Часть 1
28 декабря 2017 г. в 19:12
[Альфред, два года]
Сначала Альфред помнил всё. Он помнил каждый момент, но больше тревогу, боль, крики, Артур...
Артур. Артур. Артур. Артур.
Но потом всё медленно блекло. С длительной болью, заставляющей его плакать, воспоминания исчезали.
Кто-то прижал его к себе, когда он плакал, и это было странно и неправильно, но также безопасно и тепло, и он успокоился.
Затем даже боль исчезла. Он забыл всё, кроме Артура. Плачущего и кричащего Артура, и больше ничего.
[Альфред, три года]
Альфред только знал, что ему нравится смотреть мультики и бегать за курицей и Сантой, потому что он приносит много подарков. Он чувствовал радость. Если спросят, он будет прыгать счастливо и показывать три пухлых маленьких пальчика, и ярко улыбаться. Ему было три года. Он больше не малыш. Он большой мальчик. Он получил собаку на день рождение. Его имя Джек. Альфред выбрал имя, потому что он большой мальчик. Конечно, временами у него были кошмары, и он просыпался, крича и плача от боли, но это была не его вина.
— Всё хорошо, милый, мамочка здесь. Мамочка с тобой, — мамочка всегда обнимала его, и прижимала к своей груди.
— Прости, прости, прости, — Альфред всхлипывал. Он не знал, почему извинялся.
— Это не твоя вина, милый. Это просто плохой сон.
Что-то в глубине разума говорило ему, что она была не права, но он не понимал, почему, так что он никогда не говорил этого.
[Альфред, четыре года]
Что-то в лесу звало его. Почти никогда во время лета, но всё сильнее и сильнее, когда приближалось Рождество. Альфред любит Рождество. На Рождество было много конфет, и всё было таким сияющим и красивым. И был Санта. И была растущая тревога, которую он ещё не понимал.
В тот Рождественский вечер он сидел у окна и смотрел на лес, который был меньше в полумиле, а потом заплакал.
Он не знал, почему.
Он громко рыдал, а его грудь болела.
— Что не так, парень? — спросил его папа.
Альфред не знал, что не так.
— Это неправильно, — сказал он.
— Что именно?
— Всё.
Последовала короткая тишина перед тем, как папа повернулся к кухне и позвал маму. Альфреда обняли, и он плакал до тех пор, пока не заснул.
[Альфред, пять лет]
Всякий раз, когда Альфред слишком взволнован, его грудь болит.
Когда он рисовал одним вечером и его фиолетовый карандаш сломался, он стал злым. Злым и грустным, потому что карандаш был его, и теперь он был сломан, и он всё ещё мог рисовать им, но это было не тоже самое.
Так что он порвал бумагу и бросил все остальные карандаши, ведь ни один из них не был фиолетовым.
Его грудь начала сильно болеть. Он позвал маму, и она прибежала и обняла его, спрашивая, что не так. Он крепко держался за рубашку, пока мама не потянула руки, чтобы посмотреть на грудь. Она не увидела ничего плохого, только пику, словно родимое пятно, посередине груди. Она была фиолетовой и маленькой.
— Я зол, — сказал он маме, плача.
— Почему, милый?
— Фиолетовый сломался.
— Мы можем дать тебе другой. Не нужно злиться.
Они могли дать новый, но он не был бы тем же самым. Он хотел его фиолетовый. Так что он снова заплакал.
[Альфред, шесть лет]
В этом году Альфред получил шахматы на Рождество и день рождения. Он увидел кого-то играющего в шахматы по телевизору ранее, и кричал в возбуждении, указывая на телевизор, говоря, что тоже хочет их. И его родители подарили ему их.
Он любил шахматы.
Сначала он понятия не имел, как двигать фигурки, и первое время был смущён всеми этими правилами, но его папа был очень терпелив и обучил его всему.
Альфред быстро выучил кое-что очень важное: игра заканчивается, если Король мёртв, но Королева была самой могущественной.
Он любил Королеву. Он двигал большую часть ходов ею, и если терял её, то сдавался на каждом матче, даже если оставалось большая часть фигурок.
— Я не могу играть без Королевы. Он более важный! — фыркал бы он.
— Ты можешь продолжать играть, Ал. И я уже говорил тебе, мы используем «она», когда говорим слово «королева», — отец с любовью улыбался.
А Альфред бы тряс головой.
— Нет, моя Королева — это он, и я люблю его, и не могу больше играть, если потеряю его, — говорил бы он, и затем собирал все фигурки, чтобы начать новый матч.
[Альфред, семь лет]
Альфред проснулся очень рано этим Рождественским утром, и уселся у окна в своей комнате. Отсюда он видел лес. Солнце все ещё было спрятанным, и везде был снег. Альфред сидел долгое время, и тревога росла в груди. Что-то звало его в лес. Это чувство всегда было с ним, как он себя помнил, но оно становилось сильнее с каждым годом. В этом году оно было так сильно, что он сделал глубокий вздох, взял куртку, сапоги, шарф и шапку, и спустился по лестнице с фонариком на голове.
Он пойдёт в лес.
Было так холодно, и он не был уверен, куда идёт. Он никогда не ходил в лес один. Он был здесь лишь со своим папой пару раз, чтобы набрать дров.
И, все же, было что-то успокаивающее в этом зове. Он бесцельно брёл, и его маленькие ножки утопали в снегу, и оставляли след, по которому можно было вернуться домой. Солнце заходило, и всё выглядело серым и неподвижным.
Он нашёл маленькую поляну.
Здесь было несколько поваленных бревен, почти занесённых снегом. Он помахал фонариком вокруг, и что-то мелькнуло, так что он осветил это место вновь.
Здесь был кто-то. Его почти не было, он был слишком прозрачным. Альфред знал имя этого: призрак.
Он боялся призраков, но этот не был пугающим.
Призрак повернулся, когда Альфред шагнул вперёд, и Альфред увидел, как его очень, очень зелёные глаза расширились, посмотрев на него.
Он был самым красивым существом, которое Альфред когда-либо видел. Даже если он был таким бледным, полупрозрачным и призраком.
Альфред решил, что его имя Артур. Он не знал, почему.
Артур упал на колени. Он выглядел плачущим, но Альфред не был уверен.
Призрак сказал что-то. Альфред не мог услышать.
— Я не слышу тебя, — сказал он.
Артур закрыл рот и посмотрел вниз на секунду. Потом сказал что-то ещё, поднимаясь, и подошёл к Альфреду.
Он не оставлял снежный след. Словно его даже не было здесь.
Он снова упал на колени, на этот раз прямо перед Альфредом. Он снова начал говорить, его рот двигался крайне быстро, но оставался совершенно беззвучным.
Альфред просто смотрел в глубокие зелёные глаза. Они выглядели, как драгоценность. Как что-то ценное. Как что-то, необходимое защищать.
Артур дотронулся до щеки Альфреда. Он так сильно дрожал.
Рука прошла прямо через него.
Тогда Альфред попытался дотронуться до призрака, но случилось тоже самое.
Призрак плакал и говорил.
— Я не слышу тебя, — снова сказал Альфред. Это сделало его грустным. Он хотел плакать. — Ты слышишь меня?
Призрак кивнул.
И затем он начал становиться всё более и более прозрачным до такой степени, что Альфред едва видел его.
— Не уходи, — умолял он.
Но призрак уже ушёл.
[Альфред, восемь лет]
Альфред знал это и без проверки: призрак вернётся только на следующее Рождество.
Как — он не знал. Каким-то образом он также знал, что это связано с рассветом, и что солнечный свет заставит призрака исчезнуть. Поэтому он поставил будильник на четыре часа утра, чтобы больше времени провести с призраком.
Он был очень заинтересован в нём. Он провёл в мыслях о нём целый год.
Он рисовал портрет призрака: бледное лицо и фиолетово-белый плащ.
— Кто это? — спрашивала его мама много раз.
— Артур, — отвечал он много раз.
— И кто это?
— Призрак.
Мама не выглядела счастливой, слыша это. Особенно когда Альфред говорил ей, что встретился с Артуром в лесу. Она заставила пообещать Альфреда, что он никогда, никогда, никогда не вернётся в лес.
Альфред пообещал, потому что был вынужден, но он пойдёт туда в любом случае.
Ему нужно было снова увидеть призрака.
Он вышел из постели, как только будильник прозвенел, и меньше, чем за пять минут, уже бежал в лес с фонариком наперевес.
Призрак был здесь, и когда он пришёл, Альфред гордо улыбнулся. Призрак тоже улыбнулся. Он держал длинный кусок бумаги и протягивал Альфреду. Альфред подумал, что было умно со стороны призрака, однако...
— Я не могу прочесть это, — сказал Альфред. На бумаге было множество странных символов, словно символы ошибок, которые показывает компьютер иногда. Альфред не знал, что они значат.
— Что ты хочешь сказать мне? Это важно?
Кивок.
— Это плохо. Хотел бы я, чтобы мог слышать тебя. Ты призрак?
Он покачал головой. Альфред моргнул.
— Тогда кто ты?
Призрак пожал плечами.
Альфред сел на холодное-холодное бревно и обнял себя, смотря на призрака.
У него было так много вопросов, и на большую часть из них нельзя было ответить «да» или «нет».
Но, поскольку у него не было выбора, он сосредоточился на тех вопросах, на которые можно ответить.
— Ты приходишь сюда на каждое Рождество?
Нерешительное «да».
— Ты знаешь, что такое Рождество? Это мой любимый праздник!
«Нет».
— О, это когда Санта приходит и приносит подарки! Это так круто! На прошлый год я получил шахматный набор. Я люблю шахматы. Ты любишь шахматы?
«Да».
— Круто! На следующий год я принесу их, чтобы мы смогли сыграть. Здесь очень скучно. И холодно. Тебе не холодно?
«Нет». Призрак закутался в плащ. Альфред улыбнулся.
— Я могу звать тебя Артур?
Призрак моргнул. Он выглядел печальным, но кивнул.
— Круто. Моё имя Альфред. Приятно познакомиться!
Призрак кивнул.
Альфред задавал много других вопросов. Он был весьма увлечён Артуром.
Было так много, что он мог задать «да» и «нет» вопросов, хотя, у него и заканчивались идеи.
Он спросил, любит ли Артур лошадей (да), яблоки (да), ананас (нет), курицу (он не знал, как она выглядит). А потом солнце вышло, и он начал исчезать.
— Я увижу тебя в следующем году! — сказал Альфред. Артур прощально махал. Было что-то очень, очень печальное в его глазах.
И это заставило грудь Альфреда болеть.
[Альфред, девять лет]
В этом году они играли в шахматы.
Альфред взял сани и положил туда несколько вещей. Шахматный набор, одеяло, немного закусок, немного рисунков, которые он хотел показать Артуру. И камеру, которую он получил на прошлое день рождение, со всеми потрясающими фотографиями. Он тащил сани всю дорогу до поляны в два часа тридцать утра с фонариком в руке.
Было так холодно.
Так холодно.
Они сидели на брёвнах, и Альфред показывал Артуру все его вещи (Артур выглядел весьма смущённым и заинтригованным камерой и фотографиями), и Артур улыбнулся, кивнув ему, и это было так трогательно.
Потом они играли в шахматы. Они сидели рядом с друг другом, и Альфред завернулся в одеяло. Альфред играл чёрными. Он делал ходы, а потом Артур указывал, куда хотел походить, и Альфред передвигал фигурки.
Он был великолепным игроком в шахматы.
Они играли четыре матча, и Альфред ни разу даже близко не был к победе.
— Я выиграл шахматный турнир в этом году. Но ты очень хорош, это несправедливо! Я буду очень усердно тренироваться и одолею тебя в следующем году!
Артур просто улыбнулся.
Затем Альфред попросил сделать фотографию с ним, но, когда он посмотрел на неё позже, то там не было его и Артура. Там был только он.
Был только улыбающийся он, в тёмном заснеженном лесу.
[Альфред, десять лет]
Альфред взял два кубка, которые он выиграл в этом году, чтобы доказать Артуру, как он хорош в шахматах. Тем не менее, он проиграл все три матча.
Потом он показывал все новые фотографии, и объяснял каждую, даже если там их было более сотни. Он просто хотел, чтобы Артур знал всё о его жизни.
— Хотел бы я, чтобы ты мог рассказать о своей жизни, — сказал Альфред.
Артур кивнул. Он выглядел печальным.
[Альфред, одиннадцать лет]
В этом году система отопления сломалась, и комната Альфреда больше не отапливалась, так что родители поместили обогреватель в его комнату. Поэтому этим Рождеством Альфред взял обогреватель с собой. Он поместил его на сани и взял портативный генератор из сарая. И пошёл к Артуру.
Артур смотрел на него с любопытством, когда он включил обогреватель и сел справа от него, грея руки в перчатках.
— Ты не имеешь такого там, где ты живёшь? — спросил Альфред.
Артур покачал отрицательно головой.
— Чувствуешь тепло?
Артур кивнул.
— Нечестно! Я тоже хочу тебя почувствовать.
Артур грустно улыбнулся.
Альфред взял новый нинтендо, который он получил ранее в этом году, и показал Артуру любимую игру. Они играли до рассвета.
[Альфред, двенадцать лет]
— Что ты делал в лесу с генератором и обогревателем, Альфред? — спросил его папа.
— Ты обещал, что больше не вернёшься в лес! — кричала его мама.
— Я ходил увидеть Артура, — говорил Альфред.
— Т-ты слишком взрослый для воображаемых друзей, Альфред! Это должно прекратиться!
— Он не воображаемый! Он реальный!
— Он нереальный. Это всё в твоей голове!
— Нет! Нет, нет, он настоящий! — крикнул Альфред.
— Марш в свою комнату. Подумай, в какой ты был опасности, гуляя в одиночку в лесу в полночь...
Его родители были очень злы.
Целый год они пытались убедить Альфреда, что Артур ненастоящий. Его не было видно на фотографиях, Альфред не мог дотронуться до него, услышать или понять, что тот пишет. Он просто был воображаемым другом, потому что Альфред не имеет много настоящих друзей, кроме животных. Вот, что сказали его родители.
Это причиняло боль Альфреду.
Этот год был ужасным.
В канун этого Рождества, когда Альфред пошёл в кровать, его родители заперли комнату.
— Это для твоего же блага, — сказали они.
Альфред ничего не ответил.
В три часа ночи Альфред оделся, взял фонарик, и вылез через окно. Было так много снега, что он почти упал с крыши, по крайней мере, три раза.
Он бежал на поляну. Бежал так, будто его родители гнались за ним, и, когда он нашёл поляну и увидел Артура, то заплакал.
Он рыдал.
Он сел на мокрое бревно, закрыв глаза, и всхлипывал, цепляясь за куртку, потому что было больно. Его грудь так сильно болела.
Артур подошёл к нему, пытаясь привлечь внимание. Альфред открыл два голубых и очень грустных глаза, и посмотрел на Артура.
— Ты настоящий? — спросил он.
Артур кивнул.
— Мои родители говорят, что ненастоящий. Ты же настоящий?
Артур снова кивнул, его губы сложились в тонкую линию.
— Пожалуйста, забери меня с собой. Мне больно, — сказал Альфред, прижимая руку к груди. Артур сел перед ним на снег и посмотрел вниз. Потом он повёл руками и создал маленький шарик света, переливающийся цветами. Белый, жёлтый, зелёный...
Альфред сидел и пристально вглядывался. Слёзы сбегали по щекам.
— Сделай его фиолетовым, — попросил он.
И Артур сделал.
Фиолетовый свет напротив грустного лица Артура сделал боль сильнее. Альфред продолжал смотреть ещё долгое время.
[Альфред, тринадцать лет]
Артур не проявлялся на фотографиях. Поэтому Альфред сконцентрировался на улучшении навыков рисования в этом году. Он хотел как можно более детально нарисовать Артура, чтобы его родители поверили в его существование.
Он рисовал так много, как мог. Тренировался и тренировался. Он много раз терпел неудачу и плакал от разочарования, когда вещи получались не такими, как он планировал. Но он продолжал, ведь Альфред Джонс никогда не сдаётся.
К Рождеству его рисунки стали довольно хорошими. Его родители гордились этим, хотя они переглядывались всякий раз, когда Альфред рисовал себя и Артура в лесу.
— Почему бы тебе не нарисовать что-нибудь ещё, милый? — говорили они.
— Я хочу рисовать Артура, — отвечал Альфред.
Они снова заперли его.
Альфред выбрался через окно.
Он взял принадлежности для рисования и попросил Артура сотворить магический свет и сидеть неподвижно. Альфред сел перед ним и рисовал его портрет.
Глаза получились немного перекошенными, а брови вышли гораздо большими, чем на самом деле (хотя они и так были довольно большими), но рисунок все ещё был хорошим. Артур нахмурился и указал на брови, качая головой, но он улыбался, и это значило, что ему понравилось.
[Альфред, четырнадцать лет]
Родителям Альфреда сильно не понравился рисунок. Альфред гордился веснушками, губами и волосами, но его родители забрали бумагу. Его мать почти порвала её. Отец остановил её.
— Так больше не может продолжаться! Не может! Это должно прекратиться! — кричала она.
Она отвела Альфреда к терапевту. Она показывала ей рисунки и говорила так, словно Альфред был сумасшедшим. Альфред отказывался произнести хоть слово. Он отказывался содействовать. Он отказывался смотреть на маму, когда она кричала на него, плакала и умоляла быть нормальным.
Больно.
В канун этого Рождества, пока они ужинали в напряжённой тишине, Альфред просто встал, пошёл в свою комнату, чтобы взять фонарик и надеть толстовку с капюшоном и шарф.
— Ну и куда ты собираешься? — спросила мама.
— В лес — быть сумасшедшим с моим воображаемым другом, — сказал он, а затем убежал.
Артур выглядел удивлённым, увидев его так рано.
Альфред взял телефон, который получил в прошлом году, и сделал несколько фотографий себя с Артуром позади.
Но на камере и на фотографиях был лишь он. Так что он нарисовал фигуру позади него фиолетовым.
Затем он опустился и заплакал.
— Мои родители думают, что я сумасшедший, — начал он, — и я начинаю думать, что это правда. Но когда вижу тебя... и знаю, что ты настоящий... Я так запутался...
Артур пытался что-то сказать, но Альфред не слышал его.
[Альфред, пятнадцать лет]
Альфред был очень зол весь год.
Поэтому он занялся спортом.
Он начал играть в футбол каждую субботу и ходил на пробежки с Джеком каждый день. Он тяжело работал на ферме, и сдал физическую культуру, географию и математику в школе. Он завёл несколько друзей в школе, несколько людей, с которыми он говорил об искусстве, играх и спорте.
Дома он много играл в видео-игры и смотрел много документальных фильмов, и никогда не заговаривал с родителями об Артуре. Когда он вернулся с леса в предыдущем году, родители пытались кричать на него, но он просто прошёл мимо и притворился, что их там нет.
Они перестали говорить об Артуре и выглядели счастливыми, когда Альфред двигался дальше.
В этот год они пригласили сестру матери на Рождество. Они всё готовили вместе, а Альфред помогал отцу чинить в гостиной телевизор.
— Итак, Альфред, у тебя есть подружки? Юноша, как ты, должен иметь много поклонниц, а? — спросила его тётя за ужином.
Альфред был не в настроении для подобного. Он слышал, как родители перешёптывались раньше, гадая, попытается ли Альфред снова пойти в лес.
— Я гей, — ответил он.
— О, а... ну... кхм, рада за тебя, милый. И, эм... Что насчёт университета? Куда ты думаешь поступать?
— Я не хочу поступать в университет. Я хочу заботиться о ферме.
И тётя, и его мать выглядели ошеломлёнными.
Альфред поднялся.
— Куда ты собираешься? — спросил отец, также вставая.
— Догадайся.
— Ал, мы не можем позволить тебе... — начала его мама, но Альфред просто закатил глаза и ушёл.
Артур ждал его, как и всегда.
[Альфред, шестнадцать лет]
— Мы едем в Нью-Йорк, к твоей тете, на Рождество в этом году, — гордо объявила его мама двадцать второго декабря.
— Мы что?! — спросил Альфред.
— Нью-Йорк. Мы едем туда на Рождество. Это будет хорошо для нас.
— Я не поеду, — ответил Альфред.
— Да, поедешь. Мы уезжаем сегодня. А сейчас ты пойдёшь и положишь необходимую одежду в сумку, мы сядем в машину и уедем. Это будет полезно для тебя. Давно уже пора, Альфред.
Альфред кричал. Он кричал и кричал, и старался изо всех сил убедить своих родителей остаться. Но безрезультатно.
Его отец держал руки очень крепко и заставил сесть в машину.
Его грудь и руки болели часами и часами.
Он чувствовал тревогу, депрессию и злость. Он отказывался есть ужин, отказывался открывать подарки. Он просто сидел в углу и возился с телефоном.
— Ты поблагодаришь нас позже. Не сейчас, но со временем, — говорила его мама на обратном пути.
Альфред не ответил.
[Альфред, семнадцать лет]
Они поедут в Нью-Йорк и в этот год.
Альфред знал это до того, как родители сказали бы.
Поэтому за несколько дней до того, как они уедут, он пошёл на поляну, дабы оставить сообщение Артуру, дать ему знать, что Альфред был в порядке, но...
Он не мог её найти.
Он шёл тем же путём, как и всегда, но не мог найти. Словно её не было здесь. Словно она была нереальной.
Альфред упал на колени в снежном лесу и почувствовал, как дрожит, а дыхание учащается. Был ли он действительно сумасшедший?
Он не мог нормально мыслить. Его грудь слишком сильно болела.
Был ли он сумасшедшим?
Был ли он сумасшедшим, или поляна появлялась только на Рождество? Это не имело никакого смысла.
Ничего не имело смысла. Он хотел кричать.
Он не жаловался весь этот год. Он говорил с родственниками, и ел, и улыбался, и притворялся, что всё хорошо.
Рождество пришло, и Альфред продолжал испытывать беспокойство, словно потерял что-то, чего не хватало.
Всё было неправильно.
[Альфред, восемнадцать лет]
— Я не поеду в этом году, — сказал Альфред родителям.
Они поссорились. Была ужасная ссора. Много криков, и его плачущая мать.
— Ты наш, наш! — продолжала говорить она.
— Вы усыновили меня, и я ваш сын, но принадлежу я себе! Мне будет восемнадцать через два дня! Вы не можете вечно контролировать меня! Чёрт, окей, я могу быть грёбанным сумасшедшим, но просто дайте мне уйти в чёртов лес один раз в чёртовом году! Я не причиняю никому боль! — крикнул Альфред в ответ.
— Ты причиняешь боль нам! — ответила его мать.
— А вы причиняете боль мне! — крикнул он в ответ. — Я всё делаю для вас! Всё. Я хороший сын, я выполняю работу по хозяйству и никогда не жалуюсь. Всё, что я хочу — это пойти в лес один раз в год. Лишь раз! Я делаю всё возможное, и я знаю, что это странно, и знаю, что я не самый лучший, но я просто... делаю всё возможное...
Родители решили не ехать в Нью-Йорк.
Альфред не разговаривал с ними до Рождества, и, когда он ушёл в канун, его мать обнимала отца, и, бормоча что-то, плакала.
Альфред шёл по дороге и почти надеялся, что в конце пути её не будет, но она была здесь.
Поляна.
И Артур.
Он был таким печальным. Его глаза расширились, когда он увидел Альфреда. Он закрыл рот, а потом начал кричать. Но ни звука не вышло.
Альфред смеялся и плакал. Он подошёл к Артуру, и попытался прижаться лбами, но не смог, ведь Артур не был реальным здесь, так что он просто... встал очень близко к нему, глубоко вглядываясь в глаза.
Он объяснил, почему не был здесь на Рождество прошлые два года, и Артур вздохнул. Они снова говорили, и хотя Альфред не мог слышать его, но он чувствовал, знал, что тот имел в виду.
«Я думал, что потерял тебя».
Альфред чувствовал тоже самое.
— Кто ты? — спросил он Артура, когда почти рассвело. — Почему я не могу найти это место в другое время? Почему ты здесь? Почему?
Артур опустил взгляд, вздохнул и исчез.
[Альфред, девятнадцать лет]
В этом году Альфред снова использовал сани. Он взял переносной генератор, обогреватель и несколько ящиков. Его родители смотрели, как он берёт закуски со шкафа, и ничего не говорили. Он ушёл до ужина.
Он закончил школу. Он больше не был ребёнком. Он мог делать, что угодно.
Так что он пошёл на поляну, установил генератор, обогреватель, и поставил рождественский плейлист на телефоне.
Артур сел на бревно, пока Альфред вытаскивал кучу рождественских гирлянд из коробок и начинал развешивать их вокруг поляны.
— У нас будет правильное Рождество в этом году, — сказал Альфред. Он подключил гирлянды к генератору, и они лениво мерцали в белых, голубых, красных и зелёных тонах. Артур с трепетом посмотрел на Альфреда, а затем нежно улыбнулся ему.
Они играли в шахматы.
Альфред выиграл впервые за долгое время.
Он ел сладости и описывал, каковы они на вкус, Артуру.
Он показывал Артуру новые рисунки. Они были превосходными.
Альфред пел песни.
Пришёл рассвет, и Артур ушёл.
Альфред сидел один ещё долго.
— Я люблю его, — сказал он сам себе.
[Альфред, двадцать лет]
Альфред захватил гирлянды и в этот год.
Он сидел с Артуром и, когда они играли в шахматы, остановился, вздохнул и вытер слезы из уголков глаз.
— Я думал о тебе всё время, — признался он, — и не понимаю, кто ты или почему здесь, и это причиняет мне сильную боль.
Он посмотрел вверх, а Артур смотрел вниз.
— Ты выглядишь одинаково. Ты никогда не меняешься, — он думал вслух. — Даже когда я был ребёнком, ты выглядел также, словно ты никогда не взрослеешь. Почему?
Артур вздохнул. Он что-то сказал.
Альфред вздохнул.
— Ты же ведь не призрак?
Артур покачал головой.
— Сколько тебе лет?
Артур пожал плечами.
— Мне двадцать. Ты старше?
Кивок.
— Двадцать один?
«Нет».
— Двадцать два?
«Нет».
— На три года?
«Нет».
— На четыре?
«Нет».
— Пять?
«Да».
— Тебе двадцать пять. Хорошо. Как долго?
Артур вздохнул.
Он вытянул обе руки вверх, показывая все пальцы.
— Десять лет? — Артур сжал пальцы, и снова разжал. — Двадцать? — Артур кивнул. — Тебе было двадцать пять лет в течение двадцати лет. Мне двадцать... это... это моя вина? Что ты не стареешь?
Артур грустно улыбнулся.
Альфред почему-то знал, что это было «да».
Ничто не имело смысла.
Он закрыл глаза и издал долгий, разочарованный вздох.
[Альфред, двадцать один год]
Альфред бежал в лес, так крепко держа часы в руке, что это причиняло боль. Его грудь болела.
Ранее этим днём родители позвали его на беседу. Они сказали, что это важно. Они выглядели очень нервными и грустными. А потом дали ему синюю ткань, которой были обёрнуты часы. Они тикали. Золотые и в форме символа карты Пик.
Он смотрел на родителей, пока те объясняли.
— Мы не усыновляли тебя, — сказала его мать. — Мы нашли тебя. Нашли на поляне, посреди леса... мы не могли иметь детей. Я бесплодна. Мы молили небеса дать нам дитя, а потом нашли тебя... ты был, как наше Рождественское чудо... и ты был там, маленький и плачущий... держа часы... с написанным именем на них... Поэтому мы назвали тебя так, — Альфред посмотрел на часы: «Ælfred». Слёзы бежали по щёкам, но он не понимал, почему.
— То, что на этой поляне, мы знали, как-то связанно с тобой, и так боялись, что это заберёт тебя у нас, ведь ты... ты наш ребёнок.
— Все эти годы вы лгали мне, — сказал Альфред тихо. Его грудь болела. И он не понимал. Он был так запутан.
Его мать кивнула.
— Это было эгоистично с нашей стороны, но мы не могли рисковать и потерять тебя. Мы слишком сильно тебя любим, — сказал его отец.
— Но... мы причиняем боль тебе, Ал. Мы видим это. Как печален твой взгляд... Я знаю... что-то подсказывает мне, что если ты уйдёшь сегодня, то не вернёшься, и это пугает меня, но я знаю, что мы не можем удерживать тебя. Теперь ты взрослый. Мы будем скучать по тебе. Мы знаем, что мы не самые лучшие родители... но мы старались такими быть.
Альфред долго обнимал родителей. А потом он бежал.
Артур уже был там.
— Артур! — крикнул он. Артур повернулся, и Альфред остановился, восстанавливая дыхание и держа в руках часы. — Что это?
Артур подошёл к нему с расширенными глазами и дотронулся до поверхности часов. Только он на самом деле дотронулся. Он касался часов, а затем руки Альфреда, и они впервые наконец соприкоснулись.
И всё вернулось к Альфреду. Его тело задрожало и мурашки пошли по всему телу.
Он вспомнил.
Он вспомнил войну. Его королевство подверглось нападению. Он держал часы у лба Артура и шептал заклинание. Заклинание, чтобы быть неприкасаемым и неизменным. Защищённым. И потом Артур сделал тоже самое для него, потому что до тех пор, пока они оба были живы, Пики будут существовать.
Лишь только Артур начал заклинание, двери зала внезапно открылись с громким ударом, и стрела летела в их сторону.
Остановившись в груди Альфреда.
Артур закричал.
— Закончи заклинание! — крикнул Альфред на него. Артур дрожал и был напуган. Они были окружены. Альфред умрёт.
Альфред держал часы и шептал себе под нос, и его магия объединилась с магией Артура. Заклинание не сработало бы на нём, потому что он умирал. Так что его нужно было заморозить где-то ненадолго, ведь до тех пор, пока он жив, заклинание, наложенное им на Артура, не исчезнет. Так что он выживет. Так что Пики выживут.
Портал появился в пространстве.
Альфред заглянул в глаза Артура. «Я не умру», — обещал он. И затем ушёл. Артур кричал на него. Должно быть, что-то пошло не так.
И теперь, когда он вспомнил, его королева была перед ним.
Его глаза были влажными, и он крепко стиснул плечо Артура.
— Моя королева, — сказал он.
Артур всхлипнул. Он обнял Альфреда.
— Ты вспомнил. Ты вспомнил! — сказал он. — Каждую годовщину твоего ухода портал вновь открывался... Я делал всё, что мог, но... Мне ещё нужна была твоя магия... но тебя не было здесь, зато ты был там... но ты был ребёнком, и не мог слышать меня... — он неуверенно прикоснулся к щеке Альфреда, дрожа.
— Артур, война...? — спросил Альфред. Артур покачал головой.
— Война давно прошла. Мы победили пятьдесят лет назад, — он улыбнулся, и Альфред тоже.
— Пойдём домой, — сказал он. Артур с энтузиазмом кивнул. Они взялись за руки с часами между них, портал открылся, и они прошли через него.
И теперь они были дома. Залы замка приветствовали их, и Альфред ностальгически улыбнулся.
Все встало на свои места. Он посмотрел на заснеженный лес, когда портал закрылся. Он грустно улыбнулся, но был счастлив вернуться домой.
— Рождество, — сказал Артур, и Альфред перевёл взгляд на него. — Нам тоже нужно здесь Рождество.
Альфред улыбнулся и кивнул. Его голова болела из-за всех воспоминаний, появляющихся в мозгу. Но он был дома. Он был в порядке. Он был с его Королевой. После стольких лет... они снова были вместе.
— Счастливого Рождества, моя Королева, — сказал он Артуру, целуя его губы.
— Да, — Артур улыбнулся ему, соприкасаясь лбами, в этот раз по-настоящему. — Счастливого Рождества, мой Король.