Сдал!

      Зима.       Бесконечный водоворот белых колючек, способных пробраться не только под одежду, но и в само сознание. Зато как приятно вернуться домой и растопить корку льда обжигающим глинтвейном и такими же холодными, как ты, мандаринами. Прижаться сосульками-пальцами к ярким огонькам гирлянды, роняя на зеленые ветви капельки вина, отогреть свое тело в ворохе из подушек и одеял. И смотреть-смотреть-смотреть в окно, на то снежное безумие, из которого с таким трудом удалось самому выбраться. Смотреть и верить в чудо, рождественское чудо, позабыв о том, что под слоем снега лежат гниющие трупы-скелеты. Ведь всем нам порой хочется немножечко… немножечко сказки и капельку ласки.       Зима — прекрасное время года. Смех детей, гомон взрослых, в воздухе витает запах мандарин и хвои. Разве есть хоть кто-то, кто способен не любить это прекрасное время года? Конечно же не… есть.       И имя этому человеку — Аллен.       Не сказать, что он действительно не любит зиму, ведь именно в это время года случается всем известный праздник Рождество и менее известный — его день рождения. И ведь на самом деле Аллен даже любил снежную пору, но в этом семестре он с ужасом ждал зимы, а именно — сессии в конце декабря. Конечно, каждому студенту знакомо то волнение и даже отчаянье (особенно если ты все предыдущие месяца пинал конспект), которое удушающей тенью сопровождает во времена «смуты», но если к букету из зачетов и экзаменов прибавляется личная неприязнь со стороны одного из преподавателей (или даже нескольких), то можно смело идти вешаться.       И нет, слова друзей вроде «да ладно, после выпуска ты еще будешь смеяться с этого» нисколько не помогали хотя бы потому, что и сам Аллен не любил этого преподавателя.       «Мистер Уолкер, я, конечно, понимаю, что еда в столовой Вас интересует больше, чем латынь, но постарайтесь хотя бы сделать вид, что вы меня слушаете».       «Уолкер, — преподаватель поправил очки в тонкой оправе, взглянув на студента, — напоминаю, что Вы должны просто прочитать этот текст, а не вызвать дьявола».       «Мистер Уолкер! Да сколько можно писать так, словно Вы делаете это своей задницей? Я не собираюсь проверять Вашу работу».       «Уолкер, я Ваше мнение не спрашивал. Ваш уровень знаний, который давно обогнала креветка, я знаю».       «Напоминаю, что масла семечковых и, специально для Мистера Уолкера, бобовых пишутся в Pluralis».       Уолкер… Уолкер… Уолкер… Да Аллен уже стал ненавидеть свою собственную фамилию! Каждую пару, каждую практику этот узкоглазый индюк подкалывал его, словно испытывая терпение. И если первое время просто хотелось встать и уйти, то последнее время он из последних сил сдерживался, чтобы не набить морду чертовому Канде Юу — преподавателю по чертовой латыни. За первое его просто бы отчитал ректор, а вот за второе и вовсе могли выгнать из университета. Поэтому Аллен, вот уже на протяжении четырех месяцев, старательно пинал кабинку в туалете после каждой пары по латинскому языку.       — Мистер Уолкер, — преподаватель немного насмешливо посмотрел на него, открывая двери аудитории чуть шире. — Вам нужно особое приглашение? Или Вы передумали сдавать зачет, к которому, смею Вам напомнить, Вы не допущены до тех пор, пока не сдадите мне два модуля.       Ах да… Он же еще умудрился оба модуля написать на 15 баллов, при том, что проходной — 36.       Аллен попытался мило улыбнуться, но получилось что-то среднее между истерическим припадком и предсмертной агонией. Как же сложно сдерживаться, чтобы не ответить… Но если он начнет язвить, ему точно не видать зачета, и придется все каникулы любоваться этой китайской рожей.       — Никак нет, Мистер Канда. У меня серьезные намерения, и я не уйду сегодня без зачета.       — Что же, — Канда хмыкнул, пропуская студента вперед, и закрыл за собой дверь.       Теперь отступать просто некуда. Юноша направился в сторону своей парты, которую тихо ненавидел весь семестр, хоть та и находилась на самом последнем ряду, как его остановил уже ненавистный голос преподавателя.       — Куда это Вы направились, Мистер Уолкер? — он выгнул бровь и усмехнулся, наблюдая, как парень встал ровно, так что даже под белым халатом можно было увидеть напряжение во всем теле.       О нет.       О не-е-ет. Он ведь не собирается…       — Неужели Вы лишите меня возможности наблюдать за Вашим глупым выражением лица при выполнении заданий?       Говнюк. Тварь. Сволочь. Скотина.       Какими только лестными эпитетами не одаривал его Аллен в своей голове, но вместо этого лишь полуобернулся к ненавистному преподавателю, снова пытаясь выдавить из себя улыбку.       — Ну, раз Вам так сильно полюбилось мое лицо за этот семестр, то разве я могу отказать Вам в этом удовольствии? — «смотри не умри от перевозбуждения, ублюдок», — вряд ли этот ответ можно назвать «язвой», по крайней мере, это самое вежливое, что смог бы сейчас сказать Аллен, садясь на первый ряд. И, кстати, он был единственным, кто там сидел. Пусть списывать на парах Канды стал бы либо идиот, либо самоубийца, но и садиться ближе к такому преподавателю особенно никому не хотелось. Вдруг еще в порыве «преподавательского энтузиазма» нечаянно придушит или испепелит взглядом?       Когда листы с заданиями были розданы, в аудитории повисла гробовая тишина. Да что там, в склепе и то было более «шумно» по сравнению с тем, как проходил зачет по латыни. Словно они действительно могли неосторожным словом вызвать дьявола, обрекая беднягу на ужасные мучения от рук их преподавателя, который наверняка не пощадит нарушителя тишины.       Время от времени в аудитории, словно смертным приговором, звучали фамилии нескольких студентов, и тогда те подходили к преподавательскому столу, чуть ли не с заиканием отвечая на вопросы. Канду боялись все без исключения студенты и даже некоторые преподаватели, но вместе с тем были и те, кто им откровенно восхищался (и не только его знаниями).       «Особенно девчонки», — Аллен фыркнул, надавливая обратной стороной ручки на стол, когда перед ним положили задания — сто тестов и четыре письменных. А ведь это только первый модуль…

***

      Уже через 30 минут бесполезного гипнотизирования листов Аллен упал головой на парту, не обращая внимания на саркастический хмык своего учителя (о да, за семестр обучения он научился различать разные виды «хмыков» и «тч-ков» этой китайской принцессы).       Нет. Это просто бесполезно. Сколько бы Аллен ни мучался, он в упор не видел своих ошибок и писал точно так же, как и в прошлые разы. И ведь даже не было возможности узнать хоть у кого-то, что именно он понял не так. Любая попытка спросить у Канды превращалась в ток-шоу «Унизить своего ученика и всеми способами показать, насколько он туп», так что он просто уже забил на это дело. Конечно, был Лави, который хорошо знал латинский, но когда они с рыжим садились разбирать задания, Аллен допускал лишь несколько ошибок, которые не особо снижали балл.       Щелчок.       И почему этот китаец возненавидел его? Ведь если подумать, то причин в самом начале просто не было. Аллен вел себя с Кандой так же мило, как и с другими учителями. Отвечал на поставленные вопросы, но при этом не выставлял себя заучкой, откровенно не подлизывался, но и не относился к нему по-хамски!       Щелчок.       И как он сдаст сразу два модуля? Аллен вот уже второй месяц ходил за Кандой хвостом, чтобы удачно переписать первый, что у него так и не получилось, а тут еще второй… Как сказал Лави: «Это провал». И ведь Уолкер не был двоечником! Наоборот его оценки всегда были одними из высоких в группе, и он за первый год учебы ни разу не был на пересдачах… но не с появлением латыни.       Щелчок.       А все потому, что препод его откровенно валил! Конечно, во многом латинский язык был проще того же английского как в чтении, так и на письме, на первый взгляд. Для специальности Аллена самым главным было выучить лексический минимум, понять, как изменяются окончания. Просто, но тоже только на первый взгляд. Противность ситуации была в том, что Аллен понимал этот предмет, мог писать самостоятельные, отвечать у доски, но как только дело походило до модулей, кто-то словно выключал переходник «мозги-руки» в его голове. И ведь это было только на латыни!       Щелчок.       Неужели ему придется все же заплатить за этот предмет? Конечно, из-за одного незачета его не выгонят, но… но черт! Его рождественские каникулы не должны пройти в стенах университета!       Щелчок.       Но у Аллена просто нет лишних денег на взятку. Сколько захочет этот преподаватель? Сто фунтов? Или больше? Как человек, который никогда и ни за что не давал взятки, юноша понятия не имел, сколько может стоить зачет и два модуля. Беловолосый начал вспоминать, сколько он взял сегодня с собой и сколько дней ему придется обойтись без завтрака в случае чего.       «Итак, даже если я выгребу всю мелочь из кошелька, что будет выглядеть очень странно, и пойду домой пешком, я смогу насобирать лишь 180 фунтов. Примерно. А если он попросит больше? Да не!..» — за раздумьями Аллен не заметил, как все это время яростно клацал ручкой, раздражая этим оставшихся студентов и… Он поднял глаза с пустого листа, сталкиваясь с сердитым взглядом синих глаз, в которых отчетливо читалось: «Если ты не прекратишь сейчас же, я тебя убью». Аллен в который раз нервно улыбнулся, откладывая ручку и опуская взгляд обратно на задания.       «Интересно, он принимает электронные платежи? А что? Узнаю номер его банковской карты и в назначении напишу — взятка за два модуля и зачет».

***

      Аллен опять вздохнул. За окном уже потемнело, и в аудитории осталось всего три человека: он, учитель латинского и еще один должник. Даже самые недалекие смогли отработать все свои долги, и Аллен мог бы сдать две свои работы, но исход он уже знал — там все будет исправлено красным, а то и вовсе разорвано в клочья. Так что все, что он мог делать сейчас, — это ждать, пока они останутся вдвоем и попытаться договориться иным путем.       «Лави обещал меня ждать. Интересно, он уже ушел домой или все же решил меня подождать?» — юноша приподнял голову над партой и повернул ее в другую сторону, с тоской смотря на дверь. Домой. Как же он сейчас сильно хотел пойти домой, включить телевизор и смотреть его весь вечер, поедая мандарины. Да вообще просто поесть!       — Уолкер, если Вы не особо торопитесь, то мне уже давно пора, — раздался спереди раздраженный голос. А ведь Канда действительно не заметил, что они уже давно были одни в аудитории. — Знаете ли, мне никто не доплачивает за то, что я сижу с такими оболтусами, как Вы.       «Ха. Ну сейчас я доплачу».       — Прошу прощения, мистер Канда. Я немного задумался, — Аллен взял свои работы и подошел к преподавательскому столу, положив их перед Кандой.       — О том, как поскорее набить желудок? — он усмехнулся и надел на себя очки, взяв в руки красную ручку. И чего он постоянно напоминает про его любовь к еде, а главное, откуда знает? Студент почти с раздражением смотрел, как Канда то и дело зачеркивает его ответы, выставляя минусы. Да как так?! Он тратил все свое свободное время на изучение этого языка! Что-то же должно быть там правильным? Даже если бы он ничего не знал, то должно же хоть что-то быть верным чисто из случайности?       Чем больше было красного в его работе, тем сильнее хмурился не только сам Уолкер, но и его преподаватель. В итоге, не выдержав тупизны своего студента, Канда со злостью отшвырнул ручку, подняв черный взгляд на «идиота-мистера-Уолкера».       — Все! Я отказываюсь проверять Вашу работу! Если в первом модуле Вы умудрились такое написать, то что же будет во втором?       — Нет уж! Проверьте мою работу до конца, — юноша оперся руками о стол, нависая над своим преподавателем. Он был зол. И хотя Аллен почти смирился с мыслью, что ему придется платить за этот предмет, как можно было вот так нагло прямо перед ним зачеркивать правильные ответы? Аллен был уверен, что пусть не все, но большую часть он написал верно! Он ведь действительно учил! И если этот китаец продолжит его валить, он… он… он пойдет в чертов деканат, и пусть они созывают комиссию!       — Я. Этот. Бред. Проверять. Не. Буду, — отчеканил Канда, показательно снимая очки и ловким движением складывая их в футляр. Тонкие, длинные пальцы настолько легко и аккуратно сложили очки, что Аллен даже немного завис, смотря на контраст светлой кожи и черного футляра. Завис, видимо, слишком надолго, так что Канда успел это заметить, приподнимая бровь, мол, «какого черта, Уолкер?»       — Вы не имеете права, — стоило бы заткнуться. Он ведь собрался платить, разве нет?       — Уолкер, — преподаватель встал со своего места, взяв в руки работу, — ему не нравилось, когда ученики так нахально позволяли себе нависать над ним. — Да Вы сами хоть понимаете, какой бред написали? Самый легкий вопрос, на который могло ответить даже такое бобовое, как ты, — от раздражения он не заметил, как перешел на более неформальный стиль общения. — Только такой тупица, как ты, мог написать, что частица «coum» это…       — Антикоагулянты, — недолго думая, ответил Уолкер, ненароком рассматривая ненавистного преподавателя — пожалуй, это первый раз, когда он стоял так близко к нему и при этом не дрожал от сдерживаемой злости. И теперь Аллен понял, почему девушки так восхищались Кандой, он был действительно красив. Скорее чертовски красив, но при этом естественный, что ли? Как приемный ребенок достаточно известного фотографа в стиле «ню», Аллен часто видел красивых телесно людей, которые выглядели как античная статуя — идеальные чуть ли не до тошноты, притягательные, но холодные и нереальные, как и любой камень, на таких людей даже смотреть лишний раз не хотелось, того гляди развалятся на кусочки и не соберешь потом. Канда же был намного красивее многих людей, но он скорее сам был способен разломать кого угодно, чем сломаться. И к тому же, его очень даже хотелось коснуться…       За такими разглядываниями юноша не заметил, как сам начал отвечать на вопросы из тестов, чуть ли не буравя взглядом чужие губы. Впрочем, это наваждение исчезло сразу же, стоило Канде с усталым вздохом сесть на свое место.       — Вот и что мне с Вами делать, мистер Уолкер?       — М? — Аллен не сразу понял, что от него хотят, так что просто сел на стул напротив. Странно, но от злости не осталось даже следа, так что теперь наоборот было какое-то облегчение. Да и сам Канда, казалось, выглядел больше уставшим, чем злым.       — Отвечаешь правильно, а вот пишешь полную ахинею! Вот как ты мог написать рецепты с маленькой буквы? — он повернул лист к с его же писаниной к Уолкеру. И Аллен в жизни не поверил бы, что мог допустить такую идиотскую ошибку, если бы… если бы не смотрел сейчас на свой собственный почерк, на то, что он написал. И… там действительно все названия веществ были с маленькой буквы.       — Я… я не знаю… Я проверял несколько раз, — он почувствовал себя виноватым. Получается, он все это время ненавидел беспочвенно преподавателя, когда сам писал такую глупость. И если он не смог заметить что-то настолько элементарное, то куда там до более сложных заданий? Кажется… Кажется он и правда непоправимый идиот.       — Тч. Хреново проверял! — Канда задумчиво прикусил кончик заушника (и когда он только успел достать очки?), смотря на собственные исправления в работе юноши.       Уолкер смотрел, как тонкие губы чуть касаются серебристой полоски металла, и почему-то от этого его руки снова начинали мелко дрожать. И чего он злится?       — За одни только ответы я не могу поставить тебе проходной балл, при первой же проверке… Но ты и не даун, как я думал.       А вот это было обидно. Аллен сердито засопел, понимая, что не злиться на этого человека просто нельзя было.       — Хорошо, — наконец после паузы произнес Канда, словно что-то решив для себя. — Я поставлю тебе зачет и закрою модули, но, — с усмешкой добавил прежде, чем студент успел обрадоваться, — не просто так.       «Ага… все же придется платить».       — Ты будешь ходить на индивидуальные занятия. У вас там две недели рождественских каникул? Отлично. Будешь ходить ко мне до тех пор, пока не научишься писать модули. В следующем году я не собираюсь с тобой мучиться, — сказав это, Канда надел очки и открыл журнал его группы.       — Ходить на каникулах в университет?! — несдержанно возмутился Уолкер. Чего боялся, то и получил.       — Кто сказал, что в университет? — Канда взглянул на него поверх очков, гаденько ухмыляясь. — Ко мне домой. Или ты хочешь, чтобы уборщицы из-за одного тебя не ушли в отпуск?       — Чт… но… — он судорожно пытался придумать хоть что-то, чтобы спасти себя от этой участи. Ходить домой к преподавателю. Да ведь это еще хуже! — Может, — Аллен поддался вперед, решив предпринять последнюю попытку, — можно по-другому договориться?       «Во как».       Канда наклонился еще ближе, так что их лица находились слишком… слишком. «Идеальный момент для поцелуя, блин, — шуточно подумал Аллен, где-то глубоко понимая, что не так уж и шуточно. — О чем ты думаешь вообще?!»       — Почему же? — преподаватель дернул уголком рта, словно попытался улыбнуться, шепча чуть ли не в самые губы студента. Его, казалось, нисколько не напрягало такое близкое «соседство», он наоборот разместил свою руку рядом с ладонью Уолкера, задевая его пальцы своими. — Очень даже можно договориться, мистер Уолкер, — и наклонился к чужому уху, так что теперь дыхание от его слов задевало чувствительную кожу, ненароком вызывая мурашки по телу. Да чтоб его, сейчас все смахивало на сцену из какого-то дешевого сериала, где преподаватель пытался соблазнить свою ученицу! «Только вот я нихрена не ученица!»       — И… И как же? — собственный голос звучал почему-то немного сипло, хотя Уолкер надеялся, что преподаватель этого не заметил.       — Тысяча фунтов, — спокойно проговорил тот, наконец отстраняясь от Уолкера и садясь на свое место.       — Сколько?! — Аллен чуть ли не подпрыгнул от такой суммы. Да это его месячные траты на еду! Он просто не может себе позволить столько. — А не слишком ли высоко цените два модуля и один зачет? — у Аллена нервно дернулась бровь. Он ведь издевается, да?       — Тч. Малявка, либо деньги, либо я жду твой зад завтра у себя к одиннадцати, — конечно, Канда прекрасно знал, что «бедный студент» не обладает такими средствами, поэтому не дожидаясь ответа записал свой адрес на листочке и вручил его вместе с зачеткой в руки студента.       — Но…       — И никаких но! Я и так трачу на тебя слишком много времени, — сердито взглянул Канда. — А теперь иди отсюда, — снова не дожидаясь ответа, он начал собирать свои вещи в сумку, так что Аллену не осталось ничего иного, кроме как, взяв свой портфель, направиться в сторону выхода. — И чтобы без халата даже не смел ко мне заявляться! — прокричал Юу прежде, чем дверь в аудиторию закрылась.

***

      — Ну что, сдал? — не успел Аллен сделать и нескольких шагов, как на него налетел Лави, хватая за плечи. Рыжий беспокоился за учебу друга больше, чем за собственную. Еще бы! Он лично натаскивал его по этому предмету, и если Панда узнает, что Аллен после обучения от Лави ничего не написал, сам устроит ему «учебные каникулы».       — Сдал! — чуть ли не сердито проговорил юноша, скидывая со своих плеч белый халат. Но какой ценой?