Это замкнутый круг.

Мустанг сидел в штабе в окружение членов своей команды по поимке маньяка. Военные делились тем, как провели своё ночное патрулирование. А также ждали возвращения отряда, обходившего окраины города. Наконец вернулись трое солдат и сообщили: — У нас новая жертва. — Что?! — Мустанг встал с кресла. — Кто? — Паренек-подросток, — ответил один из военных. — Лет пятнадцать — семнадцать, в толстовке… Рой замер, только не это! Тот самый пацан, которого он встретил ночью. — Это моя вина… — тихо произнёс генерал-майор, не особо рассчитывая, что его услышат. — Вы не виноваты, — возразила Лиза Хоукай. — Столько людей патрулируют город, но убийца все равно совершает свои преступления, вы не можете считать себя виноватым за все это. В таком случае, виноваты все, кто совершает обходы без толку. — Не надо меня оправдывать! — оборвал её Мустанг. — Я должен был не допустить того убийства, — добавил он тише и вышел из кабинета, хлопнув дверью. — Генерал-майору сейчас непросто, — вздохнул Бреда. — Все-таки он лично занимается этим делом, каждая неудача для него трагедия. — И все ж… В этот раз он как-то особенно переволновался, — прокомментировал Хэвок. В кабинет вошли ещё двое солдат. — Старший лейтенант Хоукай! Мы доставили тело жертвы. Стоит ли показать его генерал-майору? — Подождите немного, сейчас я его позову, — сказала Элизабет и вышла. Мустанг стоял в конце коридора, сжав кулаки. Из головы не выходила вчерашняя ночная встреча. Как можно было просто отпустить того парня, зная что на улице бродит убийца?! Нужно было настоять на том, чтобы проводить его, хоть он и был несколько агрессивен. В конце концов это нормально, подростки всегда ведут себя бунтарски и не любят военных, даже Эд и тот выставлял бывшего начальника за дверь. Рой ударил кулаком в стену. Как можно было быть таким идиотом?! — Генерал-майор, — осторожно произнесла Хоукай, — принесли тело жертвы. Вы пойдёте смотреть? "А стоит ли? Лишний раз убедиться в собственной глупости, из-за которой погиб человек. Своей ошибкой я практически поучаствовал в преступлении," — Рой стоял, так ничего и не отвечая Лизе. — Генерал-майор? — Ладно, я пойду… Мустанг поплёлся за старшим лейтенантом. Они прибыли в холл, где на полу лежало мёртвое тело. Первое, что бросилось Рою в глаза, это… серая толстовка! «У того парня была красная! Значит, это не он!» — Мустанг испытал облегчение, но тут же одёрнул себя: в конце концов любая смерть - это ужасно. И всё же Рой был рад, что это не тот парень, которого он повстречал ночью. — Нужно что-то предпринять, чтобы маньяк не мог от нас скрыться! — генерал-майор сел на диван. — Мы так много обходов совершаем и все без толку. Нам нужно больше людей. Раз этим обеспокоен сам фюрер Груман, он должен прислать нам в помощь ещё военных из других штабов. Наших сил не достаточно. — Тогда надо составить прошение, — предложила Лиза. — Да, займись этим, старший лейтенант! — Есть! — Хоукай отдала честь и пошла в кабинет. — Тело похоронить, — сказал Мустанг. — И дневной патруль не ослаблять. Маньяк не должен решить, что мы теперь только ночью на него охотимся. — Так точно! — хором ответили солдаты. Рой направился в свой личный кабинет. Надо было немного успокоиться и выпить кофе. *** Энви ходил в город, якобы проверить почту, и принёс Эду фальшивое письмо из Ксинга. Элрик с радостью принялся его читать, а когда увидел строки о том, что Линг готов предоставить ему возможность учиться рентанджитсу в Ксинге, то даже подпрыгнул от радости. — Энви, прочти скорей!!! Это же просто фантастика! — блондин сунул гомункулу бумажку с его же собственными каракулями. Сделав вид, что прочитал, брюнет скептически фыркнул. — Ну и что, ты же не собираешься действительно уехать в Ксинг? — Энви… Но ведь такой шанс выпадет раз в жизни, — заметив настрой друга, Эдвард сбавил свой радостный пыл. — Я могу вернуть алхимию. Это дорогого стоит. — Эд, мне казалось, ты уже успокоился и теперь решил стать гитаристом. — Ну… гитара была как отвлечение, чтобы не расстраиваться и не выть от тоски, что не могу вернуть алхимию. Но теперь то я могу! — Круто… Значит, ты все бросишь и уедешь? — Энви, ты на меня обижаешься? — тихо спросил Эдвард. Он очень дорожил другом и не хотел с ним ссориться и расставаться, но… Алхимия была для него важнее, она словно неотъемлемая часть его жизни, тянула за собой. Казалось, без неё он не сможет существовать. Эд подумал, что ради алхимии готов отказаться даже от Энви. — С чего мне обижаться… Просто, странно… Не знаю, это твоя жизнь, так что решай сам, — вздохнул гомункул. — К тому же, разве могу я изменить твоё решение? — брюнет внимательно посмотрел в глаза другу. — Нет… — выдохнул Элрик и отвел взгляд. Ему было неловко и в груди все сжималось от мысли, что он расстанется с Энви, но тяга к алхимии была сильнее сомнений. — Тогда… делай, что хочешь. У тебя своя жизнь… у меня своя, — солгал гомункул. На самом деле, какая у него может быть жизнь без Эда? Этот дом, работа, Альфонс и Уинри, все было важно, только пока Эд был рядом. Пока они были друзьями. А сейчас ничего не осталось, кроме прошлого. Цельнометаллическая фасолина исчезает из его жизни. И что остаётся? Пустота? Воспоминания? Нет… Все это ерунда. От этого нет никакого толку. Чем теперь жить и какой путь выбрать? И поставлена ли точка в его прошлом? Энви раздирали вопросы и сомнения, пока Эдвард паковал свои вещи, пока он прощался с братом и Уинри. И наконец, когда он ушёл, гомункул взял в руки гитару. То, что осталось от Эда в этом доме? Нет… Эта гитара хранит нечто более сильное, — аккорды, которые Энви ещё предстоит сыграть. Песня. Новая песня — всё, что сейчас было у Энви. Поэтому он просто взял с собой гитару и пошёл в город. Скорее всего эта песня станет не началом его новой жизни, а концом старой… Однажды… ЭТО все равно случится… *** Эдвард прибыл на вокзал, успел купить билет на поезд и теперь ждал последний. В голове бились разные мысли, и восторги на счёт обучения рентанджитсу, и грусть от расставания с домом, и ещё… Элрик знал, что будет очень скучать по Энви. Они так сблизились за эти три с половиной месяца, что блондин уже слабо представлял жизнь без гомункула. Одна часть Эда рвалась назад в дом, а другая стремилась к алхимии, захватившей его жизнь и почти лишившей свободы. *** Энви остановился прямо на центральной площади города. Здесь было много людей, хорошее место, чтобы играть на гитаре. Хотя… действительно ли ему так нужны все эти слушатели? Может достаточно просто выложить эмоции? Но нет… творческих личностей всегда тянет к публике, которая может увидеть и услышать их творения. Энви расчехлил гитару. Сегодня он будет играть громко. Очень громко. Наверное, половина города его услышит. И среди этой толпы найдутся те, кого зацепит песня. Так что, ради этого пожалуй и стоит играть на публику. Гомункул взял инструмент в руки. И наконец… первый аккорд... Мустанг совершал дневной обход вместе с подчинёнными. Сегодня утром маньяк устроил взрыв в одной части города и скрылся. Было не ясно, каковы его мотивы. Люди из подорванного дома погибли, правда не удалось найти совсем никаких останков от детей, живших в нём, из чего Рой предположил, что маньяк похитил детей, а подорвал только взрослых. Но могло быть и иначе, возможно от детей ничего не осталось из-за того, что они ещё маленькие, или были в самом эпицентре взрыва. Теперь Мустанг мог ожидать, что убийца снова устроит взрыв, но вот где? Все силы восточного штаба были брошены на патрулирование, но маньяк всё равно умудрялся ускользнуть. Рой несколько отбился от группы, решив свернуть к центру города, и неожиданно услышал пронзительную музыку. Мужчина замер. Гитарная мелодия пробирала до дрожи. Это была не заурядная игра на гитаре, это было нечто… эмоции, чувства, боль… Рой как загипнотизированный пошёл на звуки этой музыки. И вскоре услышал голос. «Горит… Вокруг охваченно всё пламенем твоим… Я задыхаюсь, падаю, кричу, Не погасить вечную свечу…» Рой вышел из переулка и оказался на главной площади, где образовалась большая толпа, скрывавшая гитариста. «Раздастся твой очередной щелчок, И вновь огонь все вокруг зажёг…» Голос очень знакомый, а текст… «В ловушке я… И некуда бежать!» Рой подошёл к самой толпе, как завороженный вслушиваясь в песню. Энви пел громко, эмоционально, вновь переживая все те моменты, когда Рой Мустанг мстил ему за смерть Хьюза. «Горит весь мир твоим огнём, Я задыхаюсь в нём! Сбежать пытаюсь тщетно… Ты всё равно найдёшь, И не поможет ложь, Похоже жизнь любил я безответно…» Изумлённая толпа замерла перед певцом, не щадящим гитарные струны, одетым в неприлично-странный наряд и поющим об агонии и страданиях. «Но нет… Сегодня мне никто не даст совет! Я так боюсь увидеть твою тень, Когда мелькает что-то в темноте…» Да, выложить на песню все свои страхи, чтобы избавиться от них! К тому же… Весьма вероятно, что и ОН где-то здесь. «Не отступает этот вечный страх, Тебя я вижу в каждых своих снах…» Поэтому Энви не любил спать. «Но я уже… Устал от тебя бежать!» Гитара уже почти не выдерживала. Рой стал продираться сквозь толпу. Видя на нём военную форму, люди постепенно расступались. «Сгорю Я весь теперь до тла, Вот месть твоя пришла!» Толпа расступалась всё больше, и Энви уже понимал почему. «Бежать уже не стану!» Рой понял, что это действительно ОН. И сейчас они стояли напротив друг друга. Глаза в глаза… «Похороню свой страх Я в твоих глазах, Предавшись огенному океану!!!» Струны лопнули, оцарапав пальцы гомункула. Кровь закапала на корпус инструмента. Регенерация была медленной. Или… её не было вообще… Толпа молчала, находясь под впечатлением. *** Чем больше проходило секунд и минут до прибытия поезда, тем сильнее Эдвард сомневался в своём решении. Алхимия… Такая желанная, интересная, захватывающая, но… неживая, безчувственная, по сути равнодушная. И дом, где прошло немало дней Эда, брат, с которым они хоть и ссорились, но любили друг друга, Уинри — лучшая подруга детства. И наконец, Энви, которого Элрик полюбил очень сильно. Энви хоть и ненавидел розовые сопли, но на самом деле очень заботился об Эдварде. Развлекал его, пытался отвлечь от тоски, учил играть на гитаре, всегда поддерживал и защищал от наездов Ала и Уин. Нет! Нельзя всё променять на алхимию! Поезд приехал и остановился, впуская пассажиров. Элрик взглянул на свой билет и оставил его на скамейке. Эдвард уходил от вокзала, а за спиной поезд отходил в Ксинг.