Итог

Последнее, что он увидел — улыбающееся лицо Наруто. Тот, кажется, праздновал свой небольшой триумф, а у Саске все в груди ухало и переворачивалось. Выглядели они оба, наверное, отвратно. Саске не чувствовал руки, хотя приглядевшись видел ее, всю в крови, где чья не разберешь, в своем размытом фокусире. Они так и лежали, воздух вырывался у Наруто с хрипами, глаза были мутные, полуприкрытые, Саске подумалось: — Вот значит какой конец меня ждал, — На лицо сама собой просилась улыбка, он не стал ее сдерживать, все равно этот идиот уже потерял сознание. Его солнечный мальчик, никогда не даривший ему поцелуев на удачу, но всегда вымогавший их сам, практически не дышал. Усталое, отключающееся сознание Саске заволокло беспокойство, когда он увидел ее размытую фигуру. Она шаталась, а ее голос был непривычно громким, он не мог разобрать ни единого слова, будто находился в толще воды. Во рту стало горько как от полыни, в ушах набатом звенело Нарутовское «Потому что ты дорог мне». Саске закрыл глаза. Он хотел бы попросить у нее прощения за то, что он такой лжец, но если закончится жизнь Узумаки Наруто, то ему, выполнившему свою месть, что делать? Они определенно встретятся на той стороне. У них будет целая вечность вместе. Если уж умирать, то безгранично счастливым. Свет слепит его. Он до сих пор не может привыкнуть к ноющему ощущению в руке. Медсестра сказала — есть возможность на восстановление, но Саске плохо верилось. Пальцы его не слушались, как и вся рука ниже локтя в целом. Ему сказали, если бы не какой-то неизвестный медик, то ее пришлось бы ампутировать. Раны были слишком серьезны. Кроме руки и непередаваемой ломанной слабости в костях, с ним все хорошо. Никто из его старых знакомых не навещал его за три дня пребывания здесь. Саске их понимает. Он бы на их месте поступил точно так же. На четвертый день, когда Саске чувствует в себе силы сесть на кровати, к нему приходит Сакура. Сначала она выглядит так, будто не хочет здесь находиться. Хочет развернуться, уйти отсюда. Будто после того, как они все выяснили с ее чувствами, будто она все еще не отошла после этого. А потом она бросается к нему, рыдает взахлеб, и Саске от такого перехода теряется. Он умеет убивать людей, предавать людей, лгать людям, но ничего не знает о том, как успокаивать плачущих подруг детства, которые были в тебя влюблены. Он просто с трудом поднимает здоровую руку, касается ее мягких волос, чувствуя, что вся больничная рубашка мокрая от ее слёз. И чувствует себя наконец-то дома. После этого всех будто прорывает. В его палате шумно практически каждый день. Наруто подрывается раньше нужного, и в результате падает прямо на Саске, на его больные, бедные ребра и колени. Саске не доверяют, или точнее, доверяют не все, но все верят Наруто, такому яркому, ясному и сияющему, такому беззаботно по-детски счастливому. Наруто приходит следующим утром, ластится под руки и урывает один поцелуй. У Саске кружится голова, ему будто снова пятнадцать и он растворяется в теплом смехе мальчика-солнца. Но кое-что не дает ему покоя. В первую же санкционированную прогулку он заходит в палату Наны. Та, бледная словно смерть, слабо кивает ему головой. Саске совсем один. Ему кажется, сейчас так будет лучше. В новенькой больничной карте ничего кроме ее имени, возраста, диагноза и пола. Она совсем одна здесь, только на окне стоят неизвестно откуда взявшиеся цветы. Саске смотрит на них вопросительно, и Нана, уловив его взгляд, пожимает плечами. —Сакура-сан, — говорит она хриплым и тихим голосом. Саске все и так понятно. Сакура не могла не узнать и не отблагодарить того, кто, в каком-то роде, спас ее семью. Одеяло прикрывает ее, и она пытается сесть, подтянув к себе ноги. Саске на мнгновение становится ее еще жальче, но он не помогает ей, остановленный мрачным и темным взглядом. Слишком тяжелым. —Ничего не надо, все хорошо, — Саске хочет ответить, что ничерта не хорошо. Саске хочет помочь, потому что она выполнила свое обещание, даже сверх того, сломанная в десяти местах рука Наруто явно не только благодаря регенерации Девятихвостого обратно по кусочкам собралась. Она как всегда — своей клятве все, всю себя людям, ничего не прося взамен. Ее слабый смех разрывает напряженную тишину, вставшую между ними стеной. —А говорил, цели невыполнимые, — Она щурит глаза, облизывает пересохшие губы. Выражение на лице у нее такое хитрое, что Саске не может не улыбнуться. — Наша сосулька оттаяла? — насмешливо спрашивает он, смотря на ее ровно остриженные волосы, топорщащиеся во все стороны около ушей. Про ее ноги он и вовсе спрашивать не хотел, нутром чуял — что-то не так. Знал, что сейчас, празднуя свою победу, она не потерпит его жалости. Ее проснувшаяся недавно гордость больно кусалась. — И, послушав сердце, стала, видимо, образцовым купидоном, — пожала плечами она. Разговор был непривычно легким. У них обычно не так. У них обычно камнями слова, а не рекой. Обещание Норико что-то сломало, а что-то выстроило заново. Саске не чувствовал себя плохо. Глупое счастье пузырилось у него где-то в солнечном сплетении, свернулось теплым клубком у сердца. В палату проснулась встрепанная голова Сакуры. Она выглядела обеспокоенной. —Саске-кун, вот ты где. Все ищут тебя, — и, посмотрев на них пристально, она застыла в дверях, ожидая. Саске и ее вдруг понимал тоже. Вообще чувствовал какое-то неясное единение со вселенной, будто вернулся назад во времени, перевернул все свое прошлре вверх дном и ничего из того, что случилось никогда не было. Он знал — все будет сложно. Никогда и ничего не было легко. Но ему было до такой степени сейчас спокойно, будто он знал, что следует делать для того, чтобы это будущее было счастливым. Ему впервые за миллион вечностей было так хорошо.