Per aspera ad astra

— Так значит, вы теперь встречаетесь? — спрашивает Юри, заинтересованно глядя на Плисецкого, сидящего на кровати японца в его комнате. Кацуки крутится у шкафа, перебирая вещи в поисках какой-то там рубашки —  «в тон джинсам, Юра, ты не понимаешь!»-собирается на свидание, признался он после нескольких минут зажимок и увиливаний, трогательно краснея. Это было бы мило, если Юри соизволил бы сообщить, куда и с кем, но он молчит, как партизан, и на все вопросы загадочно ухмыляется.       На этот раз Плисецкий не пьян, он довольно улыбается, время от времени теряет нить разговора, отвлекаясь на пришедшее сообщение, и выглядит вполне счастливым.       Настолько, что Юри забывает о шраме на запястье русского и затаенной боли, плескавшейся в его глазах в день их первой встречи.       — Не знаю, — пожимает плечами блондин. — Я не спрашивал, да и не собираюсь, наверное. Не хочу портить то, что есть.       Юри закатывает глаза, вынимая из шкафа очередную неподходящую футболку.       — А Виктор что говорит?       — Виктор не в курсе.       В помещении повисает нехорошая тишина, Кацуки поворачивается к другу лицом и с подозрением смотрит на Плисецкого, явно разочарованный услышанным.       — Как это не в курсе? Юра, он твой отец! — возмущенно произносит японец, от изумления повышая голос. Подросток морщится, будто друг говорит что-то неправильное.       — Приемный отец. Он знает, что мне кое-кто нравится, а остальное я скажу ему позже, если в этом возникнет необходимость, — отмахивается он, снова утыкаясь носом в телефон и поджимая губы. Спорить с Кацуки не хочется, но и идти у него на поводу — тоже. Юра чувствует, что Никифоров будет явно не в восторге от его новоиспеченного, эм, бойфренда, хотя бы потому, что Отабек старше почти на четыре года. То, что он, вроде как, еще и юрин психолог, совершенно не добавляет очков в его пользу. Плисецкий знает: хороший специалист не станет заводить отношения со своим клиентом, это признак непрофессионализма, но разве он Алтына за его рабочую характеристику любит?       Неа. Это ерунда, которая мало его волнует, а значит, разговор с Никифоровым может подождать.       Жаль только, Юри так не считает.       — Ты обязан все ему рассказать!       — Что именно? Что его несовершеннолетний сын, пусть и приемный, состоит в непонятно каких отношениях с собственным психологом, который должен был вылечить его от повлиявших на психику последствий неудавшегося изнасилования? — скептически тянет Плисецкий, изгибая бровь. — Ты уверен, что это хорошая идея?       Он даже не пытается скрыть издевку в голосе; осмелел, засранец, начал потихоньку выпускать когти, превращаясь из зашуганного котенка в сурового котяру, наглого и уверенного в себе.       Юри продолжает поиск злополучной рубашки, уже близкий к тому, чтобы плюнуть, взять первую попавшуюся и перестать мучиться.       — И что, будешь и дальше со своим Алтыном по углам зажиматься? Сам говоришь, Виктор уже едва не спалил вас тем вечером, есть ли смысл продолжать рисковать?       — Смысл есть во всем, — глубокомысленно изрекает русский, усмехаясь. — Хорошо, я скажу ему, когда решу что-то с Отабеком, идет?       — Идет, — голос Кацуки более счастливый, чем должен быть: он наконец нашел, что искал, и теперь принимает к себе рубашку светло-голубого цвета, радуясь так, будто он нашел по меньшей мере клад.       — Во сколько там твое свидание? — с иронией спрашивает Плисецкий, улыбаясь. Классно видеть Кацуки таким довольным, он хороший человек и заслуживает счастья не меньше самого Юры.       — Через час, — вздыхает японец; он немного волнуется, но это все скоро пройдет, он точно знает. — Как раз успею выпроводить тебя, принять душ и собраться.       — Ну вот, меня гонит даже лучший друг! — драматично заключает Плисецкий, прикладывая руку ко лбу и закатывая глаза. — Придется мне возвращаться домой и сидеть всю ночь в холодной одинокой квартире!       — Да-да, ты уже говорил, что Виктор сегодня тоже идет на свидание, — рассеянно отмахивается Кацуки. — Кстати, как ты к этому относишься?       Он надеется, что Юра не заметит легкой паники в его голосе, потому что объяснить ее он будет не в силах.       — Да нормально, — Плисецкий пожимает плечами. — Я рад за него, ему давно пора заняться своей личной жизнью, а не совать нос в мою.       — Тебя это не обижает? Ты не чувствуешь себя брошенным?       Юра громко фыркает.       — Это становится похожим на допрос, — он снова переводит взгляд с Кацуки на телефон. — Будет классно, если Виктор себе кого-нибудь найдет. Может, так ему будет проще принять мои, эм, возможные отношения с Беком.       — Беком? — Кацуки смеется, Юра корчит лицо и показывает средний палец.       Японец ухмыляется, но пару мгновений спустя вновь становится серьезным.       — Поговори с ним, — просит Юри.       — С кем? — непонимающе переспрашивает Плисецкий, хмурясь. — С Виктором или Отабеком?       — С обоими, — улыбается японец. — Не трусь, бро, все обязательно будет хорошо.       Юра возвращает другу улыбку, чувствуя, что с момента переезда в Детройт все к этому и идет. Что бы он ни совершал, в конечном итоге все приводит к тому, что сейчас он счастлив, и дальше будет только лучше. ***       Плисецкий закрывает входную дверь и тяжело вздыхает. Виктор только что ушел, а значит, Юра остался один предположительно на всю ночь: судя по одухотворенному лицу Никифорова, возвращаться раньше, чем завтра, он явно не намерен.       На самом деле, он даже рад побыть в одиночестве — то есть, конечно, полное одиночество ему не нужно, но Виктор после того их разговора чересчур уж подозрительно относился ко всем действиям приемного сына, а его забота стала какой-то по-настоящему навязчивой и даже пугающей –но уже через час ему становится скучно, а когда темноту за окном становится почти непроглядной, он сдается, зябко передергивает плечами и тянется к телефону, чтобы позвонить Отабеку.       Зимой темнеет рано, поэтому Юра надеется, что психолог еще не спит, и нажимает на кнопку набора номера, слушая длинные гудки в ожидании ответа.       Алтын берет трубку почти сразу, и его голос довольно расслабленный, но уставший, из чего подросток заключает, что он уже вернулся домой и, наверное, отдыхает после тяжелого рабочего дня. Такого Отабека даже просить о чем-то жалко, но Плисецкий, помявшись, произносит, красная от смущения:       — Виктор ушел где-то до утра, а я не очень люблю оставаться один, — он облизывает губы и пальцами отбрасывает с лица пряди выбившейся из неаккуратного хвостика челки. Ему действительно быстро становится некомфортно в пустой квартире, где от одиночества не спасает даже звук включенного в гостиной телевизора. — Если ты не занят, может, повисишь со мной в Скайпе? Пока я не вырублюсь, иначе я вообще сегодня уснуть не смогу.       Юра не может этого видеть, но чувствует, что Отабек улыбается. Он, конечно же, не против созвониться — только ему нужно настроить веб-камеру на компе, но, по его словам, это не займет много времени –и Плисецкий уже собирается положить трубку, когда психолог, явно обеспокоенный состоянием подростка, внезапно предлагает ему переночевать сегодня у него.       Юра соглашается, не раздумывая ни секунды. ***       Оказывается, дом Алтына находится недалеко от ЛиттлСизарс; мужчина встречает Юру как раз у Арены, и они в тишине идут по пустынным улицам –не нашлось сумасшедших, предпочитающих поздние прогулки, кроме них двоих –но эта тишина очень уютная, как теплый плед с чашкой горячего шоколада, когда за окном бушует вьюга       Сейчас тоже идет снег, а Плисецкий опять забыл шапку, и его волосы быстро становятся мокрыми, прилипая к раскрасневшимся от холода щекам и кольцами сворачиваясь у основания шеи, заставляя вздрагивать. Юра похож на кота, которого силой загнали в ванную и без предупреждения окатили ледяной водой из душа, поэтому Отабек негромко посмеивается, прикрывая рот ладонью, на что подросток возмущенно ахает, гневно сверкая глазами, нагибается к земле, набирает полную пригоршню снега и, не удосужившись даже слепить его в комок, бросает в Алтына, не особо прицеливаясь.       Попадает, и психолог, разом теряя всю серьезность и становясь похожим на обычного студента, азартно улыбается и тоже подбирает немного липкой массы, делая снежок и бросая его в Плисецкого. Юра весело хохочет и пытается как-то уклониться и отбежать подальше, но поскальзывается и тут же падает, оказываясь с ног до головы запорошенным снежной пылью.       Отабек вздыхает и тянется к блондину, начиная педантично отряхивать с него начавший таять снег, но русский выворачивается и укоризненно смотрит на него.       — По законам романтических фильмов, ты должен был меня поцеловать! — возмущение в его голосе почти искреннее, и, если бы мужчина не видел смешинки в его глазах, он бы даже поверил, но он вглядывается в изумрудные омуты, видит в них безграничное счастье, доверие, всепоглощающую нежность и ласково целует приоткрытые губы, мягкие и податливые, чуть влажные от слюны, самые лучшие и любимые на свете.       Когда они, наконец, входят в квартиру Отабека, Юра насквозь мокрый, и Алтын гонит его в душ, как только Плисецкий снимает верхнюю одежду и демонстрирует сырой ворот футболки. Блондин закатывает глаза, но послушно топает в ванную комнату, методично стягивает с себя вещи и встает под струи теплой воды, стараясь отрешиться от лишних мыслей и призвать сознание к порядку.       Получается плохо, к тому же, когда он заканчивает с водными процедурами и уже вытирается теплым махровым полотенцем, выданным ему Отабеком, выясняется, что его футболка не только не подсохла, но и, кажется, стала еще более мокрой от пара. Вздохнув, Юра натягивает боксеры и, приоткрыв дверь, высовывается в коридор, едва перебарывая желание закутаться в полотенце — но он же не стеснительная девчонка, верно? –и громко зовет:       — Бека?       Алтын тут же оказывается рядом и с изумлением смотрит на Плисецкого; русский не уверен, вызвано ли это его бесстыжим полуголым видом или ласковым сокращением имени мужчины, но Отабек, кажется, приходит в себя, сглатывает и приподнимает брови в немом вопросе.       — У меня футболка промокла, а запасную я не взял, — объясняет Юра, неловко пожимая плечами. — Можешь мне что-нибудь из своего дать?       Психолог отмирает и кивает, улыбаясь. Через пару минут Плисецкий уже натягивает на себя его старую толстовку. Видно, что вещь пользовалась у владельца большой популярностью: манжеты рукавов немного обтрепались, теплая темно-серая ткань растянулась, какой-то геометрический узор выцвел, а краска рисунка потрескалась так, что уже и не разберешь, что там было изображено.Вещь ему сильно велика, она висит на плечах и прикрывает задницу, оставляя ноги голыми, но приятно пахнет самим Алтыном, и Юра думает, что это, скорее всего, его домашняя одежда, удобная и комфортная, зарывается носом в ворот и глубоко вдыхает, не обращая внимания на какой-то странный взгляд Отабека.       — Спасибо, — благодарит искренне, с широкой светлой улыбки, и отводит с лица влажные пряди волос, потемневшие от воды. Облизывает губы, не зная, что можно еще сказать, и снова ловит взгляд темных глаз мужчины, смотрящего прямо на него. Блондин снова улыбается и поворачивается вокруг себя, разглаживая толстовку на теле и поддергивая рукава вверх. — Мне идет?       — Очень, — произносит психолог, протягивает руки, приглашая в объятия, и зовет: — Иди ко мне.       Плисецкий оказывается притянут к горячему телу — а вот Алтын не промок, ну что за несправедливость? –и мужчина осторожно касается губами его щеки, щекоча нежную кожу теплым дыханием.       — У тебя волосы вьются, ты знал? — смотрит с такой нежностью, таким пониманием, что Юре кажется, будто не он один тут по уши влюблен.       Да так оно и есть.       — Знал, — русский глупо улыбается, закусывает губу и отводит взгляд, смущаясь смотреть Алтыну в глаза. — Можно вопрос?       — Конечно, — немного удивленно отвечает Отабек. — Что такое?       В его голосе сквозят доброта и отзывчивость, и Юра наконец-то решается и выпаливает:       — Мы встречаемся?       Крепко зажмуривается, желая от стыда сквозь землю провалиться, оказывается совершенно неготовым к ответу.       — А ты думал иначе? — Алтын так удивлен, что Плисецкому становится смешно. Он улыбается, глупо хихикая, и быстро чмокает мужчину в губы, теперь точно зная, что имеет на это право.       — Просто решил уточнить, — объясняет Юра. Ненадолго замолкает, собираясь с мыслями, прикусывает губу, терзая острыми зубами. — Я думаю, я хотел бы рассказать Виктору о нас. Ты не против?       Психолог тепло усмехается, кивает, прижимает его ближе и целует, глубоко и так нежно, как только способен. ***       Отабек уступает Плисецкому свою кровать, рассчитывая самому уйти спать на диван, но подросток, смущаясь и краснея, просит мужчину поспать сегодня вместе, кое-как отмазываясь боязнь темноты и нежеланием оставаться в одиночестве; они долго препираются — "Юра, это неприлично!„ брюнета против "Ой, да какая разница?" русского — но в итоге Алтын сдается, наскоро принимает душ и все-таки ложится вместе с блондином, уже готовым ко сну и копающимся в телефоне. Парень радостно улыбается психологу, откладывая мобильник и придвигаясь ближе; мужчина притягивает его к себе, обвивая руками, Плисецкий утыкается ему в шею, вдыхая приятный запах и прикрывая слипающиеся от усталости глаза.       Улыбки не сходят с их лиц даже тогда, когда они засыпают, так и не разомкнув объятия. ***       Они просыпаются довольно поздно; Юра садится на кровати и сонно потягивается, Отабек шутливо дергает его за волосы, за ночь подсохшие и теперь лежащие на спине красивыми локонами. Плисецкий смеется, падая обратно в объятия Алтына, и глупо улыбается, думая, что это лучшее утро в его жизни.       За окном уже давно рассвело, и Виктор, наверное, уже вернулся домой. Юра пишет ему сообщение, где обещает скоро прийти домой и кое с кем познакомить, поскорее выключает звук и блокирует телефон, опасаясь читать ответ приемного отца.       Отабек успевает привести себя в порядок и уже готовит завтрак на скорую руку, так что Плисецкий идет в освободившуюся ванную, чистит зубы и умывается, лениво размышляя, какой будет реакция Никифорова. Вздыхает и, подумав, начинает заплетать растрепанные волосы в нетугую косу, затягивая ее на конце обнаруженной в кармане резинкой. Получается неплохо, Юра смотрит на себя в зеркало и улыбается, натягивает свои джинсы, подхватывает футболку, оставаясь в толстовке Алтына и идет на кухню, насвистывая какой-то прилипчивый мотивчик.       В конце концов Виктор же рад счастью Юры, верно? А его счастье — Отабек, и Плисецкий уверен, что Никифоров сумеет это принять. ***       Они неторопливо завтракают и одеваются, а затем выходят на улицу и идут к дому русского, разговаривая о какой-то ерунде и сжав руки друг друга. Дорога занимает чуть больше получаса, и вскоре они уже поднимаются к квартире Плисецкого; Юра нажимает на звонок, дожидаясь, когда Виктор им откроет — свои ключи он по рассеянности оставил дома –но когда дверь распахивается, на пороге стоит не возмущенный Никифоров, а крайне удивленный Юри Кацуки, давящийся вздохом и изумление распахнувший глаза.       Кажется, он не ожидал такой подставы, но еще больше ее не ожидал Плисецкий. Он как-то истерично смеется, оглядывая лиловый засос на шее японца, и все тревоги о том, что Виктор не примет юрины отношения с его психологом, как-то улетучиваются, потому что нет, серьезно?! Никифоров — его отец, а Кацуки — лучший друг!       Охуенная шутка судьбы.       За Юри вдруг показывается Виктор, одетый в одни лишь боксеры какой-то дикой расцветки, и Юра поспешно отводит взгляд, чтобы не заржать в голос от абсурдности ситуации. Он крепко сжимает пальцы Отабека в своей ладони и четко произносит:       — Витя, это мой парень, Отабек Алтын.       Никифоров, кажется, выпадает в осадок, тяжело сглатывает и предлагает:       — Дайте нам пару минут, чтобы привести себя в порядок, — ага, по мнению Юры, им явно не помешает хотя бы одеться. — Кажется, нам всем нужно поговорить. ***       Разговор оказывается совершенно не страшным, хоть и немного неловким, но никто не кричит, не язвит и не ругается, и, кажется, никто из них не против чужих отношений. Почти идиллия.       Через несколько дней Юра появляется на катке Арены, когда тренировка Юри и Отабека подходит к концу. Улыбается Виктору, вытаскивает из рюкзака коньки, быстро переобувается, просит:       — Я придумал новую программу, оценишь?       И выходит на лед, впервые за долгое время. Катается с небольшими ошибками, даже падает, но раз за разом встает и продолжает танцевать, сплетаясь с музыкой в одно целое, будто он — ее продолжение, будто он тоже сделан из льда, и потому его движения такие изящные и завораживающие, заставляющие не отводить глаз от маленького танцора.       Виктор смотрит на то, как приемный сын катает новую программу, и поворачивается к Алтыну.       — Спасибо тебе. Я боялся, что он не вернется на лед.       — Вы не этого боялись, — проницательно отмечает Отабек. — Но мне тоже было за него страшно.       Кивает в сторону Плисецкого, кружащегося в восхитительном танце, и едва заметно улыбается.       Виктор улыбается тоже и повторяет: — Спасибо.       Юра выходит с катка, счастливо улыбаясь подошедшему Кацуки, смотрит на Виктора.       — Я знаю, она еще не откатана… — и затыкается, когда Никифоров стискивает его в почти удушающих объятиях. Юри подходит ближе и тоже обвивает плечи блондинов руками, выжидающе уставившись на Отабека, но не двигается, зато Плисецкий кое-как выворачивается и протягивает ему руку, продолжая улыбаться.       — Чего стоишь? Иди к нам!       И Алтын тоже улыбается, оказываясь притянутым в эти коллективные объятия. ***       На семнадцатилетие Отабек ведет Юру в тату-салон. Они долго выбирали эскиз, который бы устроил их обоих, и Плисецкий долго не мог решиться на этот шаг, непонятно чего опасаясь, но зато сейчас, когда он уже сидит в кресле, а мастер острой иглой пробивает тонкую кожу, уже не чувствуется ни боль, ни страх, мысли расплываются, и в сознании Юру удерживает лишь теплые пальцы Алтына, ласково поглаживающие ладонь блондина.       Когда мастер заканчивает работу, Плисецкий не может сдержать восхищенного возгласа, а на губах Отабека играет одобряющая улыбка.       На запястье Юры прямо поверх шрама красивыми и изящными, как и сам парень, буквами, выведено ровное ‚Per aspera ad astra‘.       Сквозь тернии к звездам.       Что ж, ему это идеально подходит.