Your time will come if you wait for it, if you wait for it It's hard, believe me... I've tried
Голоса говорят ему, чтобы он не уходил. Голоса говорят: «не стоит». Голоса распадаются на миллионы осколков, и Хакс жмурится, чтобы не слышать их. Где же тишина? Почему ничего прошло так быстро? Голоса шепчут: – Останься, – и умудряются звучать очень знакомо. Хаксу кажется, он может их знать. Хаксу кажется, он где-то их слышал. Но он отметает эту мысль и настойчиво пытается вернуться в темную, глухую нирвану. Где не было звуков. Где не было этого жуткого жжения, этой колючей, достающей до нутра боли. Ему так нравилось ничего не чувствовать. Почему он не может вернуться?***
– Эй, Бедивер. Голоса больше не зовут его генералом или Рыжим, но почему-то так и не уходят. Напротив, их становится все больше, они берут за моду врываться в голову Хакса тогда, когда им того хочется. Они звенят в висках и, судя по ощущениям, отдаются даже в печенке. Хакс пробует прогнать их с привычным упорством – но не получается. В какой-то момент он соображает, что, возможно, их можно заставить уйти по-другому. Но для этого нужно открыть глаза. – Твои показатели еще далеки от нормы, но я вижу, как блуждают под веками твои зрачки, старый ты плут. Давай, хватит прятаться. Поначалу свет ослепляет. Хакс и забыл, что он может быть таким раздражающе ярким. Таким невыносимо мешающим. Таким… светом. Пробует поднести руку к лицу, чтобы закрыться, спрятаться, но… – Воу-воу, полегче, парень, – кто-то перехватывает запястье и с силой кладет обратно. – У тебя тут трубок больше, чем вен. Что мы будем делать, если ты выдерешь их с мясом? Голос чудится до жути знакомым, но Хакс никак не может поймать за хвост ускользающую мысль о его владельце. Он просит: – Пить, – хотя на самом деле хочет, чтобы от него просто отстали. Услужливые руки тут же приставляют трубочку ко рту. Глоток – это маленькая победа. Второй – большая. Хакс чувствует себя так, будто взобрался на Эверест или способен взглянуть на Землю с высоты журавлиного клина. – Вот так, осторожно, – веки слишком тяжелые, чтобы он мог разлепить их дважды. Хакс сосредотачивается на ощущениях, но вскоре бросает эту затею; он чувствует одну только боль, каждой клеточкой тела. – Ничего, парень. Ты скоро будешь в строю. Поспи немного, а я тут, это, посижу с тобой, хорошо? Оказывается, ты всех нас крупно выручил, и побыть с тобой – меньшее, что я могу сделать. Хакс думает: этот голос похож на жужжание мух. Такой же неуместный, ненужный. Расслабляющий? Он сам не замечает, как вырубается. Снова.***
Обладателем голоса оказывается По. По сравнению с тем, что успел запомнить о нем Хакс, сейчас По выглядит хуже. Он осунулся, на лице недельная щетина, под глазами глубокие тени. Впрочем, не Хаксу его осуждать: он уверен, что на больничной койке, пронзенный сотнями трубок, смотрится еще краше. По – когда Хакс хрипло гаркает «Абсент», он отрицательно машет руками; Хакс не до конца взъезжает: он перепутал, или По против уставных имен? – приходит в медблок по вечерам. Он стандартно задерживается у Хакса допоздна и часто бывает настолько болтливым, что если бы не слабость, Хакс уже давно чем-нибудь бы его заткнул. И как только выдерживает По его напарник? По старается заботиться: пристально следит за тем, чтобы пищу Хакса перемололи до состояния пюре, приносит сок в детских пакетиках и каждый раз проветривает комнату, спрашивает про свет. Хакс удивляется: и что, никакого отторжения? Никаких сомнений по поводу их засыльной миссии, о которой, как оказывается, не знал ни один агент обоих организаций кроме Артура и Шампаня? Но По качает головой и смеется так, будто он сказал какую-то глупость. Но чаще Хаксу трудно говорить: даже для Стэйтсмена нужно время, чтобы восстановить ему сломанные пальцы, ребра и выбитые зубы. Поэтому По говорит. Он рассказывает про тяжелые «военные» будни, про экстренное совещание с джентльменами из Британии, когда все стало слишком плохо и Шампань рискнула раскрыть их карты. Про то, как бесились Эггзи и Рей, считая их предателями. Про то, как поздно они получили последнее донесение. И про то, как сорвались буквально кто в чем был, едва узнав координаты логова Первого Ордена. Хакс слушает его вполуха: он чувствует себя то ли контуженным, то ли оглушенным, но знание, что все труды не прошли даром, слегка согревает. По искренне благодарит его за то, что почти все силы Ордена были собраны в этой точке. – Уж я по ним шмальнул так шмальнул, – с гордостью заявляет он. – Не для кого не секрет, парень, что тем, что силы Ордена оказались стянуты в одну кучу, мы обязаны тебе. Так что, бро, спасибо. Хакс не уверен, хочется ли ему улыбнуться. Наверное, ему может быть чуточку приятно. Но он ощущает только боль – а еще спокойствие. Наконец все позади. И он уволится нахуй, как только встанет на ноги. – Долго разгребали обломки, – смеется По, – и искали входной тоннель. Потом было месиво. Ты бы видел, парень, как расцвела в бою девчонка. Наша Рей уже совсем не та девочка, которой ты видел ее несколько месяцев назад. На пару с вашим бриташкой они почти всех раскидали. Мы так, подчищали остатки. По говорит красочно и эмоционально, иногда изображает перестрелки в лицах. Его лицо с живой мимикой отлично выражает каждый оттенок чувств, но Хакс пережил слишком много дерьма. Он быстро устает. Неудивительно, что их посиделки с предысторией растягиваются почти на двое суток. – Внимание, кульминация, – предупреждает По, заваливаясь на третий вечер; он держит в руке пакет с соком, на этот раз яблочным. – Когда мы нашли тебя и Сноука, старикан был уже мертв. Хакс разлепляет губы, чтобы прошептать: – Как? По поводит плечом с хитрым видом. Кидает: – Кайло, – и в голосе теплится уважение и смех. – Этот бешеный перерубил старикашку пополам. Я даже не представляю, как он это сделал! И чем! Хакс думает: внутри не должно быть так тепло, это просто случайность. Наверняка просто случайность.***
Идя на поправку, Хакс совсем не скучает. Точнее, скучать ему не дают: помимо По в палату иногда заваливается Финн, от которого Хакс узнает о масштабах всемирного пиздеца. Агенты всех секретных организаций были вынуждены сплотиться перед лицом тотальной угрозы – а теперь они совместно разгребают последствия. Стэйтсмен уже сбился с ног выправлять ситуацию в США; в других странах все вроде бы идет чуть легче. Как-то к Хаксу заглядывает Фазма. Потом приходит Рей – по бедной девчонке словно внедорожником проехались; Хакс едва выдерживает, как она, рыдая, корится у него на плече. – Я не знала, – винит себя Рей. Хакс сухо отвечает: – Ничего страшного, – а перед глазами стоит длинный плохо сросшийся шрам Кайло. – Это работа. Рей кивает. А потом еще несколько минут сдавленно скулит ему в больничную рубашку. Хакс ставит себе мысленную пометку переодеться после ее посещения. Потихоньку в палате Хакса успевают побывать все. Приходит даже Эггзи, с которым они вначале неловко молчат, а потом мальчишка выдает насмешливое: – Неплохо ты меня тогда отделал, – и это разряжает обстановку. Хакс пожимает ему руку на прощание. И даже делает то, чего не сделал бы никогда раньше: просит быть осторожнее. Эггзи на пороге улыбается во все тридцать два. Хакс фыркает, что это слегка наивно, но про себя надеется, что все снова не пойдет по пизде.***
– Эй, Рыжий. Кайло заявляется через неделю. Он снова в своем рабочем: ковбойская шляпа, несуразные сапоги и затертые джинсы. Утреннее солнце высвечивает волосы, подчеркивает нездоровую белизну кожи. Хакс по привычке цепляется взглядом за родинки на лице – а потом заставляет себя взглянуть глаза в глаза. Кайло, судя по виду, слегка сбит с толку. – Ну и где, сука, ты был? – добивает его Хакс. Кайло виновато стягивает с морды шляпу. Присаживается у постели, и вся эта нелепая сцена вызывает у Хакса ощущение дежавю. Блять. Только этого не хватало. – Я был немного занят, – признается Кайло. – Моя мать… впрочем, не уверен, что ты хочешь узнать. И не моргая смотрит на его руки. На все эти бесчисленные трубки, катетеры, иглы. Хакс по-змеиному ухмыляется: – Нравлюсь? Кайло дергает. Он поднимает взгляд – Хакс незаметно косится на шрам, на морщинки-сеточки у глаз, – и кладет руку на одеяло. Прямо рядом с ладонью самого Хакса. – Очень. После этого поссориться не выходит.***
Шампань назначает совещание сразу же, как Хакса выпинывают из медблока. Биттер на посту координаторов выдает стандартный пакет примочек. Потом инструктирует, как пройти до кабинета: со времен войны с Первым Орденом в Стэйтсмене многое успело поменяться; часть здания после одного налета вообще ушла под землю. Хакс обещает, что разберется по дороге. Он идет неуверенно и медленно, словно не до конца осознавая, что вновь может ходить. Коридоры сливаются в единую цветовую гамму; Хакс осознает себя только тогда, когда попадает в жерло лифта. Нажимает кнопку – дальше вроде должно пойти без проблем. Наверное, после совещания стоит вызвонить Гарри, поговорить с ним открыто и прямо. Сказать: хватит, Артур, я устал. Пускай Бедивером станет кто-то другой. Кто-то, у кого на руках меньше крови, а в голове – тараканов. Кто-то, кто сможет быть чище и лучше, чем был я. Хакс кивает своим мыслям. Последние месяцы перевернули его жизнь с ног на голову, и он не уверен, что это та травма, после которой люди способны совершенно оправиться. Возможно, это точка возврата. Рубеж, после которого уже не дано вернуться назад. Хакс чувствует, что не жалеет. Он давно перерос возраст, где нужно было что-то кому-то доказывать; он пережил самые темные годы своей жизни; он поучаствовал в громком деле. Джентльмену пора уйти со сцены. Он вспоминает свой маленький дом – тот, который только его. Где хлипкие стены, беспробудно порос сорняками сад и иногда не бывает горячей воды. Но все равно дом. Вспоминает пса: породистую гончую по кличке Мирта. Так звали мать. Его милую, хрупкую мать, умершую крайне рано. Не успевшую осуществить свою главную мечту и увидеть, как плещется в Ирландии море. Хакс расправляет плечи. Может, ему стоит исполнить мечту за нее. Было бы неплохо. Пожить для себя. Было бы правда неплохо.***
Когда двери лифта распахиваются, Хакс не сразу успевает осознать себя в пространстве. Кайло сносит как ударной волной, прижимает к стене; его разом слишком много, слишком близко, слишком горячо. Хакс пробует вывернуться из рук, но Кайло сминает губы в требовательном, быстром поцелуе. Отстраняется сам. – Просто хотел сделать это до того, как мы засядем за глупые разговоры часа на три, – шепчет он Хаксу на ухо и нежно оглаживает мочку, пробегается пальцами по позвонкам. Хакс убирает его руки, тщетно пытаясь унять сорвавшееся на бег сердце. – Да. Кстати. Ты забыл перчатки. Кайло протягивает кожаную пару – точно такую, какую носил Хакс, только приехав к американским коллегам. И это… это выглядит немного интимно, честно говоря. Хакс осоловело пялится на перчатки, пока Кайло не вкладывает их в его ладонь. – Ничего не спрашивай, – в голосе звенит угроза (или испуг?). Хакс предполагает, что кому-то это могло бы показаться милым. Что кому-то достаточно было бы всего одного жеста, чтобы понять. А они взрослые черствые мужики с дикими послужными списками, и они не должны… Вместо благодарности Хакс кладет перчатки в карман. – Это слегка нетактично, – не упускает возможность задеть Кайло. И давится воздухом, как только Хакс осторожно берет его за руку. Хакс думает: можно скинуть Кайло его британский адрес. Нужно скинуть Кайло адрес. А дальше посмотрят, как пойдет. То, что обязательно пойдет, Хакс даже не сомневается.Your time will come if you wait for it, if you wait for it It's hard, believe me... I've tried