдет в себе силы отпустить второго…но не сейчас. Сейчас им плевать. Они счастливы.